Глава 18
– Хорошая была шутка, – пробасил Ананас, попыхивая сигаретой. – Как ты сказал, Иваныч, она называется?
– Если тебя интересует научное определение этого явления, то мне оно неизвестно, – ответил я, заклеивая на затылке Ананаса пластырем рассечение. То, что он заполучил, стукнувшись головой о шкаф. – В народе про такое говорят «устроить копателю темную». Только без избиения, разумеется. Этот эффект был открыт давно. Некоторые чисторукие, чьи родственники стали зомби, научились удерживать их дома, заперев в темных подвалах, куда не проникают снаружи никакие звуки. В абсолютной информационной изоляции от мира зомби впадает в состояние, схожее с анабиозом или комой. Проблема в том, что добиться идеальных условий для такого карантина очень сложно. Любой случайный громкий звук или вспышка света – и копатель мгновенно пробуждается. После чего усмирить его повторно становиться гораздо тяжелее, чем в первый раз.
– Я тоже слышал про такие опыты, – кивнул Равиндер. – Но как Ходоку удалось проделать это с берсерком? Да еще с таким чудовищно огромным?
– Могу предположить, что сначала Рустам всадил в него из ветеринарного ружья слоновью дозу снотворного, – выдвинул я самую реалистичную гипотезу из тех, которые у меня были. – Умереть от передозировки лекарств копатели не могут, но уснуть – запросто. Затем Ходок перевез дрыхнущего берсерка на тележке в свой тайник и запер его в самой дальней и темной комнате. Место это совершенно безлюдное. Разбудить монстра случайно могла разве что разразившаяся наверху перестрелка. Да только кому из чисторуких придет в голову соваться в сожженную дотла деревню, где нет ничего, кроме головешек? В общем, когда берсерк оклемался от снотворного, он очутился в полном информационном вакууме и сразу же впал в ступор.
– И вышел из него, когда мы спустились в подвал со своим фонарем! – буркнул Ананас.
– В кромешной тьме хватило и одного проникшего в щель, тонкого лучика, чтобы тварь пробудилась и набросилась на незваных гостей, – подтвердил я.
– А почему она тогда не набрасывалась на хозяина? – полюбопытствовал Равиндер.
– Так это же был Ходок – эксперт по выживанию в местах, кишащих зомби, – усмехнулся я. – Наверное, он пользовался не фонарем, а прибором ночного видения. Ну а в умении ходить на цыпочках под носом у копателей ему подавно не было равных…
Домкрат слегка деформировался от попадания в него револьверных пуль, но все-таки работал, разве что из-за погнутой стойки не мог поднять груз на прежнюю высоту. Ширина просвета, необходимого для входа в подвал, сузилась, но проползти под завалом было еще можно. Правда, сначала нам пришлось извлекать из-под него сам домкрат – тот, как и берсерк, тоже был придавлен к полу. Но с помощью лома и спасительного принципа архимедова рычага мы смогли приподнять поддон на несколько сантиметров. И мало-помалу вытащили инструмент, без которого нельзя было освободить Панкрата из темницы.
С Панкратом все было в порядке. Он отделался лишь ушибами да рассеченной кожей на затылке. Но что такое синяки и лишний шрам для человека, который однажды сам исполосовал себе лицо бритвой, избавляясь от позорных татуировок? Залепив ему макушку пластырем, я велел Равиндеру продолжать нести дозорную службу наверху, а мы с Ананасом подобрали фонарь и опять спустились в подвал.
Казалось бы, на этом все оставленные нам Рустамом ловушки должны были закончиться. Но мы все равно обследовали оставшиеся комнаты, ежесекундно пребывая начеку. Ходок потратил немало времени и сил на возню с берсерком, а, значит, ему было, что от нас скрывать. Этот двуличный мерзавец и после смерти продолжал стеречь свое наследство и карал любого, кто на него посягнет.
Комната, где мы наконец-то обнаружили кое-что интересное, находилась по левую сторону коридора, через одну от той, где скрывался ныне поверженный страж темницы. Собственно, это была единственная из всех комнат, в чьей двери имелся замок. Самый обычный, врезной. Довольно смешная преграда, учитывая, через что мы здесь прошли. Но Ходок, по-видимому, запирал эту дверь с другим расчетом: чтобы мы подняли побольше шума, когда будем открывать ее. И уже гарантированно разбудили «минотавра», если до сей поры нам каким-то чудом удалось его не потревожить.
