ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

По обе стороны от входа на пристань возвышались два величественных каменных бастиона. Во время отлива они поднимались с грязного дна реки Эйвон, как крепостные стены замка, но теперь торчали из воды лишь на несколько футов. Мы быстро отплыли от пристани, ветер дул нам в спину, но когда оказались на реке, парус стал лениво хлопать о мачту. К счастью, течение было достаточно сильным, и вскоре великолепные башни еще не достроенного моста Брюнеля проплыли у нас над головами и стали постепенно таять вдали.

И хотя наше отплытие было весьма волнительным, Стигвуд выглядел совершенно спокойным и безмятежно вел судно по реке, лишь слегка придерживая руль. Я же, напротив, осторожно перебрался на нос и все время оглядывался, не преследуют ли нас. Я все еще боялся безумной погони, как тогда на кебах, но через две или три мили убедился, что за нами никто не плывет. Лишь теперь, когда мы оказались в относительной безопасности, напряжение последних суток дало себя знать. Идя по палубе, я чувствовал, что ноги у меня подкашиваются.

Стигвуд заметил, что со мной не все ладно, и гаркнул на своего помощника:

— Гас, помоги джентльмену спуститься вниз. Он, видать, еще не привык к качке. И мне кажется, что вдобавок клюет носом.

Юноша отложил кисть, которой водил по уже изрядно измазанной краской мачте. Спустившись вниз, он провел меня в маленькую каюту в кормовой части корабля. Там я забрался на тесную низкую койку, даже не сняв ботинки с оплавившейся подошвой, и в ту же минуту заснул.

Проснувшись, я первым делом вытащил часы и понял, что проспал почти весь день. Когда я вышел на палубу, солнце уже клонилось к горам слева от нас, или по левому борту, как говорили мои хозяева. Стигвуд сказал мне, что корабль направлялся на север, к устью реки Северн, на которой и находился пункт нашего назначения. Он все еще стоял за штурвалом, попыхивая трубкой. Теперь, когда мы вышли в залив, ветер окреп, паруса раздулись и несли нас против течения.

— Сколько нам понадобится времени, чтобы приплыть туда? — спросил я, встав подле него у руля.

Стигвуд посмотрел на берег, определил наше местоположение, а затем взглянул на паруса.

— Если ветер не подведет, то будем в Глостере завтра к полудню. Ночью мы на пару часов встанем на якорь.

— Вы, должно быть, хорошо знаете реку, — заметил я, радуясь тому, что могу поддержать с ним нормальный разговор.

— Можно сказать и так, — ответил он со сдержанной улыбкой. — Я плаваю всю жизнь.

— Как часто вы совершаете это путешествие?

— Раза два в неделю. Обычно мы плаваем в Уэльс.

— А вам никогда не хотелось отправиться в море?

— Не вижу в этом смысла. Мой корабль слишком маленький для открытого моря, но зато в реке мы с ним как рыбы в воде.

— Должно быть, это приятный способ зарабатывать на жизнь?

— Разбогатеть на таком промысле точно не получится. Однако пока у нас есть груз, мы можем сводить концы с концами. — Шкипер отошел от руля и потянул руки, после чего слегка наклонил его в мою сторону. — Не хотите попробовать?

Я осторожно взялся за румпель, слегка изогнутый, как лебединая шея, и отполированный за многие годы использования.

— Постарайтесь держать корабль ровно, он сам поплывет по ветру в нужную сторону.

Заполучив еще одного члена команды, Стигвуд подошел к Гасу и проверил, как шла покраска. Они обменялись несколькими короткими репликами, и Стигвуд вернулся ко мне. Разглядывая что-то за кормой, он спросил:

— Может быть, вы сели не на тот корабль?

Я оглянулся через плечо и увидел пароход, который только что покинул устье реки, а теперь разворачивался вокруг своей оси как стрелка компаса. Завершив маневр, корабль повернулся к нам кормовой частью и стал медленно отдаляться, направляясь в открытое море. Я смотрел, как он уплывает, оставляя в небе за собой полоску угольного дыма, и пытался разглядеть Нейта среди крошечных фигурок на палубе.

Когда мы поплыли дальше на север, устье стало сужаться и теперь уже больше напоминало реку. По обе стороны от нас тянулись холмы, а между ними — долины, в которых расположились деревни. Большой поселок спускался по склону холма прямо к воде, на причале стояли маленькие суденышки. Солнце скрылось за горизонтом, и огромные, как китовые спины, тени, которые отбрасывали холмы Уэльса, стали постепенно сжиматься.

