Глава двадцатая
Тот же день, ближе к вечеру

– Стрелы и лук родом из Северной Америки. Это нам что-нибудь дает в плане поиска виновного? Туретт рисовал пернатых в Соединенных Штатах, но его с почетом отправили на тот свет.

– Может, с ним свел счеты Янг?

– Кто их знает? Из действующих лиц остались только он да Даглан, – констатировал Виктор, когда Жозеф закончил свой доклад. – Полюбуйтесь! Эти два томика в восьмую часть листа и в переплете из шагреневой кожи представляют собой сборник стихов Джона Китса, изданный в Лондоне в 1848 году. Вам известно, что этот талантливый поэт умер в безвестности в возрасте двадцати шести лет?

– Ну да, ведь это ваш конек – менять тему разговора. Нужно немедленно схватить Даглана и припереть его к стенке. Я попрошу Джину еще раз нас подменить. Едем в «Пикколо».

– Не возражаю. Только вот забастовка кучеров сегодня распространилась уже на целый ряд компаний – «Метрополитен», «Абей», «Ваграм». Боюсь, как бы к этому движению не присоединилась и муниципальная «Урбен». Я возьму велосипед, вам придется ехать на раме.

– Чтобы вы рассекали туман, а я вам служил живым щитом? Тогда лучше на багажнике, буду обнимать вас за талию.

– Только не слишком нежно.

– Буду держать настолько твердо, насколько это потребуется.

– Сегодня не его день, он у нас не обедал, – недовольно проворчал Анхиз, открыв ресторан после того, как они забарабанили в дверь.

Виктор и Жозеф обескураженно переглянулись и решили поехать в «Отель Трокадеро».

– У меня вся филейная часть болит, – пожаловался Жозеф.

– А я совсем выдохся, ведь вы, мой дорогой, весите немало.

– Надо будет купить двухместный велосипед.

Продолжая нажимать на педали, Виктор, с трудом переводя дух, рассказал шурину, кем на самом деле был Финч. Услышав за спиной возмущенный ответ, он резко дернул руль, и машина вильнула в сторону.

– Даглан? Браво! Как, по-вашему, я могу вам помогать, если вы скрываете от меня такие важные сведения?

– Примите мои извинения. Я боялся, что вы попадете в ловушку, – ответил Виктор.

– Давите на чувства?.. Даглан заявил управляющему отеля, что у него умыкнули штаны. Это что – инсценировка? Этот разбойник на все способен!

Подъехав к отелю и подождав, когда улягутся мышечные спазмы, они оставили велосипед на хранение лакею и вдруг застыли как вкопанные. Перед ними, олицетворяя неотвратимость возмездия, с мрачным выражением на лице вырос комиссар Вальми.

– Бодрствование ночь напролет у гроба покойного, разговор с префектом Лепином по поводу безопасности шаха, допрос в комиссариате на улице Мениль преступника, повинного в покушении на него, обыск номера убитого Робера Туретта, жившего в «Палас Отеле», а теперь вот исчезновение Финча. Сегодняшний день относится к тем, которые укорачивают жизнь одному из лучших сыщиков префектуры и заставляют его жалеть о том, что он выбрал себе профессию, так плохо отражающуюся на душевном равновесии.

– Как видите, мы очень об этом сожалеем. У нас неожиданно возникли сомнения по поводу этого Финча, который недавно явился к нам в лавку и спросил издание…

– Легри, не рассказывайте мне сказки, плевать я хотел на ваши заявления. Вы должны знать, что Робер Туретт, несмотря на французское имя, был американцем из Нового Орлеана.

– Американцем! Но ведь это все меняет! – вскричал Жозеф.

– Да? В каком смысле? – поинтересовался Огюстен Вальми.

– Э-э-э… В том смысле, что его интересовали портреты индейских вождей работы Чарльза Берда Кинга!

– Это еще что за птица?.. Нужно будет навести о нем справки. Мое везение ограничилось лишь записной книжкой Туретта. Я почерпнул из нее кое-какие сведения и теперь хочу поделиться ими, на тот случай, если вы сможете меня в чем-нибудь просветить. А то я, надо признать, вконец запутался.

Пока Вальми читал, Жозеф заносил в свой собственный блокнот написанные Туреттом строки.

– Ну что, господа? Не чувствуете потребности облегчить совесть, поделившись со мной теми или иными откровениями?

