Торжества и праздники петровского Петербурга
29 июня 1703 г. состоялся первый официальный праздник в истории Петербурга. Пётр отпраздновал свое тезоименитство именно здесь: «Праздник апостолов Петра и Павла, ЕЦВ изволил торжествовать c набожеством и веселием звычайным в вышепомянутой Санктпитербурхской крепости». В этот день в центре Петропавловской крепости была заложена небольшая деревянная церковь во имя апостолов Петра и Павла, на месте которой в 1712–1732 годах был возведен каменный собор, который служил усыпальницей русских императоров.
Именно в подобные первые дни складывались многие традиции города. С лета 1703 года пушка на Государевом бастионе Петропавловской крепости сообщала о начале и прекращении работ. Уже в 1704 году на Государевом бастионе под пушечный залп поднимали и опускали флаг, который был поднят «от пробития утренней зари до вечерней». Позднее с крепостного вала Адмиралтейства пушка стала оповещать о подъеме воды в Неве во время наводнений.
Первые годы, до приобретения столичного статуса, праздников в Петербурге было немного. Чаще всего это были торжества, связанные с закладкой и спуском на воду на Адмиралтейской верфи нового корабля. По сигналу пушки все гости отправлялись в Адмиралтейство. Главный корабельный мастер вбивал гвоздь в киль и мазал его смолой. То же самое делал царь и остальные гости. Это сопровождалось непрерывной стрельбой из пушек. После закладки корабля царь со свитой следовали во «флагманскую залу» (в которой хранились трофейные шведские знамена) и устраивали там пир.
При спуске корабля Пётр в адмиральском мундире сам подрубал одну из подпорок, после чего корабль скользил в воду. Раздавались пушечные выстрелы, народ, собравшийся по обеим берегам Невы, ликовал. После этого на корабле устраивалось торжество. В верхних каютах накрывали стол для дам, в нижних – для мужчин. За столом по правую руку сидели те, кто строил корабль, по левую – высшие сановники государства. Часто к столу подавали «корабельные блюда»: копченое мясо, зельц, ветчину, языки, морскую рыбу, масло, сыр, сельдь, устриц, лимоны и апельсины, сухари, пиво и раков. Пир продолжался допоздна, причем часовые никого не выпускали с корабля без царского дозволения.
Для подобных праздников с 1719 года в санкт-петербургском провиантском магазине «для внезапного закладывания и спуска кораблей» согласно определению Адмиралтейств-коллегии начали содержать обязательный страховой запас – «бочку рейнского гохлянского вина; бочку красного вина самого высокого качества; бутылки пантаку или эрмитажу; по 12 бутылок венгерского крепкого и сладкого».
Вскоре количество спиртных напитков было увеличено, к ним добавили еще и закуску. В июне 1720 года Адмиралтейств-коллегия приговорила: «Для спусков… в адмиралтейской провиантской конторе содержать на всякий год по 2 бочки оксовых гохлянского, по одной полуамной рейнвейну, по 6 дюжин зрмитажу, по полуамной вина горячего французского, по полуанкерку водки приказной, по полуанкерку водки коричневой или померанцевой, по 12 пудов меду, по 3 вари привозного пива, по 2 вари лучшего полпива, капорсу по 1/4 пуда, оливок по 1/2 пуда, анчоусу и устерсу по боченку».
Современникам запомнилась свадьба царского карлика Якима Волкова и карлицы, состоявшаяся 14 ноября 1710 года. Она должна была стать кульминацией торжественных мероприятий по случаю бракосочетания царевны Анны Иоановны с герцогом Курляндским Фридрихом Вильгельмом 31 октября 1710 года. Пётр загорелся идеей развести в России породу карликов посредством браков.
19 августа 1710 года был издан следующий царский указ: «Карл мужеского и женского пола, которые ныне живут в Москве в домах боярских и других ближних людей, собрав всех, выслать из Москвы в Петербург сего августа 25-го дня, а в тот отпуск, в тех домах, в которых те карлы живут, сделать к тому дню на них, карл, платье: на мужской пол кафтаны и камзолы нарядные, цветные, с позументами золотыми и с пуговицами медными золочеными, и шпаги, и портупеи, и шляпы; и чулки, и башмаки немецкие; на женский пол верхнее и исподнее немецкое платье, и фантажи, и всякий приличный добрый убор, и в том взять тех домов с стряпчих сказки».