Стигвуд снова встал у руля и повел корабль к английскому берегу. Гас натянул веревку, и над палубой послышался жужжащий звук, парус захлопал, а затем снова раздулся, пока мы меняли курс. Оказавшись на мелководье, мы опустили парус и бросили якорь. Корабль остановился. Несмотря на то что мы находились у самого берега, никто из нас не предпринял попыток покинуть корабль. Как настоящие моряки, мы провели эту ночь на борту, не пытаясь выйти за пределы нашего маленького деревянного мира.

В каюте было ужасно тесно, В лучшем случае здесь хватило бы места для двоих, и то, если они притулятся на маленьких деревянных ящиках, исполнявших роль стульев и стоявших по сторонам приземистого стола. Печь разожгли, лишь когда Гас начал готовить незамысловатую еду, но ее тепла хватило, чтобы прогреть маленькое помещение. Мои компаньоны расположились на импровизированных сиденьях, а я сидел на койке, где провел большую часть дня. Стигвуд расставил перед собой три стакана и вытащил из стоявшего перед ним шкафа долгожданную бутылку. Гас в свою очередь — потрепанную колоду карт и пригоршню монет. Стигвуд пригласил меня присоединиться к игре. Игроком я никогда не был, поэтому предпочел отказаться и посвятил вечер чтению, благо висевший у нас над головами фонарь предоставлял мне такую возможность.

Я вытащил из-под койки сумку, где она лежала с того момента, как я сел на корабль, достал дневник отца и проверил, на месте ли пистолет и сверток для Брюнеля.

Стигвуд тоже заглянул в сумку, рассматривая ее содержимое.

— Жаль Леонарда Уилки. Хороший был человек. И он не заслужил того, что с ним случилось. — Стигвуд в первый раз упомянул о случае в Бристоле, из-за которого мне пришлось отправиться в это путешествие.

Достав дневник, я закрыл сумку и снова убрал под койку. Я подумал, что неплохо было бы вытащить и пистолет, на случай если он вдруг понадобится мне ночью, но это могло выглядеть бестактным по отношению к моим хозяевам.

— Не обращайте на нас внимания, сэр, — сказал Стигвуд, заметив мое беспокойство. — Я не знаю, что там у вас, и мне все равно. Уилки был одним из нас. Он жил на реке и умер на ней. Самое меньшее, что мы можем сделать, это помочь вам завершить дело, которое вы начинали вместе. И потом, я дал слово мальчишке.

— Я хорошо заплачу вам за то, что довезете меня до Глостера, мистер Стигвуд.

— Даже не говорите об этом, — отрезал он, взяв карту и прижав ее к груди. — Вы же не заставили нас отклониться от нашего курса, не так ли? — Стигвуд подмигнул и продолжил игру. — Итак, молодой человек, на чем мы остановились? Кажется, я задолжал вам три пенни?

— Четыре, — поправил Гас, раскладывая карты у себя в руке.

Распахнутый дневник лежал у меня на коленях, и я стал листать страницы, не обращая особого внимания на их содержание. Но затем отвлекся от игры и сосредоточился на дневнике. Я искал определенную страницу. Дневник отца состоял из нескольких томов, и у меня не было возможности взять с собой все. Пришлось ограничиться одной книгой, которую я долго выбирал, прекрасно зная, что в ней будет описано одно из самых важных событий в жизни отца. Следующий час я провел вместе с отцом на заброшенной ферме неподалеку от Ватерлоо. Там я, подобно воображаемому студенту, заглядывал через плечо хирурга и смотрел, как он отрезает раздробленную конечность. Он работал быстро и умело, не обращая внимания на грохот битвы, которая продолжалась весь день. Но, несмотря на профессиональную работу, раненый умер у него под ножом. Здесь особенно нечем было гордиться, и я прекрасно понимаю, почему отец никогда не рассказывал мне о том ужасном дне. И меня совсем не удивляло, что он предпочел спокойную жизнь сельского доктора.

Утомившись от чтения, я закрыл дневник как раз в тот момент, когда игра уже подходила к концу. От горы монет Стигвуда почти ничего не осталось. Пора было ложиться спать. Гас потушил лампу и пошел устраиваться на ночлег где-то на носу корабля. А я, хоть и проспал весь день, с удовольствием опять лег на койку. Засыпая, я снова дал себе слово брать пример с отца и тщательнее вести дневник, чтобы, когда придет время, передать его своему сыну, чтобы он узнал правдивую историю моей жизни.