Глава восемнадцатая
Память девичья
Все произошло не так, как она хотела, и теперь Маша не знала, что ей делать. Как вести себя, что говорить? Делать вид, что ничего не произошло? Сказать, что все это – ерунда, попросить его обо всем забыть? Продолжить работать вместе, будто этой ужасной, ненормальной ночи и не было? Обсуждать планы на их ландшафтный парк? Все это вдруг показалось Маше таким невыносимым, омерзительным, бессмысленным, а сама она вдруг почувствовала себя грязной и ненужной. Зачем он пришел к ней? Зачем она пустила его?
Пока Николай Гончаров не пришел в ее жизнь, все было куда проще и легче.
Маша слышала, что он стучится в дверь и зовет ее по имени, но не нашла в себе сил ответить. Она сидела в ванне, а теплые струи падали на нее сверху, ударяясь о кожу, обжигая и стекая вниз. Это было хорошо.
Пока Николай Гончаров не пришел в ее жизнь, там не было ничего настоящего. Только глупая фотография, в которую она была влюблена. Это так легко – любить фотографию, и это так невыносимо сложно – отдать себя в руки живого мужчины, не зная, что он сделает или скажет в следующий момент. Не зная, любит он тебя или нет. Не захочет ли он «принять меры».
Пока Николай Гончаров не пришел в ее жизнь, она никого не любила.
– Маша, открой дверь, что ты творишь! – крикнул он, а затем была тишина. Маша сидела, подставив лицо струям воды, представляя, как Николай ходит по квартире, задумчивый, растерянный, не зная, что ему сделать и как поступить с неопытной дурочкой, с которой он связался по глупости. Потом он вдруг понимает, что делать ему с ней нечего, что это – не для него. Его ждет привычная жизнь, полная приятных переживаний, красивых женщин, богатых возможностей. Он оглядывается в полумраке их простой московской квартиры, а затем идет в Машину комнату, быстро одевается, воровато оглядываясь и прислушиваясь к тому, не выходит ли Маша из своего добровольного заточения в ванную, и спешит покинуть ее квартиру. Сбегает по лестнице, чтобы не ждать лифта, запрыгивает в свой тонированный, отражающий свет автомобиль и уезжает прочь. Навсегда.
– Мария Андреевна! – голос раздался совсем близко, заставив Машу буквально подпрыгнуть в воде. – Охренела?
– Николай… Николаевич? – Маша растерянно смотрела на разъяренного мужчину, стоящего прямо рядом с ней, у края ванны, в брюках и расстегнутой рубашке с коротким рукавом. Может, ей это только кажется? Как он попал сюда? Она же закрыла дверь. Если бы он сломал замок, она бы услышала. И почему у него в руках… нож?
– Что ты себе надумала? Решила сидеть тут, пока тебя не смоет в трубу? – зло спросил он, но Маша продолжала смотреть на нож – она узнала его, это один из их кухонных ножей. Зачем он ему? Спросить? В конце концов, она же совсем его не знает? Его за глаза называют Доном Корлеоне, разве нет? Он хромает, потому что пострадал в бандитской разборке, так ведь? Может, попробовать сбежать? Вдруг он сошел с ума каким-нибудь необъяснимым образом.
– Все нормально, – проговорила она, не в силах отвести взгляд. Николай перехватил его, затем фыркнул и отбросил нож в раковину.
– Нет, это какое я, должно быть, произвел на тебя впечатление, если ты боишься, что я тебя зарежу! – И он дернул занавеску, открывая полный доступ к ванне.
– Что ты делаешь? Зачем тебе вообще понадобился нож? – спросила Маша.
– Что я делаю? Позволь тебя спросить, а что ты думаешь, что я делаю?
– А что ты думаешь, я думаю, ты делаешь? – выпалила Маша, и Гончаров несколько секунд обдумывал то, что она ему сказала, а затем рассмеялся.
– Я взял нож, чтобы открыть дверь, чего непонятного? Эти современные замки открываются одним поворотом ножика, не знала? – спросил он, глядя на Машу обвиняющим взглядом. Маша знала. Сколько раз она сама открывала дверь в комнату брата именно таким способом! Только она обычно использовала не разделочный, а столовый нож, но их Николай, видимо, не нашел.
– Чего ты хочешь? – спросила Маша после исключительно долгой паузы.
– После того, как ты приняла меня за маньяка-убийцу? – пожал плечами Николай. – Извинения подошли бы.
– Извини, – буркнула она. – Все?
