ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Лишь когда Стигвуд улегся на койку надо мной, я наконец принял меры предосторожности и вытащил из сумки пистолет. Впрочем, мои страхи относительно того, что на корабль проникнут неизвестные, оказались беспочвенными. Проснувшись утром, я обнаружил маленький свинцовый шарик и порох у себя в ботинке. Определенно, прежде чем стать настоящим стрелком, мне многому нужно было научиться.
Стигвуд снова доказал, что он хозяин своего слова. Его корабль вошел в порт Глостера сразу после полудня. Лишь после того как мы с ним распрощались, я понял, что не имею ни малейшего представления, как выбраться из этого места.
Я хотел вернуться в Лондон, но выяснилось, что ближайший поезд шел через Бристоль, где меня могли поджидать убийцы Уилки. Поэтому я решил скоротать время и подождать поезд до Бирмингема, который должен был прийти в конце дня. Когда я зашел в ближайшую пивную, чтобы перекусить, то с ужасом обнаружил, что израсходовал почти все свои денежные запасы. И хорошо если бы мои траты исчерпались покупкой билета на поезд, но грузчик на вокзале сказал мне, что поезд из Бирмингема на Лондон будет только на следующий день, поэтому мне нужно было еще найти место для ночлега. Мысль о том, что придется провести ночь между мешками с письмами на станции, довольно быстро обуздала мой аппетит, и, несмотря на соблазнительный запах пирога с мясом и других деликатесов, я заказал себе только тарелку супа и кружку эля.
Пока я ожидал заказ, хозяин постоялого двора любезно принес мне газету. Сев на стул у барной стойки, я просмотрел передовицу «Вестерн таймс» и нашел внизу короткую заметку.
ТРАГИЧЕСКОЕ СОБЫТИЕ В ДОКЕ БРИСТОЛЯ
Рано утром на берегу случился пожар, погиб один человек. Тело Леонарда Уилки — известного в округе механика — было найдено у пристани. Вероятно, он утонул при попытке спастись из горящего здания. Его мастерская, в которой разыгрался пожар, была полностью уничтожена, как и примыкавшее к ней строение. Сын погибшего, Натаниель Уилки, пропал. Свидетели утверждают, что он не пострадал, однако был сильно потрясен случившимся. Полиция разыскивает молодого человека. Причина возгорания до сих пор не установлена, но считается, что его источником стала кузница, где постоянно поддерживался огонь. Мистер Уилки был известен тем, что создавал двигатели для знаменитого парохода «Великая Британия», который строился в Бристоле и был спроектирован мистером Изамбардом Кингдомом Брюнелем.
В статье не было указано никаких деталей, однако я сразу же понял, что убийство Уилки рассматривалось как несчастный случай, и с трудом сдержал гнев при мысли, что его убийцы останутся безнаказанными. Неужели местный следователь был настолько глуп, что даже не осмотрел рану на голове погибшего? И даже если все посчитают, что рана была получена при падении, я надеялся, что после вскрытия будет установлено, что в легких не было воды, и это станет неоспоримой уликой. Ведь чтобы утонуть, человек должен наглотаться воды. Поскольку я не мог предложить свою помощь, то лишь радовался тому, что Нейту удалось спастись от нападавших.
Суп, когда его принесли, помог мне согреться этим холодным январским днем, но не смог утолить мой голод. К тому времени, когда поезд прибыл на станцию Бирмингема, мой урчащий желудок мог посоперничать с гулом двигателя. На ночлег пришлось остановиться в довольно захудалом месте, но более приличной комнаты я не мог себе позволить. Хозяин сжалился надо мной и принес мне тарелку жирной похлебки, которую я с жадностью проглотил, даже не удосужившись рассмотреть, из чего она была приготовлена. Конец моим скитаниям пришел на следующий день, когда я прибыл наконец в Лондон. Путешествие заняло всего несколько часов, и это было лучшим, что случилось со мной за последние четыре дня.
Однако теперь у меня не было денег даже для того, чтобы нанять кеб, поэтому я смешался с толпой пешеходов и отправился в банк.