Заглянув на всякий случай в оставшиеся комнаты и убедившись, что они пусты, мы очень аккуратно выломали дверь. Так, чтобы она резко не распахнулась и не активировала какую-нибудь ловушку. А, войдя в комнату, тут же проверили, нет ли в ней взрывных устройств с тикающими таймерами на детонаторах. Хотя на кой бы черт Рустам установил на них таймеры? По доброте душевной – чтобы дать нам шанс унести отсюда ноги? Чушь собачья! Если бы тут и была взрывчатка, она разнесла бы нас еще до того, как мы успели это понять… Но проверить все равно не помешает, ведь от беспечности в мире умирает во сто крат больше народу, чем от излишней осторожности.
Кажется, пронесло: ни ловушек, ни самострелов, ни газовых распылителей, ни мин… Неужели можно выдохнуть с облегчением? Можно, но лучше все же не надо.
Итак, что мы здесь видим? Да ничего особенного. Письменный стол, табурет, дырявый матрас на полу в одном углу, и большой старинный шифоньер в другом. В отличие от прочих захламленных комнат, в этой наблюдается порядок – ни мусора, ни объедков. Лишь скопившийся на полу и на мебели, слой пыли свидетельствовал о том, что хозяин наведывался сюда… да, в принципе, не так уж давно. А иначе пыли здесь было бы куда больше – вон, сколько ее лежит в других комнатах.
– Не густо, – заметил Панкрат, осмотревшись. – У меня в камере обстановка и то была шикарнее.
– И техники никакой не видать, – добавил я. – Разве только Ходок припрятал ее в шкафчик… А ну-ка!
Я чуть приоткрыл дверь шифоньера, посмотрел, не тянет ли она за собой проволочку, привязанную к взрывателю мины или кольцу подвешенной внутри гранаты, и, успокоившись, открыл дверь полностью. Принадлежи этот шифоньер чьей-нибудь неверной жене, она могла бы прятать в нем по четыре любовника за раз. Рустам же хранил в нем всего одну потрепанную картонную коробку из-под микроволновой печи. Которой в ней сегодня, разумеется, не было. Я понял это еще до того, как открыл ее – по ее весу. Несмотря на размеры, коробка оказалась легкой – килограмма четыре, не более.
– Похоже на какие-то бумаги, – сказал я, вынимая находку из шкафа и ставя ее на стол. – Неужто деньги?
– Сдается мне, это обманка, – предположил Ананас. – Также, как вся эта комната. А настоящие ценности лежат в тайнике за ее пределами. А тайник может быть где угодно. Кроме камеры берсерка, ясное дело.
В коробке лежали не деньги, а целый ворох географических карт – судя по всему, армейских, – исписанная общая тетрадь в клеенчатой обложке и большой толстый конверт. Я развернул взятую наугад карту. Она была испещрена непонятными значками и символами, но изображенная на ней местность оказалась мне знакома: Ивановская область. Быстро пролистав тетрадь, я обнаружил в ней те же значки, что на карте. Только в тетради напротив каждого из них стояли координаты и небольшой комментарий.
Я не знал почерк Ходока, но решил, что это написано его рукой. Большинство слов, правда, значились в сокращении и тоже были непонятны. И все-таки, на первый взгляд, я глядел на обычные, сделанные на скорую руку записи, а не на шифр. Возможно, все прояснится, если найти на карте по указанным координатам тот или иной значок и узнать, что расположено в данной местности.
Да, Ходок владел множеством секретов. Но он был не тем человеком, который стал бы часами корпеть над всякими шифрами и кодами. Вместо этой нудной работы он лучше посидел бы в трактире, выпил, потрепался с приятелями о житье-бытье…
…Вернее, это был тот Ходок, которого я знал раньше – до своего последнего визита в Саранск. И знал, как выяснилось, недостаточно хорошо. Причем это еще мягко сказано.
Кем же он являлся на самом деле и для кого собирал всю эту информацию? Для личного пользования? Но прежде он, как и я, держал все нужные ему сведения в голове и не жаловался на плохую память. Для «Гегемонии»? Но зачем ей сдалась такая кипа бумаг, если она не испытывала недостатка в компьютерной технике? Для выживших потомков и продолжателей его дела? Не смешите! О ком заботился теперь Рустам, так это о своей больной жене Татьяне. А детей у него не было и на прочее человечество он начхать хотел.
– Тяжелый. – Панкрат взвесил на ладони конверт, который я еще не трогал, и вытряхнул на стол его содержимое. – Ух ты! Гляди-ка, сколько фоток! Штук сто, не меньше.
