Глава 19
Итак, заплатив за вход в город жизнями двух хойделандеров, я и глотнувший вина Баррелий наконец-то очутились в Кернфорте.
Раньше я никогда здесь не был, зато я был в другом вейсарском городе – Балифорте. И запомнил поразительную чистоту его улиц, а также не менее поразительных горожан, которые не имели привычки мусорить на улицах. Куда они его девали, неизвестно – в карманы, что ли, складывали? Но чтобы найти в Балифорте мусор, надо было и впрямь постараться.
Под стать уличному порядку была и тамошняя архитектура – простая, но аккуратная. Она отличалась не вычурной отделкой зданий, а идеальной прямотой их линий. Даже окна в них, и те имели одинаковые размеры, располагаясь на каждом этаже на одном уровне!
Что ни говори, а вейсарские архитекторы отличались не меньшей педантичностью, чем вейсарские банкиры.
Надо полагать, в столице Вейсарии уличная чистота тоже была в порядке вещей. Вот только мы ее уже не застали. Длящиеся третий день погромы и резня превратили Кернфорт одновременно и в поле брани, и в бойню, и в грандиозную свалку – сочетание, не способствующее поддержанию улиц в надлежащем виде.
Судя по вздымающимся в небо столбам дыма, в городе бушевало не меньше дюжины пожаров. Такого их количества с лихвой хватило бы, чтобы спалить дотла большинство городов Оринлэнда. Особенно, если бы пожары случились в ветреную погоду. Но Кернфорту это, похоже, не грозило. Окруженный со всех сторон высокими горами, он был укрыт от всех ветров. А сырая погода вкупе с каменными постройками – еще одна характерная особенность вейсарской архитектуры, – не давали огню шибко разгуляться на его улицах.
– На что ты все таращишься? – спросил меня ван Бьер после того, как мы покинули караульную башню. Шагая впереди, он искал ближайший переулок, дабы убраться с главной улицы, а я бежал за ним, раз за разом озираясь назад.
– Так бывает везде или это случилось только здесь? – задал я встречный вопрос, указав на западные ворота города. Отсюда еще можно было видеть и их, и то, что возле них творилось.
А творилось там настоящее безумие, иного слово не подобрать.
Толпа желающих убраться из Кернфорта горожан стенала на все голоса, потому что на пути у нее стояли хойделандеры. Чтобы добраться до спасительного выхода, было недостаточно отдать им все ценные вещи. Для многих беженцев цена свободы оказалась значительно выше, а для кое-кого она и вовсе стала неподъемной.
Браннеры выдергивали из толпы приглянувшихся им женщин – по большей части, конечно, молодых, – и утаскивали их, визжащих и брыкающихся, на конюшню. И ладно бы только женщин! На моих глазах двое островитян отбирали у бьющейся в истерике матери истошно визжащую девочку – практически мою ровесницу. А их приятели в этот момент избивали ногами посмевшего заступиться за нее отца или старшего брата (издали было не разглядеть).
Очевидно, девочке тоже предстояло отправиться на сеновал, где ее изнасилуют, невзирая на юный возраст, как и прочих жертв. Изнасилуют, скорее всего, не раз и не два, и хорошо, если не до полусмерти. А вот судьба ее заступника могла сложится гораздо плачевнее. На это намекала куча свежих трупов, сваленных неподалеку от ворот, и вытекающий из-под нее прямо под ноги толпе, кровавый ручей. И сейчас избиваемый вейсарец имел все шансы очутиться в той куче, даром что его пока не резали и не рубили, а лишь пинали сапогами.
В отличие от Баррелия, я не мог спокойно повернуться спиной к этому душераздирающему бесчинству. Оно притягивало мой взор несмотря на то, что вызывало у меня только отвращение. И мне становилось еще противнее при мысли о том, что никакой герой-заступник не придет на помощь этим страдальцам: ни Геленкур Сокрушитель, ни Тандерия Сегемская, ни святой Армарий… Ни кригарийцы, пусть даже один из них находился совсем неподалеку.
Добро пожаловать в мир за пределами твоих любимых детских книжек, Шон Гилберт! Мир, где все легенды и фантазии исчезают, будто изображение на картине, на которую выплеснули целое ведро свежей крови…
Впрочем, будь я поумней, то задумался бы сейчас о другом. О том, почему толпа беженцев была готова сносить подобные измывательства, лишь бы только вырваться из Кернфорта. Неужто все, от чего бежали эти горожане, являлось гораздо ужаснее? А ведь я и Баррелий шли именно в ту сторону!
