Глава девятнадцатая
Ошибочка вышла

Немая сцена, последовавшая сразу вслед за этим, была круче той, что в «Ревизоре». Маша сидела как парализованная и смотрела на необычно загорелую маму, отца, державшего в каждой руке по пакету, на брата, одетого в светлые шорты с каким-то пятном и в футболку с надписью «Danger! Russian tourist», что означало «Осторожно, русский турист». Интересно, сколько стоило это уговоров и шантажа, чтобы мама позволила Сашке расхаживать в таком виде по европейскому городку? Вполне возможно, что эта футболка была куплена вообще без разрешения.

Мама смотрела на Машу, также не в силах пошевелиться. Сашка рассматривал пикантную картину с нескрываемым интересом, в порядке полового воспитания. Затем раздался грохот – один из двух тяжеленных пакетов с подарками, бутылками беспошлинного спиртного и сувенирами порвался и упал на пол, и кулек с морскими камешками рассыпался по полу.

– Ну что, ты не можешь пакета удержать, что ли? – возмутилась мама, радуясь, что у нее есть хоть какой-то повод отвернуться от того, на что она не знала, как реагировать.

– Ну прости! – привычно пожал плечами Андрей Владимирович. – Не нужно было туда столько ерунды совать, а то вот ручки порвались.

– Ерунды? Да разве это мне нужно – три флакона одеколона?

– У нас только польский теперь продают, он некачественный, – тут же парировал отец, отступая все дальше в коридор, пока наконец не ухитрился уйти достаточно, чтобы прикрыть дверь в дочкину комнату ногой. Мама его трюк оценила по достоинству только после того, как возмутительная, будоражащая сознание картина ее полуголой, замотанной в одну простыню дочери исчезла из поля видения. Потому что, как только дверь закрылась, Татьяне Ивановне Кошкиной, врачу со стажем, женщине сорока восьми лет, состоявшейся во всех смыслах и уверенной в себе, удалось наконец вздохнуть. А глоток кислорода ей в этот момент совсем не помешал бы. Она погружалась во что-то вроде шока.

– Идем, Таня, идем, – пробормотал Андрей Владимирович. – На кухню идем.

– Н-на кухню? – нервно пробормотала «Таня», испытывая страстное желание ворваться в комнату дочери и устроить там что-нибудь: скандал, крик, выбрасывание из окна одного конкретного мужчины. Именно поэтому-то Андрей Владимирович и пытался увести супругу подальше.

– На кухню, Таня, на кухню. Мне нужно тебе кое-что сказать, – кивал муж, а Сашка смотрел на родителей в немом изумлении.

– Мне сказать? Может быть, ты хочешь сказать что-нибудь ей? Или даже ему? – подняла голос Татьяна Ивановна, но Андрей Владимирович буквально силой заставил ее пойти за ним. На кухне он усадил жену на стул, поднес ей стакан воды, проследил за тем, чтобы она его выпила до дна, но состояние ее ему не нравилось. Тогда он достал из второго, неразорванного пакета бутылочку вина из Duty-free и открыл ее.

– Думаешь, пить – это хорошая идея на все случаи жизни? – горько спросила Татьяна Ивановна, впрочем принимая бокал из рук супруга.

– С утра? – укоризненно бросил Сашка.

– Иди к себе в комнату, – процедил отец, на что Сашка сделал вид, что уходит, но застрял в коридоре, не желая пропускать спектакль, который должен был начаться, по его мнению, в любую минуту. Только дождись третьего звонка.

– Андрюша, что же это! – пробормотала Татьяна Ивановна, отпив половину из своего бокала. – Что нам делать?

– Таня, ничего! – сказал Андрей Владимирович, усаживаясь на стул рядом с женой. – Мы должны были это ожидать.

– Что? – вытаращилась на него жена. И из коридора – сын. – Ожидать чего?

– Таня, девочка уже взрослая, ей двадцать два года, между прочим. Чего ты ждала?

– Она совсем ребенок, – замотала головой мать.

– Это Сашка – совсем ребенок.

– Вот-вот, какой она ему пример подает!

– Таня, послушай, – говорил муж размеренным, утрированно спокойным голосом. – Я знаю тебя, я очень хорошо тебя знаю. Ты сейчас устроишь бурю в стакане воды, а потом будешь жалеть.

– Андрей!