Повсюду царили шум и суматоха — люди спешили куда-то по своим делам. Но даже те, кому некуда было торопиться, стремились поскорее убраться из этого людного места. Улицы были забиты экипажами, а воздух пропитан смесью различных запахов, одинаково неприятных. Булыжники на мостовой, кирпичи и цемент, казалось, слиплись в одно грязное месиво. Я должен был радоваться возвращению в Лондон, но к тому моменту, когда повернул ключ в двери моей квартиры, в душу закралась черная тоска, словно и мои мысли покрылись копотью города.
Почему я прежде не подумал о том, что мою квартиру могут обыскать или, хуже того, мои преследователи будут поджидать меня там? Но поздно, я уже переступил порог. Если бы я даже решился в этот момент бежать, мне вряд ли удалось бы это сделать — я поскользнулся на письмах, лежавших на полу под почтовым ящиком. Да я и не собирался больше убегать. И если они так хотели заполучить этот сверток, что ради него даже убили Уилки, черт с ними, пусть забирают его. Я сам отдал бы им его в надежде, что после этого меня оставят в покое.
К счастью, все в квартире было на своих местах, ее никто не обыскивал. Но, желая окончательно убедиться, что мне ничто не угрожает, я сжал пистолет в дрожащей руке и прошелся по всем комнатам, заглядывая за занавески и даже под кровать. Я был в квартире один. В тот момент я понял, что, даже если отдам сверток, это вряд ли спасет меня от расправы, ведь эти люди убили Уилки. Однако, немного успокоившись, я попытался взглянуть на ситуацию иначе. Откуда они могли узнать, где я живу? Мне удалось ускользнуть от них в Бристоле. Теперь, затерявшись среди сотен тысяч жителей Лондона, я был в полной безопасности.
Я положил на стол пистолет и вернулся к входной двери, чтобы проверить, заперта ли она. Закрыв засов, я подобрал с пола корреспонденцию и быстро просмотрел ее. Там был выпуск «Ланцета» за этот месяц, несколько рекламных проспектов и два письма. Скукотища. Еще был конверт, адрес на котором был нацарапан характерным почерком Брюнеля. Я внимательно изучил его, полагая, что теперь он попросит меня явиться к нему с посылкой, и был очень удивлен, увидев на конверте французскую марку. Вернувшись в гостиную, распечатал письмо. К счастью, внутри не было еще одного конверта.
Кале, 28 декабря 1858 года
Мой дорогой Филиппс!
Вы сможете прочитать это письмо, как только вернетесь из дома Вашего отца. Надеюсь, он выздоровел, если же нет, то примите мои глубочайшие соболезнования. Извините, что обременил вас путешествием в Бристоль (если Вы, конечно, совершили это путешествие), а по возвращении в Лондон Вам предстоит узнать, что меня нет на месте. Я нахожусь во Франции, но не задержусь здесь долго. В связи с неожиданным ухудшением здоровья, а также по настоянию Броди и моей супруги, я перебрался в место с более мягким климатом.
Я слышал, что воздействие солнечных лучей благосклонно сказывается на самочувствии. Также должен признаться, что был рад уехать подальше от этих дьявольских споров вокруг моего корабля.
К тому времени, когда Вы прочитаете письмо, я буду уже по дороге к главному пункту моего назначения — Египту (это место показалось мне самым приемлемым из всех, что предлагал Броди).
Мне пришлось ненадолго прерваться после подобных откровений. Затем, переведя дух, я продолжил читать.
Я бы даже сказал, местом НАШЕГО назначения. Ведь меня сопровождают не только слуги и домочадцы, но и один из Ваших коллег по профессии. Его порекомендовал Броди, но мне еще предстоит убедиться в его профессиональной пригодности. Конечно, я был бы рад, если бы Вы могли сопровождать меня как личный врач, и уверен, что Вам понравились бы чудеса древнего мира, которые поджидают нас по прибытии на землю фараонов. И все же у Вас есть заботы и дома. Я еще раз сочувствую Вам из-за тяжелого состояния Вашего отца. Уверен, что по возвращении Вы захотите вернуться к Вашей столь важной работе в больнице.
