Глава 32
Наступило безрадостное утро. Несмотря на победу, настроение у моряков «Эвмены» было не радужное. Они понесли большие потери: девять человек были убиты, а более пятнадцати ранены. Среди раненых была и Морин, которую в бессознательном состоянии лорд Рочестер, после ареста вице-адмирала, отнес на руках в каюту. Уложив ее на кровать, он разорвал сорочку и осмотрел кровоточившую рану. Она была сквозная и не представляла опасности сама по себе. Но из-за большой потери крови состояние девушки вызывало беспокойство. В такой ситуации командовать кораблем было невозможно, поэтому, переговорив с квартирмейстером, лорд Рочестер предложил ему возглавить команду на время болезни девушки, у которой, ко всему прочему, проявились первые признаки желтой горячки, как называли желтую лихорадку в Новом Свете.
Мистер Лоу принялся за работу с рвением. Арестованного лорда Кондрингтона он заковал в кандалы и посадил вместе с капитаном Уолкинсоном и его помощником. Тех солдат и матросов с вражеского судна, которые изъявили желание остаться на фрегате в качестве матросов, он передал в распоряжение боцману, а остальных, включая раненых, посадил в уцелевший вельбот со «Святого Георга» и отпустил с миром. До ближайшей обитаемой суши было рукой подать, так что при таком спокойном океане и с провизией, предварительно оставленной в вельботе, они в два счета добрались до людей, которые оказали им всю необходимую помощь. Рассказывая небылицы о корабле-призраке, где команду возглавляет прекрасная морская сирена, они взбудоражили все население острова. Первой мыслью островитян было изловить дьявола во что бы то ни стало. Но дальше разговоров дело не пошло. Смельчака, пожелавшего бросить вызов потусторонним силам, не оказалось.
А между тем корабль-призрак покинул место сражения, о котором напоминал теперь лишь остов почти дотла сгоревшего флагманского фрегата, медленно погружавшийся в морскую бездну, и взял направление на север. Жизнь капитана внушала опасения, и по совету Абери, ее преданного слуги, корабль вновь взял курс на Бермудские острова.
— Ох, Абери, — вытирая мокрым платком горячий лоб девушки, произнес Эдвард. — Ты уверен в том, что Наганигабо сможет ей помочь? Это не выдумки? Он же все-таки вождь, а не шаман.
— Да, Черный Ворон. Вождь мудр и прожил много лун. Я верю ему. Он спас однажды Абери и спасет дочь нашего Курикавери.
— Сколько раз тебе повторять, дружище, Морин — не дочь вашего Курикавери, — дружески хлопая по плечу индейца, ответил милорд.
— Нет, ты не убедишь меня в обратном, Черный Ворон, — упрямо сказал индеец. — Она мужественна, храбра, как рысь, ловка, как ласка, и у нее сердце, преисполненное доброты и щедрости. Только дочь Солнца может обладать такими достоинствами!
— В этом я с тобой согласен, Абери, — грустно проговорил Эдвард, с печалью глядя на бредившую от высокой температуры, находившуюся в забытьи девушку. — Только вот боюсь я, не довезем мы ее до твоего вождя. Она очень слаба. И как назло, дует встречный ветер, и мистер Лоу, по-моему, уже совсем загнал команду, пытаясь выжать хотя бы десять узлов.
— Ты ее любишь? — внезапно спросил Абери и хитро улыбнулся.
— С чего это ты взял? — смутился Эдвард, опуская глаза.
— Черный Ворон очень заботится о дочери Солнца.
— Ты прав. Не буду скрывать. Я люблю ее всем сердцем, всей душой. Каждая частичка моего тела наполняется счастьем, когда она рядом. Ради одной ее улыбки я могу выйти лишь с саблей в руке против целой армии врагов. Чтобы быть с ней, иметь возможность находиться возле нее, я пожертвовал всем: положением, властью, деньгами, родиной.
— А дочь нашего Курикавери любит Черного Ворона?