– Это наша дочь. А это – мужчина, которого она явно любит. Ты это понимаешь? – Андрей Владимирович положил руку поверх Татьяниной руки. – И от того, как мы сейчас себя поведем, зависит очень многое. Ты меня слышишь?

– Она с ним там… Андрей!

– И что? Чего такого случилось? Танюша, ты же гинеколог, а ведешь себя, как старая дева из монастыря. Ну, решай. Ты хочешь, чтобы устроили им скандал, они ушли и больше никогда не возвращались? Чтобы она встречалась с ним по-тихому, а потом и вовсе куда-нибудь переехала? Ты же у меня умная женщина, Таня! – Андрей Владимирович всплеснул руками, теряя надежду, так как жена сидела, вцепившись в бокал вина, и смотрела в одну точку, в окно. Но тут она допила вино, отставила бокал, повернулась к мужу и очень четко сказала:

– Это все ты. Твое воспитание!

– Ну, началось, – всплеснул руками отец.

А в это время в комнате Маши происходило нечто подобное, только там, в постели, завернутая в простыню, в шоке сидела сама Мария Андреевна. То, что родители исчезли из зоны видимости, безусловно, радовало, однако сама ситуация была, что называется, патовая. Выходить из комнаты было категорически нельзя, остаться в ней навсегда – тоже невозможно. И в мозгу – пульсируя – одна мысль. Как она могла забыть? Как она могла перепутать дни и проморгать возвращение родителей?

Как – как? Да вчера она саму себя забыла!

– Маша, ты как? – Обеспокоенный голос заставил Машу вздрогнуть, но, вместо того чтобы прийти в себя, Маша еще больше сжалась в комок. Что сделает мама? Что скажет вечно защищающий ее папа? – Поговори со мной!

– Я… я не знаю, – сказала она вполне честно. – Я еще не поняла.

– Не поняла? – тихонько рассмеялся Гончаров. – Да уж, слишком много событий для такого короткого времени.

– Что нам делать?

– Думаю, прыгать из окна мне все равно уже поздно, не считаешь? Придется делать вид, что ничего такого не произошло.

– Ничего такого? – вытаращилась на него Маша, и в этот момент она была очень, очень похожа на свою маму. Вот только у Гончарова не было бутылки вина, чтобы снять ее испуг и напряжение. Зато он мог обнять ее и поцеловать в губы.

– А чего случилось? Девушка провела ночь с мужчиной, который от нее без ума. Взрослая, умная девушка, прекрасный дизайнер с самой красивой попой на свете!

– Что? – возмутилась Маша, в то время как бесстыдный Гончаров схватил ее за самое восхитительное на свете место.

– Что есть, – усмехнулся он. – Давай-ка одеваться и выбираться отсюда. Постараемся сохранить хорошую мину при плохой игре. Как зовут твою мать?

– Хорошую мину она сейчас нам подложит прямо на выходе из комнаты, – буркнула Маша. – Уверяю тебя, она нас прибьет.

– Меня прибить довольно сложно, – пожал плечами Николай, выскользнул из кровати, потянулся – все-таки спать на таких узких постелях ему сто лет как не приходилось – и оглянулся в поисках одежды. Проблема была в том, что существенная часть его гардероба, а именно рубашка, осталась валяться в ванной комнате. Хорошо еще, что штаны и белье остались в зоне доступа, ибо знакомиться с родителями девушки, выходя к ним в кухню завернутым в простыню, было чересчур даже по современным меркам.

Маша высунула нос в опустевший коридор, на полу которого все еще валялись привезенные с моря камешки, затем пулей пронеслась в ванную, притащила Гончарову его рубашку – помятую, конечно. Но хотя бы не полуголый. Сама она надела самое невинное из всех своих летних платьев – голубое, в белый горошек, с рукавами-фонариками.

– Ты просто видение из мира стиляг, – улыбнулся Гончаров, обнимая Машу за талию. – Почему ты не носишь платья постоянно?

– Потому что бегать по твоему полю в резиновых сапогах и платьях – это несколько экстравагантно, не считаешь? – хмыкнула Маша.

– Думаешь, достаточно надеть приличное платье, чтобы твоя мама забыла, что ты лежала тут голая в моих объятиях? – спросил Гончаров, явно преследуя цель смутить девушку. Но Маша только ухмыльнулась.

