Глава пятнадцатая
Сидя на красивом холме

Две недели. Маша сидела на лавочке у метро и смотрела на толпу, вытекающую из узких дверей метрополитена на запруженный проспект и распадающуюся в броуновском движении на молекулы в поисках нужной маршрутки. Он не сказал больше ни о чем, не сделал ничего предосудительного – ни разу, ни на секунду. Тогда он поцеловал ее, теперь Маше казалось, что этого вообще не было. Летний полуденный зной ли заморочил ее, усталость ли взяла свое, но не привиделись ли ей эти темные глаза, пожирающие ее, опаляющие опасным, но таким притягательным огнем?

Две недели без пары выходных дней.

Работа была интересной и сложной, гораздо сложнее и куда интереснее, чем Маша могла себе представить. Впрочем, она настолько «включилась» в проект, что вышла далеко за рамки рисования красивых картинок. С неожиданной даже для самой себя ясностью Маша Кошкина почувствовала, что всей душой хочет, чтобы этот парк появился не только на бумаге, но и на деле.

Чтобы вместо сгоревших от болезни, страшных, угрюмых, сухих елок вокруг этого поля появились дорожки и красивые фонари, чтобы тут смеялись дети и пожилые люди выгуливали маленьких собачек.

Маша обожала Сокольнический парк, где провела все детство, и этот опыт теперь помогал ей, когда казалось, что не хватит ни сил, ни возможностей, ни времени. Времени было особенно мало, и Маше приходилось дневать и ночевать на поле, но это ей нравилось. Она забирала материалы домой, вела обширную переписку, изучала опыт уже существующих поселков. Ни один из них не делал в Подмосковье парковой зоны, ни один из них не интегрировал в свой проект объект инфраструктуры такого масштаба.

Гончаров поначалу говорил, что Маша слишком рьяно взялась за продвижение идеи, которая должна была носить только имиджевый характер. Он не возражал, даже поощрял ее рвение, но Маша прекрасно понимала, что он относится скептически к ее попыткам прыгнуть выше головы.

Молодо-зелено.

Гончаров вел себя с Машей вежливо, но отстраненно, словно он жалел о своем срыве и пытался сделать так, чтобы их нечаянный поцелуй у озера как можно быстрее оказался похоронен под пеплом дней, бумаг, совещаний, звонков и прочей рутины, сопровождавшей их рабочие дни.

Он теперь появлялся на поле далеко не каждый день, оставаясь в центральном офисе. На поле он проводил совещания и исчезал, иногда даже не посмотрев в Машину сторону. Иными словами, он соблюдал свое обещание и оставил ее сожалеть о том, что могло бы случиться, но что так и не случилось.

Она сожалела. Каждую ночь, прислушиваясь к тишине квартиры, Маша билась с бессонницей и гнала прочь воспоминания, но проигрывала каждый раз. Это был ее личный, персональный ад, языки пламени которого разгорались на полную мощность каждый раз, когда Маша видела Николая.

Это заставляло ее работать с утроенной силой. Однажды на совещании Гончаров похвалил Машу – Марию Андреевну – за прекрасные материалы, подготовленные для слушания. На что Маша довольно резко высказалась, что, вместо того чтобы пускать всем пыль в глаза таким парком, можно сделать из него уникальное торговое преимущество. Повторить такое мало кто из существующих застройщиков на рынке рискнет или будет финансово в состоянии.

– Вы так считаете? – удивленно спросил Гончаров.

– Не только я, – кивнула Маша. – Но и ваш отдел маркетинга тоже. И финансовый отдел.

– И финансовый? – Гончаров усмехнулся. – Они-то уж всегда против, как Баба-яга, разве нет? Делать парк когда-нибудь, в будущем, в третьем столетии третьего тысячелетия, – это да.

– И тем не менее я высылала вам на почту их заключение. Мы провели пока только несколько предварительных переговоров, но даже их достаточно, чтобы понять: парк такого уровня привлечет достаточно партнеров с устойчивым финансовым положением. Со всеми нашими материалами я съездила на прием к губернатору и…

– Куда? – чуть не поперхнулся Гончаров. – Куда вы съездили?

– К губернатору, – спокойно повторила Маша, хотя сердце ее билось как сумасшедшее. – Регион тоже готов поддержать нашу инициативу по нескольким причинам. Первая – такого масштабного парка для отдыха и культурных мероприятий в этом секторе никогда не было, и такое начинание только поднимет рейтинг нового губернатора. Второе – вы знаете, что наше «Раздолье» располагается прямо через лес от новой дороги и что именно из-за этого тут, в этом районе, ведется массовое строительство. Новые городские районы одни дадут больше тридцати тысяч человек в ближайшее время. Несколько многоэтажных поселков уже заселяются. Часть квартир идет социальным категориям населения. Если мы выделим функционал в новом парке, который был бы социальным, губернатор персонально поддержал бы инициативу.

