Аэробус летел на север вдоль берега Зябкого океана, после чего, когда уже наступила ночь, повернул на юго-запад. Хетцель и Джаника дремали; вождь юбайхов сидел сурово и неподвижно. На рассвете транспортер прибыл на аэровокзал Аксистиля, в противоположном Трискелиону углу Пограничной площади. По трапу спустились четыре пассажира-гомаза, за ними вождь юбайхов и, в последнюю очередь, Хетцель и Джаника, едва волочившие ноги от усталости. «Цивилизация! — вздохнул Хетцель. — Аксистиль — паршивая дыра у черта на куличках, но сегодня я чувствую себя так, словно вернулся домой. Ты пойдешь завтракать в „Бейранион“. Под рукой будет твой старый приятель, Гидион Дерби».

Джаника скорчила гримаску: «Не хочу видеть Гидиона. Мой пансион, „Розарий“, неподалеку. Прежде всего я приму горячую ванну, потом пойду уволюсь из туристического агентства, а потом брошусь в постель и просплю целый день. Надеюсь, Заресса не истратила всю горячую воду».

«Значит, увидимся вечером в „Бейранионе“?»

«Мы чудесно провели время. Увидимся вечером».

Хетцель смотрел ей вслед, пока она не свернула с площади, чтобы спуститься по проспекту Потерянных Душ.

Юбайх уже топал ногами и шипел — внушительное и устрашающее зрелище: пучеглазый череп в шлеме из литого чугуна с пятью острыми шипами на гребне, в черном нагруднике, инкрустированном гранеными чугунными бобышками, с болтающимся за спиной чугунным мечом. Хетцель произнес в микрофон автомата-переводчика: «Сегодня вся эта неприятная история закончится — к удовлетворению всех заинтересованных сторон, кроме убийц».

Автомат распечатал ответ юбайха: «Инопланетяне боятся собственной тени. Боятся смерти. Им неведом патриотизм». Слово «патриотизм» было напечатано красными подчеркнутыми буквами, что означало приблизительную передачу смысла непереводимой идиомы. «Зачем столько беспокоиться по поводу нескольких убийств? — продолжал гомаз. — Тем более, что мертвецы не относятся к числу твоих соплеменников».

«Ситуация сложнее, чем ты себе представляешь, — возразил Хетцель. — Как бы то ни было, твоя роль во всем этом деле скоро будет выполнена, и ты сможешь вернуться в свою цитадель».

«Чем скорее, тем лучше. Пойдем же!»

«Придется подождать пару часов».

«Еще один пример ойкуменического легкомыслия! Всю ночь мы неслись по воздуху с умопомрачительной скоростью, чтобы прибыть в Аксистиль. А теперь ты мешкаешь. Гомазы откровенны и делают то, что говорят».

«Иногда задержки неизбежны. Я отведу тебя в знаменитый отель „Бейранион“, в роскошную цитадель обитателей Ойкумены, где я намерен вручить тебе пару подарков, чтобы выразить почтение и благодарность». Хетцель направился к отелю. Юбайх что-то раздраженно прошипел и пустился вслед за ним, звеня чугунными медалями, с такой угрожающей решительностью, что Хетцель испуганно оглянулся и отшатнулся. Заставив себя сохранять самообладание, однако, он отвернулся и повел своего чудовищного спутника в «Бейранион», где, к его облегчению, еще никто не проснулся.

Испуская присвисты, очевидно выражавшие возмущение и отвращение, вождь юбайхов зашел в номера Хетцеля. Гидиона Дерби нигде не было видно, и Хетцеля это нисколько не удивило. В том психическом состоянии, в котором находился Дерби, от него можно было ожидать любых неожиданностей.