Согласно этому указу к ноябрю в Петербурге и Москве было собрано около 80 карликов и карлиц. Накануне свадьбы два одинаковых ростом карлика в маленькой трехколесной одноколке, запряженной одной маленькой лошадкой, разъезжали по городу в предшествии двух верховых лакеев со своими приглашениями. На следующий день, 14 ноября, когда гости собрались в назначенном доме, молодые, а вслед за ними и остальные начинали торжественное шествие – отправились к венцу. «Впереди шел нарядно одетый карлик в качестве маршала с жезлом, на котором висела длинная, по соразмерности, кисть из пестрых лент. За ним следовал, тоже в особом наряде, Его Величество с несколькими министрами, князьями, боярами, офицерами и прочими…» Шествие заключали идущие попарно 72 карлика.
Пара была обвенчана в русской церкви по русскому обряду. Все карлики заняли середину церкви. На вопрос священника к жениху, хочет ли он жениться на своей невесте, тот громко произнес по-русски: «На ней и ни на какой другой». Невеста же на вопрос, хочет ли она выйти за своего жениха и не обещалась ли уже другому, ответила: «Вот была бы штука!» но ее «да» чуть можно было расслышать, что возбудило единодушный смех… Венец над невестой держал Пётр в знак своей особой милости. После венчания все отправились по Неве во дворец князя Меншикова на Васильевском острове, где состоялся пир. Пётр I усердно подпаивал новобрачных и затем сам отвел их домой (в царские палаты) и при себе велел уложить их в постель. Три года спустя Пётр организовал еще одну свадьбу карликов.
В 1712 году двор был переведен из Москвы в Петербург. С этих пор все официальные торжества России – религиозные обряды, народные гуляния, придворные балы и маскарады, дипломатические церемониалы – начали проводиться в парадизе. Пётр вводил совершенно новый тип праздника – государственный. Постепенно началось формирование и утверждение ритуалов в настоящий светский церемониал. Новая структура нового государственного ритуала тщательно разрабатывалась и, как правило, непременно становилась цельной и стройной системой.
В центре действа находился сам Пётр, который был окружен соответствующими античными эмблемами и символами. К ним питали особенное отношение: в начале XVIII века в России издавались специальные пособия, содержавшие изображения эмблем, символов, аллегорий. Среди них была особенно распространена книга под названием «Символы и эмблемата», изданная по распоряжению Петра дважды, в 1705 и 1719 годах.
Ни один праздник не обходился без большого фейерверка. Сам Пётр так оправдывал свою страсть к огненным зрелищам: «Я довольно знаю, что в рассуждении частых моих фейерверков почитают меня расточителем, но весьма же нужно приучить подданных через потешный огонь к другому огню… ибо я узнал опытом, что тем меньше страшатся важного огня, чем более приобыкли упражняться в потешном».
Одно из центральных мест в новой системе государственных праздников занимал праздник встречи Нового года. В Петербурге он впервые состоялся еще в 1711 г. Пушкин писал о нем в «Истории Петра»: «Петр обедал у кн. Менш.<икова>; вечером, при фейерверке, освящены два щита, на одном изображена звезда с надп.<исью>: „Господи, покажи нам пути твоя“, т. е. Господи, покажи нам дорогу в Турцию, на другом – столб с ключем и шпагой, с надп<исью>: „Иде же Правда, там и помощь божия“. Однако Бог помог не нам».
В дальнейшем складывается устойчивый сценарий новогодних торжеств в Петербурге. Так, в 1714 году царь, «отслушав обедню у церкви Троицкой, изволил кушать с протчими у Себя в Дому; а в вечеру изволил гулять по улицам со всеми министрами». В 1715 г. – «слушал обедню у Троицы, и после обедни палили для Новаго году с фортеции из пушек; кушал у себя, а после обеда гуляли по улицам». В 1716 г. Пётр болел, и празднование Нового года не включало «гуляния»: «Их величества слушали обедню у Троицы и были у князя».
Сохранилось два подробных описания торжеств 1 января 1719 г. «Его Величество, – писал Х. Ф. Вебер, – по отслушании божественной литургии, при пушечной пальбе, отправился в дом Сената, где князь Меншиков давал роскошный обед. За столом пилось здоровье и провозглашалось желание, чтобы этот 1719 год для ЕВ был также счастлив и замечателен, как и 1709 год. Праздник заключился наконец блистательным фейерверком, который представлял двух великанов, поддерживавших столпы царства, и Фортуну, сидящую на змие. Между разными глубокомысленными изречениями ЕВ, на этом празднике замечательно следующее: царь уподобил себя патриарху Ною, который с негодованием взирал до сих пор на древний русский мир, теперь же он возымел надежду, с помощию учрежденных вновь коллегий, привести свое государство в новое, лучшее состояние». Французский консул де Лави повествовал: «Замечено, что на последнем празднике ЕЦВ провозгласил тост за то, чтобы 1719 г. был так же замечателен и счастлив, как и год 1709-й, навеки памятный битвой под Полтавой. Затем он сравнил себя с Ноем; обозревая с горестью старый русский мир, он выразил надежду, что посредством учреждения нескольких советов и коллегий ему удастся придать новый вид этому миру».
