Глава 6

Так, лежу на кровати. Левое предплечье забинтовано. Но не болит. Значит, обезболивающее вкололи. Открыл левый глаз. Никого. Открыл правый. Катюшка рядом сидит. Только почему-то очень бледная. Глаза у нее закрыты. Правой ладонью накрыл ее тонкие пальцы, лежащие на колене.

— Сережа, очнулся? — вскинулась она.

— Я, кажется, задремал немного?

— Доктор сказал, что, если бы тебя привезли на четверть часа позже, то ты бы не задремал, а уснул вечным сном.

— Ага, из-за пустяковой дырки в руке.

— Ты крови потерял очень много. Хорошо, что Шортер сразу сказал про медальон у тебя на шее, где указана твоя группа. Уже не было времени посылать за консервированной кровью и тебе тут же перекачали два литра свежей.

— Так, теперь во мне два литра английской крови?

— Ну, не совсем английской. У Пита мать — украинка.

— А сколько человек мне кровь отдали?

— Трое. Надо было переливать срочно. И тебе крупно повезло. У троих, находившихся рядом, оказалась твоя группа.

— Да, уж. Первая группа встречается не часто. Хорошо, один — Пит. А еще?

— Еще Шортер. Тут ничего не скажешь, он чистокровный англичанин.

— А третий?

— Я же сказала, что не вся кровь в тебе английская, — Катя смущенно потупилась.

— Звягинцева, ты что натворила?!

Катя испуганно захлопала длиннющими ресницами.

— Я на тебе жениться хотел, а теперь нельзя — кровосмешение получится.

— Сережка, гад, я тебя убью!

— Ну, вот, сначала спасла, потом убила. Не проще ли было не спасать?

— Сейчас заплачу…

— Ой, не надо. Да, гад я, гад. И сволочь, и урод, и козел. А ты моя ненаглядная, прекрасная и единственная.

— Правда?

— Нет, вру напропалую, обманываю наивную девушку.

— Все-таки надо тебя убить.

— Для тебя — все, что хочешь. Разрешаю убить.

Она наклонилась, губы наши сомкнулись, языки соприкоснулись, я обхватил ее правой рукой, с силой прижал к себе и держал до тех пор, пока оба не начали задыхаться.

— Уф-ф-ф! Не такой уж ты и больной.

— А кто сказал, что я больной? Я чуть-чуть раненный. Сколько сейчас времени? — Шторы в комнате были плотно закрыты.

— Сейчас час дня.

— Воскресенья?

— Да. Ты проспал около суток.

— Отлично. Полностью восстановил свои силы. А ты почему не на свадьбе?

— Ты — Иванушка-дурачок, разве я могла от тебя уйти? Доктор велел следить: не поднимется ли температура, как спать будешь. Хотя он почистил рану как следует и антибиотиков тебе вколол литр, но посидеть с тобой кому-то надо было. Ну, а кого я к тебе подпущу?

— Это ты столько крови потеряла, а потом еще сутки сидела возле меня?!

— Ну, закрывались глаза иногда…

— Ложись ко мне, немедленно!

— Ты что?! Сейчас, как узнают, что ты в себя пришел, так обязательно кто-нибудь прибежит.

— Ладно. Иди, переодевайся в платье, что мы купили на свадьбу. Я пока умоюсь, оденусь. Придешь ко мне и пойдем на свадьбу.

— Давай я тебе помогу. Как ты с одной рукой…

— Прекрасно управлюсь. Жду тебя через двадцать минут. Подожди. Ты еще подстриглась? Шарман! Теперь ты неотразима! Говорят, что идеал недостижим, к нему можно только стремиться. Но ты достигла моего идеала.

Катя расцвела счастливой улыбкой:

— Вчера утром, пока тебя не было, я сходила к Фиби и попросила подстричь меня «под мальчика». Уж как она сокрушалась по моим волосам…

— Котеночек, у тебя чудесная стрижка.

— Рада, что угодила тебе. Чмоки, я побежала.

Умывшись и почистив зубы, вышел из ванной и увидел в комнате Шортера. Выглядел он вполне нормально, несмотря на потерю крови. Впрочем, в отличие от Кати, ночью он мог отоспаться. Выслушав мою просьбу, кивнул и вышел из комнаты. Вернулся минут через десять, принес рубашку типа той, что любил носить лорд Гамильтон — с широким отложным воротником и с широкими же рукавами. Когда я одел ее, повязку на руке стало совсем не заметно.

— Отлично, Дон. Спасибо. А еще огромное спасибо за кровь.

— Ерунда, Серж. Это всего лишь часть того, чем я обязан тебе.

В комнату вошла Катя в праздничном наряде. Увидев ее, Шортер восхищенно поаплодировал:

— Кэтти, вы сейчас затмите всех девушек в замке. Серж, ты настоящий ювелир. Сумел огранить и вставить в оправу алмаз. С виду неприметный камешек засиял ослепительным светом. Кстати, о ювелирах: вчера тебе пришла посылка из Лондона. Сейчас принесу.

Шортер ненадолго отлучился. Мы с Катей успели поцеловаться. Катя шепнула:

— Впервые от Шортера услышала комплимент.

Дональд принес пакет от Смайлса. В нем были три небольших коробочки, одна побольше, и одна совсем большая.

— Серж, нам не мешало бы поговорить. Когда свадебное застолье закончится, подойди, пожалуйста, ко мне.

— Хорошо, Дон.

Шортер ушел. Я отложил две маленькие коробочки с кольцами, одну открыл, взял Катю за руку и одел ей кольцо на безымянный палец. Смайлс свое дело знал, кольцо было впору.

— Сережа, на этой руке кольца носят замужние женщины.

— Давай оденем на другую.

— Нет, пусть будет на этой. Мне от тебя бумажки о браке не надо. Как там раньше говорили? Я — твоя жена перед Богом и людьми. Или все же на другую?..

— Пойдем, жена, поздравим новобрачных.

Во дворе замка стояли широкие дубовые столы, выстроенные в пять рядов. Все население замка и поселка сидело за этими столами, которые ломились от всевозможных яств. Во главе центрального стола восседали Вильямс и Грейс. Она, как положено — в белом платье с фатой, он — в белом смокинге. Оба разрумянившиеся и счастливые.

Когда мы с Катей спустились с крыльца центрального входа во двор, на нас сразу обратили внимание. Сначала притих замковый народ, а следом за ними и поселковые. В наступившей тишине раздался звонкий голос девочки, сидевшей за одним из столов: «Ой, какая красивая, как королева!». Мы подошли к жениху с невестой, Катя взяла у меня продолговатую коробочку, раскрыла ее, достала сапфировое колье и ловко застегнула его на шее Грейс.

— Поздравляю, — и поцеловала, ахнувшую от неожиданного подарка, подружку в щеку.

Я протянул Вильямсу большую коробку и пожал ему руку. Он, открыв коробку, вынул из нее золотую подкову в натуральную величину. На обратной стороне подковы была выгравирована надпись и Вильямс громко прочел ее: «„Чете Вильямс от четы Ивановых. Пусть в вашем доме всегда будет счастье“. Большое спасибо, мистер Иванов».

Катины глаза, и без того излучавшие любовь и радость, засияли еще ярче, а бледные щеки покрыл легкий румянец. Забыв обо всем на свете, я упивался зрелищем ее дивной красоты. А Катя, не отрываясь, смотрела на меня. Что-то говорил мне Вильямс, что-то пыталась донести до Кати Грейс, но мы были в другом мире, который принадлежал только нам двоим.

Пришли мы в себя от дружного хохота. Смеялись все присутствующие, глядя на меня и Катю. Смех этот был добродушным и не обидным. Мы с Катей тоже засмеялись и хотели пойти приткнуться где-нибудь с краешка стола. Но нам уже освободили почетные места за центральным столом возле лорда Гамильтона. Две девушки молниеносно поставили перед нами тарелки, приборы и бокалы. Шортер, сидевший неподалеку, вдруг встал из-за стола, подошел к Вильямсу с Грейс и что-то им сказал. Потом пошептался с родителями жениха и невесты, те одобрительно покивали головами. Не успел я взяться за Катину тарелку, чтобы положить туда еду, как Шортер подошел и к нам.

— Серж и Кэтти, вам придется пересесть.

— Куда? Почему? — и увидел, что возле Грейс освободили место, она и Вильямс подвинулись и призывно помахали руками. — Дон, что это ты выдумал?

Но Шортер, бережно поддерживая Катю под локоть уже помог ей выбраться из-за стола и повел на новое место. Усмехнувшись, я последовал за ними. Шортер вернулся на свое место, подождал, пока Катин и мой бокалы наполнятся красным вином, и поднял свою рюмку с коньяком:

— Да здравствуют новобрачные, ура!

Все дружно заорали, подняв кружки, фужеры, бокалы и рюмки. Смущенные Вильямс и Грейс встали и смотрели на меня и Катю. А поскольку мы продолжали сидеть, тоже подняв бокалы, то Грейс подтолкнула Катю и, наклонившись к ней, что-то сказала на ухо. Катя беспомощно посмотрела в мою сторону:

— Сережка, они говорят, чтобы и мы встали. Это что ж такое?

— Похоже, что решили нас тоже объявить новобрачными. Я не против.

И мы поднялись. И крики стали еще громче, хотя казалось, что громче некуда.

Как не старалась Катя держаться, но глаза ее периодически закрывались.

Сразу же, как только начались танцы, объяснив ситуацию Грейс и Вильямсу, повел ее в свою комнату. Раздев и уложив Катю в постель, сел рядом. С трудом раскрыв глаза, она прошептала: «Люблю». И уснула. Посидев возле нее немного, я отправился разыскивать Шортера.

Дональд и лорд Гамильтон сидели на веранде столовой. Во дворе гремела музыка и мы решили перейти в малую гостиную. Там царила полная тишина. Шортер открыл бар. Я попросил чистого джина, лорд выбрал виски с содовой, Шортер не изменял коньяку.

— Как твоя рана, Серж? — спросил Дональд.

— Так себе. Слегка побаливает. Но, если бы не потеря крови, можно было бы назвать это ерундой.

— Расскажи, пожалуйста, как это произошло?

По-военному точно, не упуская деталей, но лаконично, без прикрас, рассказал, что произошло со мной во время игры. Когда я закончил, во взгляде Гамильтона сквозила смесь благодарности и уважения. Шортер был задумчив.

— Похоже, это была тщательно спланированная акция. Пока ты на поле сражался с неведомым мечником, меня и Пита вовсю старались отвлечь от наблюдения за тобой. К нам подощли трое каких-то молодчиков и позвали перетаскивать бочки с вином, пообещав за это напоить вволю. Сами при этом изображали пьяных. Когда я послал их, куда подальше, не отвлекаясь от играющих, один схватил меня за плечо и повернул лицом к себе. Я его просто оттолкнул и велел Питу заняться ими. Пит вполне управился, но все же они свою задачу выполнили. Я не видел, как тебя ранили. Вообще, было у меня какое-то нехорошее предчувствие перед началом игры. И, ты уж не сердись на меня, Серж, но я рад, что ты там оказался. Твоя подготовка все-таки дала себя знать.

А лорд Гамильтон, встав с кресла, подошел ко мне и крепко пожал мне руку (не так осторожно, как делал это обычно, а с чувством).

— Сергей, я вам обязан жизнью и, клянусь, никогда этого не забуду.

Немного смутившись при виде такого порыва, поинтересовался у Гамильтона:

— Милорд, простите за любопытство, но я не зря рисковал своей шкурой? У вас-то вчерашняя встреча…

— Увы, я вытянул очередную пустышку. Девушка не прошла мою стандартную проверку на алчность. Видите ли, я всегда боялся, что за меня захотят выйти замуж из-за моего титула и богатства. Поэтому, всем претенденткам на звание моей жены, устраиваю небольшое шоу. Так было и на этот раз. Мы прошли в библиотеку. Там я, извинившись перед ней, вышел на несколько минут, якобы по неотложному делу. Чтобы она не скучала, включил телевизор, по которому шла музыкальная передача. Но, почти сразу же после моего ухода, музыка закончилась и начались новости. В которых диктор упоминает мое имя в связи со скандалом, опубликованном в газетах.

Прямо перед девушкой на столе лежит свежий номер «Кроникл». Она раскрывает газету и на третьей странице видит большую статью с фотографиями. В статье сообщается, что я, Генри Гамильтон ношу титул лорда и владею всеми своими богатствами не по праву, а настоящим наследником Гамильтонов, герцогом и пэром является мой брат Чарльз. Ему отходят мои богатства, замок, поместье и титул лорда. А брат, движимый благородством, назначает мне небольшую пожизненную ренту.

По телевизору показывают запись, газета изготовлена в одном экземпляре, никакого Чарльза Гамильтона в природе не существует.

Вернувшись в библиотеку, встречаю не милую красавицу, а разгневанную фурию. Потрясая газетой, она гневно вопрошает меня, почему я ей ничего не сообщил. На это спокойно заявляю, что сам узнал об этом только нынешним утром. И спрашиваю, что же это меняет в наших отношениях. Получаю ответ о том, что она знакомилась с лордом и миллиардером, а не со скромным обывателем. После чего девушку провожают за ворота замка. И никто не машет ей вослед рукой.

Флаер доставил ее в аэропорт Лондона. Надеюсь, что больше я ее не увижу.

— Да, уж. Суровая у вас проверка для кандидаток в жены. И много их было, попавшихся на эту удочку?

— Трое. И как-то уже не тянет меня к стройным ножкам и красивым глазкам. Вот Кэтти вас полюбила еще не зная ведь о ваших миллионах?

— Ну, это у каждого индивидуально. Я и не лорд, и жениться на ней не собирался. Все произошло настолько спонтанно и быстротечно, что ни я, ни она еще не можем до конца опомниться. Как удар молнии.

— Искренне завидую. Мне бы такой удар молнии… — В голосе лорда была горечь.

— Все может быть. Как знать, как знать, — задумчиво сказал я Гамильтону.

— Вы загадку мне какую-то загадываете, — лорд был не на шутку удивлен.

— Разгадку вы узнаете скоро. Как только рана моя начнет затягиваться, мы с Катей покинем замок. Перед отъездом я скажу вам, в чем заключается эта загадка.

Мы подымили еще немного, потягивая из бокалов свои напитки, но вскоре Гамильтон поднялся из кресла, сообщив нам с Шортером:

— Надо идти в столовую. Сейчас приедет Милтон.

— Кроуфорд? — Удивился Дональд, — и черта ли ему тут надо?

— Не знаю. Скорее всего, опять приехал клянчить деньги. Составьте мне компанию, не хочется оставаться с ним с глазу на глаз.

В моем представлении, Кроуфорд был маленьким, злобным уродцем. Но он оказался высоким молодым человеком приятной наружности. Вот только лицо его, несмотря на молодость, носило следы нездорового образа жизни. И первое впечатление оставляло желать лучшего: была в нем какая-то неприятная скользкость.

Познакомившись со мной, Кроуфорд перестал обращать на меня внимание, не общался он и с Шортером. Зато вокруг Гамильтона увивался, как плющ.

— Кузен, говорят, на нынешней клубной игре ты повредил руку? — Заботливым голосом осведомлялся Милтон, — как твое самочувствие?

— Все уже в порядке, лишь немного растянул связки в предплечье.

— Но ничего страшного?

— Да, доктор наложил повязку, через пару дней все пройдет.

— И, тем не менее, тебе не мешает отдохнуть после такой травмы. Тут МакАлистер приглашает нас в свой замок на денек. Может съездим? Горный воздух Шотландии тебе поможет.

— Ты же знаешь, Милтон, я недолюбливаю МакАлистера.

— Совершенно напрасно. Он, как узнал про твою травму, сразу попросил меня съездить к тебе, справиться о твоем здоровье и пригласить тебя в гости.

Будет неудобно не ответить на такую любезность.

И, словно какая-то неведомая сила подтолкнула меня вмешаться:

— Милорд, а ведь идея неплоха. Мне бы очень хотелось увидеть настоящий шотландский замок.

По выражению лица Кроуфорда, я догадался, что его не очень радует перспектива моего присутствия в этой поездке, но, с другой стороны, в моем лице он получил поддержку своей затее.

— Вот, видишь, Генри, майор меня поддерживает.

— Ну, хорошо. Считай, что ты меня уговорил. Но поедем не завтра, а послезавтра. На завтра у меня запланированы дела.

— Ты позволишь мне пожить у тебя? Раз уж мы поедем к МакАлистеру, не хочется возвращаться в Лондон.

— Ладно. Вторая гостевая комната в твоем распоряжении. В первой живет мистер Иванов.