Хетцель указал на софу: «Отдохни, присядь на этот предмет мебели. Я решил предложить тебе несколько даров, в качестве возмещения за причиненные неудобства». Хетцель достал чемодан и вынул из него переносной фонарь и нож с лезвием из протеума — такой, какими пользовались десантники-штурмовики. Хетцель объяснил гомазу, как включать и выключать фонарь, и предупредил об опасности лезвия: «Будь очень осторожен! Лезвие невидимо: оно режет все, к чему прикасается. Ты можешь разрезать им свой чугунный меч, как стебель цветка».

Юбайх торжествующе защебетал. В распечатке автомата-переводчика значилось: «Это акт умиротворения, заслуживающий одобрения».

«Надо полагать, так гомазы выражают благодарность», — отметил про себя Хетцель. Вслух он сказал: «Теперь я намерен помыться и переодеться. Сразу после этого мы займемся нашим делом».

«Мне не терпится скорее вернуться в лоно моего клана».

«Постараюсь свести к минимуму любые задержки. Отдыхай. Пожалуйста, не пробуй нож на мебели в этих помещениях. Не желаешь ли посмотреть книжку с картинками?»

«Не желаю».

Выкупавшись, Хетцель надел чистую свежую одежду и вернулся в гостиную. Судя по всему, вождь юбайхов за все это время не сдвинулся с места. Хетцель спросил: «Требуются ли тебе пища или освежающий напиток?»

«Не требуются».

Хетцель опустился — почти упал — в мягкое кресло. Горячий душ производил снотворное действие — веки самопроизвольно смежались. Хетцель взглянул на часы: до тех пор, когда можно было ожидать появления сэра Эстевана Тристо в Трискелионе, оставался еще примерно час. Нагнувшись к микрофону автомата-переводчика, Хетцель спросил: «Почему юбайхи развязали „войну ненависти“ с кзыками?»

«Кзыки снюхались с людьми из Ойкумены. Они согласились на унизительное сотрудничество в обмен на поставки „человеческих штуковин“, — это непереводимое выражение было распечатано красными буквами, — и люди учат их изготовлять лучевое оружие. Через пять лет непобедимые орды кзыков смогут повелевать всем Мазом, их детеныши станут носить лучеметы, летать, как горгульи, и уничтожать наше потомство. Кзыки завладеют всем нашим миром, если юбайхи не уничтожат их сегодня же — сами или в союзе с другими кланами, верными древним традициям».

«А „человеческие штуковины“ вы, конечно, оставите себе?»

«Врагу не подобает знать обо всем. Я разболтал достаточно».

Хетцель откинулся на спинку кресла. Где пропадал Гидион Дерби? Если лиссы или олефракты установили его личность — при том, что, по словам сэра Эстевана, им было известно все происходившее в Трискелионе и в отеле «Бейранион» — появившись в Собачьей слободе, Дерби мог нарваться на неприятности. Неприятности могли ожидать его даже в отеле, ни в коей мере не гарантировавшем неуязвимость постояльцев — как Хетцелю пришлось испытать на собственной шкуре. Дерби могли усыпить газом и уволочь туда, откуда никто не возвращался.

Зазвенел телефон. Хетцель выскочил из кресла и прикоснулся к кнопке приема: с экрана выглянуло лицо Джаники — лицо, изможденное усталостью и побледневшее от ужаса: «Висфера Бырриса убили! Здесь побывали грабители!»

«Откуда ты звонишь?»

«Я в агентстве».

«Что ты там делаешь?»

«Я пришла, чтобы уволиться. Хочу уехать из Аксистиля. Мне уже плевать на деньги, а висфер Быррис лежит, мертвый, на полу!» — ее голос дрожал и срывался.

Хетцель ненадолго задумался: «Как его убили?»

«Понятия не имею».

«Откуда ты знаешь, что в этом виноваты грабители?»

«Сейф открыт. Его кошелек, пустой, валяется на полу».

«И не осталось никаких денег?»

«Насколько я вижу, никаких. Что мне делать?»

«Думаю, что лучше всего позвонить приставу Собачьей слободы. Что еще тут можно сделать?»

