Глава 14

То, что в начале битвы казалось почти недостижимым – наша победа в ней, – все-таки свершилось.

Отряд потерял еще как минимум дюжину человек, но стая криджей понесла куда больший урон. Похоже, они нас все-таки недооценили. А когда остались в меньшинстве, то поджали хвосты и рванули на попятную.

Я понял это после того, как крики наемников из яростных вдруг стали радостными. Поначалу я не поверил своим ушам. Но когда не расслышал за ними шума битвы, стало очевидно: снаружи моего маленького убежища случились перемены.

Окружающие меня лошади закрывали обзор, но вели они себя теперь намного спокойнее. Это тоже давало понять, что пугавшие их криджи сбежали. И, как хотелось надеяться, сбежали насовсем, а не за подкреплением.

Я вылез из-под коновязи и встал на нее, чтобы осмотреться.

Битва и впрямь прекратилась. Повсюду валялись трупы, как целые, так и растерзанные на куски. Но трупов криджей было среди них значительно больше, нежели человеческих. Отыскав глазами Баррелия, я обрадовался: кажется, с ним все было в порядке. Он уже спустился с повозки и, опираясь на копье, вертел головой. Судя по всему, разыскивал меня. Я хотел помахать ему рукой, но он сам меня заметил. И кивнул, дав понять, что направляется ко мне.

И тут случилось нечто из ряда вон выходящее.

За спиной у ван Бьера внезапно появился Гириус с блитц-жезлом в вытянутой руке. Ван Бьер успел заметить курсора, нацелившего в него свое оружие, и резко обернулся, но было поздно. Курсор ткнул ему жезлом в шею, и того охватил столбняк. Который прошел, едва заклинатель молний убрал жезл и отскочил от своей жертвы. Вот только Баррелий после этого уже не очнулся. И где стоял, там и плюхнулся мешком в грязь, не оказав Гириусу сопротивления.

Я не видел, как сверкнула молния. Но это не означало, что сила Громовержца тут ни при чем. Еще как при чем! Обошлось без сверкания, потому что удар был нанесен в упор, но цели своей он достиг. Кригариец, которому доводилось убивать заклинателей молний – пусть и непреднамеренно, – был в конце концов сражен одним из них коварным ударом в спину.

Гириус очень сильно рисковал, ведь замешкайся он еще на миг, и монах вспорол бы ему живот или перерубил шею. Но, видать, Пивной Бочонок утомился после битвы и слишком поздно заметил угрозу. Вот почему проклятому курсору и сопутствовало везение.

От неожиданности я вздрогнул, потерял равновесие и упал с коновязи. Что оказалось весьма кстати. Едва я вновь хотел подняться на ноги, как расслышал обеспокоенные выкрики:

– Эй, а где щенок?! Кто видел его щенка?! Эй, пацан, как там тебя… Гномья срань, кто-нибудь помнит, как его зовут? Паца-а-ан! Иди сюда, кому говорят! Быстрее, а не то хуже будет!

– Я недавно видел сопляка, – пробасил Ярбор. – Я бежал вон в ту сторону, а он мне навстречу. Хотя не поручусь, что он выжил. Криджи тогда вокруг нас так и шныряли.

– Поищите шреди трупов, – распорядился Бурдюк. – И под повожками тоже. Будет плохо, ешли он выживет и жбежит.

«Ага, значит, для меня будет хорошо, если я выживу и сбегу!», – рассудил я. И заполз обратно в свое укромное местечко, где просидел остаток битвы. Как отсюда сбежать, я понятия не имел. Но другого укрытия у меня под рукой не было, и пришлось довольствоваться этим.

Лошади успокоились, их ноги больше не мельтешили у меня перед глазами, и я мог разглядеть, что творится снаружи. А творилось там что-то очень плохое. И раз поступок Гириуса никого не удивил, это доказывало одно: нападение на Баррелия случилось не вдруг. Похоже, все были в курсе, что оно рано или поздно состоится.

Кригариец был жив – я понял это почти сразу же. Желай курсор его смерти, он поджарил бы его молнией в мгновение ока. Но Гириус, похоже, лишь «куснул» ван Бьера блитц-жезлом, чтобы тот потерял сознание.

Зачем? Кандалы, которые были надеты на лежащего в грязи Баррелия, частично отвечали на этот вопрос. Но не давали ответа на другой: почему его все-таки не прикончили? Ведь скованный цепями по рукам и ногам, монах все равно оставался для наемников слишком опасным.