Надеюсь, что мой корабль будет полностью готов и сможет выйти в плавание к тому моменту, когда я вернусь. Но поскольку вся ответственность за его подготовку в мое отсутствие легла на Рассела, я не тешу себя особыми надеждами. Я получил от него еще одно письмо, и оно страшно разозлило меня. Он называет себя моим покорным слугой, но если бы он действительно служил у меня, я задал бы ему хорошую трепку.
Но хватит жаловаться — мои «стражи» будут переживать, если увидят мое раздражение, они и так без устали повторяют, как это вредно сказывается на моем самочувствии. И снова прошу извинить меня, что не оказался на месте и не смог забрать у Вас посылку, однако сделаю это, как только вернусь. Уверен, что Вас заинтересует ее содержимое. Я прошу Вас сохранить ее для меня. Как только появится возможность, я снова напишу Вам о том, что у нас происходит. Буду рад, если сможете посетить наше следующее собрание и убедитесь, что конспекты встреч ведутся надлежащим образом. Боюсь, что в Ваше отсутствие могло быть упущено нечто важное, за этими людьми нужен глаз да глаз.
Ваш покорный слуга
Изамбард Кингдом Брюнель.
Я смял письмо и кинул в корзину. Как же это похоже на Брюнеля! Бросил меня в опасности, а сам собирается наслаждаться видами Египта. Внутри у меня все кипело от злости, пока я вытряхивал содержимое своей сумки.
Хуже всего пришлось альбому Брюнеля — страницы разлетелись по ковру ворохом старых газетных вырезок и мятой бумаги, когда я швырнул его об стену. Мой гнев немного стих лишь после того, как я достал из сумки последний предмет. На смену ярости пришло сожаление о том, что моя детская раздражительность ни к чему не приведет. Если я не хочу разделить судьбу Уилки, то должен сохранять спокойствие.
В квартире, где долгое время никто не жил, было сыро, и я подумал, что нужно разжечь камин, а чтобы согреться изнутри, налил себе виски. Прежде чем усесться на мой любимый стул, я достал из корзины смятое письмо. Сделав большой глоток, я расправил скомканную бумагу и посмотрел на указанную в письме дату. Я чуть не подпрыгнул, когда сделал вывод. Письмо было написано 28 декабря. Уилки убили три дня назад, второго января. Это никак не выглядело бегством. На тот момент, когда было совершено убийство, Брюнель находился во Франции уже как минимум пять дней, возможно, даже больше. Значит, он уехал из страны не для того, чтобы избежать неприятностей. Это также доказывало, что не он платил тем людям, чтобы они сделали свое грязное дело и обеспечили ему алиби. Да и зачем ему все так усложнять, чтобы получить вещь, и без того принадлежащую ему по праву? Поняв всю абсурдность моей версии, я осушил стакан. «Держи себя в руках, — сказал я себе, — иначе станешь таким же, как Тарлоу, и в каждом будешь видеть злодея». Какой бы жестокой ни была реальность, только разумный подход к делу мог сохранить мне жизнь.
Достав из сумки сверток, я начал осторожно разворачивать его. Клеенка была обмотана веревкой, узел оказался слишком крепким, и мне не удалось ослабить его пальцами, поэтому пришлось воспользоваться острым ножом. Я даже испытал небольшое удовольствие, ломая восковую печать, защищавшую пакет от любопытных взглядов. Освобожденная от пут промасленная ткань раскрылась, как толстые лепестки уродливого цветка.
Я расправил грубую ткань и принялся изучать лежавший на ней предмет. Сверток на первый взгляд напоминал большой шар из скомканной бумаги, я развернул ее и разложил на столе как и клеенку. На свет появился предмет, формой и размерами напоминавший страусиное яйцо. Некоторое время я просто рассматривал его не дотрагиваясь, и заметил четыре отверстия на двух его выпуклых половинках. Вытащив предмет из бумажного гнезда, я положил его на ладонь. Вдоль всей его поверхности, судя по золотистому блеску, выполненной из меди или латуни, проходил едва заметный шов. Заметив пару крошечных шарниров, я догадался, что шов обозначал место, где соединялись две половинки яйца. Щелчок маленькой задвижки, и они открылись на петлях, а на стол вывалился еще один маленький сверток.