Когда мы с Шортером поднялись на второй этаж, он пригласил меня зайти к нему в комнату. Плеснул мне джина в бокал, себе — коньяку.

— Не в восторге я от визита Милтона, впрочем, как всегда. Но еще больше мне не нравится эта поездка в Шотландию. МакАлистер не имеет больших оснований испытывать симпатии к Гамильтону. И при этом он крупнейший кредитор Кроуфорда. Милтон должен ему кучу денег. Может быть, поездка связана с этим и МакАлистер рассчитывает уговорить лорда заплатить кроуфордовские долги? Из этой затеи ничего не выйдет. Но нехорошие у меня предчувствия.

— Ты знаешь, Дон, у меня такие же предчувствия. И я решил следовать своему правилу: если чувствуешь опасность, иди ей навстречу. Лучше всего сразу выяснить, чего хочет Кроуфорд, чего можно от него ожидать. Мне кажется, он что-то замышляет.

— Полностью с тобой согласен. Беда в том, что я завтра после обеда должен уехать в Лондон. Мне обещали помочь в розыске того киллера, который хотел на игре убить Гамильтона. Я теперь ни минуты не сомневаюсь, что это была попытка убийства. Почему и сказал, что тебе обязан. Ведь, если бы вместо тебя там был Гамильтон, дело могло бы для него закончиться очень плохо. Вместо меня остается Пит. Он парень исполнительный и надежный. Но его мышлению, скажем так, далеко до твоего. Поэтому хочу попросить тебя: приглядывай за лордом. Прикажу Питу исполнять твои распоряжения, как мои. Полагаюсь на тебя.

— Постараюсь не подвести.

— Тогда я спокоен. Гамильтон под надежным присмотром.

Обменявшись рукопожатием, пожелали друг другу спокойной ночи, и я пошел к себе.

Глава 7

Утром Катю ждал сюрприз. Когда она вернулась с утренней пробежки и приняла душ, к ней в комнату зашла миссис Торп и сообщила, что завтракать Катя будет не в столовой для слуг, а вместе с лордом Гамильтоном. «Ну, и с мужем, разумеется», — пояснила миссис Торп и добавила, — «я очень рада за тебя, Кэтти. Бог послал тебе достойного человека».

Все это Катя сообщила мне, зайдя перед завтраком в мою комнату.

— Правильно. А после завтрака перетащим ко мне твои вещи. Наш отъезд немножко задерживается. Торп уже знает, что ты увольняешься, тебе ищут замену. Будешь пока пребывать в праздности.

Войдя в столовую, Катя поздоровалась с Шортером, Торпом и лордом. Она была одета в строгую белую блузку с кружевами, белую юбку и белые босоножки. Выглядела слегка смущенной.

— Не робейте, Кэтти, — подбодрил ее Гамильтон, — ваш социальный статус поменялся. Теперь вы не моя горничная, а жена моего друга.

— И, насколько я успел узнать Сержа, — поддержал Шортер, — ваш статус будет непрерывно повышаться. Сейчас вы майорша, а станете генеральшей.

— Я стану квалифицированным юристом, — возразила Катя.

— А кто же станет воспитывать маленьких Ивановых? — спросил Дональд, заставив Катю опять смутиться.

— Дон, оставь ее в покое, дай ей привыкнуть, — защитил я Катюшу и Шортер шутливо поднял руки вверх: «Сдаюсь».

Мы уже почти закончили завтракать, когда в столовую вошел заспанный Кроуфорд с помятым и опухшим лицом.

— Ручаюсь, бар в его комнате пуст, — шепнула мне Катя, которой я успел сообщить о приезде Кроуфорда, и которая была довольна, что его нет за завтраком.

Буркнув приветствие, Кроуфорд первым делом плеснул себе виски из бутылки, стоявшей на столе. Сделав пару больших глотков, шумно перевел дыхание и пододвинул к себе тарелку с омлетом. И тут увидел Катю, сидящую напротив. Рот его приоткрылся, он сделал судорожное глотательное движение.

— Я думаю, вас не надо представлять друг другу, — лорда явно забавляла ситуация, — впрочем, теперь эта дама не Кэтти, а Екатерина Иванова.

Взгляд Кроуфорда поблуждав, остановился на Катином кольце.

— У вас красивое кольцо, — выдавил Милтон, — изумруд почти как настоящий.

— Он и есть настоящий, — спокойно ответила Катя.

— Ну да, — похоже, виски стукнуло в похмельную голову, — уж в драгоценностях-то я разбираюсь и знаю, сколько бы стоил такой настоящий камень.

— После того, как ты продал все драгоценности покойной матери, ты в них действительно разбираешься. Изумруд настоящий, — язвительно заметил Гамильтон.

— Тогда, я так понимаю, это подарок от моего кузена?

— Нет, это подарок от моего мужа, — все так же спокойно и вежливо.

— Майор, будучи миллионером, может себе позволить дарить своей возлюбленной такие подарки, — добавил Шортер.

— Миллионером?!

— А что здесь удивительного? Он «стоит» более семи миллионов кредов, — ирония Шортера была Милтону незаметна.

После этих слов наступило молчание. Торп уважительно посмотрел на меня. Можно было не сомневаться, что он сообщит о моем состоянии своей супруге, та хранить молчание не будет и Катины «акции» в замке взлетят на небывалую высоту.

Катя допила молоко, положила салфетку на стол и мы поднялись из-за стола. Поблагодарив Гамильтона за завтрак, вышли из столовой. Отправились переносить Катины вещи. В очередной раз проходя по коридору, столкнулись с Шортером. Он вежливо попросил Катину руку и поцеловал тонкие пальцы. Катя вопросительно посмотрела на него.

— Вы доставили мне незабываемое удовольствие: видеть отвисшую челюсть Кроуфорда, — пояснил Шортер. Мы все рассмеялись.

До отъезда Дональда времени было еще много, и я сказал Кате, что хотел бы прокатиться верхом.

— Я тоже люблю верхом ездить. Когда Грейс и Вильямс начали «женихаться», он нас хорошо обучил верховой езде. Подожди, сейчас переоденусь в джинсы.

Без лишних вопросов мне оседлали Ириса, а Кате — Фиалку. Выехав за ворота замка, мы пустили лошадей галопом. Проскакав минут двадцать перешли на шаг. Поглядев на раскрасневшуюся от скачки Катю, порадовался своему счастью. Она ответила мне сияющей улыбкой и показала язык.

— Видишь, впереди здоровенный камень? Дальше нам заезжать нельзя, там начинается поместье Эстер.

— Понял. Давай тогда поворачивать.

И тут невдалеке раздалось лошадиное ржание. Ирис заржал в ответ и припустил вперед галопом, как я не пытался его заставить повернуть. Только перед самым камнем конь встал, как вкопанный и я полетел через его голову.

Два женских вскрика, раздавшиеся с разных сторон, слились в один.

Или мы не из десанта? Оттолкнувшись от огромного валуна руками, сделал в воздухе переворот и приземлился на ноги. Совсем рядом раздался восторженный возглас и аплодисменты. Это на двух лошадях сидели Эстер и какой-то седовласый мужчина. Эстер хлопала в ладоши, а мужчина повторил: «Браво!». Моя левая рука чертовски болела, но я сумел не показать этого внешне.

Подскакавшая Катя, спрыгнула с Фиалки и бросилась ко мне:

— Как рука?! Эстер, это все твоя чертова Хризантема! Вечно она Ириса зовет. Здравствуй. Здравствуйте, мистер Шеппард. Болит рука?! Как ты меня напугал!!!

— Здравствуй, Кэтти, — Эстер, в отличие от Кати — само спокойствие, — я же не виновата, что у Хризы с Ирисом — любовь. Притом, что майор абсолютно не пострадал и вызвал наше восхищение своей ловкостью.

— Извини, Эсти. Просто у мужа левая рука ранена, еще рана не вполне затянулась.

— У мужа? Еще в пятницу он был твоим любовником. Ах, да, теперь вижу у тебя кольцо. Если нужна какая-то медицинская помощь, давайте заедем к нам. Это намного ближе, чем до Гамильтон-хауса. Фу, даже произносить это имя неприятно.

— То-то ты, красавица, побледнела в субботу, когда я сказал, что у Гамильтона, кажется, неприятности, — съязвил спутник Эстер.

— Дядя! — спокойствие Эстер как ветром сдуло.

— Если вас это не затруднит, мисс Говард, мы, пожалуй, воспользуемся вашей любезностью. Катюшенька, похоже, повязка немного сползла. Болит-то не сильно, терпимо, лишь бы грязь не попала.

Вчетвером мы подъехали к большому двухэтажному дому с колоннами, постройки конца 19-го-начала 20-го века. Массивные колонны, высеченные из камня, поддерживали балкон над входом в здание. Подбежавшие слуги приняли поводья лошадей. В доме было очень светло и солнечно. Катя сразу же усадила меня на стул в холле и помогла снять рубашку. Эстер принесла большую аптечку и Катя ловко принялась меня перевязывать.

— Пойду, распоряжусь насчет ленча, — сказала хозяйка и ушла. Ее дядя остался в холле, смотрел, как Катя снимает с меня бинт и обрабатывает рану.

— Значит, в субботу, он вас все-таки мечом достал, — задумчиво протянул Шеппард, — я увидел в бинокль блики на клинке, хотел вмешаться, уже встал, чтобы спуститься с трибуны, но тут вы с ним разобрались. Решение было самым правильным. Вы молодец. Эсти говорила, что вы — майор десанта. Государство или?..

— Или.

— Трест? Синдикат?

— Корпорация.

— И сколько же вам лет?

— Двадцать три.

— Ого! Я капитаном стал в двадцать семь.

— Ну, вы же знакомы со спецификой десанта. Или грудь в крестах, или голова в кустах.

— Девушка, — обратился Шеппард к Кате, которая бинтовала мне руку свежим бинтом, — быть вам генеральшей.

— Мне сегодня это уже говорили, — с гордостью сказала она.

— Или вдовой… — вставил я.

— Сережка! Опять?! Повлияйте хоть вы на него, мистер Шеппард!

— Да, до того, как стать генеральшей, вам придется нелегко. Надо уметь ждать, уметь переносить разлуку, — примирительно сказал Шеппард.

— Кого ждать? — Спросила, входя в холл Эстер, — закуска на столе.

— Представляешь, Эсти, я-то думала, что ему лет двадцать восемь-тридцать, просто выглядит молодо. А ему, на самом деле, двадцать три года. Совсем мальчишка, глупый еще, — жаловалась Катя, завязывая кончики бинта на бантик, — и говорит всякие глупости, и гадости.

— Что, начались семейные ссоры, — засмеялась Эстер.

— Какие ссоры, ты что?! — Испугалась Катя, — это я любя…

— Вижу, вижу. Ты его ругаешь, а сама светишься от счастья.

— Пойдемте, пропустим по стаканчику, — предложил Шеппард.

Девушки пошли впереди, а я, приотстав, тихо сказал ему:

— Мистер Шеппард, пожалуйста, не рассказывайте никому, что в субботу на игре был я, а не лорд Гамильтон.

— Понимаю. Я даже Эсти ничего не сказал. Буду нем, как могила.

— Спасибо.

За столом Эстер попросила у Кати дать посмотреть кольцо.

— Красивый изумруд. И оправа красивая. Я бы от такого кольца тоже не отказалась, — со вздохом сказала Эстер, возвращая кольцо.

— Так ведь… — начала Катя и осеклась.

— Что?

— Нет, это я так…

Просидев в гостях около двух часов, мы стали прощаться. Я поцеловал руку Эстер, поблагодарил за гостеприимство. Обменялся рукопожатием с Шеппардом. Катя и Эстер поцеловались на прощанье.

— Я очень рада за тебя, Кэтти, — голос у Эстер был таким же грустным, как в прошлую встречу, на пляже.

— Не печалься, Эсти, ты тоже найдешь свое счастье, — попыталась ободрить ее Катя.

— Может, намного раньше и ближе, чем вы думаете, — добавил я. Эстер посмотрела на меня оторопело-удивленно.

— Он знает какую-то тайну, но даже мне ее не говорит, — сообщила подруге Катя.

Так мы и уехали, оставив хозяйку Говард-хауса в недоумении.

Шортер уже стоял возле коптера, когда я вышел из конюшни.

— Серж, где тебя носит? Мне пора улетать.

— Был в гостях у Эстер Говард.

— У кого?!!

— У Катиной подруги Эсти Говард.

— Ну и ну! — Покрутил головой Шортер, — не перестаешь ты меня удивлять. Ладно, потом поболтаем, — и прыгнул в коптер.

До самого позднего вечера я держал в поле своего зрения либо Гамильтона, либо Кроуфорда. Кате объяснил ситуацию и она спокойно ушла в нашу комнату читать книгу. Когда увидел, что Милтон упился до того, что еле заполз в свою комнату, передал «вахту» Питу и отправился к себе. Когда вышел из душа, обмотавшись полотенцем, Катюша, сидевшая на краю кровати в пижаме, спросила:

— Расскажи, где ты был с утра в субботу, где тебя ранили? А то я слушала твой разговор с Шеппардом и ничего не поняла, — Катя не требовала, не настаивала, но отмолчаться я не мог. Взяв с нее клятву хранить все в тайне ото всех, включая ближайшую подругу Грейс, поведал о субботнем событии.

— Теперь понятно, ты спас Гамильтону жизнь, — задумчиво сказала Катюша и радостно подитожила, — и все-таки здорово, что лорд придумал такую замену. А то бы я тебя не встретила. Теперь у меня к тебе остался только один вопрос — про Эстер.

— Все-таки хочешь состариться?

— Хочу, хочу.

— Я тоже хочу, — повалил Катю на кровать и расстегнул пуговицу на пижаме.

— Э-э-э, нет. Сначала расскажи, что ты задумал насчет Говард.

— Да, ничего особенного. Просто хочу, чтобы Эстер и Гамильтон поженились.

Катя аж присвистнула.

— Это нереально. Ты что, не знаешь про вражду между Говардами и Гамильтонами?

— Знаю. И знаю, что этой вражде много лет. Настолько много, что она стала пустопорожней традицией. И еще знаю, что Генри и Эстер нравятся друг другу, но тщательно это скрывают.

Катя, расстегивая пуговицы на пижаме, вздохнула:

— Дай-то бог, чтобы у тебя получилось. Но я в это мало верю. Так, рана у тебя до конца еще не зажила, ложись и постарайся левой рукой не двигать. Убери ее в сторону, чтобы я не задела. Сегодня, я — сверху. Давай своего красавца, мой язычок по нему соскучился.

Положив правую руку Кате на затылок, ерошил короткий ежик волос. Наделила же природа девушку здоровой естественной сексуальностью, бьющей в постели фонтаном!

Занавес.

Глава 8

Поднявшись рано утром, надел мундир, поцеловал спящую Катюшку (о том, что уезжаю на целый день, известил ее еще вчера). И, как всегда, не особенно отдавая себе отчет в совершаемых действиях, положил в карман Повелителя камней.

Пит уже вывел микроавтобус из гаража и подогнал его к центральному входу замка. Я залез вовнутрь и ахнул. Две полноразмерные кровати, на одной из которых спал, выдыхая винные пары Кроуфорд. На откидном столике возле его постели стояла початая бутылка виски. Устроившись на сидении рядом с Питом, увидел в зеркало, как в микроавтобус влез Гамильтон. Поздоровавшись со мной и с Питом, лорд растянулся на другой кровати.

— Разбудите, когда приедем, — попросил он. — Ненавижу рано вставать. Но коптеры ненавижу еще больше.

Дорога до замка МакАлистера по идеально гладкому шестиполосному шоссе заняла около трех часов. Проехав по короткому отрезку горного серпантина микроавтобус остановился перед коваными воротами небольшого замка, расположенного на вершине высокой скалы. Пит посигналил и ворота стали медленно открываться. От звука сигнала Гамильтон и Кроуфорд проснулись.

— «Воронье гнездо», милорд, — доложил Пит, — прибыли.

Въехали в раскрывшиеся ворота и оказались во дворе замка, который, после просторного двора Гамильтон-хауса, казался совсем крошечным. Встречать нас вышел дворецкий. Вслед за ним мы поднялись на очень высокое крыльцо. Входная дверь жалобно заскрипела. Внутри было темно и грязно. Слава богу, мы тут всего на один день. Нас провели по узким лестницам наверх и вывели на широкую площадку, расположенную на крепостной стене. Раньше здесь, вероятно, ставили катапульты или баллисты, а сейчас стоял большой, потемневший от времени круглый стол, покрытый скатертью и полдюжины массивных стульев. На столе выставлена батарея бутылок со спиртным, закуски и фрукты. В огромном дубовом кресле восседал хозяин замка, который при нашем появлении даже не привстал, а лишь вяло махнул рукой в знак приветствия.