— Увы, она испытывает только чувство благодарности и видит во мне лишь друга, — горько усмехнувшись, признался Эдвард. — В ее сердце по-прежнему живет любовь к человеку, который был оклеветан лордом Кондрингтоном и казнен. Я уже сделал все, что мог, чтобы завоевать ее любовь, но…
— Черному Ворону не к лицу так себя вести. Черный Ворон — воин! — с вызовом сказал Абери. — А воины никогда не сдаются! Вот увидишь: не пройдет и двух лун, как дочь Солнца изменит свое отношение к Черному Ворону.
— Я искренне этого хочу, Абери, — вздохнул лорд Рочестер и взял в свои ладони горячую руку девушки.
В дверь кто-то осторожно постучал.
— Войдите! — негромко разрешил милорд и повернул голову в сторону вошедшего человека. — Что-то случилось? — Эдвард напряженно всматривался в усталое лицо квартирмейстера.
— К счастью, нет, милорд, — успокоил его мистер Лоу. — Я тут… черт возьми… я… Просто ребята хотят знать, как наш капитан, сэр.
— Пока без изменений, — грустно сказал лорд Рочестер. — Но я надеюсь… Главное, успеть вовремя добраться до Бермуд!
— А, ну вот… я все вспоминал… о чем я еще хотел сказать, сэр, — мысленно браня себя на косноязычие, заявил квартирмейстер. — Ветер переменился, так что теперь пойдем живее. Я приказал поставить дополнительные паруса. Еще немного, и мы помчимся, как ветер. И пусть мои внутренности сожрет Кракен, если мы в скором времени не достигнем острова!
— Отличная новость, мистер Лоу. Благодарю вас.
— Да не за что, милорд… Вы там… — Он замялся в дверях. — Ну там… если капитан придет в себя, передайте ей привет от команды, ну и, конечно, от… и от меня, сэр.
— Непременно, мистер Лоу. Я обязательно все передам капитану.
Через несколько дней, благодаря хорошей погоде, фрегат прибыл на место. В течение этих дней у Морин наступило временное облегчение, и она, при помощи верного Абери и лорда Рочестера, смогла даже выйти на палубу. Но уже на следующий день болезнь вновь дала о себе знать. Когда «Эвмена» бросила якорь в уже известной морякам бухте, шансов на спасение девушки почти не оставалось.
Три дня и три ночи Наганигабо не подпускал никого к своему вигваму, куда он приказал отнести девушку, теперь больше напоминавшую тень, нежели человека. Он, вопреки всем правилам и традициям племени, сам готовил ей еду и питье и, подобно шаману, собирал коренья и травы. Три дня и три ночи лорд Рочестер и вся команда не находили себе места от волнения. С первого взгляда волнение последних могло показаться довольно-таки странным: чтобы сильные, закаленные в боях моряки, загрубевшие не только внешне, но и внутренне, которые еще несколько лет назад и слыхом не слыхивали о таких человеческих качествах, как благородство, честь или милосердие, вдруг стали волноваться из-за какой-то девицы! Теперь же они ходили кто вокруг вигвама, кто по палубе корабля и ожидали вестей. Прикоснувшись к чистому источнику, только самый безнадежный останется негодяем. Столкнувшись с Морин, моряки вынуждены были задуматься о том, что жизнь состоит не только в выпивке, разгульной жизни и грабежах. Стало ясно, что существует совершенно другой, пока недоступный им, мир. Нет, они, конечно, не стали в одночасье благонравными и смиренными, но и возвращаться на путь грабежей и убийств (дождавшись освобождения от обещания, данного в Порт-Ройале), как мечтали раньше, уже не собирались. Обратной дороги к разбойной жизни не было.
Что касается лорда Рочестера, то все его эмоции были понятны и ясны: он любил и любил искренне, не преследуя никакой иной цели. Его сердце начинало бешено колотиться, когда вождь с угрюмым видом выходил из вигвама. Каждый раз милорд думал, что это конец.