– Нет, не все. Зачем ты закрылась? Почему ты не хочешь говорить? Чего ты тут мокнешь одна? Я же сижу, волнуюсь, переживаю!
– Не волнуйся и не переживай, со мной все будет хорошо, – заверила его Маша, не в силах убрать из голоса изрядную долю сарказма. – Можешь идти.
– Ты хочешь меня прогнать? – изумился Николай, чем заставил изумиться, в свою очередь, и саму Машу.
– Но… разве ты сам не этого хочешь?
– Я? Нет, – покачал головой он. – Я хочу трахать тебя до утра. И даже не до завтрашнего утра. Как тебе такой поворот?
Маша задохнулась от восхитительной, возбуждающей непристойности того, что он сказал.
– Неожиданный поворот.
– А по-моему, совершенно очевидный. Я хочу вообще-то многих разных вещей, а ты тут запираешься от меня и гонишь прочь. Чего ты себе напридумывала? Что я узнаю, что ты девственница, и убегу прочь?
– Что-то вроде этого, – призналась Маша, краснея. Гончаров изумленно смотрел на нее, словно не мог поверить, что такие мысли могут и в самом деле рождаться в чьей-нибудь голове. А затем он вдруг взял, сбросил за долю секунды с себя брюки и рубашку и запрыгнул к ней в ванну. Маша ахнула, но он уже развернул ее к себе, прижал к кафельной стене, схватив за запястья, уже впился в ее губы своими губами. Он был намного выше Маши, намного сильнее, его колено легко проникло между ее ног, заставив ее расставить их шире, чтобы не потерять равновесия. Он отпустил запястья, и ее руки упали к нему на плечи, она ухватилась за него, чтобы не упасть. Николай обхватил одной рукой ее за спину, а другой принялся гладить и ласкать ее влажную грудь. Он простонал от удовольствия, наслаждаясь каждым мгновением этого поединка. Протянув руку, он взял из мыльницы маленький белый кусочек ароматного мыла и принялся намыливать и гладить Машино тело.
– Я сейчас упаду, – прошептала она, не сводя с него сияющих глаз.
– Я тебя удержу, – кивнул он, целуя ее плечи, опускаясь все ниже, лаская губами ее живот. – Я не хочу брать тебя здесь.
– Делай все, как ты хочешь, – сказала Маша тихо, но Николай услышал, и эти простые слова были как взрыв. Он судорожно вдохнул, а затем взял Машу на руки и вынес из ванны. По всей квартире за ними протянулся длинный мокрый след, никто даже не потрудился вытереться. Как есть – разгоряченные и мокрые – они рухнули на Машину кровать, Маша внизу, исступленно глядя на возбужденного, счастливого мужчину над собой.
– Все, что я хочу? Ты не представляешь, на что подписываешься, дурочка.
– Пользуйся моей глупостью, – усмехнулась Маша, позволяя ему закинуть ее руки ей за голову.
– Не опускай рук. Что бы я ни делал. Обещаешь?
– Почему? – спросила она, но тут же получила ответ. Его ладони проскользнули между ее ножек, и он принялся ласкать ее своими умелыми пальцами. Его язык исступленно играл с ее грудью, пока Маша не начала изгибаться и стонать.
– Тише, малютка, тише. Не шевелись… пока, – прошептал Николай, веселясь. Держаться было очень трудно, хотелось двигаться, хотелось чего-то, о чем она даже не подозревала. Желания шли прямо изнутри, из самого центра ее усталого тела. Николай нежно провел ладонями по Машиным ягодицам, а затем вдруг взял ее ножки за лодыжки и задрал их выше, раскрыв ее перед собой.
– Что ты делаешь? – испугалась она.
– Так будет легче, поверь, – улыбнулся он. – Ты меня хочешь, правда?
– Да, – кивнула она. – Да.
– Ты скажешь мне, если тебе станет больно? Обещаешь?
– Да, да… – Она уже практически умоляла. Только тогда Николай снова приблизился к ней, подошел вплотную и тихо, осторожно, миллиметр за миллиметром, стал проникать внутрь. Такого чувства беззащитности и восторга Маша не испытывала еще никогда. Николай забросил ее ноги к себе на плечи, а сам склонился ниже, опираясь руками о постель. Его лицо стало таким близким, оно потемнело, и Маша видела, как кровь пульсирует в маленькой венке на виске. Теперь он был таким серьезным, и она чувствовала, каких огромных усилий ему стоит сохранять этот медленный темп. Тогда она подалась вперед, стремясь навстречу ему, добровольно себя отдавая.