Впечатление он производил самое пренеприятнейшее. Отекшее, обрюзгшее лицо с огромным вислым носом, маленькие злобные глазки, неопрятная, мятая одежда. Однако, выглядел МакАлистер крепким и сильным мужчиной.

Нас пригласили сесть за стол, но Кроуфорд позвал меня:

— Майор, я хочу вам показать одну местную достопримечательность. Если вы не умираете от голода, давайте на нее посмотрим.

Я согласился, а лорд, взглянув на Милтона недоуменно, присел к столу. Кроуфорд повел меня по крепостной стене к башне, возвышавшейся над всем замком. Мы вошли через проем в башню и по винтовой металлической лестнице поднялись на самый верх. Милтон открыл дощатую дверцу и шагнул вперед. Я последовал за ним. Еще поднимаясь по винтовой лестнице, опустил руку в карман и согрел теплом своей ладони Повелителя камней. Весь замок построен из камня, так что, в случае чего, тут камня на камне не оставлю. Не зря потратил неделю на полигоне, обучаясь владению подарком Королевы кристаллов.

Верх башни был обычной площадкой с высокими зубцами, за которыми, во времена былые, прятались от вражеских стрел защитники замка. Между зубцами были довольно широкие проемы с невысоким каменным бордюром.

Площадка была пуста, ровным счетом ничего на ней не было.

— И где же ваша достопримечательность? — Спросил я у Милтона.

— А вы взгляните вниз вот через тот проем, там, где ущелье, — и голос у него предательски дрогнул.

Подойдя к проему и продолжая согревать камень левой рукой, я мысленно отдал приказ. А Кроуфорду сказал:

— Ничего не вижу. Ну, камни, ущелье…

— А вы вниз посмотрите, вниз, — его хриплый голос выдавал нешуточное волнение. Я ухватился правой рукой за край зубца и наклонился над пропастью, высунувшись за периметр башни. И тотчас Милтон с силой толкнул меня в спину, одновременно ударив по правой руке, чтобы не дать мне удержаться. Рука моя с зубца соскочила, а вот вниз я не полетел, хотя ступням ног было весьма больно. Ведь на них передалась вся сила толчка. А они вплавлены в камень башни. Скинуть меня вниз можно только переломив мне обе ноги. Ошеломленный неудачей, Кроуфорд отступил на шаг назад.

— Но, как?.. — И тут же попытался спасти свое положение, — простите, я вас толкнул нечаянно, — при этом, дрожащие губы и искаженное гримасой лицо говорили об обратном.

— Факир был пьян, и фокус не удался, — спокойно молвил я ему, — трезвые же факиры способны вот на такие фокусы, — каменный зубец башни исчез, словно его здесь никогда и не было. А у самых ног Кроуфорда появился наклонный, отполированный до зеркального блеска желоб, протянувшийся к краю башни.

— Нет, это все МакАлистер, — дрожащим голосом заблеял Кроуфорд, — он предложил отравить Генри, чтобы я мог получить наследство и рассчитаться с ним. Ваше появление рушило наши планы и…

Мне некогда было слушать дальше. Я отдал в уме еще два приказа. Желоб оказался уже под ногами Кроуфорда, он взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Заваливаясь на спину скользнул по желобу и исчез за его кромкой.

Крик Кроуфорда еще звучал в моих ушах, отдаваясь эхом в ущелье, когда я подбежал к проему между зубцами, выходившему на крепостную стену. И увидел, что Гамильтон поднимает бокал с вином. Крик Кроуфорда его остановил. Но МакАлистер сказал что-то, вероятно объясняя причину крика. И лорд, успокоенный лживым объяснением, вновь хотел поднести бокал ко рту. Переложив Повелителя камней в правую руку, я старательно прицелился и бросил его, метя в стол. Со звоном разлетелась одна из бутылок с вином, но я этого уже не видел. Потому что со всей скоростью, на какую был способен, несся вниз по лестнице башни. Расстояние от башни до площадки, где сидели Гамильтон с МакАлистером преодолел мощным спуртом.

Крикнув лорду, — Не пей! — первым делом схватил Повелителя камней. Хорошо, что он не улетел никуда со стола.

— Что случилось? — Чуть ли не хором спросили меня.

— Вино отравлено. Из какой бутылки вам его наливали? — спросил у лорда.

Прислуживающий лакей в черном смокинге и в белых перчатках двинулся было к столу, но я приказал ему:

— Стоять, падла, изувечу, — и он послушно остановился. Зато начал двигаться МакАлистер.

— Что-о-о? — Грозно спросил, привставая с кресла.

— Кроуфорд, перед тем, как свалиться в ущелье, успел все рассказать. Вам не с кого теперь получать долги. И боюсь, что в тюрьме вам будет не до долгов.

МакАлистер понял, что эта партия проиграна и решил сдать карты по-новой.

— Перси, Брайан, Джим, бегом ко мне с пушками, Харви, займись их водителем, заприте его пока в подвал, — приказал он в микрофон, закрепленный на лацкане пиджака, а мне с Гамильтоном пояснил со зловещей улыбочкой, — тюрьма в мои планы не входит.

На площадку выскочили трое крепких, плечистых парней с пистолетами в руках. И мгновенно исчезли, не издав ни звука. Если под площадкой находилось какое-то помещение, то они оказались в нем. Если же сплошной камень, то в аду тремя обитателями стало больше. Потому что камни сомкнулись, вернув площадке первоначальный вид.

— Что за чертовщина, — ругнулся МакАлистер, засовывая руку за борт пиджака. Я бы мог схватить со стола любую тарелку или бутылку и превратить хозяина замка в компаньона Кроуфорда в прогулке по чистилищу. Но он мне был нужен живым. Поэтому оперся правой рукой об край стола и, оттолкнувшись, взмыл вверх над салатиками, паштетами и прочими блюдами. В полете повернул свое тело на девяносто градусов и обеими ногами ударил МакАлистера в лицо. Стараясь не проломить ему переносицу. А сломанный нос заживет, не бог весть какую красоту порчу.

МакАлистер, опрокинув кресло, вместе с ним отлетел на пару шагов. Без кресла летел бы дальше, но уж больно кресло было массивное. Из руки вылетел небольшой пистолет и заскользил по гладким камням. Я не стал его поднимать, пусть отпечатки сохранятся.

— Ну, что стоишь столбом, — рявкнул лакею, — вызывай полицию, живо!

— Сейчас, сейчас, — испуганно залепетал лакей и вытащил из кармана КПК.

Я сел на стул возле стола и закурил.

— Простите, милорд, но я отправил вашего единственного родственника в те края, откуда нет возврата, — пояснил Гамильтону.

Через час полицейские, получив объяснения от Гамильтона и все еще перепуганного лакея, привели в чувство МакАлистера. И защелкнули на нем наручники. Тело Кроуфорда подняли со дна ущелья. Я ничего не сказал полиции про Повелителя камней. Наврал, что Кроуфорд, пытаясь столкнуть меня с башни, оступился, а я ему слегка «помог» в порядке самообороны.

Про парней с пистолетами вообще не стал ничего растолковывать. Дескать, необъяснимое явление. Как сквозь землю провалились. Точнее, сквозь камень. То ли ловушка какая-то в замке была устроена, то ли неизвестные науке силы вмешались. Полиции пришлось удовольствоваться таким объяснением. Помогло мне еще и то, что замок давно пользовался дурной славой, как и его обитатели. Опять же, лорд Гамильтон — это лорд Гамильтон, личность весьма известная и уважаемая. Все обошлось. Мы подписали наспех заполненные протоколы и были отпущены восвояси.

Питу здорово досталось. На него навалился десяток макалистеровских верзил. И, как он ни махал руками и ногами, его оглушили ударом сзади. Полицейские забинтовали ему разбитую голову. Я велел Питу сесть на пассажирское место и сам повел микроавтобус.

Гамильтон всю обратную дорогу молчал, вероятно, переваривая произошедшее. Я видел в зеркало заднего вида, как он пару раз приложился к бутылке с виски, оставленной покойным Милтоном. То ли помянул родственника, то ли снимал стресс. Но, английский аристократ в энном поколении, хлебающий вискарь из горлышка — картина редкая.

Пит связался с Шортером еще в дороге. Вкратце доложил, что и как.

— ОК, вылетаю в замок, — ответил Шортер.

Больше всех радовалась Катя. Еще бы, я обещал вернуться поздно вечером, а приехал к обеду. Когда я рассказал ей про поездку, она сделала правильный вывод:

— Гамильтон тебе уже дважды обязан жизнью. Так что инструмент давления на него есть. Это я про твой план женитьбы. А вот Эстер… Ты ей жизнь не спасал. Как ты думаешь ее уломать на этот шаг?

— Ввяжемся в бой и будем действовать по обстановке. Ну-ка, джинсики расстегнем. Футболку сама снимешь или помочь?

— Эй-эй! Засов закрой на двери. Пойдем в ванную, Люблю, когда ты меня моешь. Не забудь резинку на раненную руку одеть, бинт намочишь. Уи-и-и!

Перед ужином Шортер все-таки вытащил меня из комнаты.

— Совесть надо иметь, герой дня, — бурчал он, — как сто лет не виделся со своей Екатериной. Вам дай волю, вы сутки из постели не вылезете.

— Эт точно.

— Пит мне рассказал все, что знал. Но он почти ничего и не видел. Ты был главным действующим лицом. Лорд ничего рассказывать не хочет, а заставить его, сам понимаешь, я не могу. Все, что знаю, это то, что МакАлистер в тюрьме, а Кроуфорд — в морге. Знаю, что это все ты сотворил. Но, каким образом — не ведаю. Кстати, в Лондоне я выведал у знакомого полицейского комиссара, что на поле с тобой сражался один из людей МакАлистера, профессиональный фехтовальщик. Его хотели сегодня арестовать, но в «Вороньем гнезде» не нашли. Хотя он постоянно обитал там. Куда он делся, никто не знает. Вместе с ним исчезли еще двое киллеров из шайки МакАлистера. Фехтовальщика звали Перси МакДугал. Двое других — Брайан Холмквист и Джим Уолтерс. Ну, что, раскроешь свои тайны?

— Дональд, а оно тебе надо? У Экклезиаста сказано: «Кто умножает познания, умножает скорбь». Будь веселым. Меньше знаешь — крепче спишь.

Там были такие нюансы, о которых лучше никому не знать. Не обижайся, но подробно, в деталях рассказать не могу.

— Ладно, дело твое. Главное, что все закончилось благополучно. Да, не забудьте с Кэтти прийти на ужин. Лорд хочет обставить его торжественно, так что ваше присутствие необходимо.

Только Шортер отошел от меня, давая мне возможность вернуться к Кате, как появился доктор со своим неизменным чемоданчиком.

— Мистер Иванов, я бы хотел осмотреть вашу рану. Как вы себя чувствуете? Не беспокоит вас она?

— Все в порядке, доктор. Уже начал забывать про нее. И Катя, Кэтти, только что сделала мне перевязку.

— Ни на минуту не сомневаюсь в талантах Кэтти, но позвольте все же посмотреть на рану.

Пришлось ждать, пока доктор снимет бинт, потычет пальцами в мышцу возле раны и забинтует руку заново.

— Все у вас отлично. Рана затянулась хорошо. Через три-четыре дня зарубцуется и можно будет снять швы, — приговаривал эскулап, завязывая бинт.

— Спасибо, доктор.

На ужин пришли супруги Торп, доктор со священником, Шортер. Пит с забинтованной головой привел свою подругу — парикмахершу Фиби. Ему, как «пострадавшему при исполнении» разрешили такую вольность. Мы с Катей пришли без опозданий. За столом сидели только Шортер с доктором, все остальные подошли позже. Фиби явно робела, держалась скованно, что еще раз позволило мне оценить Катину врожденную утонченность, подкрепленную хорошим воспитанием. Она везде вела себя свободно, но без развязности.

Последним в столовую вошел Гамильтон. Он был явно навеселе, из чего я заключил, что, хлебнув в микроавтобусе виски, лорд продолжил в замке «праздник жизни». Усевшись на свое место, он подождал, пока слуга наполнит ему бокал, обвел всех присутствующих не совсем ясным взором и провозгласил:

— А сейчас, друзья мои, я хочу выпить за человека, который сегодня спас мне жизнь, — поднял вверх указательный палец и покачал им, — между прочим, уже второй раз спас. Отныне, он будет называть меня не милорд и не мистер Гамильтон, а попросту — Генри. А я его буду называть просто Сергеем. Он мне теперь как родной брат. На брудершафт пить не будем, мы же не гомики какие-нибудь. За майора Иванова, моего брата и спасителя! — И выпил до дна.

За столом зашумели. Слухи неопределенные по замку бродили, но, кроме Шортера, меня, Кати и самого лорда, никто не был в курсе события. Тост поддержали, все потянулись за бокалами, поднимали их, глядя в мою сторону и произнося: «За вас!».

Катя, наклонившись к моему уху, шепнула:

— Ну, теперь Фиби по всему замку разнесет. Завтра все знать будут.

Пока за столом налегали на копчености, салаты и прочие закуски, Гамильтон влил в себя еще пару бокалов вина, причем, не закусывая. После чего, Торп и Шортер подхватили его с двух сторон под руки и увели из столовой. Торп быстро вернулся, а Шортер появился только к концу ужина.

Когда все разошлись из столовой, Шортер, налив себе в обьемистую пузатую рюмку коньяка, почти до краев, позвал нас с Катей на веранду, так как возле стола суетились слуги, убирая посуду и остатки ужина.

Я и Дональд закурили. Катя потихоньку, как только она умела, смаковала вино. Налили ей в начале ужина бокал вина, и вот теперь она его ополовинила.

— Вы ведь дружны с Эстер Говард, раз гостили у нее? — я почувствовал, что Шортер знает какую-то тайну, которая буквально «распирала» его.

— Скорее, Катя с ней дружна, они учились вместе. Я же просто с Эстер знаком, не более того.

— Я решил уложить лорда спать, негоже, чтобы слуги видели своего хозяина в таком состоянии. А он в крайнем подпитии кое о чем проговорился, — наводил тень на плетень Шортер.

— Дональд, не тяни кота за хвост. Говори по существу. Про сегодняшнее что-то рассказывал? Но причем здесь Говард?

— Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Когда я его укладывал, он простонал: «Господи, эти проклятые традиции! Эстер, милая, неужели мы никогда не будем вместе?».

Катя внимательно посмотрела на меня и засмеялась счастливым смехом.

— Чему вы радуетесь, Кэтти? — недоуменно спросил Шортер.

— Тому, что у меня такой умный и замечательный муж.

— Это никто не берется оспаривать. Но, что же делать с Говард и Гамильтоном?

— Предоставьте решение этого вопроса Сереже. Теперь я начинаю верить, что у него все получится, — встала со стула, наклонилась ко мне и лизнула горячим язычком кончик моего носа так, как обычно проделывал это я с ее маленьким носиком.

— Если ты мне поможешь, любимая, — обнял ее правой рукой за талию и усадил к себе на колени. Ее теплая рука тотчас обвила мою шею.

— Что получится? — рассердился ничего не понимающий Шортер. — Да перестаньте обниматься! Серж, Кэтти, вы еще сексом займитесь прямо здесь, на веранде!

— Не обращай внимания, родная, он просто завидует, — моя рука гладила круглое Катино колено.

— Мр-р, — мурлыкнула Катя. — Дональд, отвернитесь, пожалуйста, на полчасика. Быстрее, боюсь, не управимся.

— Боже мой, от общения с русскими можно умом тронуться, — Шортер одним махом проглотил полрюмки коньяка.

Катя спрыгнула с моих коленей, поправила юбку.

— Не расстраивайтесь, Дональд. Мы привезем вам из России красивую русскую девушку и вы быстро свыкнетесь с особенностями нашего национального характера.

— Лучше расскажите, что вы задумали? — Любопытство Шортера было по-человечески объяснимо.

— Вот Сережка пусть и рассказывает, если захочет. Я вас наедине оставлю.

Пойду лежать в холодной постели, одинокая и несчастная. И не сверкай гневно очами. Кто мне коленку гладил? Возбудил бедную девушку и бросил на произвол судьбы. — Катя ловко увернулась от моего шлепка, покачивая бедрами пошла к выходу с веранды. В дверях повернулась, послала воздушный поцелуй и пошевелила пальчиками, согнутой в локте руки:

— Пока, мальчики. Не засиживайтесь. — И исчезла в столовой.