Они налетели на Пивного Бочонка, словно мухи на… Нет, неудачное сравнение. Лучше сказать «словно нищие на брошенный в грязь кошель монет». Каждую его конечность удерживали по три человека. А двое прижали ему голову к земле. Так, словно она могла оторваться от тела, взлететь и перегрызть чью-нибудь глотку. Еще четверо возились с кандалами. Судя по их спешке, им казалось маловато четырнадцати держащих Баррелия громил, чтобы почувствовать себя в безопасности.

Сколько бы раз Ярбор ни обозвал прилюдно кригарийца трусом, наемники помнили, кто он такой и чем знаменит. Даже хромоногий и оглушенный, ван Бьер являлся не тем противником, с кем им хотелось бы сразиться. По крайней мере, пока им не отдали такой приказ.

Я боялся, что меня тоже вскорости обнаружат – здесь было не так уж много мест, пригодных для укрытий. Но время шло, а этого все не случалось. Наемники ходили мимо лошадей, но никто не счел нужным заглянуть под коновязь. А, может, кто походя и заглянул, но просто меня не заметил. Вывалявшись в грязи и навозе с ног до головы, я сливался с землей, а отблесков костров не хватало, чтобы раскрыть мою маскировку.

Баррелий пришел в себя, когда его уже сковали кандалами и надели ему на голову что-то вроде клетки для птиц. Подобные штуковины я видывал на невольничьем рынке Дорхейвена на головах особо буйных рабов. И на голове кригарийца она смотрелась столь же нелепо, как на корове седло.

Впрочем, наемников можно было понять. Если ван Бьер ударится в буйство, кому-то из них сильно не поздоровится. И кусаться ван Бьер, я уверен, умел не хуже, чем драться кулаками.

Едва он очнулся и понял, что обездвижен, так сразу же решил проверить на прочность свои оковы. Во время этого испытания наемники держали ладони на рукоятях мечей и вздрагивали всякий раз, как пленник звенел оковами. Но поскольку выдрать с корнем дерево, к которому приковали кригарийца, ему было не под силу, он вскоре угомонился. После чего обвел мутным взором бывших соратников и молвил:

– Узнаю эти цепи и этот намордник! Я уже носил такие, когда гостил в подвалах Капитула. И зачем, святой сир, вы захватили с собой в поход эти безделушки? Впрочем, можете не отвечать – так и быть, ваша взяла. А теперь, кто-нибудь, объясните мне, что все это значит, и за какие заслуги меня шарахнули молнией?

– Потому что я так приказал, – сознался выступивший вперед полковник. – Однако считай это не наказанием, а всего лишь мерой предосторожности. За молнию тоже извини, хотя ты ведь понимаешь: мы не могли рисковать, предлагая тебе самому нацепить на себя кандалы. Но святой сир Гириус пообещал мне, что сделает все аккуратно и не причинит тебе вреда. Как видишь, он свое слово сдержал.

– Мера предосторожности? – переспросил ван Бьер. – От чего вам понадобилось меня предохранять?

– Не тебя. Нас – от тебя, – уточнил сир Ульбах.

– Вот как? – удивился Пивной Бочонок. – И что же вы натворили, раз убоялись моего гнева?… О, нет, я, кажется, догадываюсь! Кто-то из вас случайно прикончил в бою Шона и решил, что я взбешусь, когда об этом узнаю!

– Кого-кого? – не понял Шемниц. – Шона? Какого еще Шона?

– Того сироту, который меня сопровождал и готовил нам жратву, – пояснил Баррелий. – Так, значит, я прав?… Проклятье! Очень жаль парня. Да, он вел себя как несусветный зануда, но пользы от него все равно было больше, чем вреда. Уверен, со временем из него наверняка вышел бы толк… И где его тело?

Я под своей корягой горестно вздохнул. М-да, не такую эпитафию обо мне я хотел бы услышать из уст ван Бьера, но что поделаешь… Странно, но перед тем, как его шарахнули молнией, он же видел, что я выжил. Тогда почему сейчас он говорит такое? Или сила Громовержца заодно отшибла ему память?

– А, так вон как звали того сопляка! – дошло до полковника. – Нет, ты ошибаешься – тут дело не в Шоне. Дело в другом…

– Раз не в Шоне, куда он в таком случае подевался? – перебил его Баррелий. – Сначала приведите его сюда, убедите меня, что с ним все в порядке, а потом и о делах потолкуем.

– Да я бы с радостью, но есть загвоздка: мы не можем его отыскать, – ответил сир Ульбах. – Или он вправду погиб и его уволокли криджи, или сбежал, как та девчонка, дочка Зейна Ринара. Увы, но после такой бойни я бы, скорее, предположил первое, чем второе.