– Осторожней, девочка, – прошептал он. – Ты меня так раздразнишь.
– Думаешь, чего я добиваюсь, – улыбнулась Маша, сделав снова движение бедрами, от которого Николай глубоко вздохнул.
– Ну, сама виновата, – пробормотал он, вонзаясь в нее на полную глубину. Маша закричала, но тут же ответила ему встречным движением. Это была странная и опасная смесь боли и наслаждения, и с каждым ударом наслаждения становилось больше, а боль отступала на второй план. Николай опустился на нее всем телом, обнял ее и прижал к себе. Ноги опустились ниже, и стало тяжело и душно, не пошевелиться, но это чувство – эта восхитительная тяжесть, принадлежность большому, сильному мужчине, – оно наполняло Машу восторгом.
– Да, о, да, – шептала она, отдавая свои губы ему на растерзание. Он прижимал ее к себе, ускоряя и ускоряя темп, увеличивая напор.
– Девочка моя, девочка, – прошептал он, нанеся несколько по-настоящему сильных, вышедших из-под контроля ударов. Затем он остановился, тяжело дыша, и упал на нее, положив ладонь на ее обнаженную грудь.
Несколько мгновений он лежал, закрыв глаза, и его изменившееся лицо было так далеко, словно сознание покинуло его ненадолго. Затем он открыл глаза и посмотрел на Машу. Его глаза сияли и светились победным блеском.
– Привет! – прошептала Маша, стараясь сдержать легкую дрожь. – Тебе хорошо?
– Мне? Восхитительно, – прошептал он. – А ты как, держишься?
– Ага, – кивнула она.
– Ты молодец, – сказал Николай, приподнимаясь на одном локте. – Но мы с тобой еще не закончили.
– Нет? – заволновалась Маша.
– Ни за что на свете, – покачал головой он. И вдруг Маша почувствовала его руку между своих ножек. Она изумленно посмотрела на него, но он только покачал головой. – Ложись, девочка, откинься назад.
Она исполнила его просьбу, она закрыла глаза, как вдруг почувствовала нечто совершенно неожиданное и невозможное. Николай опустился ниже и прикоснулся губами к ее нежнейшей частичке. Маша ахнула, но Николай не дал ей подняться или вырваться, он удержал ее на месте, продолжая играть языком. И через несколько мгновений Маша вдруг почувствовала, как мощная и не знающая преград волна наслаждения зародилась внутри ее, и все остальное отступило на второй план, кроме этого желания, этой жесткой необходимости пройти весь путь до конца, до завершения, до финала.
Она закричала. Сдерживаться было невозможно. Вместе с криком она вдруг почувствовала, как он проникает в самый центр сотрясающих ее волн, наполняет ее, растягивает, овладевает ею. Николай брал ее нежно, осторожно, позволяя ей насладиться каждым мгновением их любви.
– Вот так это должно быть, – пробормотал он, наслаждаясь несвязным бормотанием, Машиным смехом, ее улыбкой. Он поцеловал ее в губы, а сам лег рядом с ней, оставаясь внутри. Кровать была невыносимо узкой, но в этот конкретный момент времени это не имело никакого значения. Они улыбались – оба, не сговариваясь. Их улыбки были одинаковы глупыми и счастливыми.
– Тебе понравилось? – спросил он тихо.
– Очень, – кивнула она.
– Имей в виду, я захочу еще.
– Не могу дождаться, – тихонько рассмеялась Маша и потерлась носом о его нос.
– Будешь себя плохо вести, и это случится прямо сейчас, – пригрозил Николай. – Лучше давай немного отдохнем. Завтрашний рабочий день никто не отменял.
– Разве ты не можешь его отменить? – надула губки Маша.
– А это идея, – улыбнулся Гончаров. – Поработать… над тобой. Только, боюсь, этого тебе не выдержать. Не стоит нам вот так – все и сразу. Мы должны тебя немного поберечь. Все-таки ты… – И он смущенно замолчал.
– Девственница? – договорила за него Маша. Он повернулся к ней и погладил ее по плечу.
– Определенно уже нет.
– Можно спросить? – решилась вдруг Маша.
– Конечно! Только не говори, что ты не знаешь, откуда берутся дети!
– Дурак! – фыркнула Маша.
– Ну прости. Что ты хочешь знать?
– Почему ты хромаешь? Что случилось? Я видела, у тебя на ноге шрам.
– А, это! – пожал плечами Николай. – А зачем тебе это, интересно, понадобилось?