Дональд восхищенно покрутил головой:

— Еще неделю назад это была совершенно другая девушка. Ты разбудил вулкан. Так, что, расскажешь про ваши секретные планы?

— Неделю назад это была та же самая девушка, которая просто ждала своего суженого. Им оказался ваш покорный слуга. Но я знаю еще одну девушку, которая ждет своего суженого. Думаю, что Катюше она ни в чем не уступит, это будет такой же проснувшийся вулкан страсти. Девушку зовут Эстер. А разбудить вулкан должен мой новоявленный брат Генри, как только он проспится.

Шортер вскочил и забегал взад-вперед по веранде.

— Так, так. Ты хочешь сказать?..

— Именно. И произойдет это не позднее, чем завтра. Я в Россию хочу.

— Разрази меня гром! — Дональд стукнул кулаком по столу так, что рюмка с коньяком и пепельница подпрыгнули, — а ведь у вас может получиться. Вы еще те черти! Одно слово — русские.

Он залпом допил коньяк, нервно закурил сигарету.

— Если у вас дело выгорит, то тебе поставлю ящик джина, а для Кэтти у меня есть красивый кулон с аметистом. Нет, нет, и не отказывайся. Я не миллионер, но и не нищий, сбережения имеются. Это же моя давнишняя мечта, но я ее уже похоронил. Ты один-то можешь горы своротить, а в паре с Кэтти… Молодцы!

— Пока еще не молодцы. Так ты на свадьбе Генри и Эстер скажешь.

Ворвавшись в нашу комнату, я клацнул засовом двери и, расстегивая рубашку, прорычал: — Где тут несчастная и одинокая?!

Катя откинула в сторону простыню. Лежа на кровати, совершенно нагая, призывно улыбнулась и поманила меня пальчиком:

— Иди ко мне, зверь мой ненаглядный.

Глава 9

Утром попросил Катю: — Котеночек, сними мне повязку, заклей ранки пластырем. Я искупаться хочу после пробежки. Доктор вчера рану осматривал, сказал, что зажила.

— Хорошо, только резинку на руку не забудь взять.

Вот, что мне в ней нравится — не занудствует, не пилит, не командует, не воспитывает. Разве что в шутку.

После пробежки, Катя делала упражнения, а я просто сидел на песке. Потом она стянула с себя одежду, оставшись в одних плавках, и пошла к воде. Встав на мостки, позвала к себе.

— Ты никогда лифчик не носишь? — Спросил, подходя к ней.

— А зачем он мне? — дотронулась до красивой полной груди, — до колена не висят, как две сосульки не болтаются. Стесняться мне нечего. Я без лифчика купалась и тогда, когда из замка целая толпа прибегала. Пускай завидуют. Один, правда, хотел пошалить, пришлось руку ему сломать. После этого не лезли, только слюни издалека пускали. Ты не ныряй, спустись с мостков потихонечку, чтобы руку не ушиб.

Ее забота меня трогала. Опустившись в воду, поплыл, гребя одной правой рукой. Катя тоже плыла неспешно. Не заметили, как добрались до противоположного берега. Пришлось вылезать на песок, немного передохнуть. Только хотели присесть, как услышали позади насмешливый голос:

— Что ж, придется подать на вас в суд за систематическое нарушение границ частного владения.

— О, Эсти! — обрадовалась Катя. — Здравствуй.

— Здравствуйте, здравствуйте. Ну, так что, будем штраф платить?

— Так ведь нет у нас ничего, кроме плавок.

— Да, как-то упустила из виду. Действительно, у тебя ничего, кроме плавок. И следов от губ на груди и животе.

— Ну и что! Они мне дороже золота, — гордо парировала Катюша.

— Ну, разумеется. А майору всего дороже следы от твоих зубов, которыми у него покрыты все плечи?

— Что я могу поделать, если при оргазме впиваюсь ему зубами в плечо? — виновато пробормотала Катя.

И тут мы с ней посмотрели друг на друга. Если бы Эстер нам не сказала об этих засосах и укусах, мы и внимания бы на них не обратили. А теперь я увидел, что у Кати не меньше двух десятков свежих красных пятен на груди и на животе, и даже одно на бедре. Правда, Катя меня тогда остановила, сказав, что не сможет носить ни шорты, ни мини-юбку. Левое плечо мое Катюшка старалась щадить. А вот на правом — живого места не было. Мы переглянулись и прыснули.

Но Эстер была серьезна.

— Уж не хочешь ли ты сказать, дорогая Кэтти, что столько раз испытала оргазм, сколько укусов?

— Нет, конечно больше, Эсти. Под конец у меня уже и кусаться сил нет. Он меня выматывает до полного изнеможения. Лежишь и даже пальцем пошевелить не можешь. Ни сил, ни души — она в это время где-то в небесах летает. И только чувствую, как он меня всю зацеловывает, от кончиков пальцев на ногах и до макушки. По всему телу растекается такая сладкая истома, что я думаю — в раю намного хуже.

— Кэтти, прекрати, противная девчонка! — звенящим от напряжения голосом, выкрикнула Эстер. Грудь ее часто вздымалась, языком она облизнула пересохшие губы, — зачем ты меня дразнишь?

— Прости, пожалуйста, — недоуменно отозвалась Катя, — и не думала тебя дразнить. Просто за последние несколько дней я без этого своей жизни не представляю.

— Значит, ты любишь своего Иванова.

Елки-палки, они разговаривали обо мне, как будто бы я не стоял рядом.

— Нет, не люблю, — отрицательно помотала головой Катя.

Я чуть не уселся прямо на песок. Ничего себе, заявленьице!

— Нет, не люблю, — повторила она и повернула меня боком к Эстер, — не люблю, а… — Ее руки обвили мою шею, бедра оплели мои ноги, тело прижалось ко мне так, словно она хотела стать со мной одним целым.

— Уи-и-и-и!!! — ликующий, торжествующий визг разнесся над озером. Я не видел Катиного лица, но его видела Эстер.

— Я все поняла, Кэтти. Но у меня нет своего Иванова.

И тут я вмешался: — Ваш Иванов, мисс Говард, находится примерно в двух километрах отсюда, в Гамильтон-хаусе.

— Это Шортер, что ли? — И она звонко рассмеялась. Но в смехе ее была какая-то неуверенность.

— Нет, не Шортер. Этот человек похож на меня.

— Лорд? Да вы с ума сошли! — лицо ее заалело, она одним прыжком оказалась в седле, — да я лучше в своего конюха влюблюсь! — Дернула Хризантему за узду, поворачивая ее, и умчалась, не попрощавшись.

— Поплыли обратно, Котеночек.

В замок мы возвращались не бегом, а шагом.

— Говорила я, что Эстер упрется, как бык. Она даже покраснела от гнева, услышав твой намек.

— Катюшенька, она не от гнева покраснела, а от смущения, что проникли в ее тайные мысли. Кстати, ты мне очень помогла. Своим рассказом об укусах завела ее так, что она потеряла над собой контроль. И выдала себя. Сегодня мы их окрутим, ручаюсь.

— Я тоже потеряла контроль. Я ведь не заводила Эсти, а вполне искренне с ней поделилась своими ощущениями.

— А уж когда заявила ей, что не любишь меня, то меня чуть удар не хватил.

— Ага! Испугался?

Увидев в густых высоких кустах, тянувшихся по обе стороны дороги, просвет, не говоря ни слова, схватил Катю за руку и протащил через кусты.

— Сережка, ты куда? Что случилось?

Дав девушке классическую подножку, повалил ее на мягкую траву. Из-за кустов с дороги нас увидеть не могли.

— Сейчас покажу тебе «испугался»!

— Мяу, я кусаться буду…

Пройдя по подъемному мосту, вышли во двор замка. Катя шла чуть позади меня. Навстречу попались Вильямсы. Грейс поздоровавшись с нами, увидела оттопыренную губу мрачной Кати.

— Кэтти, милая подружка, что с тобой случилось.

Катюша отвесила мне пинок под зад, не со всего маху, но сильный. И сказала плачущим голосом:

— Этот мерзавец меня унизил, обесчестил, опозорил. Надругался надо мной.

— ???!..

Проходившие мимо Шортер и Пит, услыхав Катины причитания, подошли поближе.

— Что произошло?

— Он мною пренебре-е-е-ег!

Упав перед ней на колени, я взмолился:

— Солнышко мое, прости, если сможешь.

— Нет, не смогу-у-у-у!

— Черт! — ругнулся Шортер, — да они дурачатся.

— Сережка, они догада-а-а-ались!

— Не плачь, я тебе конфетку куплю.

Вокруг нас уже собирался народ. Катя шмыгнула носиком.

— Правда, купишь?

— Вот прямо сейчас и поеду. Вил, запряги каурого жеребчика.

Катя подошла ко мне, мы поцеловались.

Люди, посмеиваясь, начали расходиться. Я окликнул Шортера:

— Дон, лорд Гамильтон еще спит?

— Да. И, судя по вчерашнему градусу, раньше двух-трех дня не проснется.

Но, придя в столовую позавтракать, мы увидели Гамильтона. Молодой здоровый организм справился с последствиями пьянки. Выглядел лорд свежо, был гладко выбрит. Позавтракав, взял чашку с кофе и прошел на веранду.

— Поднимайся наверх, я поговорю с Гамильтоном и приду. Поедем к Эстер в гости. Предупреди ее о нашем визите.

Катя кивнула, чмокнула меня в щеку, шепнула: «Удачи» и ушла. Взяв свой кофе, я вышел из столовой. Гамильтон сидел на веранде в одиночестве.

Усевшись рядом с ним, закурил сигарету и вопросительно посмотрел на лорда.

— Сергей, я вчера немножечко того… выпил лишнего.

— Да, было что-то такое, Генри.

— Но я все помню. И как братом тебя называл, и как Шортер с Торпом меня в спальню отводили.

Напоминать лорду его вчерашние слова об Эстер или нет? А вдруг начнет отпираться? Свалит все на алкогольную амнезию. Нет. Это лобовая атака. А мы зайдем с тыла и нанесем удар так, чтобы противник не смог оправиться.

— Генри, у меня есть к тебе одна просьба…

— Сергей, для тебя все, что только пожелаешь. Я перед тобой в неоплатном долгу. Готов отдать тебе все мое состояние, вместе с этим замком.

— Нет, замок мне не нужен. Деньги свои есть, мне хватит. Ты должен сегодня съездить в Говард-хаус.

— Зачем?

— Там тебя встретит Эстер Говард. Ты должен ей сказать, — я сделал паузу для большего эффекта.

— Что, что я ей должен сказать? — Генри Гамильтон напрягся и даже чуть привстал со стула.

— Скажешь: «Дорогая Эсти, я прошу Вас стать моей женой».

Гамильтон плюхнулся на стул, с минуту сидел в ступоре. Потом сделал большой глоток кофе, достал из моей пачки сигарету и закурил. Глубоко затянувшись и выпустив дым, сказал:

— Не может быть, чтобы ты не знал про отношения между Гамильтонами и Говардами. Наверняка, кто-нибудь уже говорил. И, что, по-твоему, мне скажет в ответ Эстер?

— Она скажет в ответ: «Черт побери, Генри, наконец-то ты решился».

— Ха-ха. Да она меня к этому самому черту и пошлет.

— Пари, что не пошлет? Ставлю девять с половиной миллионов. Больше нет.

— Шутка?

— Если на полном серьезе, если тебя девять миллионов не убеждают, впрочем, что такое для тебя девять миллионов, так, семечки, я поручусь честью офицера.

— Что ж, это дороже миллионов, это меня убеждает. Хорошо, я поеду.

— Только не сейчас, а после обеда.

— Хорошо.

— Ты молодец, Генри. Настоящий мужчина.

— Не знаю, что тебе и сказать, Сергей.

— После ужина скажешь. Тогда тебе будет, что сказать, — не давая собраться лорду с мыслями, встал и вышел, оставив его в глубочайших раздумьях.

— Переодевайся, Котенок, поехали к Эстер.

— Я никуда не поеду, пока ты мне не объяснишь, почему там, в кустах, ты не захотел меня…

— Господи, Катенька, ну, что ты — деточка-малолеточка? Сначала я поддался минутному порыву, а потом включился рассудок и я представил себе возможные последствия этого порыва. Это негигиенично. По этой же самой причине не рекомендуется заниматься сексом на пляже. Это очень романтично. Но, попавший кое-куда песок, может причинить неприятности. Ты знаешь, что я тебя хочу в любое время дня и ночи. И, тем не менее, давай будем делать это в постели, в ванной, в доме, одним словом. Будем дискутировать на эту тему?

— Поцелуй меня. Дверь заперта? Тогда еще ниже. Мы же дома…

Выехали мы только через полтора часа. С веранды вслед нам смотрел Гамильтон. За мостом пустили коней в галоп. Миновали камень, через который я позавчера летал. Подъехали к Говард-хаусу. По дороге Катя мне рассказала, что Эстер восприняла сообщение о нашем визите без особого восторга. Поэтому я велел встретившему нас лакею передать мистеру Шеппарду, что к нему приехал майор Иванов с дамой.

Шеппард встретил нас радушно. С полчаса мы поболтали о всяких пустяках. Потом я сказал без всяких подходов и словесных выкрутасов:

— А мы, собственно говоря, приехали посватать вашу племянницу.

— Очень интересно. И за кого же?

— За вашего соседа, Генри Гамильтона (я умышленно пропустил титул).

— А вы знаете, что…

— Мне об этом только твари бессловесные не говорили. Ерунда все это.

— Какая же ерунда, если они ненавидят друг друга.

— Мистер Шеппард, от любви до ненависти один шаг. Но, поскольку один шаг — расстояние между этими чувствами, значит, и от ненависти до любви тоже один шаг. Самое-то интересное, что они, Генри и Эстер, этот шаг уже сделали.

В это время в гостиную вошла Эстер. Она была холодна и высокомерна. А между тем, до приезда Гамильтона оставалось не так уж много времени. Когда Шеппард сказал ей о цели нашего приезда, девушка гневно бросила:

— По-моему, утром, у озера, я выразилась достаточно ясно. — И выскочила из гостиной. Через несколько секунд грохнула входная дверь в дом, захлопнутая со злостью.

Шеппард, подняв брови, посмотрел на меня и пожал плечами. Катя тяжело вздохнула. Однако меня нельзя было разубедить в моей правоте. Поднявшись с кресла, вышел из дома. Эстер стояла на лужайке перед домом и теребила в руках кружевной платочек, мокрый от слез.

— Эсти, вам не надо злиться на саму себя, — как можно более ласково принялся утешать девушку. — Не пройдет и нескольких часов, как эти слезы злости превратятся в слезы счастья.

— Вы сумасшедший! Вот, когда балкон над входом в мой дом рухнет, тогда я выйду за лорда замуж.

— Отлично! Стойте здесь и никуда не уходите.

Бегом вернувшись в дом, я попросил Шеппарда и Катю выйти на воздух. Объяснил Шеппарду, что никто не должен выходить через парадный вход. Шеппард удивился, однако запер входную дверь на ключ.

— С обратной стороны дома есть два выхода, — пояснил он.

Я подвел их к Эстер. Все это время моя левая рука находилась в кармане, согревая Повелителя камней.

— Вы будете моими свидетелями. Эстер сказала, что когда вот этот балкон рухнет, она без лишних разговоров выходит замуж за Генри Гамильтона. Вы подтверждаете свои слова, Эстер?

Она лишь кивнула головой. В глазах по-прежнему стояли слезы. Шеппард усмехнулся:

— В хитрости моей племяннице не откажешь. Всего неделю назад архитектор закончил подробное обследование этого дома и дал заключение, что в ближайшие двести-триста лет капитальный ремонт ему не потребуется. В 1912-м году строили на совесть.

— Итак, слово сказано, свидетели есть. Ваша дворянская честь служит порукой выполнению вашего обещания, мисс Говард.

Приказание уже было сформулировано в моем мозгу. «Ну, давай, не подведи», — приказал я Повелителю. Колонны, поддерживавшие балкон, исчезли, словно их и не было. Сам балкон с грохотом обрушился на крыльцо, подняв облако пыли. Эффект был даже больший, чем я ожидал. Шеппард стоял с разинутым ртом. Эстер, сцепив руки в замок, простонала: «О, нет».

Катя счастливо засмеялась и принялась подпрыгивать на месте: «Он упал, он упал!». Потом бросилась ко мне на шею:

— Сережка, я тебя обожаю!