В 1725 г. в Петербурге был устроен последний новогодний фейерверк эпохи петровского царствования. На центральном щите был изображен «летящий Сатурн с крылатыми часами на голове, косой в левой руке и рогом изобилия в правой». Надпись гласила: «Боже благослови. Генваря 1. 1725».
Начиная с 1710 г. в Петербурге регулярно праздновалась годовщина Полтавской битвы 27 июня, которая теперь сделалась главным праздником года. «Для этого празднества, – писал Юст Юль, – сделаны были большие приготовления. <…> Царь сам вышел к Преображенскому полку, построенному за крепостью, и отдал приказание, чтобы Преображенский и Семеновский расположились кругом на площади у собора». Когда обедня кончилась, царь со всей свитой вышел на площадь перед собором. Здесь была воздвигнута пирамида, на которой висело «…59 взятых в Выборге знамен и штандартов». Перед выстроенными полками и собравшимися на площади жителями Петербурга Феофилакт Лопатинский произнес проповедь, а за ней последовала праздничная пушечная стрельба. Празднование закончилось пиром, а вечером «на воде на двух связанных плотах» был сожжен «небольшой, но красивый фейерверк».
Начиная с 1713 года ежегодным публичным праздником сделалось тезоименитство Екатерины Алексеевны 24 ноября: «Во вторник, согласно обычаю, праздновали день св. Екатерины, имянины Ея Величества Царицы». В том же году в «Походном журнале» была сделана запись: «Было тезоименитство Государыни <…>; кушали в Доме ЦВ и веселились довольно. И во всем Петербурге у всех хором в окнах горели свечи, також перед каждыми воротами были огни во всю ночь».
Большими торжествами были отмечены в Петербурге первые морские победы России: при Гангуте (1714 г.) и Гренгаме (1720 г.). В сентябре 1720 года под пушечную пальбу в Неву вошли пленные шведские корабли. Был устроен огромный фейерверк, в центре проплывал Нептун в колеснице, над ним парила трубящая славу Виктория. Праздник длился четыре дня. С особенным размахом проходили торжества, посвященные заключенному 30 августа 1721 г. Ништадскому миру. Известие о заключении мира Петр получил 4 сентября. В «Ведомостях» от 1 октября 1721 г. было помещено распоряжение о праздновании мира. Петр указывал: «Богу <…> благодарение» отправлять «в разные времена трикратно». Отныне семь дней подряд звонили при Пасхе, очередной годовщине Полтавской победы и юбилеях заключения Ништадского мира. Феофан Прокопович в «Слове», прочитанном 28 января 1722 г., говорил: «Понеже мимошедшая война продолжилася чрез трилетные седмицы», то есть 21 год, то, «лета вместо дней исчисляя», следует и праздновать 21 день (трижды по семь дней). Все три этапа торжеств были ознаменованы маскарадом.
Первый маскарад был назначен на 10 сентября. Подготовка к нему началась всего за четыре дня, и Пётр, который принимал в ней самое непосредственное участие, на ходу составлял его план. 6 сентября участники маскарада собрались у Меншикова, где получили от Петра указания «обо всем нужном для назначенного маскарада»; 8-го «лица, назначенные участвовать в маскараде <…> расставляемы так, как потом им следовало идти в процессии»; 9-го иностранные посланники «ездили на лодках по каналам, чтобы приучиться грести». Научить иностранных посланников грести в один день, видимо, не удалось, и Пётр отказался от первоначального плана.
«Сюжетом» маскарада было шутовская свадьба князь-папы. После бракосочетания маски выстроились на площади перед Троицкой церковью, где еще стояла деревянная пирамида, выстроенная в 1720 г. в честь взятия четырех фрегатов при Гренгаме. «Царь, как было условлено наперед, ударил в барабан», и все маски (а в маскараде участвовало около тысячи человек) сбросили плащи «и начали медленно ходить по большой площади процессией, по порядку номеров, и гуляли таким образом часа два». После маскарада был банкет, а вечером «молодых» отвели к «брачному ложу», которое находилось в пирамиде на площади. Маскарад, как и планировалось изначально, продолжался неделю. 20 октября Пётр Великий объявил в Сенате прощение всем осужденным и отмену недоимок.