В кусок ткани были завернуты четыре отполированные до блеска изогнутые пластины из нержавеющей стали, сиявшие как серебро в контрасте с золотой оболочкой. Из-за золота и серебра вполне могли бы убить, но только не из-за меди и стали. Без сомнения, вся ценность предмета заключалась в его предназначении, но что это могло быть? Я взял одну из изогнутых пластин, и она удобно легла в мою ладонь. Я заметил пару прямоугольных надрезов по ее краям, словно она была приспособлена для соединения с внутренней стороной яйца. Размышления были бессмысленны; медное яйцо и четыре стальные пластинки могли быть чем угодно, хоть фрагментами музыкальной шкатулки. Мои познания в инженерии были столь ничтожны, что это было единственное пришедшее мне на ум предположение. Но даже я не мог не отметить высокое мастерство, с которым были выполнены детали. Недаром Брюнель работал с Уилки.
Большой кусок бумаги, в который был завернут предмет, оказался чертежом, без сомнения, тем самым, который я видел на столе Уилки в Бристоле. Там были изображены все детали, выполненные теперь в металле, а также список всех параметров, написанный рукой Брюнеля. Уилки вернул все, что имело отношение к заказу, от чертежа до готового изделия. Трудно сказать, то ли он следовал инструкциям Брюнеля, то ли просто хотел избавиться от всего, что имело отношение к этому делу.
Пытаясь понять назначение предмета, я вспомнил, как Уилки говорил мне, что Брюнель попросил сделать эти детали, не потрудившись информировать его об их назначении. Я знал лишь, что кто-то был готов на убийство, лишь бы завладеть этим предметом. Но кто были те люди? Действовали ли те незнакомцы, которых я видел в Бристоле, по собственному усмотрению или выполняли чей-то приказ? Если они были наняты, то за преступлением мог стоять кто угодно. И хотя это казалось неправдоподобным, но не исключено, что в этой истории был замешан кто-то из моих знакомых, поэтому я никому не мог доверять.
Испытывая некоторое чувство вины за свое любопытство, я быстро завернул детали и вернул их на место. Вместо того чтобы воссоздать бумажный шар, я взял чертеж и положил его на пол, а яйцо завернул в клеенку. Отыскав моток веревки, обвязал ею шар. Положив сверток на стол, взял чертеж, расправил его и свернул в трубочку. Я спрятал чертеж в книгу и поставил ее на полку, а затем положил сверток в мрачные недра подставки для зонтов в виде слоновьей ноги, которая находилась в прихожей. Решил, что это самое лучшее место для него, пусть полежит там, пока я не пойму, что с ним делать. Я даже обрадовался, что смог найти применение уродливому подарку одного из моих пациентов, который недавно вернулся из Африки, где подцепил каких-то паразитов. У меня был всего один зонтик, но он обычно висел на вешалке для пальто в коридоре. Теперь я снял зонтик с крючка и бросил его в подставку, чтобы он послужил дополнительной маскировкой.
Между тем за окнами опустился вечер и пришла пора обеда. Я засунул пистолет в карман пальто, который оказался достаточно просторным для столь громоздкого оружия, и закрыл за собой дверь. Мой кошелек снова был полон, поэтому я взял кеб и поехал в клуб. Я также взял с собой пару страничек из альбома Брюнеля, чтобы избавиться от необходимости общаться с моими товарищами по клубу.
По прибытии я тут же направился в трапезную и занял место в дальнем углу комнаты. Я сделал заказ, даже не взглянув в меню, и принялся читать первую газетную вырезку, которая подвернулась под руку. Она снова отсылала меня к печальным событиям тридцатилетней давности. В статье говорилось об одном из первых проектов инженера — туннеле под Темзой в Ротерхайте.
«Таймс», 14 января 1827 года
ПРОИСШЕСТВИЕ В ТУННЕЛЕ ПОД ТЕМЗОЙ
Это письмо легло на стол управляющих компанией по строительству туннелей под Темзой. Ее автором был мистер Брюнель-младший, серьезно пострадавший в результате несчастного случая:
Суббота, утро, 12 января.
