Глава одиннадцатая
Утро добрым не бывает

Ночью Маше приснился сон, как будто она стоит посреди незнакомого городка где-то на побережье Португалии, и даже название этого города она почему-то запомнила – Валенса. И она стоит почему-то по щиколотку в воде, а вода холодная. И какой-то человек рассказывает ей, что через Валенсу пройдет скоростная дорога, определенно ЦКАД, и что из Сокольников сюда можно будет попасть буквально за полчаса. Вот только вода в Валенсе почти никогда не прогревается.

Человек говорил, и говорил, и говорил, и Маша не знала, как уже его заставить молчать. Голос у него был такой противный, раздражающий, а видела она его, этого человека, не в первый раз. Кажется, это был прораб с гончаровского поля.

Сон даже во сне казался какой-то ерундой, но выдраться из него было не так-то просто, и, открывая глаза, Маша все еще была уверена, ощущала на уровне чувств, что португальская Валенса – это где-то в Подмосковье, по Рижскому направлению.

Звонил телефон. Он замолкал и тут же начинал вибрировать снова – с тумбочки, стоявшей прямо рядом с кроватью. Звонил и звонил, и Маша догадалась, что противный голос во сне – как раз эта противная вибрация. Интересно, сколько он уже так жужжит? И как только заряд не кончится, ведь на зарядку Маша его вчера поставить забыла.

Маша простонала, прикидывая, можно ли ее разбитое состояние считать похмельем. С одной стороны, не так уж много они со Степкой вчера выпили. С другой – уснули они поздно, только под утро. Все разговаривали и разговаривали – сначала о жизни, о проблемах и несправедливости, а потом и о Роберте. Маша хлюпала и жаловалась, что ничего он не замечает и что никогда он такую, как Маша, не полюбит. А Степка показывал ей смешные картинки из интернета и говорил, что, если бы он был на Машином месте, он бы переспал с Гончаровым и женил бы его на себе. «Ну так переспи!» – предложила Маша, и тогда они чуть не подрались.

– Ну алло, – выдохнула Маша в аппарат, решив ответить на звонок.

– Доброе утро, – раздался в трубке веселый и бодрый голос Гончарова. От неожиданности Маша буквально подпрыгнула на постели. – Вы в курсе, сколько сейчас времени?

– Нет, не в курсе, а должна? – ответила Маша в обвинительном тоне. Нападение – лучшая защита, но Гончаров на ее тон не отреагировал, только усмехнулся.

– Десять часов двадцать минут. Уже двадцать минут, как вы должны были быть на своем новом рабочем месте. Опаздываете, а? – Гончаров откровенно веселился.

– Неужели! Но мы же еще даже не успели обсудить мое новое расписание, – вредничала Маша.

– Захар ждал вас у подъезда с восьми утра, – между делом заметил Николай. – Понимаю, что у вас вчера был очень насыщенный вечер, но все же…

– Захар? С восьми утра? – как попка повторила за Гончаровым Маша и тут же поднялась с кровати. – Но почему? Впрочем… не важно. Сейчас мы соберемся и выйдем, хорошо? Ай! Ай!

Гончаров замолчал, и Маша прикусила верхнюю губу от досады. Зачем она сказала «мы»? Она просто имела в виду себя и Степку. Его же тоже придется поднять и выставить. С другой стороны, в голове крутилась мысль: он звонит, сам звонит. Почему? Особенно если принять на веру, что как женщина Маша его не интересует. Врет, все он врет. Эта мысль отчего-то заставила Машу хитро улыбнуться.

– Что такое? Что-то случилось? – спросил Гончаров, но веселья больше не было, его и след простыл. Голос его стал суше пустыни Сахары, если такое вообще возможно. Сквозь эфир сочились холод и негодование. Вот и отлично, вот и пускай.

– Ничего, все в порядке. – Маша смотрела на свою левую ступню в изумлении, и до нее смутно долетали обрывки воспоминаний. Разбитый стакан, сборы осколков. Оказывается, она сильно порезалась. Вот черт.

– Да? А мне так не кажется.

– Послушайте, Николай Николаевич… я… мне нужно минут десять, чтобы собраться. Можете дать мне телефон Захара, я предупрежу его? Мне очень неудобно, но это все – просто недопонимание и недостаток коммуникации. Этого не повторится. – Маша старалась звучать максимально профессионально и по-деловому.

– Не нужно никому звонить, просто спускайтесь, – отрезал Гончаров и отключился. Он всегда так делал, словно не желал и боялся, что кто-то повесит трубку раньше его. Словно это такое соревнование, в котором он обязательно должен победить.