– Досадно. – Ван Бьер поморщился и покачал головой. – Но я вам верю, ведь у вас нет причин скрывать от меня Шона. Наоборот, если вы хотите, чтобы я был покладистым, вы привели бы его сюда в первую очередь… Итак, раз дело не в нем, тогда в чем же?

– В тебе. И в нас. Вообще-то, здесь нашим дорогам следовало бы разойтись. Но все обернулось так, что разойтись миром у нас не получится. Ты служил и продолжаешь служить генералу Маларию Брассу, а я – уже нет. Также, как святой сир Гириус больше не подчиняется своему Капитулу. Сегодня мы с ним работаем на самих себя. Также, как эти славные ребята, что согласились помочь обеспечить безбедную старость и нам, и себе.

Полковник указал на стоящих по обок от него наемников.

– Золото! Вот оно что! – кивнул Баррелий. – Вы решили прибрать его к рукам и ради этого предали свой легион и Вальтара Третьего. Не скажу, что я сильно удивлен. В своей жизни я знавал изменников, предававших своих и за меньшую награду. Гораздо меньшую. Но вы хотя бы сделали это не задешево, и вас я, в отличие от них, прекрасно понимаю.

– Понимай, как хочешь, – отмахнулся сир Ульбах. – Эфим проиграет Золотую войну, и тебе, кригариец, это известно не хуже меня. Вальтар знал, что островитяне ударят нам в спину, и все равно втравил нас в эту самоубийственную резню. Но я пролил достаточно крови и пота ради него и больше не хочу расхлебывать глупости, которые он творит. Мне пора на покой. И это золото целиком и полностью заслужено нами, а не королями и тетрархами. Верно я говорю, ребята?

Наемники одобрительно загудели. Еще бы им не радоваться, ведь после сегодняшней битвы причитающаяся каждому из них доля добычи значительно приросла за счет погибших.

– Если вы знали, что я не предам генерала Брасса даже за гору золота, зачем пригласили меня в свой отряд? – спросил монах. – Тогда, у Дырявой скалы, я мог бы пойти своей дорогой, а вы – своей. Да и сейчас мне следовало бы уже быть мертвым. Но я почему-то до сих пор не только жив, но даже не покалечен.

– Все очень просто – ты нам нужен, – ответил полковник.

– Хоть убейте, не понимаю, для чего? – продолжал недоумевать Пивной Бочонок. – Раньше я мог хотя бы орудовать копьем и стрелять из баллисты. А сейчас вы мне и ложку не рискнете выдать, не говоря про копье или меч. В чем теперь для вас моя ценность?

– Ты ценен не для нас, а для кое-кого еще, – признался Шемниц. – Причем неважно, битый или небитый. Но мы все же постараемся, чтобы эти люди получили тебя целым. Уверен, этот жест вежливости нам непременно зачтется.

– Как интересно! Вы меня заинтриговали. – Похоже, ван Бьер и впрямь был озадачен таким ответом. – И кто эти люди, если не секрет?

– А вот этого тебе пока знать не обязательно, – отрезал сир Ульбах. – Зачем мне раскрывать перед тобой все наши карты? Сам узнаешь, когда настанет время.

– Ну раз не хотите, то и не надо, – хмыкнул монах. – Но ваши карты не настолько секретные, как вам кажется. Все зависит от того, в какую сторону мы отправимся. Если назад на север, я могу высказать много догадок, кто отвалит вам за мою голову хорошую награду. Но вы не пойдете обратно, я прав? Вам там нечего делать с такими сокровищами, раз уж, по-вашему, Эфим ожидает скорое поражение. Вы пойдете на юг, подальше от Эфима и от войны. Но вот незадача – на юге очень трудно укрыться с горой золота, украденной у самого короля южан. Не знаю, на что рассчитываете вы, но мне известно лишь одно место, где такое возможно. К тому же до него отсюда совсем недалеко.

– Очень интересно, – оживился Шемниц. – Продолжай!

– Фенуя, – продолжил Баррелий. – Крупнейший торговый порт Промонтории. Что-то вроде южного Дорхейвена – город, где почти всем заправляют купеческие гильдии, и власть Григориуса Солнечного там ощущается постольку поскольку. В Фенуе вы можете купить себе право на проживание за золото, неважно, ворованное оно или нет. Или купить билет на корабль, идущий в любую часть света, где есть шанс скрыться с таким богатством. Хотя вы-то сможете купить не билет, а целый корабль, если на то пошло. Но вам вдобавок захотелось поберечь свою добычу, подарив фенуйцам вместо золота меня. А что, отличная идея! У них ко мне большие давние счеты, так что вы при любом раскладе останетесь в выигрыше.