Я прибыл на место в десять часов вечера и провел всю ночь с рабочими. Во время ночных работ не появилось никаких тревожных сигналов. В шесть утра заступила утренняя смена. Мы принялись за работу в западном конце туннеля. Прилив только начался, колебаний земли не наблюдалось, и мы стали постепенно спускаться вниз. Но едва мы спустились еще на шесть дюймов, как земля вдруг просела и через образовавшийся провал хлынула вода. В тот же момент участок затопило водой. Водяной напор был так силен, что нам пришлось подняться на деревянные леса. Я приказал рабочим уходить. Мое распоряжение выполнили все, кроме трех человек, которые остались со мной.
Я не уходил до тех пор, пока эти трое мужчин не спустились вниз с лесов, после мы прошли еще примерно двадцать футов по восточной части туннеля. Резкий порыв воздуха, вызванный сильным напором воды, погасил свет. Между тем вода все прибывала и была уже нам по пояс. Я инструктировал рабочих, что им делать дальше и как они смогут выбраться в темноте, но в этот момент на нас рухнули леса.
Мне принесли обед, и я вилкой проложил туннель через гору картофельного пюре, наблюдая, как подливка заполняет образовавшуюся впадину. Благодаря этому наглядному примеру и только что прочитанному письму я понял, что у Брюнеля было гораздо больше шансов погибнуть, чем у меня — съесть горячий обед. Промокнув соус куском баранины, я продолжил читать.
Какое-то время я барахтался под водой, пока наконец мне не удалось выплыть из-под рухнувшей платформы. Вода отбросила меня к восточному своду туннеля, где я ухватился за веревочную лестницу. Некоторое время я висел на ней, надеясь на помощь людей, которые были завалены вместе со мной. Мое колено серьезно пострадало от удара бревном, так что я едва ли смог бы выплыть или взобраться по лестнице, но поток воды вынес меня из шахты. Трое рабочих, которые были погребены вместе со мной, так и не смогли выбраться, и я с горечью признаю, что они погибли. Боюсь, что такая же участь постигла еще двух пожилых и одного молодого человека, выполнявших работы неподалеку.
К этому моменту моя тарелка опустела. Ожидая десерт, я прочитал о безуспешной попытке вытащить из затопленного туннеля тела, а также отыскать место протечки с помощью водолазного колокола. Статья заканчивалась довольно неожиданно — ссылкой на происшествие, случившееся в том же месте несколькими днями ранее.
Мистер Брюнель-младший и еще несколько человек, отвечавшие за проведение работ, услышали тревожные крики, доносившиеся из глубины туннеля. «Вода! Вода! Скорее, бросайте сюда клинья и солому!» Затем наступила гробовая тишина. Все, кто слышал эти крики, на мгновение замерли при мысли, что с людьми внизу случилась какая-то трагедия. И только молодой мистер Брюнель смело бросился выяснять, что случилось. К счастью, оказалось, что рабочие находились в безопасности и просто спали. Они заснули от усталости, и один из них во сне крикнул, что туннель затоплен водой.
И хотя эта мрачная статья заканчивалась на оптимистичной ноте, мне еще предстояло на собственном опыте убедиться, как проекты Брюнеля могут врываться в сны окружавших его людей, подобно воде в туннеле.
Почувствовав себя снова человеком, я вернулся домой. Собирался лечь спать, но сначала сел за стол, чтобы набросать письмо следователю в Бристоле. Я был не в состоянии писать обстоятельный отчет, поэтому лишь описал детали, касавшиеся смерти Уилки.
Возможно, следователи хоть немного призадумаются, прежде чем списывать его убийство на несчастный случай.
Содержание письма полностью реабилитировало Нейта от возможных подозрений, но, учитывая все обстоятельства, я избежал упоминаний о свертке и его связи с Брюнелем, а также, что еще важнее, не указал своего имени. Довольный тем, что помогаю поискам убийц Уилки, и не подвергаю бессмысленному риску Брюнеля или себя, я запечатал конверт.
Ложась в постель, я положил рядом с собой пистолет, словно это была грелка. Через минуту я уже забылся сном, но не праведника, а просто уставшего человека.