Второй этап торжеств Пётр отнес к 22 октября – празднику Казанской иконы Божией Матери и избавления Москвы от поляков в 1612 г. Во время богослужения в Троицком соборе был зачитан текст мирного договора, после чего Феофан Прокопович произнес яркую речь, в которой провозгласил Петра Отцом Отечества и Императором Всероссийским. Присутствовавшие трижды прокричали «виват». На Троицкой площади приготовили много бочек с вином.
После торжественного богослужения героям войны под пушечные залпы со стен Петропавловской крепости и 125 галер были вручены награды. Набережные города осветили цветные фонарики и сальные пушки, костры и горящие смольные бочки. На Петербургской стороне был устроен грандиозный фейерверк. Была установлена огромная декорация, изображавшая храм Януса. Пётр вышел на галерею Сената, поджег фигуру орла. Птица «подлетела» к храму Януса по веревке, и от нее зажглась центральная декорация. Ворота храма озарились голубым пламенем, и явился сам бог Янус, державший в своих руках лавровый венок и оливковую ветвь.
Появились фигуры двух коронованных рыцарей: один символизировал Россию, другой – Швецию. Рыцари двинулись друг к другу и обменялись рукопожатием. В этот момент двери храма Януса затворились. В небо взлетело 6000 ракет, раздался звон колоколов, заиграли оркестры. Справа от храма Януса зажегся щит с фигурой Правосудия, попирающей ногами двух фурий. Сверху загорелась надпись «Всегда победит». Слева от храма Януса появился огненный корабль, идущий в гавань, и надпись: «Конец дело венчало». Спектакль продолжался почти два часа. Под конец по воде полетело множество «горящих фигур», среди прочих – Слава, Правосудие, Осторожность и Победа.
Маскарад начался 24 октября, и «ходили не иначе как в масках» до 30-го. Эти маскарадные шествия также поражали воображение петербуржцев. «Толпа заволновалась и заметалась во все стороны. Кто-то свалился в воду, и его с хохотом тащили оттуда. Три арапчонка, в чалмах и белых фартуках, предшествовали Петру, одевшемуся в матросскую куртку, с барабаном на черной бархатной перевязи через плечо…» За Петром шла свита в старинных шапках и русских кафтанах. За царицей, одетой в костюм из черного бархата, следовали придворные дамы в кокошниках и душегреях. В маскарадном шествии резвились нимфы, пастушки, арлекины. «Какие-то искусники, наряженные журавлями, чинно выступали „аки журавель-птица“, под громкий смех зрителей… Громадный медведь неуклюже бегал по клетке… Внезапно она распахнулась, и зверь с ревом кинулся на толпу… Зрители перепугались насмерть… но мгновение спустя медведь выскочил из своей шкуры и оказался царским шутом». Торжества в честь Ништадского мира одновременно ознаменовали начало новой формы русской государственности – Российской империи.
В последние годы правления Петра система государственных праздников вполне была уже довольно широко развита. Достаточно взглянуть на список официальных торжеств, запланированных на 1725 год, который выглядел так:
«Торжественные праздничные и викториальные дни, которые повсегодно празднуемы бывают
Генварь
1 Торжествование новаго лета
Февраль
3 Тезоименитство Государыни Цесаревны Анны Петровны
19 Воспоминание брака Императорскаго Величества
Апрель
5 Рождение Ея Величества Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны
Маи
7 Коронация Государыни Императрицы
30 Рождение Императорскаго Величества Петра Великаго
Иунии
25 Коронация Императорскаго Величества
27 Виктория над шведами под Полтавою
29 Тезоименитство Императорскаго Величества
Иулии
27 Взятие фрегатов шведских на море: первее при Ангуте, потом при Гренгаме
Август
9 Взятие Нарвы
26 Тезоименитство Государыни Цесаревны Наталии Петровны
30 Перенесение мощей Святаго благовернаго Великаго князя Александра Невскаго. И воспоминание заключеннаго мира между Империею Россиискою и Короною Свеискою
Сентябрь
5 Тезоименитство Государыни Цесаревны Елисаветы Петровны
28 Виктория под Лесным над Генералом шведским Левенгоуптом
Октябрь
11 Взятие Нотенбурха, которои ныне Слютенбурх
Ноябрь
24 Тезоименитство Ея Величества Государыни Императрицы
30 Cвятаго апостола Андреа, и торжество Кавалеров Российских».
Последние годы Петра Великого были ознаменованы двумя праздниками: перевозом в Петербург бота «Святой Николай» – «дедушки русского флота» и переносом мощей князя Александра Невского.