— Кажется, Кэтти, ты довольна, что твоя подруга угодила в западню и ей некуда деваться, — попрекнула Эстер Катю.

Катя улыбнулась ей в ответ лучезарной улыбкой:

— Эсти, я довольна, что ты станешь женой человека, которого любишь, и который любит тебя.

— Да с чего ты взяла, что он меня любит?

— Так Сережа сказал.

— Смотрю, Сережа у тебя царь и бог.

— Да. А у тебя Генри будет. Балкон-то рухнул…

— Ты не мог бы уговорить меня другим путем? — вспылила Эстер.

— У меня не было времени на уговоры. Сама виновата. Нечего было разыгрывать перед нами спектакль. «Ненавижу, ненавижу!». Генри тоже прикидывался последователем традиции, а сам стенал: «Эстер, милая, неужели мы никогда не будем вместе?».

— Он так и говорил?

— Да. А ты думала: «Генри, милый, неужели мы никогда не будем вместе?»

— И ты читал мои мысли?

— Да, они у тебя на лице были написаны.

— Неправда!

— Правда! Лгать и изворачиваться ты не умеешь.

— Почему ты так со мной разговариваешь?

— Потому что ты мне нравишься.

Бум! Пинок, который получил от Кати, был весьма ощутимым.

— Котеночек, ну, я же совсем в другом смысле сказал.

— Мне твои смыслы безразличны. Убью!

— Бедный Генри, он, в отличие от меня не владеет приемами рукопашного боя и не сможет себя защитить.

— Ты думаешь?..

— Конечно. У нее такой же темперамент, как и у тебя. Вы же не зря подруги.

И тут у Эстер произошла нервная разрядка. Она кинулась в объятия к Кате и зарыдала. Потом начала смеяться. Потом снова заплакала.

Шеппард, уже пришедший в себя, отдал приказание одному из слуг. Все они выскочили из дома, когда упал балкон, решив, что началось землетрясение. Теперь стояли кучкой поодаль. Услыхав приказание, слуга опрометью бросился в дом и прибежал назад с бутылкой и рюмкой. Шеппард налил полную рюмку, протянул Кате, которая гладила Эстер по голове, приговаривая:

— Успокойся, моя маленькая, все будет замечательно.

— Тебе хорошо говорить, ты со своим Сережей счастлива…

— И ты со своим Генри будешь счастлива…

— Правда? — И шмыгнула носом.

Нет, ну, просто идентичные характеры, при всей разнице во внешности.

— Правда, правда, на, выпей это.

Эстер не глядя взяла рюмку и опрокинула ее в себя. И тут же принялась хватать воздух широко раскрытым ртом, не в силах вымолвить ни слова.

— Что вы ей дали? — Набросилась Катя на Шеппарда.

— Да ничего особенного. Немножко чистого виски. От этого еще никто не умирал.

Пользуясь тем, что все внимание было сосредоточенно на Эстер, я сунул левую руку в карман. Повелитель был еще теплым. Отдал приказ и стал ждать. Слуги уже ушли в дом, их прогнал Шеппард, который не хотел, чтобы Эстер видели в таком состоянии.

Первым изменения заметил Шеппард. И отметил их по-своему — длинно и затейливо выругавшись.

— Дядя, что ты себе позволяешь? — К Эсти вернулась способность разговаривать, — разве можно так ру… — теперь и она увидела. Балкон стоял на прежнем месте над входом, толстенные колонны подпирали его.

— Боже, это что? Не понимаю. Он же упал.

— Он выполнил свою функцию и вернулся на место. Вы же не хотите остаться без балкона? — спокойно пояснил Шеппарду и девушке.

— Но как?.. Ты, что, волшебник?

— Да. И, если ты сейчас скажешь, что не любишь Гамильтона и не выйдешь за него замуж, я превращу тебя в жабу.

— Ой, не надо, — испуг Эстер был искренним, — люблю я вашего проклятого Гамильтона и выйду за него.

— Твоего проклятого Гамильтона, — поправила ее Катя, — Сережка, ты… Нет у меня слов. Я тебе сегодня ночью все скажу.

Шеппард восхищенно покрутил головой: — Ну, майор, много всякого я в жизни видел, но такого… Я даже не про фокус с балконом, а про свою племянницу.

— Дядя! — вспыхнула Эстер.

— Что, дядя? Надо же было столько времени мне голову дурить.

— Я не только тебе дурила, но и себе, — смущенно призналась Эстер.

— А, если бы майора не занесло в наши края?

— Мы бы остались старыми девами и разводили бы кактусы, — захохотала Катя. Эстер хихикнула, потом тоже рассмеялась и они с Катей обнялись.

Шеппард подошел к крыльцу дома, оглянулся на меня опасливо: «Не упадет?». Обнадеженный, открыл ключом дверь и скрылся в доме. Катя с Эстер, взявшись за руки, принялись кружиться на лужайке. Дети, что с них взять? Я отошел в сторону, связался с Шортером.

— Лорд еще не выехал?

— Собирается. Послал в оранжерею за розами. Как вы?

— На все сто. Пусть едет на Гиацинте. Сопровождай его. Да, перед выездом, влей в него большую рюмку виски. Без содовой и льда.

— Слушаюсь, мой генерал.

— Генерал, не генерал, а сегодня командую парадом. Свадьбе быть!

— Чтоб я сдох, тебя нам Бог послал!

— Жду. До связи.

Шеппард распоряжался приготовлениями к встрече лорда. Из дома вытащили стол и поставили на лужайке в специально приготовленные гнезда. Расставили стулья. Накрыли на стол. Из погреба достали запыленные бутылки старинного вина, выдержанного коньяка и виски. Шеппард не стал дожидаться приезда Гамильтона и разлил по рюмкам и бокалам напитки.

— Давайте, выпьем за майора, который… Замечательный парень, короче.

— Нет, — перебил я Шеппарда, — давайте выпьем за любовь.

— Может, подождем лорда для этого тоста, — предложила Катя.

— Лорд приедет, мы этот тост повторим, — поддержал меня Шеппард, — пьем за любовь.

И мы выпили. Шеппард вдруг рассмеялся и пояснил нам причину своего смеха:

— Мне девушка одна очень нравится. Но она работает у Гамильтона. Я при Эстер и заикнуться о ней боялся. А теперь, пожалуй, тоже женюсь. Эсти в замок переберется, что мне тут одному делать?

Мы все восторженно загудели: «У-у-у-у!». И мы с Шеппардом пропустили еще по рюмочке. Девушки потихоньку пили вино.

— Все-таки интересно природа распорядилась, — говорила Эстер Кате, — вот мы с тобой внешне совсем разные, а характеры у нас почти одинаковые. А Сергей с Генри похожи друг на друга, но с совершенно разными характерами. Мой Генри… Ой! — Прикрыла ладошкой рот. Катя зааплодировала, — Кэтти, перестань.

— Все, Эсти, ты уже полностью сняла свою маску.

Они смеялись, когда прибежал взволнованный слуга.

— Мисс Говард, случилось несчастье. Наш конюх, ну, который еще совсем молодой, забыл закрыть стойло, где стояла Хризантема. А лошадей, на которых приехали гости, оставили в проходе. Хриза вышла из стойла и подошла к гамильтоновскому жеребцу. В общем, боюсь, будет у нее от него жеребенок.

Мы переглянулись и все вчетвером расхохотались. Слуга стоял в полном недоумении.

— Идите, Томас, и позовите сюда Джереми, — посмеявшись, велел Шеппард. Прибежавшему слуге он приказал:

— Возьмите коптер, летите к замку Гамильтонов. Сядете у подъемного моста, заберете пассажирку, доставите сюда. Аллюр три креста!

Достал КПК, набрал номер.

— Дороти, дорогая, я послал за вами коптер. Нет, лорд ругаться не будет. Эстер? Она будет рада с вами познакомиться. Выходите из замка за мост, коптер сейчас будет там. Жду с нетерпением. — повернулся ко мне, — лорд приедет один?

— Нет, с ним начальник его охраны Дональд Шортер.

— Понятно. Эсти, может быть, позовем Лиззи? А то мистеру Шортеру будет неуютно в нашей компании, — и разъяснил нам с Катей: — Элизабет — подружка Эстер по детским играм. Она жила в этом доме, пока Эсти не уехала учиться. Сейчас живет с родителями. Их маленькое поместье граничит с нашим с севера. Они бедные дворяне, живущие на небольшую ренту.

Было решено позвать Лиззи, она пообещала приехать через час. А уже через двадцать минут недалеко от лужайки сел маленький двухместный коптер. Пилот помог выбраться из кабины пассии Шеппарда.

— Господи, это же Дотти, — засмеялась Катя, — бедный мистер Торп проклянет военных, похитивших всех горничных из замка. Вот ему забот-то — искать новую прислугу.

Пилот коптера доложил, что видел с воздуха подъезжавших к границе поместья двух всадников. Очевидно, это были лорд и Шортер.

Глава 10

Когда на горизонте показались всадники, Эстер занервничала, встала из-за стола, начала поправлять блузку. Катя пыталась успокоить ее, как могла, но Эстер не удавалось справиться с волнением. Никто над ней не иронизировал, все понимали, что девушке нелегко и сохраняли серьезность.

Подъехав к лужайке, всадники спешились. Слуги взяли лошадей под уздцы и увели в конюшню. Гамильтон держал в руке огромный букет шикарных роз. Оба были в смокингах, лорд — в белом, а Шортер — в черном. Все поднялись из-за стола, приветствуя прибывших. Я прошел к лорду и встал за его спиной. Катя, обняв за плечи Эстер, повела ее к Гамильтону. Тот, не глядя, сунул букет Шортеру и шагнул навстречу своей будущей невесте. Трудно было сказать, кто из них больше нервничает: лорд или девушка.

— Мисс Говард, — неуверенно начал Гамильтон, — я хотел бы… Почту за честь… Если вы…

И тут я, получивший сегодня за день два пинка от Катюшки, решил, что пора как-то отыграться, хоть на лорде. И пнул его, точнее, толкнул ногой в зад. Чтобы удержать равновесие, Гамильтон ухватился обеими руками за плечи Эстер, которую тут же подтолкнула в спину Катя. И они очутились в объятиях друг у друга.

— Да поцелуйтесь же вы, — внес свою лепту Шортер. Гамильтон наклонился и прикоснулся губами к губам Эстер.

— Дорогая Эстер, я люблю вас, — наконец-то изрек он связно.

— Простите, милорд, но этому научила меня моя русская подруга Екатерина Звягинцева, — и Эсти, подпрыгнув, обвила Гамильтона руками и ногами и, прижавшись к нему, издала победный визг: «Уи-и-и-и!». Увидев над плечом лорда сияющее личико Эстер, я поднял вверх большой палец, а она показала мне язык. Катя показала большой палец лорду, обнявшему за талию прильнувшую девушку. Все окружающие захлопали в ладоши. Эсти встала на ноги и сказала Гамильтону с самым невинным видом:

— Я надеюсь, милорд, что не очень вас шокировала?

И тут настала очередь Гамильтона потрясти всех присутствующих. Он сгреб Эстер в охапку, и, громко прошептав: — Эсти, счастье мое, — стал покрывать поцелуями лицо и шею девушки.

Катя подошла ко мне. Сжала ладонь в кулак, согнула в локте руку и вздернула кулак вверх: «Йес, мы сделали это». Шортер сиял, как именинник. Забыв про букет, он так и уселся с ним за стол. Потом спохватился, поднес Эстер. Она поблагодарила, хотя цветы ей уже были «до лампочки». Гамильтон, еще не вполне пришедший в себя, начал различать окружающее.

— Дороти, и вы здесь, — удивился он.

— Не Дороти, а миссис Шеппард, — поправил его дядя Эстер, — во всяком случае, вскоре ею станет, — и еще одно сияющее лицо появилось за столом.

— Не прошло и недели, а этот русский майор поставил весь Гамильтон-хаус на уши, — в голосе Шортера кроме одобрения ничего не было.

— Это что, — подхватил Шеппард, — Говард-хаус он умудрился поставить на уши за один день.

Тугое Катино бедро крепко прижалось к моей ноге.

— Я тут самая счастливая, — шепнула мне она.

— Ну, не знаю, как Дороти, но один-то человек с тобой точно не согласится, — и показал ей глазами на Эстер.

Вскоре приехала Элизабет, оказавшаяся миниатюрной блондинкой с кукольным личиком. Но очень веселая и жизнерадостная. И начался детский писк на зеленой лужайке. Прикончили пару жаренных молочных поросят, выпили изрядно, устроили танцы. Веселились от души.

Уже поздним вечером Шортер отправился провожать Лиззи домой, а Шеппард начал расселять всех по комнатам. Я выбрал себе комнату в самом конце коридора. Рядом должен был ночевать Гамильтон.

Выждав пару десятков минут, я вышел в коридор и нос к носу столкнулся с Катей. Она была в коротком халатике, который ей одолжила Эстер.

— Подожди, секунду, любимая, — шепнул я ей и, тихонечко стукнув в дверь, заглянул в комнату лорда. Он сидел одетый на кровати. Махнув Кате рукой, вошел в комнату, следом проскользнула Катя.

— Иди, Генри, тебя ждут, — непререкаемым тоном заявил я ему.

— Что, прямо вот так? — неуверенно спросил он.

— Ну, можете снять рубашку, — посоветовала Катя.

Гамильтон не упирался, но явно робел. Поэтому мы с Катей довели его до самой комнаты Эстер.

— Надо же постучать, — шепнул Генри, но Катя уже открыла дверь, а я втолкнул лорда в комнату. С сознанием выполненного долга, подхватил Катю на руки, и понес в свою комнату.

Утром, по привычке, проснулись рано. Катя пока еще спала справа, из-за раны. Похлопав пушистыми ресницами, улыбнулась мне. Вскочила с постели, в чем мать родила, пошлепала босыми ногами в ванную.

Вернувшись, села на постели возле меня, склонив голову набок, смотрела своими огромными глазищами. Взяв ее руки, стал целовать кончики пальцев, потом полизал ладошки, поцеловал в сгиб локтя. Выше, выше. Дойдя до губ и насладившись подвижным горячим язычком, лизнул кончик носа и начал свое путешествие вниз…

Выйдя на лужайку перед домом, увидели за столом Шеппарда и Дороти.

Стол был накрыт чистой скатертью, на нем стояли чистые бокалы, тарелки, чашки. Полные бутылки с вином и прочим алкоголем. Свежая закуска, кексы, салаты…

Мы присели к столу, слуга налил нам горячий кофе в чашки. Катя взяла свежеиспеченный круассан, с удовольствием его надкусила. Из-за дома показался Шортер. Подошел к столу, налил себе стакан минералки и жадно выпил.

— Я думал, что вы ночевали в Гамильтон-хаусе, — удивился Шеппард.

— Видите ли, у Лиззи родители уехали во Францию…

— Что за душки эти военные, — нараспев протянула Катя, — на ходу подметки рвут.

Дотти хихикнула, Шеппард улыбнулся, Шортер вздохнул:

— Какое-то моровое поветрие. Создается впечатление, что вся Англия решила пережениться.

— До-о-о-ональд?! — Катя захохотала.

— Лиззи сделала мне сегодня утром предложение. И я, кажется, согласился.

— О, боже, куда катится человечество? Одного силой волокут к невесте, другому женщина делает предложение. Положительно, настоящие мужчины только среди десантников, — не унималась Катя.

— Кэтти, — попытался оправдаться Шортер, — я еще не успел разобраться в своих чувствах…

— Однако в постель к девушке вы прыгнуть успели?

Слушая разговор, я налил себе полный бокал чистого джина. Катя сразу оставила Шортера в покое и с тревогой воззрилась на меня.

— Что случилось, Сержик-коржик?

— Стресс хочу снять, Котенок.

— А я тебе не сняла?

— Ты сняла вчерашний стресс, когда я не знал, чем все это сватовство закончится. А теперь у меня другой повод — я не знаю, чем у них закончится первая ночь, — все это я шепнул Кате на ушко, так, чтобы никто другой не услышал.

— Тогда, конечно. Хотя, не знаю ничего про лорда, но в Эсти я уверена. Я же с ней в пансионате была. Она на меня похожа по темпераменту.

— Будем надеяться, что Гамильтон не подкачает.

Глядя, как я выпил залпом целый бокал джина, Шортер и Шеппард позволили себе по рюмке виски. Потом по второй. Я же выпил джин, как воду. Затем съел индюшачью ножку, салат, целый горшочек свежей, густой сметаны, несколько ломтей холодной говядины и, наконец, принялся за кофе.