– Степка, вставай, подлец. Ты знаешь, что я из-за тебя ногу порезала? – крикнула Маша, распахнув дверь в коридор. В ответ ей донеслось недовольное бурчание.

– Не ты ли сама стакан кокнула?

– Не ты ли меня поил? – Маша возникла на пороге кухни, стоя на одной неповрежденной ноге. – Слушай, там, над диваном, в шкафчике лежит мамина аптечка. Дай, а?

– Я могу сделать это не поднимаясь? – пробормотал Степка, подтягивая ноги к груди и сворачиваясь клубочком.

– Слушай, тебе что, надо, чтобы и тебя уволили? Половина одиннадцатого!

– Плевать.

– Да? А если у Щучки интернет упадет? А тебя нет.

– Я болею. Я не выспался. Мы легли час назад.

– Меня там водитель ждет, мы можем тебя подбросить до офиса. Иди умой свое рыло.

– Чем тебе не нравится мое рыло! – возмущенно закряхтел Степан, но приказание выполнил, хоть и с трудом. Перспектива доехать до офиса на тачке вдохновила его и вдохнула в него второе дыхание. Впрочем, оба его дыхания были несвежими. Маша вручила ему зубную щетку.

– Это моего брата. Не думаю, что его бактерии хуже, чем твои, – хмыкнула Маша.

– Это, между прочим, обидно. – Степа щетку взял и через десять минут вернулся на кухню вполне приличным, умытым, пахнущим мятой и Машиными духами, которыми он воспользовался в качестве дезодоранта.

– Идиот, – фыркнула Маша.

– Лучше бы кофе дала.

– Нету у меня кофе. То есть, может, и есть, только мне некогда его искать. Захар тут торчит с восьми утра.

– И что? – Степка потянулся и широко зевнул.

– А то, что, если мне с этим человеком предстоит ездить каждый день, лучше не давать ему поводов для ненависти с самого начала. Пошли! – И Машка пнула его больной ногой и тут же ойкнула. Царапина саднила. Было непонятно, как ходить в босоножках, если ступня обработана йодом и перебинтована. Придется остановить выбор на балетках. Или… опять кеды? Маша задумалась, а затем кивнула. Бежевые бриджи, футболка и кеды. Ничего сексуального, ничего делового. Посмотрим, что господин олигарх скажет на это. В конце концов, они же собираются работать на поле, верно? Там вообще положено ходить в синих комбинезонах и касках.

– Ты что, решила уничтожить чувства Гончарова в зародыше? – хмыкнул Степка, оглядывая бледную, лишенную косметики и яркой одежды подругу.

– Я сейчас тебя уничтожу в зародыше. – Маша потянула Степку в сторону лифта. Тот закатился внутрь, как большой колобок. Они молча смотрели друг на друга, пока лифт ехал вниз.

– Это не то, что ты думаешь, – сказала Маша, выходя из лифта. – Мне не нужны ничьи чувства.

– Так уж и ничьи… – Степа раскрыл подъездную дверь, выпуская Машу, но, уже выйдя во двор, Маша вдруг задергалась, а по ее лицу пробежала тень. Степа нахмурился. – Что такое?

– Мария Андреевна? – Темное стекло большого, до боли знакомого джипа опустилось, но Маша продолжала стоять, словно парализованная.

– Николай Николаевич? – пробормотал Степа, первым нашедший нужные слова. – Здрасте.

– Привет, – кивнул Степе Гончаров. – Подбросить?

– Не-ет, пожалуй, – замотал головой Степа, глядя на Машу. Та хмурилась и даже сжала кулаки так, что кончики ее коготков впились в ладошку.

– Ну, тогда счастливо. Мария Андреевна? Вы себя как чувствуете? – Легкая, фривольная манера вернулась к Николаю в тот момент, когда из подъезда вышел Степан, Борискин программист. Вот, значит, кто такие «мы». Действительно, этот хлыщ Левинский в Амстердаме.

– Степа! – воскликнула Маша, цепляясь за приятеля, как за спасательный круг.

– Увидимся потом, да? – трусливо бросил тот и исчез за поворотом. Маша перевела взгляд на скучающего в машине Гончарова.

– Вы что же, предпочитаете ехать на маршрутке? – усмехнулся он Машиной нерешительности. – Я не кусаюсь.

– Кто знает… А где Захар? Вы же сказали…

– Он был тут, а потом я отправил его по другим делам. Вас же не дождешься. Спящая красавица.

– И вы решили отправить своего шофера по делам, зато бросить все свои дела и заехать за мной лично? – разозлилась Маша.

– Да, согласен. Странновато выглядит, – кивнул Гончаров. – Только вот дела мои связаны с полем, а вы мне там сегодня совершенно необходимы. Кстати, ваш компьютерный хлам тоже частично сегодня приезжает. Нужно бы принять.