29 мая 1723 года Пётр на боте торжественно прибыл в Александро-Невский монастырь. В день рождения царя состоялась торжественная встреча ботика в Петербурге. В «Походном журнале» Петра за май 1723 г. написано: «Их величества и все министры слушали заутреню в Невском монастыре; и по утру к обедне изволили прибыть с ботиком и со всем буерным флотом, в 11-м часу пополуночи, в Санктпитербурх, и была литургия у Троицы, палили из города и с крепости Адмиралтейской кругом трижды и были на площади солдаты гвардии, где також из мелкого ружья палили беглым огнем трижды ж. После литургии кушали в Сенате <…> и был фейерверк на воде».
Позднее, 11 августа 1723 года, ботик участвовал в смотре Балтийского флота. Механик Андрей Нартов писал об этом: «Ботик был отправлен в Кронштадт, где от всего флота прибытие оного пальбою и другими морскими почестями поздравлено и в память величайших от сего ботика на море успехов торжествовано». Вернувшись на берег, Пётр I произнес меткую фразу о ботике: «Смотрите, как дедушку внучата веселят и поздравляют!»
Торжественная встреча мощей Александра Невского в Санкт-Петербурге также проходила по «водному пути» 30 августа 1724 г. Согласно подготовленному церемониалу ранним утром Невский флот в полном составе направился к Шлиссельбургу. В составе флотилии был и ботик Петра. Сам император прибыл на галере к устью Ижоры, где, по преданию, в 1240 году была одержана победа Александра Невского над шведами. Здесь ковчег с мощами был перенесен на галеру Петра, и император встал у руля, повелев сановникам, сопровождавшим его, взяться за весла. Так на галере, управляемой лично Петром, «при пушечных салютах и колокольном звоне» святые мощи были доставлены в Александро-Невский монастырь, в новую церковь Св. Александра Невского, освященную в тот же день. После этого на Неве была устроена богатая иллюминация.
Самым последним торжеством, связанным с петровской эпохой, стали похороны царя-реформатора, скончавшегося в Зимнем дворце 28 января 1725 года. Торжественный перенос тел Петра I и его 6-летней дочери Натальи (умершей в начале марта) из дворца во временную деревянную церковь внутри Петропавловского собора состоялся только 10 марта 1725 года. Сигналом к началу церемонии стал выстрел из пушки. Процессия делилась на 14 отделений, во главе каждого из которых шли церемониймейстер и маршал. Шествие открывали и закрывали отряды конной гвардии. В процессии участвовали свыше 10 000 человек, в том числе 200 священнослужителей.
Перед колесницей с гробом царя несли гербы крупнейших городов и ордена царя, шли певчие, высшее духовенство и официальные лица. Сама колесница была запряжена 8 лошадьми в черных попонах. По сторонам от нее шли 60 гвардейских бомбардиров с зажженными свечами. Над гробом 10 штаб-офицеров несли богатый балдахин на литых серебряных древках с гербами. Его покров придерживали за кисти два полковника.
За колесницей несли царские регалии. За ними следовали императрица и другие официальные лица по старшинству (все в черном). Была сильная метель, но Екатерина, поддерживаемая Меншиковым и Апраксиным, шла за гробом пешком. Перед гробом цесаревны Натальи следовали два маршала с жезлами, а за ним несли ее корону, ордена и регалии.
Тело царя оставалось в деревянной временной церкви посреди строящегося Петропавловского собора целых шесть лет. Погребение в каменном соборе – «в приуготовленное нарочно к тому Императорское кладбище» – состоялось по повелению императрицы Анны Иоанновны 29 мая 1731 года. Тогда одновременно были преданы земле гробы с телами Петра I, его дочери Натальи и императрицы Екатерины I, умершей в 1727 году.
Так неутомимый реформатор, основавший на невских берегах новый Константинополь, обрел вечный покой в центре своего парадиза, в соборе,
…где искони внутри
Опочивают русские цари,
А возле стен зарыты коменданты,
И тихий плач в гробницы льют куранты,
И, кажется, на линию дворцов,
Через Неву, из недр иного света,
Глядят в столицу тени мертвецов,
Как Банко тень на пиршество Макбета…