Когда Шеппард с Дональдом выпили по пятой рюмке, из дома вышли Гамильтон и Говард. По дороге к столу Эстер покачнулась, и лорд поддержал ее под локоть. Генри бережно посадил Эстер на стул, мы увидели на ее лице ускользающую улыбку. Глаза полузакрыты. Катя показала мне большой палец.

— А, то? — ответил я ей. Катюша взяла бутылку с джином и набулькала мне полный бокал.

— Пей, заслужил.

Эстер открыла глаза. И, неожиданно для меня, сказала на русском языке:

— Катька, а я тоже кусаюсь. Ребята, простите меня за вчерашнее, на озере.

Ой, сейчас упаду лицом в салат. — И показала нам язык.

— Эсти, ты хочешь сказать, что мне надо учить русский язык? — ревниво спросил Гамильтон.

— Генри, я поблагодарила за то, что они для нас сделали. Им просто приятнее услышать это на их родном языке.

— Да, я тоже хотел бы поблагодарить Кэтти за то, что она для нас сделала.

— А Сергея? — удивилась Эстер.

— С Сергеем сложнее. Он два раза спас мне жизнь. И теперь подарил мне счастье. Тут, сама понимаешь, простой благодарности мало.

— А как мы можем его отблагодарить?

— Пока еще не придумал. Но знаю точно, если у нас родится мальчик, мы назовем его Сергеем.

— А, если девочка, то — Катей.

— Совершенно верно. Ты права, любимая.

Выпитый джин слегка давал себя знать. А Шортер с Шеппардом довели счет рюмкам с виски до второго десятка. Поэтому лорд взял командование на себя. Он велел Питу пригнать из замка флаер.

— У нас здесь нет посадочной площадки, — осторожно заметила Эстер.

Шортер пьяно махнул рукой: — Пит может посадить флаер, где угодно, хоть на Биг Бен.

И вправду, флаер без проблем сел неподалеку от лужайки, где находилось все наше общество, включая приехавшую Элизабет. Шортер вручил свою кредитную карту Лиззи, а Шеппард, с трудом добравшись до дома, вынес свою кредитку для Дороти. Во флаере сидела и Фиби, которую лорд разрешил Питу взять с собой в Лондон. После секундных раздумий, я отказался лететь со всей честной компанией. Кредитки мои лежали в замке, одет я был в спортивный костюм и кроссовки. Катя сказала, что без меня не полетит. Мы с ней сели на лошадей и поехали в замок, ведя на поводу Маргаритку. Ириса решили оставить с его подругой Хризантемой.

В замке царила необычная суета. Все уже были в курсе произошедших в Говард-хаусе событий (слуги сработали лучше любой новостной ленты). Попавшаяся нам по пути, когда мы шли из конюшни, миссис Торп сразу же сказала:

— Благослови вас Бог, мистер Иванов, за все, что вы сделали для нашего лорда. Теперь мне и умирать не страшно. Лорд в надежных руках. А ведь только вы сумели это сделать.

Мы с Катей переоделись в «парадную» одежду. Это заняло около часа, поскольку я не мог равнодушно взирать на переодевающуюся Катюшку, после чего пришлось идти в душ и т. д. Не поленились дойти до ангара с коптерами. В отсутствие Шортера и Пита, в замке безопасностью заправлял Джеймс Холливел. Как и все в службе безопасности, он был в курсе того, что мне все можно. И без разговоров дал мне все необходимые ключи. Мы уселись в двухместный коптер и полетели в Лондон.

Зрительная память у меня была на высоте, поэтому без проблем добрались до конторы ювелира Смайлса. Он оказался на месте, был, как всегда, любезен. И не удержался от шутки:

— Вы же говорили, что не часто заходите к ювелиру? Вот, что значит — красивая женщина. Красивая женщина требует соответствующего антуража.

— Мистер Смайлс, для меня эта женщина лучше всего без всяких украшений. Вы же понимаете, что в постели бриллиантовое колье ни к чему. Но в одном вы правы, красота этой женщины требует бриллиантов. Чтобы все видели, что бриллианты, по сравнению с ней — ничто.

— Итак?

— К завтрашнему дню — диадему. С хризобериллами.

И тут в помещение вошел Гамильтон, а за ним и Говард.

— Нет, этих ребят не обскачешь, — повернулся лорд к Эстер, — нам достанется то, что похуже.

— Здравствуйте, милорд. Здравствуйте мисс Говард. Что-то случилось с вашим ювелиром? Еще вчера я видел Тейлора и он был абсолютно здоров.

— Сегодня мне украшения заказывает мой жених, — и Эстер рассмеялась увидев изумленные глаза Смайлса.

После переговоров со Смайлсом, к которым подключили ювелира Эстер, пришли к выводу, что оба заказа, мой и лорда, смогут выполнить не раньше завтрашнего вечера. Смайлс пообещал лично доставить все украшения в замок.

Эстер с Генри отправились в замок, так как уже успели сделать остальные покупки. Катя не любила хождения по магазинам, поэтому мы не потратили много времени и через час тоже вылетели в Гамильтон-хаус.

За ужином в замке собрался «Большой свадебный совет». Присутствовали все заинтересованные лица. Во-первых, сразу пришли к выводу, что свадьба будет в субботу, т. е. послезавтра. Раньше никак не успеть. Во-вторых, праздновать лучше во дворе замка, так как в случае дождя, двор закрывался специальным прозрачным куполом. В субботу с утра регистрируют брак Пит с Фиби, Дональд с Элизабет и я с Катей. После чего все отправляются в церковь, где будут венчаться Шеппард с Дотти и Генри с Эстер. Потом начинается двухдневная гулянка, с тем, чтобы в понедельник только слегка «подлечиться». Гостей ожидалось около полутысячи человек, поэтому на лугу, за мостом замка, установят под навесами столы для тех, кому в замке места не хватит. Торп и Шеппард, который вел хозяйство в Говард-хаусе, должны обо всем позаботиться. Порядок и охрана — на Джереми, Пите и Джеймсе. Прием высокопоставленных гостей — на Гамильтоне. Впрочем, лорд сразу заметил, что все будут приглашены «запросто», что по-английски означает — без соблюдения светских церемоний.

После ужина девушки остались поболтать у камина в столовой, мужчины вышли покурить на веранду. Пошутили над Шеппардом и Шортером, которые маялись после утреннего неумеренного возлияния, а теперь отпаивались кофе. Лорд сразу объявил, что не будет ночных прогулок по коридорам — всем предоставлены двуспальные кровати, поэтому пусть целомудрие не разыгрывают. Питу с Фиби уже выделена в замке отдельная комната, пока в поселке не будет для них построен коттедж, так как сейчас строят дом для Грейс и Вильямса. У Шортера кровать в комнате уже заменили на более широкую. И все отправились в столовую, разводить своих дам по комнатам замка.

На утренней пробежке я сообщил Кате, что пригласил на нашу свадьбу Веню и Ольгу Петровых из России. Катя, вздохнув, сказала, что ей приглашать особо и некого. Близких родственников у нее нет ни в Англии, ни в России. Так, седьмая вода на киселе, болтается где-то парочка-тройка очень дальних…

Переплыв озеро, мы наконец-то спокойно уселись на песочке. Я положил голову на Катины колени, уткнулся лицом в теплый живот. Вдалеке раздался конский топот. Катя, ерошившая мои волосы, простонала: «О, нет!».

— Вот для чего они решили нас поженить, чтобы на моем пляже сидеть.

— Ну, разумеется. Теперь он не твой, а ваш, — Катя не осталась в долгу.

— Генри, давай искупаемся.

— Эсти, дорогая, я не думал, что мы будем купаться и не одел плавки.

— А мы — нагишом.

— Хм-м.

— Ивановы, плывите на тот берег. Генри, в отличие от Сергея, свои, точнее, мои укусы не демонстрирует.

— Сережка, поплыли обратно, пусть наслаждаются. Помнишь, как мы первые дни с ума сходили?

— Котенок, какие первые дни? Сегодня ровно неделя, как я тебя увидел впервые.

— Да? Странно. Мне кажется, что мы уже сто лет вместе. Ты ворвался в нашу спокойную, размеренную жизнь и изменил течение времени, — все это Катя говорила, когда мы неспешным брассом плыли обратно. Потом оглянулась назад и хихикнула: — Лорд в трусах пошел купаться, стесняется. А Эсти голышом, она не комплексует.

Когда вылезли на берег, там уже толпился народ — мы с Катей сегодня встали попозже, позволив себе побарахтаться с утра в постели. Двое девушек, как и Катя, купались без лифчиков, один из парней, здоровенный немец, был нагишом. На песке сидел печальный Пит с забинтованной головой. В воду ему еще нельзя было. Он ревниво наблюдал за резвящейся Фиби. Катя натянула футболку на мокрое тело и мы побежали к замку.

— Побалуемся в душке? — Улыбнулась она на бегу.

— Еще как побалуемся! Только, чур, не пищать потом, что сил ни на что нет. Надо в Лондон смотаться за кое-чем и Петровых встретить.

В столовой Катя почти рухнула на стул и посмотрела вокруг. Зрелище ее приободрило. Дороти с Элизабет сидели с отсутствующим взором. Одна задумчиво водила ложкой по тарелке, другая пыталась оторвать от стола, зажатый в руке, стакан с соком. Шортер с завидной скоростью поглощал свинину. Шеппард, доев яичницу с беконом, принялся за буженину.

Вошли лорд с Эстер. Эстер упала на стул и попросила налить ей молока.

Гамильтон притянул к себе блюдо с антрекотами, положил на тарелку три штуки, взялся за вилку и нож, плотоядно вонзил нож в мясо.

Я, усмехнувшись, пододвинул к себе сметану. Но, опустошив горшочек, стал есть свою традиционную овсянку. Эстер, сделав пару глотков молока, бессильно уронила кисти рук на стол.

— Эсти, с тобой все в порядке? — заботливо спросила Катя.

— А? Что? А, да, в порядке, — Эстер обессилено махнула рукой.

— Мужчины, я вами горжусь, вы все суперлюбовники! — громко объявила Катя и захлопала в ладоши. Девушки ее поддержали.

— С такими суперлюбовницами иначе нельзя, — ответил взаимным комплиментом Шеппард. После чего, оставив в покое буженину, вытер салфеткой рот и смачно поцеловал Дотти. Все последовали их примеру. В столовой с минуту слышалось чмоканье, сдержанные тихие стоны и шумно переводимое, после затяжного поцелуя, дыхание.

— Боже мой, — вздохнула Эстер, — видела бы меня моя гувернантка, учившая меня хорошим манерам.

— А меня — мистер и миссис Торп, — добавил Генри.

— А меня — мой полковой командир, — поддакнул я им.

Общий веселый смех смыл остатки приятной усталости.

До прилета флаера из России мы с Катюшкой успели пробежаться по магазинам, кое-что прикупить. Погрузили покупки в электромобиль и вовремя приехали в аэропорт, флаер только что сел. Веня нес объемистую сумку, а Ольга в широком сарафане шла чуть позади с пустыми руками.

С Веней обменялся крепким рукопожатием, Ольгу чмокнул в щеку.

— Ну, молодцы! Легкие на подъем.

— Конечно, билеты в оба конца оплачены, еда и проживание халявные…

— Подожди-ка, Оля, это что?..

— Не что, а кто. Девочка у нас будет. Уже пять месяцев. В начале ноября должна родиться.

— У-у-у-у!!! Это просто здорово! Поздравляю!

— Да, рано пока. Но, тьфу-тьфу-тьфу, беременность нормальная, без осложнений, без токсикозов, без аллергий и прочей ерунды.

— Вот, знакомьтесь. Это Веня Петров. Это его жена Оля. А это моя Катюша.

Смущенная Катя протянула Вене свою узкую маленькую ладошку, которую тот осторожно пожал. Наступила секундная пауза. Оля смотрела на Катю, Катя смотрела на Олю. Потом одномоментно расцвели улыбками и поцеловались.

— Было бы очень странно, если бы они друг другу не понравились, — заметил я Вене.

К нам подошел Джордж, парень из службы Шортера.

— Мистер Иванов, флаер готов. Шеф сказал, что никаких гостиниц, ваших гостей разместят в замке.

Через час я зашел к Петровым, убедился, что окружены они должным комфортом. Катя принесла Ольге парного молока и свежеиспеченных булочек. Мы с Веней опрокинули по стопке за встречу. И все вчетвером отправились на прогулку по окрестностям замка.

А на следующее утро… Старожилы такого не помнили. Гамильтон не только опустошил оранжереи в обоих поместьях, но и скупил все цветы окрест. Плюс, сгоняли коптер за цветами в Лондон. Ковровые дорожки были расстелены на всем пути следования новобрачных. И все усыпаны цветами. Звенели колокола, играл оркестр. Вокруг не было ни одного мрачного лица. Природа одарила благодатью, сияло солнце, но было не жарко.

Пит, Шортер и Шеппард были несколько огорчены. Самолюбие Фиби, Дотти, а особенно Лиззи, считавшей себя красавицей, было уязвлено. Потому что все споры всех окружающих велись об одном: кто красивее — Эстер или Катя. Разрешить этот спор было весьма затруднительно. Каждая из них, не сговариваясь, оделась в белоснежное пышное платье с высоким стоячим кружевным воротником в старинном стиле. У обеих сзади тянулся переливающийся перламутром шлейф, который несли двое маленьких, миленьких девчушек в кружевных белых платьицах. У обеих в руках были роскошные букеты из кроваво-красных роз. У обеих не было фаты — на головах переливались блеском драгоценных камней диадемы.

Собираясь на свадьбу, Катя заскочила в комнату к Эстер и вручила ей кольцо с изумрудом.

— Это от Сережки. Помнишь, ты говорила, что хочешь такое. Таких колец три. Все одинаковые. Еще у Оли Петровой есть.

Кольцо было Эстер почти впору. Впрочем, ювелир Эстер, который вместе со Смайлсом был приглашен на свадьбу, заверил ее, что подогнать кольцо точно по размеру — пара пустяков. И теперь огромные изумруды сверкали на пальцах обеих невест.

Сразу после церемоний бракосочетания, когда все вернулись в замок, Катя пошла и переоделась. Теперь на ней была белая мини-юбка и белый пиджачок с кружевной блузкой под ним. Увидев ее в этом наряде, Эсти возмущенно топнула ногой:

— Катька, противная, ты зачем купила все наряды точь-в-точь, как у меня?

Катя рассмеялась:

— Эстька, противная, почему у тебя вкусы точь-в-точь, как у меня?

Вздохнув, Эстер пошла переодеваться в белую мини-юбку с белым пиджачком. И опять никто не мог решить, Гамильтон или Иванова красивее.

Пиршество в замке и на лугу за замковым мостом продолжалось круглые сутки. Ночью в замке зажгли стилизованные под факелы светильники и огромные лампы. Столы на лугу освещали прожекторами со стены замка.

На лугу были расставлены шатры, застеленные внутри одеялами, чтобы желающие могли отоспаться или вздремнуть. Для этих же целей в главном холле, в столовой и в большой гостиной замка наставили кроватей. Кухня замка не справлялась с объемом готовки и еду подвозили из Говард-хауса. Пришлось даже нанимать поваров со стороны.

Все пьянчуги графства толклись на лугу. Но их не прогоняли. Молодцы Шортера, поддерживаемые полицией графства, за порядком следили, а вина, эля, пива и виски было море разливанное — никому не жалко.

Вечером устроили грандиозный фейерверк, в небе крутились огненные колеса и шары, распускались разноцветные букеты, летали кометы. Апофеозом стало распустившееся в ночном небе огромными разноцветными буквами огненное слово LOVE.

Под утро шум и веселье поутихли, все решили отдохнуть, кроме самых стойких. Но с полудня опять загремела музыка, закружились в танце пары, рекой полилось спиртное.

И только далеко за полночь воскресенья стали потихоньку сворачиваться. Усталые слуги разошлись по домам или в шатры. Пропойцы тщетно пытались выпить еще чуть-чуть — уже «не лезло». К утру наступила полная тишина.

В понедельник уничтожали следы свадебного застолья. Слугам работы было невпроворот. Даже охранников подключили. Я сходил к доктору, он снял мне швы с раны. Она вполне зажила, остался лишь розовый шрам.

Катя укладывала вещи.

— Мы надолго в Россию, Сережка?

— Недели на две, Котенок.

— Ты говорил, что у тебя отпуск на две недели, а уже полторы прошло.

Я показал ей сообщение от Донована. В нем было написано, что в связи с ранением, подтвержденным справкой от врача, а также в связи с женитьбой, отпуск продлевается на две недели.