Действительно, снимков в конверте оказалось много. Больших, качественных, формата «А-4». Рассматривать их нам было некогда, но даже беглого взгляда на них хватало, чтобы определить: это не чей-то семейный фотоархив, а служебная документация. На снимках были запечатлены не люди, а здания, мосты, дороги, промышленные объекты, а также виды целых городов и иных участков местности. Но самое любопытное – на каждом фото имелись уже знакомые мне по картам и тетради значки! Где-то они присутствовали в единственном числе, а где-то – в основном на кадрах с развернутыми видами, – во множественном.
Что ж, вроде бы все прояснилось. Карты, фотографии и справочная информация являли собой базу данных, составленную либо Ходоком, либо кем-то еще. Жизненно необходимый путеводитель для тех бродяг, кто часто наведывался в опасные районы. Для нас он тоже мог стать неплохим подспорьем, вот только мы не совались в те края и нуждались в нем значительно меньше.
– Что-то здесь не срастается, Иваныч, – покачал головой Панкрат. – Какая-то непонятка вырисовывается. Эта коробочка – не автомобиль и не контейнер с оборудованием. Ее можно припрятать где угодно, хоть дома под кроватью, и так надежно, что ее никто не найдет. Однако что делает Ходок? Он сооружает для своей коробки нычку, куда можно половину долбанного Эрмитажа засунуть и не бояться, что это добро отсюда испарится.
– Верно подмечено, – согласился я. – Архивчик хоть и ценен, но он и впрямь маловат для такого крутого хранилища. Надо бы покопаться тут еще. Возможно, нам повезет, и мы найдем секретную нишу или сейф.
– Отойди, я сдвину эту хреновину. – Ананас отставил в угол карабин и приблизился к шифоньеру, намереваясь столкнуть его с места.
– Думаю, это лишнее, – сказал я. – Если бы Ходок всякий раз грохотал по полу мебелью, чтобы добраться до своего тайника, он бы не держал здесь спящего берсерка. Попробуй мыслить шире, подойди к решению этой задачи творчески.
– Чтобы не грохотать, говоришь? Ну, если только так… – Панкрат посмотрел на матрас, затем шагнул к нему, подцепил его носком ботинка и отбросил в сторону. Под матрасом оказался обычный бетонный пол, без каких-либо подозрительных трещин, что выдавали бы замаскированный там люк.
– Зачетная версия, – похвалил я напарника. – Но я бы на твоем месте не стал раньше времени списывать со счетов этого антикварного верзилу.
Снова подойдя к шифоньеру, я осмотрел его с внешней стороны, потом заглянул внутрь и победоносно хмыкнул. После чего достал нож и подцепил им шифоньерное дно.
Вместо нижних ящиков здесь имелось обычное углубление, куда можно было поместить свернутые одеяла или подушки. Но при внимательном рассмотрении выяснилось, что снаружи эта часть шкафа выглядит объемнее, чем изнутри. Что являлось вовсе не обманом зрения. Секрет таился в фальшивом дне. Оно было вырезано из фанеры и вставлено туда так, что в пространство между ним и настоящим дном стало возможно засунуть, например, парочку чемоданов. Или что-то схожее по габаритам…
…Или, как в нашем случае – уложить туда целлофановые пакетики с белым порошком. А в придачу к ним – десятилитровую пластиковую канистру, наполненную прозрачной жидкостью.
– Сдается мне, Ходок держал здесь не запасы стирального порошка и отбеливателя! – хохотнул Ананас, присаживаясь на корточки и беря один из пакетиков.
– Сможешь определить, что это такое? – спросил я, протягивая ему нож.
– Если это та дрянь, которой я недолго баловался в молодости, то смогу. – Панкрат проколол ножом пакетик, потом зачерпнул кончиком лезвия чуть-чуть порошка и понюхал его. Затем стряхнул его на пол, лизнул лезвие, поморщился и вынес заключение: – Так и есть – то самое дерьмо! Героин, мать его! Не могу сказать, чистый или с примесью – в этом я не спец. Был грех, шырялся перед отсидкой, но быстро завязал. Я ведь тогда и без наркоты был долбанутым на всю голову. А под наркотой такое чудил, что кореша от меня едва отрекаться не начали. Благо, повезло: не успел крепко подсесть на иглу и без проблем соскочил, а иначе меня, точняк, свои бы грохнули. Причем были бы абсолютно правы. И я бы на их месте не стал терпеть озверелого дебила, что каждый день торчал от героина и ходил по беспределу.