– И., В., К., С..-Л., наш Туретт проявлял неподдельный интерес к алфавиту… Это что, какой-то код? – предположил Жозеф.

Комиссар закашлялся.

– Пыль, нервы… Легри, чтобы объяснить, как среди бумаг Робера Туретта оказалась ваша визитная карточка, вам нужно будет превзойти себя в искусстве лжи, в котором вы большой мастер.

– Этот человек подошел ко мне в Большом дворце. Я дал ему визитку, потому что он художник-акварелист, к тому же, ему понравилась картина моей жены.

– Если не ошибаюсь, обнаженная мужская натура. Коллеги поделились со мной своим возмущением, они были шокированы этой похабщиной, которая меня тоже удивила, особенно со стороны столь изысканной дамы, как мадам Легри.

– Не думаю, что нагое мужское тело – в данном случае мое – может кого-то оскорбить. Но если вы на этом настаиваете, будь по-вашему. В свою очередь, обнаженная женская натура крайне редко вызывала возмущение, в противном случае музеи Европы не изобиловали бы пышнотелыми рубенсовскими нимфами.

– Давайте отвлечемся от изобразительного искусства и поговорим о совершенных на Выставке убийствах. Жду вас обоих в шесть часов у меня в кабинете в префектуре. Всегда к вашим услугам, господа.

Виктор вновь взгромоздился на седло, Жозеф опять за него ухватился. Он с большим трудом поднялся на холм Трокадеро и тут же потребовал устроить передышку. Они направились вдоль экспозиции Туниса. Прельщенные прохладой базара, они медленно фланировали среди лавчонок, то и дело окликаемые горшечниками, ткачами и жестянщиками, предлагавшими что-нибудь у них купить, пока, наконец, не уступили очарованию ресторанчика под открытым небом, где им подали чай с мятой, тарелку кедровых орешков и две порции пахлавы. Жозеф показал Виктору свои каракули и тот, схватившись рукой за подбородок, попытался расшифровать загадочный дневник Туретта.

– А ведь стиль-то сжатый. Так… Хорошо… Я так думаю, что Туретт был мозгом всей операции. Он сговорился с Дунканом Кэмероном, капитаном «Комодо», и Энтони Форестером, капитаном «Эсмеральды». Затем пристроил Исаму Ватанабе коком на «Комодо», направлявшийся в сенегальский порт Сен-Луи. Там что-то произошло. Некоего Л. убили, а Исаму бросили в Сен-Луи.

– Вы видели письмо, украденное Дагланом у Форестера?

– Да, я как раз собирался его перечитать. Л… Лакуто? Кто такой Лакуто?

– Затем, в море, – если вы в чем-то не согласны, можете меня перебить, – эти мерзавцы, вдохновившись историей с «Марией Селестой», устроили аферу. А в 1900 году, вместе с Туреттом и товаром, уже были в Париже, – продолжал Жозеф.

– С товаром? И что он собой представляет? Перья? Как Исаму добрался до Парижа? И какая ему была отведена роль? – спросил Виктор, допивая чай.

Поскольку Уолтер и Туретт были мертвы, опасность Кэндзи и Ихиро не грозила, по крайней мере до тех пор, пока они будут оставаться в своем убежище. Но это совершенно не мешало убийце посещать Выставку. Поскольку Даглан куда-то запропал, первым делом теперь нужно было перехватить шотландца.

Ровно в три часа Арчибальд Янг открыл ячейку 46 «Чердака Верцингеторикса». Он настолько остолбенел от изумления, что целых три минуты не мог сдвинуться с места, полагая, что стал жертвой кошмара. Но нет, это был не сон: ячейка действительно опустела. Несмотря на явную очевидность происходящего, он пошарил в ней рукой, чтобы убедиться окончательно. Арчибальд обнаружил, что в горле застрял ком, а сердце колотится как бешеное. Он бросился к конторке старухи, игравшей роль цербера.

– Там больше ничего нет! Меня обокрали! Вы слышите? Обокрали!

– Слышу, но никакой кражи не было, это ошибка. Вы просто дали свой ключ одному грубияну.

– Я? Сверьтесь со своими записями! Кто-то назвался моим именем!

Старуха ткнула пальцем в подпись, оставленную человеком, которого она прекрасно запомнила.