— Правда, кредитка от Корпорации действительна только на две недели, скоро срок ее действия истекает.

— Черт с ними, с деньгами, лишь бы ты со мной подольше был. А то я уже выть приготовилась.

— Давай укладывай вещи исходя из того, что в замок ты больше не вернешься. И определяйся, где ты будешь учиться. Если в Англии — купим тебе здесь квартиру. Сегодня тебе надо со всеми попрощаться, уезжаем завтра утром. Я купил нам билеты, когда Петровым на обратную дорогу покупал.

Эстер, услышав о Катиных планах, запротестовала.

— Жить она будет у нас. На время учебы пусть снимет квартиру. Если ты для Генри — брат, то Катя для меня — сестра. Съезди, Катюша, в Россию, погости там и возвращайся. Твой дом здесь.

Так что Катя не стала устраивать долгое прощание. А Гамильтоны, в сопровождении верного Шортера, поехали провожать нас в аэропорт. На прощание Эстер расцеловалась с Катей и вопросительно посмотрела на мужа.

— Конечно, — ответил Генри, — кроме меня, это единственный мужчина, с которым тебе можно целоваться.

И Эсти чмокнула меня в обе щеки.

— Спасибо тебе за все. Интересно, кто первая родит?

— Ха, — сказала Катя, — я уже почти неделю не предохраняюсь. Через неделю все будет ясно.

Они еще раз обнялись, пошмыгали носиками от избытка чувств, и мы пошли на посадку, а Гамильтоны и Шортер махали нам вслед.

Глава 11

За полтора часа пассажирский флаер долетел до Великого Новгорода. Оттуда мы взяли такси, доставившее нас в небольшой городок, где у Петровых был домик и участок земли в 12 соток. Веня смущенно пояснил мне, что потратил один из изумрудов, предназначенных для ренты, на то, чтобы купить участок земли побольше.

— Зато вот у нас и лучок свой, и редиска, и малина поспевает. Три яблони подрастают. Оля не очень любит в земле копаться, только зелень выращивает. А я и картошки немножко посадил, кабачки вот растут, — хвастался Веня своим хозяйством.

Домик у них был почти новый, чистенький и аккуратный. Чувствовалось, что ухаживают за ним с любовью. В доме была большая кухня, совмещенная с застекленной верандой и три комнаты. В одной предполагалось сделать детскую, там уже стояла маленькая мебель. Плюс спальня и гостиная. Лишней мебели не было, гостить к Петровым никто не приезжал, но у нас был с собой большой двуспальный надувной матрас.

Катя вздыхала, что тут звукоизоляция не та, что в замке. «Сережка, я же стонать и кричать буду. Или нам воздерживаться, пока мы здесь, в гостях?».

Но Веня все устроил наилучшим образом. Его друг, тоже бывший десантник, уехал с женой и ребенком к родителям на Украину почти на все лето. А ключи от дома оставил Вене.

— Вот у Вовки вас и поселю, это соседний дом. Точнее, вы там только ночевать будете. Завтрак, обед, ужин у нас. Ну, если чего захотите, холодильник Вовка не выключал, работает. Магазин от нас недалеко, круглосуточный. Да вы и не захотите в доме сидеть. Живем мы на окраине, вон лес из окна виден. До озера метров пятьсот, там у меня лодка есть, с Вовкой напополам купили, он рыбак заядлый. Удочки дам. Ружьишко у меня есть, но сейчас не сезон для охоты.

Пока Веня вещал, Ольга уже накрыла на скорую руку стол в кухне. Конечно, это не столовая Гамильтона, но Катя была неприхотлива в еде, а про меня и говорить нечего — десантник ест все, что жуется.

Перекусив, мы с Катей отправились пошляться по городку. Веня пошел в огород, а Оля затеяла печь пироги.

Городок был чистым и очень зеленым. Повсюду кусты, деревья, подстриженные газоны. С тех пор, как вместо асфальта стали применять каменный расплав, и дороги, и тротуары были гладкими, без ям и выбоин. Почти все дома одно-двухэтажные. Только в самом центре трехэтажные административные здания, да четырехэтажная поликлиника-больница.

Машин было мало. Ездили на велосипедах, ходили пешком. На центральной площади стояла парочка такси, в Новгород добраться — не проблема.

Единственное, что чуть подпортило прогулку — попались навстречу два мужика, довольно неприятных, на первый взгляд. Оглядели Катю с головы до ног, один что-то сказал другому, «заржали». Потом обратили внимание на меня и попритихли.

Я купил Кате огромный букет крупных садовых ромашек, получив за это жаркий поцелуй. В магазине нахватали деликатесов, сколько могли унести. Заметив, что жили Петровы все-таки скромно, хотел их побаловать разносолами. Уже подходя к Вениному дому, опять увидел тех же «неприятных», только теперь их было четверо. Издалека они наблюдали за нами. Ну, пускай смотрят.

Пирожки были выше всех похвал. Катя откинулась на спинку стула и расстегнула пуговицу на поясе джинсов.

— Фу-ух! Сейчас лопну. Сто лет такой вкуснятины не ела. Оленька, спасибо огромное. Научишь такие пирожки печь? Никогда таких не видела, чтобы маленькие, на один укус, а начинки много.

Пока жены обсуждали кулинарные вопросы, мы с Веней вышли на крылечко покурить. Я спросил у него про четверых, разглядывавших меня и Катю возле Вениного дома.

— Это местная шпана, — вздохнул Веня. — Городок у нас тихий, но… Сначала двое таких уродов было, правда, вели себя совсем тихо. Потом откуда-то третий взялся. Начали буянить, но у нас, кроме меня, еще Николаич из десанта, и Вовка в Синдикате служил. Мы им бока быстро пообломали. Да и копы у нас, хоть их и двое всего, но ребята крепкие и шустрые. Притихли эти пакостники. А тут к ним еще четверо из Новгорода прикатили. И Вовка в отпуске. Чего теперь ждать от них — неведомо. Правда, наши полицейские потолковали с ними, чтобы смирно себя вели, только, сам знаешь, урод — он и в Африке урод. За себя-то я спокоен — ружье на стене, если что, мало не покажется. За тебя тоже — ты такую шелупонь раскидаешь. Лишь бы кого из малолеток не обидели, да девчат не трогали.

Вечером вчетвером попили винца на веранде, распахнув там все окна. Точнее, пили-то втроем, Оля блюла режим строго. Даже покурить мы с Веней отходили подальше, на скамеечку у дома. Вечер был теплым, дул легкий ветерок. Вокруг тишина и покой. Веня спел под гитару десяток песен, отчего Катя была в восторге. Потом Петровы проводили нас до калитки. Ольга вернулась в дом. Веня провел к соседскому дому, открыл дверь, показал, что-где и отдал мне ключи. Пожелав спокойной ночи, ушел.

Накачав насосом матрас (мы решили не пользоваться чужими вещами в доме, в конце-то концов, хозяева не рассчитывали, что кто-то у них поселится), я постелил привезенное постельное белье. Ванная комната была просторной, все туалетные принадлежности мы привезли с собой (не зря я тащил две здоровенные сумки), дискомфорта не было.

Сладко потянувшись на упруго пружинящем матраце, Катя ласково улыбнулась мне:

— Господи, Сережка, я в России. Я замужем. Какая-то сказка! Ирреальность. Всего две недели назад убирала пыль с мебели, пылесосила ковры, стирала белье в прачечной. И думала, что впереди еще целый год такой жизни. А принца на белом коне выдумали наивные дурочки, каковой себя не считала. Знаешь, Сережка, ты не принц. И не волшебник из сказки. Ты — мое счастье, моя жизнь, мое все. Мне хочется слиться с тобой в одно целое, стать частью тебя. Сереженька, любимый!

Нас разбудили яркие лучи солнца. За окном вовсю распевали птицы. Катя, приподнявшись на локте, смотрела на меня. Осторожно потрогала пальцем мой шрам на левом плече. Пошевелила губами, не издав даже шепота. Но, по движению губ, я прочитал это безмолвное слово: «Люблю».

Еще чуть приподнялась, наклоняясь надо мной. Нежный поднявшийся сосок коснулся моих губ. Крепкое упругое тело напряглось, прильнуло ко мне желанной тяжестью, ожидая ласки.

— Я — твоя, я — твоя, — задыхаясь, шептала она и карие огромные глаза знакомо подернулись поволокой.

Пришли мы к Петровым только к обеду.

— Ну, и здоровы же вы спать, — хмыкнул Веня, а Ольга рассмеялась:

— Глупенький ты у меня, Веничек. Вспомни-ка, много мы с тобой в наш медовый месяц спали? Хорошо, если часа три-четыре за ночь. Я тогда такая же пьяная ходила, как Катюша сейчас.

Катя слегка порозовела, но улыбнулась:

— Что я могу поделать, если Сережка такой…

— Ой, а ты овечка невинная, — поддела ее Ольга, — только не говори, что сопротивляешься изо всех сил.

Смеясь, они обнялись и пошли к столу. Наваристый борщ и пельмени были великолепны.

— Надо срочно отсюда уезжать, — серьезно сказала мне Катя после обеда, — а то я растолстею и ты меня разлюбишь.

Мы с Ольгой шлепнули ее одновременно с двух сторон.

— При такой бурной ночной жизни не растолстеешь, — успокоила Оля.

— Не бейте, я пошутила. Ох, дайте дух перевести.

Потом, прогнав Ольгу отдыхать, Катя перемыла посуду. Веня дал мне ключи от лодки, рассказал, как пройти к озеру, где привязана лодка, куда лучше сплавать искупаться.

— Удочки возьмете?

— Какая по такой жаре рыбалка? Мы с тобой как-нибудь вечерком порыбачим. На утренней зорьке я не любитель, да и Катюшку разбужу, если встану рано.

— Ладно, тогда я завтра червей накопаю, к завтрашнему вечеру как раз небольшой дождичек обещали. Дождевики накинем, да и посидим пару-тройку часиков.

— ОК, Веня. Катюша, пойдем.

Пляж, где купалось все население городка, был полон. Визжали в воде ребятишки, песок был усеян телами загорающих. Мы прошли мимо. Чуть дальше был причал, где покачивалось около десятка гребных лодок. Сняв цепь с весел, отцепил лодку, усадил Катю на корме и оттолкнулся веслом от бона. Греб не спеша, аккуратно. Еще у самого берега, нам попались две лодки, возвращавшиеся к причалу. А дальше озеро было пустынным. Рабочий день, все-таки. В выходные, наверное, более многолюдно. Катя сняла футболку, стащила шорты. Опустила руку в воду и не отводила от меня глаз.

Хотя я и пребывал в состоянии приятной расслабленности, но профессионализм никуда не делся. Поэтому сразу засек среди кустов на берегу озера блеск оптики. Это был не военный бинокль с противобликовыми линзами, так что увидеть его труда не составило.

— Похоже, нашелся любитель созерцать твои прелести, — объяснил я Кате.

Катя, усмехнувшись, прикрыла грудь футболкой, не одевая ее.

— Пусть идет в музей и на Данаю пялится. Мне не стыдно, но демонстрировать себя какому-то извращенцу не хочу.

Проплыли на лодке почти все озеро, пока справа не показался небольшой кусочек песчаного берега, про который говорил мне Веня. Причалив, убедился, что дно здесь и вправду чистое и ровное, но резко уходящее на глубину. Для опытного пловца это хорошо. Вытащил лодку подальше на берег. Почти час мы плавали, потом брызгались у берега, играя.

Когда вылезли на песок, Катя, как всегда, радостно визжа, повисла на мне.

Из-за этого пронзительного визга я не услышал, как раздвинулись кусты позади меня. Почувствовав опасность, оторвал от себя Катю, но меня уже схватили за обе руки. Посмотрев по сторонам, увидел, что держат меня два здоровенных верзилы, ростом под два метра и весом килограммов по сто десять-сто двадцать каждый. Держали меня крепко, с силой немаленькой. А к Кате, с гадкими ухмылочками направлялись двое из тех, кого Веня вчера назвал шпаной.

— Сейчас, телка, ты у нас еще не так завизжишь, когда я тебе вставлю по самые помидоры, — сглатывая от вожделения слюну, проскрипел один из них. И потянулся рукой к Катиной обнаженной груди.

Катя, без малейшего волнения и суеты, схватила его за руку и рванула на себя, делая шаг в сторону и, ставя подножку. За доли секунды до ее рывка моя пятка впечаталась в коленную чашечку детины, державшего мою правую руку. Ребро правой ладони ударило по кадыку того, что держал меня слева. В последнее мгновение я ослабил удар, чтобы он не получился смертельным. (Увы, нам не дано предвидеть будущее). Один из моих конвоиров катался по песку, зажимая обеими руками колено. Второй судорожно ловил ртом воздух, пытаясь вдохнуть хоть чуть-чуть. Катин противник барахтался в воде, а другой, отшатнувшись, встал в боевую стойку. Катя подалась вбок и горе-каратист, получив сзади от меня удар ногой по почке, пролетел мимо Катюшки, зарылся носом в песок.

Тот, что тянулся к Кате, вылез из воды и со страхом глядел на меня.

— Помидоры, говоришь? Из них кетчуп сделать? — Катина нога четко попала в цель — по причинному месту. Хрюкнув, похабник повалился на песок и завыл тоненьким голосом.

Сидя в лодке, которая медленно скользила по глади озера, Катя натянула на себя футболку и показала мне язык. И честно призналась:

— Со своими двумя я бы легко разобралась, а вот с твоими «шкафами», вряд ли.

— Наверное, надо было с ними пожестче. Что-то я размяк от счастливой, мирной жизни.

— Ты молодец. Но не убивать же их было? Проучили и ладно. Еще полезут — еще проучим.

— Э-э, Котенок, психолог-то ты неважный. Таких горбатых только могила исправляет.

И «нагадал козе смерть», пророк хренов. Отплыв от пляжа со скорчившимися на нем фигурами, мы сплавали в самый конец озера, где в небольшой заводи росли кувшинки. Полюбовались красивыми, крупными, яркими цветами, я сорвал один для Кати. Потихоньку доплыли назад, до пристани. Успел поставить лодку на цепь, закрыл замки. И тут Катя без испуга, но взволнованно сказала:

— Сережка, оглянись. Срочно.

К причалу не спеша, вразвалочку, шли пятеро. Встали у причала полукругом, ожидая, пока я сойду на землю, на причале им всем не развернуться. Две морды знакомы. Один из «шкафов» — тот, которому досталось по кадыку. Пожалел его, альтруист чертов? Теперь он тебя «пожалеет» — в руке у него зажат кусок стальной трубы. У того, которому я звезданул ногой по почке, намотана на руке цепь. У остальных в руках ножи.

— Котенок, если ты меня любишь, выполни мою просьбу. Не двигайся с этого места. Стой, где стоишь. Ты мне можешь помешать, понимаешь? И тогда это плохо кончится.

— Хорошо, не сойду с места.

— Вот за это и люблю. Ладно, я пошел их убивать.

Пока говорил с Катей, успел все просчитать. Сначала надо валить невысокого и худощавого с ножом. Он у них за главного и, судя по тому, как держит нож, очень опытный. Следующим идет тот, что с цепью. В умелых руках цепь опаснее ножа и обрезка трубы. Потом двое с ножами и «на закуску» — амбал с трубой. Танцев не будет, бить надо каждого только по одному разу. Что ж, сейчас в этом городке появится пять свежих трупов. Двигаясь по причалу, разминал пальцы. Ну, славяне, понеслась!

Чем хороши электромобили — мотор не шумит. Для полицейских машин это особенно хорошо. Поэтому, выскочивший из-за угла электромобиль с выключенной мигалкой, подъехал совсем близко. Его заметили, только когда хлопнула закрываемая дверца. Двое полицейских выхватили пятнадцатизарядные «Беретты». Крики «Атас, копы!» и «Стоять, не двигаться!» раздались почти одновременно.

— Оружие на землю, ну! — Приказал один из патрульных, — на счет три стреляю. Раз, два…

Два ножа, труба и цепь полетели на землю. Но главарь решил не сдаваться. Посчитав, что стрелять в него не будут из опасения зацепить меня или Катю, он прыгнул на меня, нанося в полете удар ножом. Нож распорол воздух, вожак бандитов упал на землю, дернулся и застыл в неестественной позе.

— Вася, давай наручники, — скомандовал старший патруля. Наручников у них было только две пары, поэтому задержанных приковали друг к другу. После чего полицейские аккуратно, чтобы не смазать отпечатки, собрали с земли в пакет трубу, цепь, ножи. И только тогда один из полицейских приложил пальцы к шее лежащего главаря.