– Чаще бывает намного хуже. Так что возьми себя в руки, парень, и не распускай сопли, – ответил ван Бьер на мой вопрос. – Поверь, этим людям еще повезло, что их отпускают, а не угоняют в рабство. Это, кстати, доказывает, что хойделандеры лютуют в городе с иными целями, а не ради обычного грабежа. Потому что в противном случае они ни за что не отказались бы от захвата рабов.
– И как долго мне к такому привыкать? – Я все-таки не выдержал и отвернулся после того, как избивавшие беженца головорезы устали и размозжили ему голову моргенштерном. – Сколько лет ты сам привыкал ко всему этому?
– А кто сказал, что я привык? – хмыкнул кригариец. – Вряд ли к такому вообще можно привыкнуть… если, конечно, ты нормальный человек, а не животное, любящее насиловать все, что шевелится. Это не привычка, парень, а обычное здравомыслие, не более. Вероятно, я смогу прекратить здешний бедлам, добравшись до Чернее Ночи и выяснив с ним отношения. Но я совершенно точно не остановлю резню, если выхвачу меч и брошусь очертя голову на тех браннеров… А теперь пойдем, попробуем достучаться до твоего банкира Штейрхоффа, пока его тоже не подвесили за ноги с выпущенными кишками. Да и Вирам-из-Канжира, чую, будет околачивается где-то там…
Идти к замку Штейрхоффов по главным улицам было слишком опасно. И по другим улицам – тоже. И не только по ним, но и по закоулкам. Но поскольку, раз уж мы здесь очутились, стоять на месте нам было нельзя, а прыгать по крышам мы не умели, пришлось из всех путей выбирать наименее опасный.
То есть закоулки.
В этой части города – его протертой и засаленной изнанке, если можно так выразиться, – тоже сегодня царил бардак. Но здесь он хотя бы выглядел естественнее, чем на некогда чистых улицах. Помимо обычного хлама вроде дырявых ящиков, рассохшихся бочек, сломанных телег, прелой соломы, навозных куч, рваных, гнилых шкур и тому подобного нынче сюда добавилась разбитая мебель. До сей поры я не ведал, что швыряние из окон мебели – традиционное развлечение погромщиков и разорителей городов всего мира. Точно также, со смехом и шутками, погромщики выбрасывали мебель из окон и во время бунтов черни в городах Канафира, и при разграблении эфимскими легионами столицы Промонтории Альермо, и во время свержения союзом Ста Браннов короля хойделандеров Ногарра Белобрового…
…Но особое наслаждение погромщики испытывают, когда вдогонку мебели вышвыривают из окон ее хозяев. Желательно – целыми семьями, включая немощных стариков и грудных младенцев. Правда, вышвыривают их обычно не в закоулки, а на улицы. Туда, где и зрителей собирается больше, и камни мостовых для этого подходят куда лучше, чем мягкая унавоженная грязь задних дворов. Видимо, поэтому там, где мы шли, нам попадались в основном трупы, убитые всяческим оружием, а не разбившиеся при выпадении из окон. Но они нам не мешали. А вот застрявшие между домами шкафы и кровати порой заставляли нас буквально прорубаться через эти заторы.
Начало нашего путешествия по закоулкам выдалось обнадеживающим. С ближайших улиц до нас долетали вопли и грохот, но в здешних грязных лабиринтах нам навстречу не попадалось ни души. Лишь однажды мы наткнулись на огромного облезлого пса, но ему было не до нас – он с упоением обгладывал ногу истыканного стрелами, мертвого кондотьера. Оскалившись и зарычав, пес, однако, быстро сообразил, что мы не посягаем на его добычу, и позволил нам пройти мимо. Или же он прочел в глазах хищника-кригарийца, что лучше ему, псу, не проверять, кто из них двоих зубастее. Прочел и принял этот безмолвный совет к сведению, дав понять, что некоторые собаки бывают посмышленее людей.
Встреча с псом-людоедом заставила меня поволноваться. Но эта нервотрепка не шла ни в какое сравнение с той, которую мне еще предстояло пережить.
Обернувшись в очередной раз, Баррелий и я обнаружили, что шагах в тридцати позади за нами следуют люди. Узость закоулка вынуждала их идти друг за другом, и потому сосчитать их не представлялось возможности. Но если прикинуть на глаз, то было этих людей не меньше полутора-двух десятков. Их латы были покрыты накидками кондотьеров, и все они держали в руках оружие и щиты.