– Ну… в офисе рассказывали, что тебе прострелили ногу.
– Прострелили? – нахмурился Николай. – И что?
– Ну, что это как-то связано с… – Маша замолчала, жалея, что затеяла этот разговор.
– С чем? – заинтересовался он. – С мафией? С бандитами? Так?
– Ну да, так, – кивнула Маша.
– Знаешь, девочка моя дорогая, я бы предпочел, чтобы ты и дальше так думала.
– Предпочел? Я не понимаю. Почему? – От любопытства Маша приподнялась на локте. Николай задумчиво смотрел на нее, а затем потянулся вперед и поцеловал ее сосок.
– Потому что это мой самый большой в жизни позор, – прошептал он, обращаясь как бы не к Маше, а к ее груди.
– Позор? – опешила Маша, не препятствуя сладкой пытке.
– Конечно, позор. Лучше считай, что я страшный мафиози. Но дело в том, что мы… Это случилось лет пятнадцать назад. Нас с отцом пригласили на охоту. На кабана.
– На кабана, – повторила Маша растерянно.
– Да, это такая дикая свинья. Я, честно сказать, не самый большой поклонник охоты. Но отец сказал – я поехал. Чтобы не тянуть время, скажу просто. Мы были на охоте, я неправильно повесил свое ружье, оно выстрелило, и я раздробил себе пятку.
– Какой кошмар! – Маша закрыла рот рукой. – Больно было?
– Конечно, больно. До ужаса. А еще больше – обидно. Знаешь, как меня потом отец дразнил! Говорил, что я, конечно, свинья, но не настолько, чтобы самому на себя охотиться. И это – только одна из его многочисленных шуток. Эта история стала своего рода нашим домашним развлечением.
– Это жестоко.
– Не очень на самом деле. В любом случае теперь, когда я разрушил романтический образ страшного преступника с темным прошлым, мы можем поспать, а? – Николай прижал Машу к себе, натянул сброшенную на пол простыню.
– Ничего ты не разрушил.
– Ага, то есть я для тебя по-прежнему остаюсь страшным преступником с темным прошлым? – рассмеялся Николай и сонно зевнул.
– Я не это имела в виду.
– Я понял. Спи, девочка. Отдыхай.
Это было легче сказать, чем сделать. Маша лежала в своей кровати, в такой знакомой обстановке, и смотрела на расслабленное, почти незнакомое лицо мужчины, ставшего разом, за один вечер, такой огромной частью ее жизни. Ее тело еще помнило каждый сладостный удар, ее плечи еще хранили воспоминания о сильных объятиях, на ее груди – по-хозяйски большая теплая мужская ладонь. Маша смотрела на человека, ставшего в одночасье таким важным для нее. Мечты отличались от настоящей жизни, как плавание в пруду от виндсерфинга в бушующем океане. Как она могла уснуть? Ей нравилось смотреть, как он дышит, нравилось снова и снова вспоминать все подробности этого странного вечера, каждое сказанное слово и каждую недосказанность. Ей уже хотелось, чтобы все повторилось снова.
«Ну ты и влипла. Ты теперь в отношениях со мной».
Только под утро Машу сморил сон. Николай во сне развернулся, продолжая обнимать Машу, он занял почти всю ее кровать полностью, но она положила голову ему на плечо. Усталость взяла свое, и даже неудобная поза не помешала. Маша уснула. Она спала так крепко, так сладко, что даже не услышала, как в двери провернулся ключ. Она не услышала, как в прихожей раздались приглушенные голоса. Впрочем, в этом была только часть ее вины – ведь родители знали, что вернутся в город очень рано, и не хотели будить Машеньку.
Мокрый пол и полная воды ванна стали первым «звоночком», заставившим их обеспокоиться. Второй – мужская одежда, валяющаяся на полу все той же самой ванной.
– Маша! – вскрикнула Татьяна Ивановна Кошкина, уставшая и разбитая после перелета, а еще больше – после оздоровительного отдыха в Карловых Варах. Дочь сидела, натягивая мятую простыню на себя и на мужчину, лежащего рядом с ней. – Дочь!
– Мама! – воскликнула Маша, вытаращившись на родителей и на полного гнусных улыбочек брата Сашку.
– Маша? – прошептал Николай, глядя с нехорошим предчувствием на столпившихся в дверях людей. – Это что, твои родители?
– Значит, это и есть твой Роберт? – вдруг раздался бодрый голос вреднейшего на свете братца Сашки. – Я его представлял совсем другим!