– Частично?

– Ну, вы же заказали целый контейнер каких-то приборов.

– Я… мне не дали точных инструкций о том, что именно мы планируем делать, – растерянно оправдывалась Маша, усаживаясь на кожаном сиденье рядом с Гончаровым. В машине было прохладно и приятно пахло. – И что может потребоваться.

– Я не придираюсь, успокойтесь. – Гончаров тронулся с места. – Напротив, я восхищен. Вы действительно все продумали. Думаю, я в вас не ошибся.

– Вы так уверены, что это просто странно. Все, что я сделала до сих пор, – это потеряла файлы по проекту.

– И восстановили, – напомнил Николай.

– Ага. Уничтожила плакаты, упала в грязь, сделала несколько картинок. Что из всего вышеперечисленного убедило вас в моем уникальном таланте и профессионализме?

– Ну…

– Послушайте, Николай Николаевич, – Маша уставилась перед собой, сосредоточив взгляд на автомашинах впереди, – я должна это сказать. Обязана.

– Да-да-да, я уже все понял. Вы еще вчера вечером мне все сказали. Спать вы со мной не станете, даже если я об этом вас и не просил. Что-то еще? – уточнил он с досадой. – Может быть, будем для разнообразия работать?

– Вы хоть понимаете, как это странно? – повернулась к нему покрасневшая от возмущения Маша. – Даже если и так, вы должны понимать, что для всех остальных ваше предложение выглядит именно так. Все в офисе считают, что я уже с вами переспала. Уже! Потому что нет никакого другого объяснения, почему вы предложили мне эту работу.

– И вы тоже так считаете? – серьезно спросил Гончаров. – Что в вас нет ничего, что заслуживало бы хорошего шанса? Ни красный диплом, ни прекрасный проект, который вы делали с детьми в прошлом году? Ни ваши картины, что вы вручную нарисовали для нашего проекта? Ни рекомендации вашего же профессора, что вы были его самой лучшей студенткой? Инициативной, креативной и смелой?

– Откуда вы это знаете? – вытаращилась на него Маша.

– Прежде чем приглашать кого-то, я обычно проверяю его прошлое, – пожал плечами Гончаров.

– Да? – Маша была по-настоящему потрясена. То, что говорил о ней ее любимый учитель, не было включено в ее резюме, никому она об этом не говорила. И дети, ее прошлый проект.

– Я предлагаю вам серьезное дело. Серьезнее, чем вы думаете. Если бы я хотел предложить вам что-то другое, я бы пригласил вас в ресторан. Мне жаль, что ваши коллеги неправильно и превратно истолковали мое приглашение. Вам решать, что для вас важнее – мнение окружающих или реальное дело. У вас есть право выбирать.

– Когда я рядом с вами, у меня нет такого права, – честно призналась Маша. – Мне кажется, все и всегда делают то, что вы хотите.

Николай повернулся к Маше вполоборота и улыбнулся кончиками губ.

– Не буду врать, обычно именно так и происходит. И все же…

– Ладно, давайте не будем больше об этом говорить, – предложила Маша. Николай кивнул. Он вырулил на шоссе и резко надавил на газ, обгоняя плетущийся по дороге автобус. Водил он резко, агрессивно и очень умело. Уже через полчаса они въезжали в лес, за которым находилось их поле. Всю дорогу они говорили на какие-то отвлеченные темы, обсудили жаркую погоду, то, что глобальное потепление буквально чувствуется в воздухе, что все же хорошо, когда лето… А потом они подъехали к воротам, и озабоченные охранники подбежали к машине.

– Николай Николаевич, там эти… опять! – сказал один охранник, и Гончаров нахмурился.

– Давно? – спросил он, и охранник кивнул.

– Уже часа полтора.

– Ладно, понял, – выдохнул Николай, заворачивая в лес. Маша только хлопала ресницами.

– Что такое? Кто такие – эти?

– Эти? Сейчас увидите, – пообещал ей Николай, а голос у него при этом был нехороший. Всего через несколько минут Маша поняла, в чем дело. «Эти» были протестующими. Группа людей, состоящая человек примерно из пятидесяти, не меньше, с плакатами «Спасем наш лес», «Доколе?» и транспарантами «Алчным олигархам – нет-нет-нет!», а также с термосами, бутербродами, раскладными стульчиками и даже мини-шезлонгами, стояла на краю леса, там, где недавно вырубленные деревья лежали аккуратными поленницами. Они защищали свой лес.

– Вот они! Вот! – закричал народ, едва джип появился на горизонте событий, и народ высыпал на дорогу так, словно надеялся и даже мечтал о том, чтобы злодей-застройщик переехал их на своей преступно дорогой машине.