– Социальный? Например? – хмурился Гончаров, явно не ожидавший от Маши такой прыти. Маша и сама была в шоке, но к губернатору на самом деле ей удалось попасть совершенно случайно. Обсуждая проект с Робертом – да-да, как бы Маше ни было противно, ей все равно пришлось работать с ним и дальше, ничего личного, только бизнес, – Маша обмолвилась о социальных направлениях, а Роберт вдруг позвонил кому-то и организовал встречу. О том, что на этом мероприятии Маша была с Робертом Левинским, она говорить Гончарову не стала. Как и о том, что идея сделать парк социально значимым в глазах губернатора принадлежит не ей, а Роберту. Но – какая разница, лишь бы дело выгорело! Поддержка из бюджета любую инициативу оживляла бы, как живая вода.

– Например, мы сделаем много спортивных площадок и пустим туда бесплатно детские летние школы – футбола, тенниса, баскетбола. Детям из многодетных семей – бесплатно. Будем проводить благотворительные концерты. Организуем бесплатную секцию скандинавской ходьбы. Для парка это не убыточно, а с точки зрения имиджа – бесценно. Губернатор сам лично приедет открывать парк.

– Вас послушать – и парк можно открывать уже завтра, – пораженно кивнул Гончаров.

– На бумаге – конечно, – не сдержалась и улыбнулась Маша. – На слушаниях мы будем говорить именно об этом. Если вы не против.

– Как же я могу быть против? Я поражен, это да. Я видел ваши материалы по парку, они идеально подходят для слушаний.

– Спасибо, – улыбнулась Маша и немного выдохнула все то напряжение, с которым жила последние две недели.

– Всем спасибо! – хлопнул ладонями Гончаров и скользнул взглядом по стоящей в углу Маше. – Хорошая работа. Все свободны.

Народ принялся собирать бумажки по столу, Маша переглянулась с менеджером по продажам Сашей, с которым они готовили выступление на слушаниях. После совещания они договорились доделывать листовки для стенда на первом этаже. К понедельнику они должны были уже поступить в работу.

– Мария Андреевна, а вас я попрошу остаться, – с улыбкой бросил Гончаров, когда Маша уже почти стояла в дверях.

– Шутить изволите? – хмыкнула она. – Старина Мюллер?

– А вы бы отлично сошли за Штирлица.

– Зовите меня просто – советский разведчик Максим Максимович Исаев, – ответила Маша, копируя интонацию Гончарова. Менеджер Саша сделал круглые глаза, а затем жест – пожал сам себе руку в воздухе, мол, держись, мы с тобой – и исчез. Маша переминалась с ноги на ногу в ожидании бог весть чего, и Николай не облегчал ситуацию, просто сидел и разглядывал краснеющую Машу.

– Максим Максимыч, вы не могли бы показать мне все материалы по парку? – попросил наконец Гончаров.

– Так я же вроде… все вам пересылала, – растерялась Маша.

– Честно говоря, не могу сказать, что у меня было время посмотреть все и вникнуть. В конце концов, я же не знал, что тут разворачивается целое представление с участием высших лиц государства.

– Ну, технически…

– Да-да, я понимаю. Еще не хватает, чтобы вы привлекли Путина к строительству нашего парка. Тогда я не успею оглянуться, а парк уже будет разбит, и мне скажут, что у меня нет пропуска на въезд на автомобиле.

– Уверена, до этого далеко, – заверила его Маша.

– Нет, в самом деле, как вам это удалось? – спросил Гончаров, продолжая разглядывать Машу как какое-то невиданное сказочное создание.

– Что удалось?

– Привлечь к проекту столько людей? Теперь я всерьез задумываюсь над тем, чтобы включить разработку парка в бюджет этого года.

– А как вы планировали изначально? – полюбопытствовала Маша.

– Честно? Никак. Я вообще не собирался всерьез заниматься парком. Хватало мне своих проблем. Партнеры давят, требуя сделать хотя бы часть проекта многоэтажным. Вы ведь правильно сказали, здесь пройдет скоростная дорога, так что будет значительно легче добираться до города.

– А вы не хотите многоэтажки? – удивилась Маша. – Это же выгоднее.

– Выгоднее? Может быть. Но вы же видите это место, оно прекрасно. Если мы не построим тут чего-то красивого, чего-то нашего, тут вырастут всякие уродливые коробки. Я хочу, чтобы это место осталось красивым и уютным. Таким, в котором я сам стал бы жить со своей семьей. А ваш парк делает мои позиции еще прочнее.