— Жмурик, — спокойно констатировал он и уважительно обратился ко мне:

— Это вы в гости к Вене Петрову приехали? — Получив утвердительный кивок, добавил, — В десанте служите?

Я обеими руками прижимал к себе Катю. Она не дрожала, внешне выглядела нормально, но я чувствовал, что она напряжена, как струна. Не каждый день на твоих глазах людей убивают. Надо было ответить на заданный вопрос.

— Да. Майор десанта Корпорации.

— Ого. Я думал, что сержант или лейтенант. Здорово вы его… Я даже не заметил движения. Прямо на лету «срубили». Ладно, сейчас труповозку пришлем.

— А с остальными, что будете делать?

— Закатаем по полной программе. Отпечатки на оружии есть. Свидетели есть. Групповое вооруженное нападение. Попытка убийства. Полетят, как миленькие, на рудники. Лет пять отбарабанят. И на Землю их больше уже никто не пустит. Поселят потом в какой-нибудь колонии, где-нибудь на Антаресе. К вам претензий никаких. Необходимая самооборона. Можете идти домой, — и он козырнул мне.

Я тоже отдал ему честь. Обняв Катю за плечи, повел домой. К Петровым заходить не стал, отвел Катю в дом, где мы ночевали. Сбегал в магазин, купил бутылку водки, налил в пластмассовый стаканчик.

— Выпей, Котенок. Ничего страшного не произошло. Одним подонком на свете стало меньше. Хлебни водочки, чтобы напряг снять. Я с тобой, ты со мной. И все замечательно.

— Я думала, что ты это не всерьез сказал. Там, на причале. Когда сказал, что убивать их будешь, — Катя проглотила водку, выдохнула, на глаза навернулись слезы, — ты их вправду мог всех убить?

— Если бы я их не поубивал, они могли бы убить или покалечить меня, — оттер слезы с Катиных щек, — и, что много хуже — тебя. Все, успокоилась?

— Да. Люблю тебя.

— Аналогично, солнышко мое. Пойдем к Петровым.

«Теперь, когда Катя успокоилась, и Ольга будет меньше волноваться». Больше всего я боялся повредить будущему ребенку Петровых. Ведь волнение матери передается даже не родившемуся малышу. Поэтому все происшествие я описал, как мелкую стычку с хулиганами. Когда мы с Веней курили на крыльце, у калитки остановилась полицейская машина. Один коп остался в машине, второй прошел во двор и подошел к нам.

— Бандюков отправили в Новгород, в тюрьму. Туда же и жмура. На предварительном допросе они все рассказали: как на озере на вас напали, как задумали у причала напасть. Клянутся, что хотели только покалечить. Ну, да судья разберется, он у нас таких не жалует. Дело в том, что двое из шайки остались на свободе. Им предъявить, пока что, особо нечего. И где они сейчас, никто не знает. Все же, будьте осторожны. Мало ли, отомстить вздумают.

— С двумя-то управлюсь.

— Я тоже так думаю. Но, если увидите их, сообщите, по возможности, нам. Мы их возьмем в оборот. Они оба были на озере, показания двух других подельников свидетельствуют против них. Можно взять за шкирку и потрясти для острастки.

— Хорошо, если увижу, доставлю к вам.

Полицейские уехали. Веня посмотрел на меня.

— Все ведь было немного иначе, чем ты нам рассказал? И покойничек откуда?

— Веня, ну нельзя же Ольгу волновать. Зато теперь в городке будет спокойно.

— Спасибо тебе от имени всех горожан. Я серьезно.

— Ерунда. Работа у меня такая.

Сели поужинать. Оля нажарила мяса. Уплетали за обе щеки, запивая красным вином. После ужина расположились снова на веранде. Ольга, сидя в кресле, вязала крошечные пинетки. Веня играл на гитаре, потихоньку напевая. Катюша сидела рядом со мной, положив голову мне на плечо.

— Хорошо-то как, — вздохнула она, — только вот, почему-то немного грустно, — подняла голову с моего плеча, словно к чему-то прислушиваясь.

Невдалеке раздался сухой щелчок. «Двадцать второй калибр», — отметил я про себя, машинально. Катя вздрогнула, ее тело навалилось на меня, стремительно тяжелея. Знакомая тяжесть неживого тела.

— Веня, Олю — в дом! — И Веня, не задавая вопросов, подхватил жену, исчез в доме. Я бережно опустил Катю на пол. На виске ее была маленькая дырочка с венчиком крови вокруг.

Прыжком влетев в дом, сорвал со стены двустволку и патронташ. На бегу переломил ружье. Перепрыгнул через невысокий заборчик. Стрелять могли только из двухэтажного недостроенного коттеджа неподалеку. Так, зеленая полоска на патронташе — патроны с мелкой дробью; красная полоска — пулевые и с картечью. Ружье заряжено, курки взведены.

Задачу мне облегчили. Нервы у бандитов сдали и они, выскочив из коттеджа, бросились наутек. Здоровяк на бегу сильно прихрамывал и отставал. Впереди бежал тот, что с винтовкой. На винтовке — оптический прицел. На бегу я сунул себе в рот пару патронов и отбросил патронташ.

Расстояние между нами стремительно сокращалось. Убийца повернулся, вскинул винтовку. Над ухом у меня противно зыкнуло. Промахнувшись, он замер на мгновение, решая, то ли бежать дальше, то ли перезарядить винтовку.

Плотно прижав приклад к плечу, я спустил сразу оба курка. Отдача была непривычно сильной. Человек с винтовкой сразу стал намного короче. Череп ему разнесло вдребезги. Перезарядив ружье, без особого труда догнал хромого. Услышав меня за своей спиной, он остановился, повернул ко мне помертвевшее лицо и рухнул на колени.

— Не убивай, не надо, это не я, это Санек Хам, — из угла рта стекала струйка слюны, толстые, здоровенные руки тряслись. Остановившись в трех шагах от него, поднял ружье. По улице, завывая сиреной, неслась к нам полицейская машина. Медленно, медленно неслась. Двустволка дернулась от выстрела дуплетом. Отвернувшись от трупа, я побрел к дому. Ко мне бежал Веня, Сзади что-то орали полицейские. Протянув Вене ружье, я прошел через распахнутую калитку, поднялся на веранду. В дверях кухни, закусив кулак, стояла Ольга.

— Оля, ты не волнуйся, подумай о малышке, тебе ее беречь надо.

Наклонился над Катей. Закрыл ей глаза. Поднял на руки. И понес. Я нес ее по улицам, на которые высыпало все население городка, разбуженное стрельбой. Донес до больницы. Навстречу выскочил доктор в белом халате.

— Что с ней?

— Морг у вас где?

Посмотрев на меня, врач молча пошел вперед, показывая дорогу и открывая мне двери. Мы спустились в подвал, открылась тяжелая металлическая дверь, за ней было небольшое холодное помещение с четырьмя белыми столами. Я бережно положил тело Кати на один из них. Повернулся к доктору.

— Бирок не вешать, тело не трогать. Не вскрывать. Утром рано заберу. Тронете ее — всю жизнь жалеть об этом будете.

Мой монотонный ровный голос действовал сильнее крика. Врач торопливо закивал, мы вышли, и он запер дверь огромным ключом.

Спокойным шагом я вернулся в дом к Петровым. Веня гладил по голове плачущую Ольгу.

— Выйдем, — сказал я Вене. Выйдя с ним на крыльцо, приказал: — От Оли ни на шаг не отходи. Целуй, ласкай, уговаривай, песни пой, пляши, но чтобы она плакать перестала и успокоилась. Потом сразу уложи ее спать. Сам сиди рядом. Мне твой Николаич нужен, который десантник бывший.

Веня зашел в дом, а рядом со мной вскоре стоял коренастый мужчина лет сорока пяти, с внимательным взглядом. Выслушав меня, он ушел. Я сел на лавочку и закурил. Через час вернулся Николаич:

— Пойдем, все уладил.

Мы прошли через весь городок на другую его окраину. Пройдя еще с километр, вышли к ограде кладбища. Ворота были открыты. Почти у самого входа были воткнуты в дерн две лопаты.

— Вообще-то у нас экскаваторчик небольшой копает, я могу сходить за Толиком, он сделает.

— Нет.

— Ну, давай лопатами. Вдвоем быстрее.

— Нет. Сам вырою.

Николаич сел у ограды на лавочку, закурил.

Через два часа я закончил работу. Николаич забрал лопаты, куда-то унес. Повел меня дальше, в городок. Вошли во двор, прошли к большому сараю. Оттуда слышался стук молотка. Зайдя в сарай, увидел, как плотник обивает красной тесьмой черный гроб.

— Вот и готово, — вскоре сказал плотник. А крест вон, в углу стоит.

Достав из кармана купюру, не глядя, протянул ему.

— Это ж тысяча кредов. Где же тебе сдачу возьму? Я в месяц меньше зарабатываю.

Я махнул рукой. Вынесли гроб, плотник сзади нес крест. У калитки стоял грузовик. Погрузились, поехали к больнице. Доктор не спал, открыл дверь морга. Тело совсем закоченело. Подняв его на руки, вынес из больницы и уложил в гроб.

— Помыть бы, да и переодеть, — сказал Николаич.

— Нет.

Катя лежала в гробу в шортах и в любимой ярко-желтой футболке.

Машина подъехала к кладбищу.

Сгрузили гроб, поставили у могилы, сняли крышку. Наклонившись к гробу, я поцеловал холодный, мраморно-белый лоб. Не мог я поцеловать губы, тепло которых еще хранила память. Лицо у Кати было спокойным, как будто она закончила все дела и завершила свой жизненный путь с сознанием выполненного долга. Поднял крышку и накрыл гроб. Появившийся неизвестно откуда плотник услужливо подал молоток и гвозди. Гвозди легко входили в сухое дерево. Николаич принес лопату и веревки.

Осторожно опустили гроб в могилу.

На ограду кладбища легли первые лучи солнца, встававшего из-за деревьев. Глубоко всадив крест, на перекладине которого были выжжены буквы «Иванова Екатерина», сделал могильный холмик. Прислонил лопату к ограде кладбища. Закурил сигарету.

— Не по-людски, как-то, ты уж не серчай, я тебе, как брату по десанту…

— Раз ты из десанта, то знаешь, как у нас порой хоронят. Порой не хоронят. Порой хоронить нечего, — голос мой был абсолютно спокоен.

— Так, то — солдаты…

— Она от пули погибла. И не хочет она, как все. Я знаю.

Николаич вынул откуда-то бутылку водки и две кружки. Налил доверху.

— Помянем рабу божью Екатерину…

Взяв кружку, я выпил водку, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Николаич протянул мне огурец и кусок хлеба: — Закуси.

— Нет.

— Ладно, пора мне. Нужен еще тебе?

— Нет. Спасибо тебе. Если, что-то должен, Веня отдаст.

— Ничего ты мне не должен. Это весь наш город тебе должен. Плотник-то пьянь подзаборная, а я не все деньгами меряю.

— Спасибо, Николаич. Ты иди, я посижу еще.

Солнце поднялось совсем высоко. Сигареты закончились. У ограды зафырчал экскаватор. Николаич оставил на лавочке бутылку с водкой, кружку, кусок ржаного хлеба. Я вылил остатки водки в кружку, поставил кружку на могилу, накрыл сверху хлебом. Повернулся и пошел быстрым шагом, почти побежал. Не оглядываясь. Прочь.

Сел в такси, доехал до Новгорода. Выпотрошил там несколько банкоматов, взял билет на флаер до Англии. Приехал обратно к дому, где оставались наши вещи, погрузил их в такси. Прошел к Вениному дому. Войдя, первым делом попросил Ольгу:

— Оленька, ради малышки, не плачь, пожалуйста. Все хорошо. Она уже в раю. Сходите попозже на могилку, помяните. Веня, вот ключи от Вовкиного дома. Там матрац надувной остался, ты его сожги потом. Вот тебе миллион кредов наличкой, — выложил пачки денег. — На кладбище всю кладбищенскую ограду поменяй. Могилу, когда осядет, вокруг плиткой надо обложить. И дорожку из толченого кирпича сделать от входа на кладбище до могилы, хорошую, широкую. И памятник поставь. Большой, красивый. Пусть на нем будет написано: «Иванова Екатерина. Она любила жизнь».

— Все сделаю, Сергей. Только миллиона много.

— Что останется — себе возьмешь. Я сегодня в Новгороде завещание переоформил на вашего младенца будущего. Пока не вырастет, деньгами вы распоряжаетесь. Так что это все равно ваши деньги. У меня на счету, без этого миллиона, осталось восемь с половиной миллионов. Ребенок нужды знать не будет. И смотрите, чтобы все у нее самое лучшее было!

И вот еще, — протянул Вене сверток, — тут Катины драгоценности, пусть девочка носит, когда подрастет.

Последнее. Дочку не называйте ни Валей, ни Катей. Десантники суеверны. Вроде бы и все.

— Ты куда сейчас?

— На кладбище, потом в Новгород. Улетаю в Англию. Там пересяду на «Баварию» и — на Базу. Водка есть? Набулькай стакан.

Выпив водку, как воду, пошел к выходу. У порога обернулся:

— Насовсем не прощаюсь. Не забудьте на крестины позвать. — Погрозил пальцем, — смотри, Олька, береги дитя.

Такси остановилось у ограды кладбища. Подошел к могиле. Она вся была завалена цветами. К кресту прислонили венок с надписью на ленте: «От жителей нашего города». Сглотнув в горле комок, шепнул: «Прощай, Котенок».

Вернулся в такси, по дороге купил пару бутылок водки, подумал, взял еще три. В аэропорту, ожидая посадки, все свои вещи переложил в старую сумку, с которой прилетел с Базы. Сверху уложил водку. В больших сумках остались только Катины вещи. Взять что-то на память? Зачем? И так не забуду. Пока жив.

Затолкал сумки с ее вещами в угол аэропорта и пошел на посадку.

Эпилог

В Лондоне меня встречали Шортер и Гамильтон.

— Эстер приехать не смогла. Как узнала, плачет, не переставая, — мрачно сказал Генри, — посадку на «Баварию» уже объявили.

— Отлично. Улетаю, друзья, из старой доброй Англии на свою любимую Базу, — во флаере я выпил три бутылки водки и алкоголь, наконец, начал действовать. — Дональд, мухой, купи мне пару бутылок водки.

Когда Шортер вернулся, неся три бутылки водки, я пожал руку лорду, попрощался с ним, взял за руку Шортера.

— Дон, свяжись с нашей Базой, пусть Билли Адамс или Лимонадный Джо вытащат меня из этой сраной «Баварии», а то я улечу к черту на кулички.

— Обязательно свяжусь, Серж. Счастливого полета.

— Не говори глупостей, Дон. Какое счастье, о чем ты? Мое счастье…оно… — махнув рукой, двинулся к посадочному терминалу. Потом остановился и трезвым, серьезным голосом сказал: — Генри, их было двое, теперь она осталась одна. Береги ее. — И ушел, не оглядываясь.

Весь бар в каюте я опустошил в первые же сутки полета. Но кредитка корпорации была действительна еще сутки и ко мне в каюту перетащили чуть ли не половину запаса водки и виски, имевшегося на «Баварии». Правда, в редкую минуту просветления умудрился доползти до парикмахерской, где меня побрили. Там я и увидел себя в зеркале. Волосы все седые, до последнего волоска. Ладно. Седой — не лысый. Зато в каюте у меня еще одиннадцать бутылок виски.

Когда Адамс вытаскивал меня из «Баварии», в руке у меня была намертво зажата литровая бутылка вискаря. Билли вынес с корабля мою сумку, пока я, прислонившись к капоту джипа, чтобы не упасть на бетон, сосал виски из горлышка.

Втащив меня в квартиру, Билли услышал приказание:

— Капитан Адамс, приказываю вам доставить ко мне на квартиру два ящика водки. Через неделю зайдите ко мне и напомните, что мой отпуск заканчивается и мне надлежит явиться по начальству. Повторите приказание. ОК.

— Сергей, откуда ты такой? Что случилось-то? Ты же седой весь!

— Капитан Адамс! Исполнять!

Прошло ровно десять дней. Гладко выбритый, в парадной форме и начищенных до блеска ботинках я вошел в кабинет Донована. Вытянулся в струнку, поднес правую руку к виску и отрапортовал:

— Господин бригадный генерал, майор Иванов из отпуска прибыл. Готов к несению службы, — и добавил не по уставу, — сражаться за честь Корпорации.

Назад: Часть вторая За честь

Дальше: Со вздохом на устах. Клинок