– Браво, кригариец, чье второе имя – Кошмар Фенуи! – Полковник захлопал в ладоши. – Все правильно сказал – ни добавить, ни убавить. Ответь-ка честно: как много народу ты перебил во время той осады, служа мятежному герцогу Кальварио Мотту?

– Да уж побольше, чем в других городах, которые мне довелось разграбить, – злобно усмехнулся Пивной Бочонок. – Гораздо больше. Можете даже устроить аукцион среди купеческих гильдий Фенуи и продать меня той из них, которая больше всего заплатит.

– Заманчивое предложение. Пожалуй, мы так и поступим, – закивал полковник. – Осталось лишь довезти золотишко до морского берега. Который, как ты верно заметил, отсюда совсем недалеко…

Пока сир Ульбах говорил с пленником, наемники, растащив по сторонам трупы, вернулись к работе. Я вновь насторожился: они стали разбирать укрепление и снова впрягать лошадей в повозки. А поскольку лошади были единственным моим прикрытием, вот-вот грозил настать момент, когда меня заметят, схватят за шкирку и вытащат из-под коновязи.

И что ожидает меня потом?

Возможно ли такое, что после воспитательных тумаков меня снова зачислят в отрядные кашевары? Ага, размечтался! Я был другом кригарийца, а, значит, становился для наемников потенциальной угрозой. Я мог подсыпать им в еду отраву или слабительное. Или мог подстроить им иную гадость в попытке освободить ван Бьера. Отныне я не вызывал у наемников ни капли доверия. И даже как заложник я был бесполезен. Никто не станет принуждать Баррелия делать что-либо, приставляя мне нож к горлу. Его просто довезут в кандалах до Фенуи и продадут тамошним властям. И все. Что же касательно меня…

…Правильно: как только меня отыщут, так сей же миг прикончат. Безо всякой жалости и уважения к кашеварским и прочим заслугам. Когда на кон поставлена целая гора золота, моя жизнь в сравнении с ней стоит дешевле жизней тех блох, которых наемники заставляли меня вылавливать из их одежды, и которых я затем давил ногтями.

Странно, но мысль о неминуемой гибели напугала меня совсем не так, как должна была. Мои поджилки дрожали, но голова работала на удивление ясно. У меня было мало шансов выжить одному в горах Промонтории, но шансы выжить здесь отсутствовали полностью.

Мой выбор был невелик и очевиден. И я решил действовать, пока меня в конце концов не обнаружили.

Лошадь, до чьих поводьев я мог дотянуться, была породистым талетарским скакуном по имени Чирок. Он принадлежал самому Ульбаху Шемницу и являлся самым быстроходным в отряде. Такой удачей было грех не воспользоваться. Выждав, когда рядом не оказалось наемников, я перевернулся на спину и отвязал Чирка, А затем выполз из-под коновязи, ухватился за лошадиную гриву, подпрыгнул, подтянулся и очутился в седле.

Помимо того, что я умел читать и писать, а кригариец нет, я превосходил его еще кое в чем – в верховой езде. В седле Баррелий, конечно, держался, но очень уж неуклюже. То ли дело я! Меня обучали этому умению с малолетства, и уже к семи-восьми годам я скакал верхом как заправский наездник. И эти навыки махом вернулись ко мне, едва я оседлал Чирка и ударил пятками ему по бокам.

Укрепление из повозок было уже наполовину разобрано. Все, что от меня требовалось, это направить скакуна в просвет между ними и хорошенько его пришпорить; шпор у меня, естественно, не было, но хорошей лошади вроде Чирка хватило и пяток. Что я и сделал, развернув его сначала в северном направлении.

И Чирок, служивший доселе верой и правдой своему хозяину, меня не подвел. Он рванул с места так, что выброшенные у него из-под копыт комья грязи осыпали и полковника, и стерегущих ван Бьера наемников, и его самого. Тут же отовсюду грянули удивленные и разгневанные крики. Криков было много, но отчетливей всего я расслышал один голос. Тот, который принадлежал кригарийцу.

– Скачи, парень! – кричал мне вслед Баррелий через надетую ему на голову клетку. – Скачи, Шон! Скачи во весь опор! Не останавливайся! И не вздумай возвращаться, Гном тебя побери! Спасайся сам – мне ты уже ничем не поможешь!..

Ван Бьер кричал что-то еще. Но Чирок понес меня прочь словно ветер, так что скоро все голоса утихли за деревьями. И тьма раскрыла передо мной свои объятья, но она казалась мне куда дружелюбнее, чем то разворошенное осиное гнездо, в которое превратился отряд моих бывших соратников…