– Чего они хотят? – спросила Маша, вцепившись в подлокотник.

– Как чего? Как всегда. Чтобы лес не рубили, но при этом хотят дорог, школ и денег. Особенно денег, – пожал плечами Гончаров.

– Я бы тоже хотела, чтобы вы не жгли лес, – вступилась за людей Маша. – Не все такие алчные, как…

– Ну, договаривайте, договаривайте. Не все такие алчные, как я, да? О’кей, пошли, Мария Андреевна. Будем разговаривать с народом. – И он остановил автомобиль. По толпе прошло оживление, когда Гончаров без тени страха внедрился в самую середину толпы. Он поднял вверх свои сильные руки и прокричал громко и уверенно:

– Приветствую вас! Надеюсь, у вас есть все необходимое?

– Как будто вам есть до этого дело, – выкрикнул кто-то из толпы, и Гончаров кивнул.

– Я так же огорчен нашими разногласиями, как и вы.

– Перестаньте жечь лес! – тоненько прокричала худая старушка с боковой линии.

– Если вы дадите мне сказать, я отвечу на ваши вопросы. Только уговор: один вопрос – один ответ. И никакого базара.

– Вы не против, что мы вас на телефон снимаем? – язвительно спросил подросток в сиреневых шлепках из пластика.

– Нет, я не против. На самом деле я удивлен, что не вижу журналистов, – улыбнулся Гончаров, и кто-то в толпе засмеялся. Они явно были знакомы не первый день, Гончаров и толпа. И не впервые встречались тут, на лесных дорогах.

– Потому что вы их купили.

– Всех? – рассмеялся Николай. – Ладно, давайте первый вопрос. Только не надо снова про лес, я уже неоднократно отвечал вам на него.

– Все эти разрешения от лесхоза – липа.

– Нет, не липа! – громче и суровее ответил Гончаров. – Поезжайте в Звенигород, посмотрите там. Хвойные деревья болеют. Наш лес уже прошел этап, когда можно было спасти их. Теперь мы должны защитить здоровую часть леса от заболевших деревьев. Жучок-короед – это очень опасно и очень быстро распространяется.

– Значит, вы у нас тут вырубки устроили из заботы о нас? – спросил подросток, и Гончаров повернулся прямо к нему.

– Именно так, молодой человек. Скажу больше, у нас в планах есть создание комфортабельного парка с дорожками и освещением, и сейчас мы как раз разрабатываем его проект. Со мной сегодня приехал наш штатный дизайнер, знакомьтесь, Мария Андреевна Кошкина. В сотрудничестве с любыми нужными специалистами она позаботится о том, чтобы спроектировать нечто прекрасное. Не так ли, Мария Андреевна?

Маша даже не сразу поняла, что Гончаров обращается к ней. Дизайн парка? Концептуальное развитие области? О чем он говорит? Она никогда ничего такого не делала.

– Да, Николай Николаевич, спасибо за представление, – ответила она, старательно подавляя дрожь в ногах.

– Вы правда будете делать парк? – послышалось из толпы.

– Так-так, давайте сначала договоримся. Все, кто пришел сегодня на демонстрацию, пожалуйста, так же дружно приходите на общественные слушания, которые будут проводиться повторно в сентябре. Там будут приниматься решения, там должны звучать и ваши голоса. Обещаете? – Гончаров взмахнул рукой, а люди закивали. Маша восхищенно смотрела, как Гончаров умело взял инициативу на себя, перевел демонстрацию протеста фактически в акт доброй воли и переговоры о совместном будущем. Она хотела спросить его, правда ли то, что он сказал про жучка-короеда, но времени для этого решительно не было.

– А какой будет парк? – спросила старушка с фланга. – Лыжню не попортит? Мы-то тут каждую зиму на лыжах катаемся.

– Отличный вопрос. Сейчас я отдам вам Марию Андреевну на растерзание. Поводите ее по нашим местам, покажите ей озеро, проложите маршруты, которыми пользуетесь зимой. Надо же с чего-то начинать, верно? – И Гончаров ласково улыбнулся Маше, предлагая ей сделать еще шаг вперед. Старушка тут же подскочила к Маше и принялась говорить о каких-то исключительно ценных дубах. Кто-то со злым лицом ворчал, что все это – надувательство, но большинство принялось заваливать Машу запросами, вопросами и мечтами, многие из которых просто противоречили друг другу. Маша кивала, улыбалась и отвечала односложно – да или нет. Гончаров же, подлец, прыгнул в машину и уехал в офис. Да уж, вряд ли он имел в виду затащить Машу в постель, когда вез ее на поле. Во всяком случае, теперь у Маши были серьезные в этом сомнения.