Откуда они взялись, мы не заметили. Видимо, их отряд свернул на эту дорогу из какого-нибудь проулка. Также непохоже, что кондотьеры нас преследовали, потому что они не приказывали нам остановиться и бросить оружие. Их отряд шел за нами в том же темпе, что и мы – быстрым шагом, – вот только куда, поди угадай…
– Спокойно, парень! Не дергайся, – велел мне Баррелий. – Мы их явно не интересуем. Я и ты не похожи на хойделандеров – скорее, на ищущих своих родственников горожан. Так что если нас спросят, кто мы такие и что тут забыли – так и ответим. Усек?
Не знаю, за кого кондотьеры приняли бы ван Бьера, не будь с ним ребенка, но на горожанина он слабо походил. Как бы то ни было, он не намеревался бежать или прятаться. И правильно делал – это сразу вызвало бы подозрение. А так мы всего-навсего шли с городской стражей одной дорогой. И вообще могли считаться союзниками, ибо воевали с общим врагом.
Куда спешил отряд, выяснилось довольно скоро.
Баррелий и я не могли все время идти одними закоулками, так как зачастую они сворачивали не туда, куда нам было надо. Дабы не сбиться с пути, мы искали новые маршруты, ради чего порой выходили на свет и пересекали улицы.
Трижды нам удалось сделать это, не привлекая к себе внимания. Но на четвертый раз мы угодили в затруднительное положение. Прямо по нашему курсу была маленькая площадь, где, судя по воплям, топоту и звону мечей, кипела нешуточная битва. Ее шум напомнил мне резню во дворце, и я вмиг расхотел бежать в том направлении. Также, как Баррелий, который выругался и замедлил шаг, несмотря на то, что кондотьеры почти наступали нам на пятки.
– Давай-ка лучше уступим им дорогу, – велел монах, после чего оттащил меня за плечо к стене и сам отошел туда же. – Видимо, они спешат на подмогу своим. Вот и пусть бегут себе дальше. А мы…
Наверное, он хотел сказать «а мы поищем другой путь», но не договорил. Потому что внезапно все стало для нас еще хуже, хотя, казалось бы, куда еще-то!
Как выяснилось, закоулок выходил в тыл целого бранна находящихся на площади хойделандеров. А, может, и нескольких браннов – навскидку было не определить. Как нельзя было определить и то, за что они сражаются и с каким успехом. Но так или иначе, а за своим тылом островитяне приглядывали внимательно. И заметили приближающегося оттуда противника еще на подходе.
Едва с площади в закоулок хлынула орущая толпа, кондотьеры сразу выстроились в оборонительный порядок, перегородив щитами проход и ощетинившись копьями. А мы внезапно оказались на пути другой угрозы. Да такой, встреча с которой не обещала нам ничего хорошего. Ибо опьяненные вином, беспределом и кровью браннеры могли пустить под нож кого угодно, не задавая лишних вопросов.
Однако хвала кригарийцу – он не растерялся и принял единственно верное для нас сейчас решение.
– Сидеть! – скомандовал он мне, будто собаке. И когда я притаился за штабелем дров, ван Бьер шагнул на середину закоулка, повернулся лицом к браннерам, выхватил меч и, указывая им на кондотьеров, заорал:
– Сюда, братья! Все сюда! Эти твари здесь! Вперед! Порвем их на куски! За мно-о-ой!..
То, что Баррелий был хорошим лицедеем, я понял давно. Еще тогда, когда этот грубый, безжалостный тип играл в Дорхейвене роль моего почтительного и терпеливого наставника. Сейчас он продемонстрировал еще одну грань своего артистического таланта. Его обращенный к хойделандерам призыв звучал столь пламенно и страстно, что в ответ ему грянул целый хор одобрительных выкриков. Разгоряченным островитянам и в голову не пришло, что этот человек воюет не на их стороне. И когда толпа домчалась до монаха, и он смешался с нею, никто не причинил ему вреда. И меня тоже никто не заметил. Но лишь потому, что я был еще мал, а вот окажись на моем месте взрослый, он за этой поленницей не скрылся бы.
– Бежим, парень! – Крепкая рука ван Бьера вцепилась в мою котомку и рванула вверх. После чего я очутился на ногах еще быстрее, чем если бы вскочил сам, без посторонней помощи. – Держись позади меня и не отставай!
Прячась в укрытии, я проглядел, как Баррелий распрощался со своими кратковременными союзниками. Но теперь все они увлеченно рубились с кондотьерами позади нас, а мы вновь получили возможность добраться до площади…
…Где, однако, по-прежнему шла битва. Увы, она не переместилась полностью в закоулок, а лишь разделилась на два фронта. Разве что теперь толпа хойделандеров у нас на пути поубавилась – какое-никакое, а облегчение…