– Здесь написано ваше имя – «Арчибальд Дункан Кэмерон».

– Как он выглядел? Молодой? Пожилой? Француз?

– Невзрачный какой-то. В любом случае, у него был ключ от вашей ячейки, он мне его вернул.

Она открыла ящичек стола, погремела там связками и извлекла на свет божий ключ, как две капли похожий на тот, который держал в руке Янг.

– Это невозможно… – прошептал он. – Они все мертвы… Я не понимаю.

– Прошу прощения, сударь, но я должна забрать у вас ключ. Учитывая обстоятельства, я возьму с вас только половину суммы за аренду ячейки, пять франков двадцать пять сантимов.

Янг продолжал что-то бессвязно бормотать и качать головой, не выпуская из рук ключа, оставшегося для него единственным осязаемым утешением. Наконец он сунул его в карман, попятился к выходу, развернулся и ринулся к фиакру, не обращая внимания ни на старуху, ни на ее визгливые крики.

Арчибальд отпустил кучера, дошел по бульвару Бурдон до домика смотрителя шлюза и неподвижно застыл перед причалом Генриха IV, не замечая сновавших по Сене прогулочных пароходиков и барж. Грузчики, надрываясь, выгружали из трюмов песок и гальку. Носильщики, повязав шеи платками и нахлобучив на головы кожаные шляпы со свисающими на плечи полями, таскали на себе корзины с углем. Подозрительные типы с белыми от пыли лицами осуществляли перевалку гипса. В этой пестрой толпе толкались садоводы в поисках строительного камня и дамы с накинутыми на голову капюшонами, делавшие вид, что их заштопанные джутовые сумки дополняют собой корабельную снасть. Под паровыми лебедками, возвышавшимися над окрестным пейзажем, носились полуголые дети, собаки, кошки и куры. Царивший вокруг шум ничуть не мешал рыбакам, застывшим со своими удочками, и был не в состоянии пробудить от летаргии Арчибальда Янга, безразлично взирающего на тросы, наматывавшиеся на барабан, с помощью которых на противоположном берегу выгружали бочки, предназначенные для винного рынка.

Янг вернулся и сел у края шлюза. Он вытер платком лоб и прищелкнул языком, во рту у него пересохло. В этот момент до его слуха донесся приглушенный, свистящий голос. Он шел откуда-то снизу и будто рождался из тени тоннеля, соединявшего реку с Арсенальным портом.

– Арчибальд! Оно у меня, теперь я владею сокровищем. Иди сюда, рядом с тобой есть лестница, будь осторожен, не упади, там скользко…

Янг наклонился над водой, никого не увидел и выпрямился.

– Давай, одно-единственное усилие – и ты не будешь жалеть, что тебе пришлось заниматься акробатикой!

Янг посмотрел по сторонам. Смотритель шлюза куда-то запропал, на водной глади канала не было ни одной баржи. Он пошел на голос и, осторожно ступая, спустился вниз.

– Вот так, хорошо, здесь больше двух пролетов, держись за стену…

– Где вы?

В этот момент Арчибальд почувствовал удар, пошатнулся, выпрямился и увидел, что из бока у него торчит стержень. Совершенно не чувствуя боли, он спросил себя, что произошло.

Внизу послышался шорох.

Из тьмы вынырнули две руки, сомкнулись у него на шее и, несмотря на оказываемое им сопротивление, потащили назад.

Без двадцати четыре Арчибальд Янг, которого на самом деле звали Дунканом Кэмероном, испустил последний вздох.

Несколько мгновений спустя по бульвару Бурдон шагал человек в сером пальто и того же цвета котелке, из-под которого выбивалась прядь волос. В правой его руке выделывало пируэты йо-йо.

До того момента, как купавшиеся в порту мальчишки не ухватились за лодку, внешне казавшуюся пустой, прошло три четверти часа. В суденышке лежал на животе труп тучного господина. В его боку торчала стрела.

Кабинет комиссара Вальми украшали собой несколько репродукций Греза и писанное гуашью неаполитанское полотно с изображением пылающего Везувия.

– Не думал, что вас интересуют вулканы, – бесцветным голосом заметил Виктор.