На исходе третьего дня из вигвама вместе с вождем вышла бледная, словно привидение, девушка. Она осунулась и сильно похудела, но улыбка на ее изможденном лице послужила немым ответом на вопрос о ее самочувствии: все позади!
Пробыв у гостеприимных индейцев еще четыре дня, Морин и команда засобирались в путь. Оставались еще кое-какие вопросы, которые необходимо было безотлагательно решить. Накануне отъезда, после ужина, девушка сидела около кресла вождя, который в задумчивости курил трубку. Морин отрешенно смотрела на костер, в котором весело играли языки пламени.
— Ты все-таки хочешь уехать, дочь моя? — попыхивая трубкой, спросил вождь.
— Да, о мудрый Наганигабо, я хочу уехать. Более того, я хочу отплатить за твою доброту, и предлагаю тебе и твоему народу переехать на Большую землю. Это всего неделя плавания. Условия будут, конечно, не королевские, но тебе обещаю полный комфорт… Вождь! Вам нужно уехать! У вас здесь нет будущего: мало пищи и пресной воды, постоянные набеги англичан… Не отказывайся от моей помощи, о мудрый Наганигабо. Мне так хочется сделать для тебя и твоего племени что-нибудь нужное и полезное, чтобы хоть как-то отблагодарить вас за доброе расположение!
— Дочь моя, твои слова согревают мое сердце. Но я не могу принять твое предложение, не проси. Я тебе уже когда-то говорил, что я тут родился, и тут лежат кости наших предков. Спасаясь от испанцев, они покинули родные места и обрели на этой земле то, о чем мечтали — свободу. Мы не можем предать их мечту!
— Очень жаль, о вождь, — грустно проговорила девушка, которая привязалась душой к этим суровым, но отзывчивым людям. — Но я уважаю твое решение и от всего сердца желаю мира, спокойствия и процветания этим землям!
— Ты так же умна, как и мужественна, дочь моя! Абери рассказал мне о твоей силе, ловкости и мудрости. Единственное, о чем я хочу спросить тебя, дочь моя, это о том, как ты намереваешься поступить с теми пленниками, что остались на корабле?
— Капитана Уолкинсона и его помощника я собираюсь высадить на один из пустынных островов. Это было их желание. А лорда Кондрингтона?… За все его злодеяния его ждет смерть! — Морин сверкнула глазами, и ее лицо в мгновение ока словно окаменело.
— Дочь моя, я правлю этим племенем со дня смерти моего отца и, не солгав, скажу тебе: трудно убивать людей не на поле битвы, даже если они и совершили чудовищное преступление. Не каждому это дано.
— Знаю, о мудрый Наганигабо, но этот человек лишил меня всего: семьи, родины, будущего, счастья! — в сердцах воскликнула Морин. — Я не могу его простить!
— Ты должна его простить, — мягко произнес вождь, — если хочешь, чтобы твоя душа, наконец-то, обрела покой.
— Что? Никогда! — гордо подняв голову, ответила девушка.
— Мой отец говорил мне, а моему отцу рассказывал его отец, что у вас есть некий Бог, которому вы поклоняетесь так же, как мы нашему Курикавери. Вы ходите в каменные дома и просите у Бога защиты и мудрости. Мы тоже так поступаем, за исключением того, что мы молимся прямо здесь, а не в каменном мешке. Но это все неважно: как и где молится человек, как неважно и то, что каждый по-своему называет свое божество: Бог един! Мы зовем его Курикавери, вы…
— Иисус, — подсказала Морин.
— Да, все правильно. Бог вокруг нас: он дает нам жизнь, он ведет, направляет нас, а в конце нашего пути забирает нас к себе. Предоставь Богу решать: достоин этот человек жизни или нет? Пусть свершится Божий суд!
— Я не знаю: душа моя неспокойна, и мне надо подумать над твоими словами, о мудрый Наганигабо, — угрюмо произнесла девушка. — Но в любом случае, спасибо, вождь, за совет!