– Да тут у Ходока, не иначе, припрятана целая партия. Килограммов пятьдесят или даже больше, – прикинул я. – Не знаю, где он ее раздобыл, но догадываюсь, зачем. Если копателю вколоть дозу героина, он на какое-то время перестает бесноваться. Наверное, так Рустам успокаивал свою жену в клинике у мормонов.
– Хорошенькое успокоение! – мрачно усмехнулся Ананас. – И что стало бы с его женой, если бы все копатели вдруг перестали слышать Зов? Да он, небось, столько «герыча» ей через вены прокачал, что у нее там вместо печени и мозгов одни гнилые ошметки остались. И живет она сегодня лишь благодаря Зову, потому что без него ей сразу придут кранты.
– Очень даже может быть, – не стал я спорить. И, заметив, как Ананас потянулся за канистрой, предупредил его: – Осторожнее, прошу тебя! Ходок мог специально налить туда нитроглицерин, чтобы угробить тех, кто покусится на героин. Одно неловкое движение, и от такого количества этой гремучей дряни не только церковь, а полдеревни взлетит на воздух.
– Ух ты, еп-тыть! – Впечатленный Панкрат тут же отдернул руку. – Слышь, Иваныч, а как отличить нитроглицерин от чего-то другого? Я с ним прежде не сталкивался и понятия не имею, каков он на вкус.
– Мне, знаешь ли, тоже не доводилось его пить, – признался я. – И если ты не приставишь мне к башке ствол, то я и дальше воздержусь от дегустации этой штуки. Зато я точно помню, что нитроглицерин должен быть плотным и маслянистым. Еще вроде бы он горит, но на сей счет уже не поручусь… Ладно, давай, я осторожно его вытащу, поставлю на стол, а там поглядим.
Жидкость в канистре была ничем не неотличима от воды – только слегка попахивала… хм, гвоздикой? Да, это точно был не нитроглицерин. Пропитанный ею маленький кусочек ткани, который Ананас хотел поджечь, не вспыхнул, что тоже нас успокоило. Но это была и не безобидная ароматная вода. Пока напарник экспериментировал с тряпицей, та успела сначала выцвести, а затем посинела и стала жесткой, словно накрахмаленная. А когда экспериментатор потыкал в нее камешком – рассыпалась на мелкие кусочки.
В контакте с бумагой жидкость прореагировала точно также, а вот на металл не оказала никакого воздействия. Разве что для реакции с ним требовалось больше времени. Но его у нас уже не было, и на этом мы завершили наши занимательные опыты.
– Возможно, это какой-то химикат для очистки героина, с помощью которого Рустам делал его максимально безвредным для своей жены, – выдвинул я самую логичную, на мой взгляд, теорию. – А иначе зачем ему держать в запасе десять литров бесполезной жидкой байды, которая не горит, не взрывается и не разъедает железо?
– Сикх должен знать, что это за вещество! – осенило Панкрата. – Он университет закончил. А, значит, он лучше нас с тобой в химии шарит.
– Что ж, спросим… – Я закрутил на канистре пробку и указал на наркотики: – Заберем их с собой – у меня есть мысль, куда их можно пристроить. А сейчас пойдем принесем мешок, чтобы упаковать все это богатство, и килограмма четыре тротила, чтобы замести за собой следы.
– Целых четыре кило? – Ананас удивленно присвистнул. – А зачем так много-то, Иваныч? С какой стати полезное добро на пустой подвал зазря переводить?
– Так надо, Ананас, – ответил я и пояснил: – Смекай сам: а что, если «гегемонам» все-таки известно об этом тайнике, и скоро они сюда наведаются? О чем они подумают, когда не обнаружат здесь ничего кроме мертвого берсерка?
– Решат, что их обчистили ушлые ребята, знавшие Ходока и… – Напарник наморщил лоб, делая выводы из всего вышесказанного: – …И будут совершенно правы, черт бы их побрал!
– А если фонд обнаружит здесь одни лишь руины и воронку от взрыва?
– Тогда… – Лицо Панкрата посветлело и расплылось в улыбке… если, конечно, можно было так назвать этот жуткий оскал на его изуродованном лице. – Тогда фонд может подумать все, что угодно. Но, скорее всего, он решит, что грабители подорвались на мине-ловушке, которую оставил в тайнике Ходок. Или в разборке между собой. Или еще как-нибудь… Но я бы на месте «гегемонов» точно не подумал бы, что какие-то идиоты потратили столько взрывчатки, чтобы взорвать пустой подвал.
– Вот видишь, – заметил я. – Так что незачем экономить на бомбах, даже когда они никого не убивают… А теперь пошли, доделаем работу и смотаемся отсюда, пока нас не застукал очередной отряд спецназа…