– Если думаешь, что моя мама постесняется надавать скалкой по твоей умной голове только потому, что ты – чужой человек, то тебе предстоит сильно удивиться.

– Я уже удивляюсь, – признался он. – Тому, что ты пугаешь меня не папой, а мамой. Ну что, выходим?

– Может, все-таки в окно? – заартачилась Маша, но Гончаров открыл дверь, взял Машу за руку и повел за собой, совсем как минуту назад Андрей Владимирович вел Татьяну Ивановну, да еще по тому же самому коридору.

Николай остановился на секунду, пытаясь сориентироваться в планировке квартиры, в которой он не прошел дальше ванной и спальни. Из кухни до них доносились приглушенные голоса. К тому же, заслышав их шаги, в коридор высунулся Сашка и тут же осклабился, увидев, как Гончаров держит Машу за руку.

– Убью! – пригрозила Маша братцу, но тот проигнорировал ее угрозу, разумно прикинув, что если сестра и будет его «бить», то никак уж не сейчас.

– Идите в кухню. Мать делает завтрак.

– Завтрак? – удивился Николай, а еще больше – сама Маша. Ведь завтрак был делом исключительно мирным, призванным объединить всю семью в единое целое. Завтрак был как предложение мира, как выброшенный в воздух белый влаг.

– Съешь все и скажи, что все было изумительно, – прошептала Маша, но Гончаров только возмущенно фыркнул. Нет, он будет плеваться и требовать французских багетов. Конечно же, он будет все хвалить!

Николай первым вошел в кухню, где мама боролась с дрожью в руках, помешивая овсянку.

– Доброе утро! – поприветствовал он ее, и, к невероятному Машиному облегчению, мама развернулась, изобразила гостеприимную улыбку и указала Гончарову на стул за столом.

– Присаживайтесь, пожалуйста. Все будет готово через минуту, – защебетала она, укрывая смущение за потоком слов, летящих, как из автомата Калашникова. – Вы едите овсянку? Мы делаем на молоке, но сахара кладем совсем немного. Кофе? С молоком? Или, может быть, зеленый чай?

– Кофе подойдет идеально, спасибо, – кивнул Гончаров, и Маша с удивлением заметила, с каким достоинством он держится. Не то чтобы обычно он вел себя по-свински, но он был всегда непредсказуемым, резким, порывистым. А сейчас он действовал так аккуратно, словно и в самом деле шел по минному полю.

– Хорошая погода в Москве, – добавил Андрей Владимирович. – Неужели все три недели было так жарко?

– Иногда у нас были грозы, – ответил Гончаров, принимая из рук Машиной мамы горячую чашку с кофе.

– Я люблю грозы, после них так легко дышится, – вздохнул Машин папа.

– Как вам понравились Карловы Вары? – спросил Николай.

– Маша рассказывала вам? – обрадовалась мама. Хоть так – но она поняла, что дочь не совсем забыла о них, используя три недели свободы на полную катушку. Господи, кто мог бы подумать! Маленькая девочка, дочка – и этот взрослый, огромный мужчина. На сколько же лет он ее старше?

– А если не секрет, Роберт, сколько же вам лет? – спросила Машина мама, и тут на кухне воцарилась ледяная тишина. Маша почувствовала, как рука, держащая ее руку, разжалась. Гончаров убрал руку и оставил чашку. Он посмотрел прямо Маше в глаза, затем ответил, так и не отведя взгляда:

– Мне тридцать два года.

– О, тридцать два. Мне показалось, что больше, – призналась мама и тут же осознала, как, должно быть, бестактно это прозвучало. – Нет-нет, не подумайте, что вы выглядите старше своих лет. У вас просто такой представительный вид, Роберт. Маша же вас все время от нас прятала.

– Она может быть такой… скрытной, – ответил Николай, испепеляя Машу взглядом. – Никогда не знаешь, чего от нее ожидать.

– Да? Вы тоже так считаете? Она была такой с детства, все делала по-своему. Вы же понимаете, когда в семье есть династия медиков, хочется надеяться, что и дети пойдут по твоим стопам. Тем более что мы бы помогли. Но тут ей втемяшился в голову этот дизайн.

– Таня! – воскликнул Андрей Владимирович, и она, поймав его взгляд, махнула рукой.

– Вы уж извините, я знаю, что вы тоже увлекаетесь дизайном.

– Вовсе нет, – ответил Николай, улыбаясь одними губами.