– Мой парк?

– Конечно! Ведь если мне дадут провести его в качестве исполнения социальных обязательств, да еще таких, что по душе губернатору, – это совсем другой разговор. Просто удивительно, как раз то, что мне нужно в качестве аргумента. Я вас недооценивал.

– Это вполне корректно, – хмыкнула Маша.

– Вас все недооценивали. Ладно, хватит романтики, давайте смотреть ваши картинки. Я видел, вы умудрились соорудить целый план.

– Мы сделали его очень приблизительным. Ландшафтный дизайнер приедет только на следующей неделе. И… – Маша склонилась над бумагами, – у вас забавное представление о романтике.

– Да что вы говорите? – пробормотал Гончаров после долгой паузы. – Вы даже и представления не имеете о моем представлении. И не узнаете… никогда. Верно? Я правильное слово подобрал? Никогда?

– Смотрите, вот это – первый план, а это – второй. На самом деле есть еще и третий, но он еще не доработан, – затараторила Маша, сдерживая сердцебиение. Уж она-то поняла, о чем он говорит.

– Зачем так много сложностей, разве не достаточно одного плана?

– На самом деле это три разные концепции, и все три должны быть подготовлены и защищены, чтобы потом можно было принять взвешенное решение.

– А вы всегда принимаете только взвешенные решения? – спросил Гончаров, рассматривая планы. – Никогда ничего спонтанного, от души?

– Взвешенные решения, как правило, ведут к позитивным результатам. Спонтанные шаги – только к разочарованию.

– Взвешивая решения, можно позабыть о каких-нибудь важных факторах, – резким тоном заявил Гончаров. – К примеру, как вы можете взвесить радость и счастье? Удовольствие от катания с ледяной горки? Как учесть в ваших расчетах детские улыбки?

– Мы не можем учесть улыбки, но можем запланировать сами ледяные горки! – ответила Маша. – И ждать, когда дети придут на них покататься.

– А что, если мы все сделаем, подготовим, повяжем вход в парк красной лентой и будем ждать? Но никто не придет? Никогда! – спросил Гончаров, и Маша опустила взгляд, не зная, как реагировать на такой прямой намек. Или он все еще о парке говорит? Разве можно его понять… – Расскажите мне о размерах парка. Я понял, что тут будет три зоны или даже больше, но общий размер какой? Учитывайте все площади, я хочу, чтобы он был самый крупный в Европе или самый крупный в России. Мне все равно в чем.

– Вам просто нужно, чтобы ваш был самый большой. Я правильно поняла? – усмехнулась Маша, а Гончаров в бешенстве измерил ее горящим взглядом.

– Шутите, все шутите! Я бы хотел получить возможность рекламировать наш парк как самый крупный. Такие вещи всегда хороши для рекламы.

– Хорошо, я поняла, – убрала улыбку с лица Маша. Гончаров неодобрительно пробурчал что-то себе под нос и засел за обсуждение каждой малюсенькой детали парка, каждого крошечного пунктика. Такому доскональному обстрелу замечаниями, комментариями и вопросами Маша не подвергалась, пожалуй, никогда в жизни. Хотя ее мама, Татьяна Ивановна, тоже периодически пытала ее – но все же не так, как Гончаров. Несколько часов они работали над тем, что занимало Машу последние две недели, и стало совершенно ясно: парку быть. Но каким?

– Вы говорите так, словно вы знаете, о чем говорите! – горячился Николай, когда Маша объясняла ему, зачем нужно разделять зоны и размещать их так далеко друг от друга.

– Да, я знаю! – горячилась она. – У меня под окнами парк. И я изгуляла его вдоль и поперек. И знаю, что там сделано так, а что – не так. Проходить внутрь сквозь грохот аттракционов – не самое лучшее решение. И отдыхать около кафе, где продают пиво, тоже сложновато – пивных бутылок валяется слишком много.

– Знаете что? Поехали – и покажете мне все на месте.

– Сейчас? – изумилась Маша, посмотрев на часы. Было около пяти.

– Даже если они закроют что-то, не перенесут же на другое место? Вы тут мне наговорили всего, я должен посмотреть. Хорошо бы еще и в парк Горького тоже заехать.

– Равняетесь на генералов бизнеса? – хмыкнула Маша.

– Вы едете? – развел руками Гончаров.