«Я не хочу ввязываться в эту историю. Не хочу отвечать на вопросы. Я хочу убежать отсюда и улететь с этой планеты, вот и все!»

«Старик в лавке редкостей, конечно же, видел, как ты зашла в агентство. Если ты не сообщишь об убийстве в полицию, подумают, что ты замешана в преступлении. Позвони приставу и скажи правду. Тебе нечего скрывать».

«Верно. Хорошо. Хотела бы я, чтобы ты представлял мои интересы, а не интересы Гидиона Дерби».

«Я закончу расследование дела Дерби через несколько часов — и расследование компании „Истагам“ тоже. По меньшей мере надеюсь, что сегодня все кончится. После этого я смогу посвятить тебе все свое внимание».

«Если меня не бросят в кутузку Собачьей слободы».

«Я позвоню тебе, как только выйду из Трискелиона. Если тебя не будет ни дома, ни в агентстве, загляну в кутузку. Тебе лучше всего сразу позвонить в полицию, не откладывай».

Джаника уныло кивнула, экран погас. Обернувшись, Хетцель увидел, как в гостиную заходит Гидион Дерби. Молодой человек остановился в некотором замешательстве, переводя насмешливый взгляд с Хетцеля на юбайха и обратно.

«Кто это? — спросил Дерби. — Новый клиент?»

Хетцель ничего не ответил. Дерби сделал пару шагов — Хетцель не мог не заметить, что юноша порозовел от возбуждения, будто в нем переливала через край какая-то невысказанная эмоция. Гордость? Торжество? Хетцель угрюмо спросил: «Сколько ты у него взял?»

Дерби слегка отшатнулся, словно наткнувшись на невидимую преграду: «У кого?»

«У Бырриса».

Уголки рта Гидиона Дерби слегка опустились, после чего растянулись в улыбке: «Вы хотите сказать — у Бангхарта».

«Как бы его ни звали».

«Вас беспокоит ваш гонорар?»

«Нисколько».

«Может быть, вам следовало бы побеспокоиться. От вас практически нет никакого толку».

«Прежде всего, — возразил Хетцель, — я выслушал твою историю. Во-вторых, я не позволил Эолусу Шульту отдать тебя в руки капитана Боу. В-третьих, я нашел и привез свидетеля убийств». Хетцель кивком указал на юбайха: «Если ты невиновен, его показания это подтвердят. Так что мне придется снова спросить: сколько ты взял у Бырриса — или у Бангхарта?»

«В конце концов это не ваше дело! — упорствовал Дерби. — Сколько бы я ни взял, он мне должен».

«Заработная плата работницы, обслуживающей приемную агентства — две тысячи СЕРСов. Еще тысяча СЕРСов причитается мне. Остальные деньги меня не интересуют».

Лицо Гидиона Дерби помрачнело: «Не так уж много и останется после всех ваших вычетов. А что получу я, после всего, что со мной сотворили? Не забывайте, я тоже понес ущерб!»

«Излишне было бы тебе напоминать, — язвительно парировал Хетцель, — о том, что понесенный тобой „ущерб“ сводится к тому, что тебе не заплатили за контрабандную деятельность? А также о том, что ты только что убил человека, чтобы отобрать у него деньги?»

«Я никого не убивал! — резко отозвался Дерби. — Я прогуливался по улице и заглянул в туристическое агентство. А там сидит, представьте себе, не кто иной, как Бангхарт! Естественно, я завалился к нему — слово за слово… Он выхватил лучемет, но я успел свернуть ему шею. Я его одолел и взял все деньги, какие у него были».

Хетцель ждал.

Дерби неохотно произнес: «У него в кошельке было чуть больше пяти тысяч».

Хетцель ждал.

Что-то прорычав себе под нос, Дерби вынул кошелек, отсчитал банкноты и бросил их на стол: «Вот три тысячи. Заплатите его помощнице. Остальное — ваш гонорар».