– Нет? – опешила мама. – Ах, ну естественно. Вы же профессионал.

– Мама, это не Роберт, – пробормотала Маша, бледнея. – С чего ты взяла, что это Роберт?

– Не Роберт? – переспросила мама. – Как так? Вы не Роберт?!

– Нет, – покачал головой Николай. – Я не Роберт, бог миловал.

– Маша, ты же была так влюблена. И уже кто-то другой? Я не понимаю! Стоило нам уехать, и что ты натворила?

– Мама!

– Нет, ты совсем сдурела, да?! – Голос мамы нарастал, скандал начал набирать оборот. Гончаров отставил чашку и встал из-за стола.

– Я, пожалуй, пойду. Мне пора, работа не ждет, – сухо бросил он. – Очень вкусный кофе, спасибо.

– На здоровье. Маша!

– Мама! – выкрикнула Маша, побежав в коридор за Гончаровым. Тот уже стоял у двери, ощупывая себя, бил по карманам.

– Ты не видела моего телефона? – спросил он Машу нейтральным, но совершенно отчужденным голосом.

– Николай?

– Наверное, я оставил его в машине, – кивнул он, берясь за дверную ручку.

– Николай, не надо, – прошептала Маша.

– Чего не надо, Маша? Разве я чего-то сделал не так?

– Я не виновата. Я понятия не имею, почему они решили, что ты – Роберт.

– Определенно, из-за того, что ты была «так сильно» влюблена в него! Как долго, Маша? – Гончаров раскрыл дверь и вышел на лестничную клетку. Маша выбежала за ним, босая, перепуганная тем, какой странный, ужасный оборот приняли события.

– Какая разница? – бросила она ему. – Неужели нужно ставить мне в вину какие-то прошлые чувства? У тебя же тоже наверняка кто-то был! Откуда я знаю, может быть, у тебя даже кто-то есть прямо сейчас?

– Что? – прошипел Гончаров, а глаза его сузились в злом прищуре. – Ты таким человеком меня считаешь?

– Я никаким таким тебя не считаю. Я просто прошу – не злись, это просто глупость какая-то.

– Как долго ты была в него влюблена? – снова спросил он зло. – Достаточно долго, чтобы твоя мама даже на секунду не усомнилась, что это он.

– Она просто повторила за Сашкой. Она его никогда не видела.

– Но ты его любила, – с болью произнес он. Это не было вопросом, это было утверждением.

– Какая разница? Я думала, что люблю его.

– Может быть, ты все еще его любишь?! – сказал Гончаров.

– Ты хоть сам себя слышишь? Зачем бы тогда я провела с тобой ночь, если бы я все еще любила его? Ответь мне!

Стоять босиком на грязном кафеле было неприятно и холодно, но и уйти она тоже не могла. Что-то непонятное, сильное и властное, держало ее, и мысль о том, что Гончаров сейчас уйдет, была невыносима. Николай молчал и смотрел в сторону.

– Я не знаю, – сказал он после долгой паузы. – Я видел, как он смотрел на тебя. И видел, как ты на него смотрела, Маша. На меня ты так никогда не смотрела. Может, ты хотела ему отомстить. Может, ты поэтому согласилась работать на меня. Может, ты и переспала со мной из-за этого.

– Что? – Маша отшатнулась и прижалась спиной к холодной стене. Что-то колючее поранило ее изнутри, как осколок пресловутой льдинки, и она вдруг онемела. Ком подступил к горлу. Она попыталась вдохнуть, но не смогла. Так больно ей, пожалуй, никогда не было. Разве что когда в детстве у нее была страшная ангина, такая, что она и глотать не могла, только плакала. Теперь тоже хотелось разреветься, но не делать же это при нем. Переспала, чтобы отомстить? Значит, вот в каком мире он живет, в котором женщины мстят любимым, занимаясь сексом с кем-то еще. И… делают вид, что нанимают девушек на работу, чтоб заманить в свою постель.

– Маша… – глухо пробормотал Николай.

– Я не понимаю, чего ты жалуешься? – холодно усмехнулась Маша. – Это же идеальная для тебя ситуация, разве нет? Ты ведь меня зачем к себе взял? Переспать со мной? Ну так ты же, в конце концов, получил именно то, чего и хотел!

И Маша, не дожидаясь ответа, убежала домой, хлопнув дверью так, что та чуть не свалилась с петель.