– Ну конечно! – Маша кивнула и постаралась не думать о том, что буквально через несколько минут она окажется там, куда клялась больше никогда не соваться, – в машине с Гончаровым, один на один. Ах да, не один на один – еще же есть водитель. Но в то же время Маша хотела оказаться наедине с Николаем. Она хотела даже большего, и то, каким сдержанным, каким умеющим держать свое слово оказался Гончаров, было совершенно невыносимо. Только не после того поцелуя. О, это он очень точно просчитал – поцеловать ее и оставить потом одну, наедине со своей гордостью. Ночей не спать, думая о том, что могло бы быть. Конечно, это все – часть хитроумного плана! Интересно, сейчас он действительно хочет осматривать парки или провести с Машей время? Нашел предлог? Что ж, война так война.

Надо только придумать, как поэффектнее сдаться.

– Вы в порядке? – спросил Николай, открывая перед Машей дверцу своего автомобиля.

– А где водитель? – спросила она, когда Гончаров обошел машину и сел за руль.

– А в мои способности управлять транспортным средством вы больше не верите?

– Только если вы обещаете мне соблюдать скоростной режим.

– Буду плестись как черепаха, – процедил Гончаров, заводя мотор. Никаких попыток заигрывать с Машей, никаких взглядов украдкой, никаких случайных прикосновений. Гончаров включил радио – какую-то невыносимо скучную политическую радиостанцию – и погрузился в мир интервью и обсуждений того, что же все-таки будет дальше с экономикой страны. И как не допустить, и как воспрепятствовать, и кого покарать. Маша сидела и злилась – на себя, на Гончарова, на весь мир. Ну почему, скажите, почему не может она иметь все и сразу? Почему она не должна закрутить роман с этим потрясающим, хотя и невыносимым мужчиной! Он красивый, сильный, у него широкие плечи и голос, от которого хочется таять, как маслу на солнце. Он ей нравится! Почему она не может ответить на тот поцелуй?

– Сделайте погромче, мне тоже интересно! – бросила Маша из чистой вредности. – Сейчас ведь про курс доллара будет! Я всегда слушаю.

– Прямо всегда? – рассмеялся Гончаров и сделал звук невыносимо громким. Маша знала, почему она не может получить луну с неба. Потому что тогда ей придется уходить с работы. Оставаться, будучи в отношениях с боссом, – это было выше ее сил. Нет, такого она не будет делать. Она не вынесет всех этих взглядов, всех сплетен, грязных слов, которые понесутся ей вслед. Все только немного утихло, и Щучка перестал смотреть на нее с этой поганой смесью жалости и презрения каждый раз, когда Маша приезжает в офис.

Ей так нравится эта работа!

– Приехали! – сказал Гончаров, и Маша поняла, что в раздумьях о несправедливой судьбе своей пропустила всю дорогу до самого парка. – О чем задумались?

– О работе, – почти честно ответила Маша, и Гончаров нахмурился. Он сидел и не выходил из машины, смотрел вдаль, на широкий вход в парк, на дорогу, по которой шли люди. Они входили и выходили, и внутри, в парке, их встречал духовой оркестр. Живая музыка. День клонился к вечеру, и небо начинало уходить в сумеречные полутона.

– Идемте, покажете мне ваши зоны, – сказал Николай и еле заметно покачал головой. Маша прекрасно понимала, что именно так и надо поступить. Нужно выйти из машины, нужно держаться от него подальше, нужно думать о своем будущем и о том, что прилично, а что нет. Но она смотрела на его грустный профиль и понимала только одно – единственное, чего ей сейчас хочется сделать, это прикоснуться пальцами к его волосам, поцеловать его и сжечь все мосты, наплевав на то, что остается на другом берегу.

Маша повернулась и протянула руку, положила ее сверху на ладонь Николая, лежащую на руле. Он вздрогнул, обернулся, а взгляд его вспыхнул огнем. Несколько секунд они сидели неподвижно, словно каждый из них пытался понять, можно ли еще повернуть время вспять. Затем Николай схватил Машину ладонь и с силой сжал ее.

– Маша, – прошептал он, не веря. Тогда она сама, не дожидаясь больше ничего, склонилась к нему и нежно поцеловала его в губы. Теперь уже простонала она, выпуская напряжение и ожидание, так мучившие ее все это время.

– Я мечтала об этом, – улыбнулась Маша, и тут Николай, сидевший до этого не шевелясь, посмотрел на нее, прищурившись. А затем вдруг рванул вперед, обхватил ее спину, прижал к себе и впился в губы. Это было как варварский захват, но безумие и ярость были восхитительны, а эмоции – как грохочущий водопад, на волнах которого Маша летела в пропасть неведомого. Николай прижал ее еще крепче, его локоть зацепился за руль, и машина просигналила – гулко, громко.