«Спасибо, — кивнул Хетцель. — Теперь сэр Эстеван, наверное, уже прибыл в Трискелион, и мы можем приступить к выяснению обстоятельств преступления, в котором тебя обвиняют».

Хетцель подошел к телефону и пробежался пальцами по кнопкам. Экран украсился нежным, как лепестки чайной розы, личиком Зарессы Люрлинг. Хетцель услышал, как Дерби что-то изумленно пробормотал, как только увидел секретаршу.

«Пожалуйста, соедините меня с сэром Эстеваном».

Лицо Зарессы стало профессионально непроницаемым: «Сэр Эстеван занят и сегодня не принимает».

«Скажите ему, что с ним желает поговорить висфер Хетцель. Скажите, что юбайх, присутствовавший в зале заседаний, когда были совершены убийства, находится в Аксистиле и согласился предоставить требуемую информацию».

Губы Зарессы неуверенно покривились: «Мне не положено беспокоить триарха — почему бы не обсудить этот вопрос попозже, с капитаном Боу?»

«Барышня, — нетерпеливо прервал ее Хетцель, — я звоню по требованию самого сэра Эстевана. Немедленно свяжите меня с ним!»

«Сейчас я никак не могу его прерывать. Он совещается с капитаном Боу».

«Придется его прервать, потому что я сию минуту отправлюсь в Трискелион в сопровождении Гидиона Дерби и вождя юбайхов. Мы прибудем через пять минут, и сэр Эстеван непременно нас сразу же примет». Хетцель выключил телефон и тяжело вздохнул: «Никогда не сталкивался с таким упрямством! Кто она такая, микронный автомат? Или сэр Эстеван ее избивает, когда она делает что-нибудь не так? Возникает впечатление, что она твердо намерена изолировать Эстевана Тристо от любого соприкосновения с действительностью. Или она просто дура?»

«Я видел эту девушку раньше, — напряженно, глухо произнес Гидион Дерби. — Несколько раз, когда меня держали взаперти, я просыпался и замечал девушку, ползающую голышом на четвереньках. Это была она».

«Неужели? — почесал в затылке Хетцель. — Почему ты так в этом уверен? Кажется, ты говорил, что на ней была маска — или полумаска?»

«Все равно я ее помню!» — настаивал Дерби.

Хетцель раздраженно хмыкнул: «Вот еще! Нам не хватало лишних осложнений».

«Это не обязательно осложнение».

«Может быть, нет. В конце концов, сэра Эстевана снимали у него на частной вилле — конечно, этим занимался Быррис… Что ж, пойдем, займемся главным делом».

Дерби задумчиво поглаживал подбородок: «Пожалуй, мне лучше здесь подождать, пока все не утрясется. Не хотел бы рисковать, встречаясь с капитаном Боу».

«Если ты невиновен, тебе не о чем беспокоиться».

«О, я невиновен, в этом можете не сомневаться».

«Тогда тебе придется пойти с нами. Я хотел бы воссоздать в точности условия, возникшие на заседании…»

«Розыгрыш?»

«Да, своего рода розыгрыш».

Дерби пожал плечами: «Будь по-вашему. Если капитан Боу запрет меня в Прозрачной тюрьме, вам придется меня оттуда вызволять». Молодой человек направился к выходной двери. Хетцель догнал его двумя быстрыми шагами, схватил его за шею сзади одной рукой, а другой пошарил у него в поясной сумке и вытащил лучемет. Дерби вырвался; его лицо исказилось яростью, он уже бросился было на Хетцеля, но отступил, увидев дерзкое лицо детектива с презрительно опущенными уголками рта, встретившись взглядом с холодными, прозрачно-серыми глазами и заметив небрежно направленное в его сторону дуло лучемета.

«Всего лишь хотел убедиться в том, что я, а не ты, буду контролировать ситуацию, — вежливо сказал Хетцель. — А теперь пойдем».