– Ваше невежество, Легри, может сравниться только с присущей вам наглостью. Мы с вами вместе овец не пасли, и вы обо мне ровным счетом ничего не знаете. Со своей стороны, я начинаю понемногу разбираться в ваших плутнях, равно как и в ваших, господин Пиньо, – до такой степени, что мог бы даже написать на эту тему роман. Впоследствии вы могли бы его издать, а я – подарить самым достойным читателям по экземпляру с моим автографом. Но хватит нести вздор. Полтора часа назад в морг доставили тело Арчибальда Янга. Раздев его, мы обнаружили, что он носил что-то вроде доспехов, делавших его намного толще и упитаннее. Стрела, якобы его убившая, застряла в толстой накладке на груди и поэтому не причинила никакого физического вреда.

– От чего же он тогда умер?

– Его задушили.

На столе были разложены предметы, найденные в карманах Янга: бумажник, плоский ключ, мелочь, платок и бечевка с небольшим плетеным шариком на конце.

– Господа, это так называемый обезьяний кулак. Он означает, что Янг либо сам служил на флоте, либо водил дружбу с моряками. Что касается ключа, то он привел нас к вещевому складу, расположенному неподалеку от того места, где обнаружили тело. Он стоит на улице Серизе и называется «Чердак Верцингеторикса». По словам дамы, ответственной за хранение, он недавно был у нее и жаловался, что его ячейку обчистили.

– Что у него уволокли? – спросил Жозеф в крайнем возбуждении.

– Если бы она знала, то рассказала бы нам! Но то, что мы выяснили, представляется «весьма забавным», если следовать столь дорогому вашему сердцу выражению, господин Пиньо. Она описала нам Уильяма Финча, постояльца «Отеля Трокадеро», у которого стащили штаны. Сей господин сегодня утром явился за вещами Арчибальда Янга, предъявив ключ, очень похожий на этот. Таким образом, я намерен выписать ордер на арест этого прескверного господина, и поскольку наша встреча преследует своей целью выяснить характер ваших с ним отношений, я предлагаю убить одним ударом сразу двух зайцев и рассказать, что вас с ним связывает.

На лицах Виктора и Жозефа отразилось выражение скорбного удивления, что не замедлило вывести комиссара Вальми из себя.

– Можете хранить молчание, но предупреждаю – если в ходе обыска, который я приказал провести в номерах Финча и Янга, обнаружится что-нибудь, вас компрометирующее, вы можете подвергнуться аресту!

Они вышли из префектуры, не сказав друг другу ни слова. На площади Дофина остановились под каштанами. Какая-то девчушка нарисовала посреди улицы классики и теперь прыгала на одной ноге, толкая носком подошвы коробочку из-под пастилок «Жеродель». Несколько клошаров, развалившись на скамье, потягивали прямо из горла красное вино. Устроившийся на железном стульчике сутяга то и дело теребил кипу документов, говорил сам с собой и удрученно качал головой.

– Мне явно пора в сумасшедший дом! – воскликнул Жозеф, испытывая облегчение от возможности сбросить долго сдерживаемое напряжение.

– Тщательно взвесив все предположения, я пришел к выводу, что единственный человек, соответствующий критериям идеального преступника, – это Даглан. Надо предупредить Кэндзи и Ихиро. Театр Лои Фуллер перестал быть для них безопасным местом, им нужно укрыться на улице Фонтен.

Разговор давался Виктору с трудом, на него навалилась такая усталость, что он с удовольствием уснул бы на оккупированной клошарами скамейке.

– Я займусь этим сам. Подготовьте Таша, вот будет потеха, если она встретит нас злобой! Но главное, на тот случай, если за нами шпионят, проследите, чтобы они с малышкой были в безопасности. Да встряхнитесь вы!

Виктор в знак согласия кивнул головой. Он боялся, что супруге сложившаяся ситуация явно не понравится. «Но раз уж она согласилась сотрудничать…»

Таша мало того, что пришла в бешенство, но еще и напрочь отказалась допускать, что убийцей мог оказаться Фредерик Даглан. Она защищала его с таким рвением, что Виктор даже почувствовал в душе легкий укол ревности.

– Кем бы ни был этот преступник, с учетом того, что мы все трое можем подвергнуться преследованиям с его стороны, я настаиваю, чтобы ты и Алиса были в безопасности. Запритесь в мастерской и не высовывайте оттуда носа, я буду в двух шагах от вас, в лаборатории. Хоть это ты мне можешь обещать? – спросил он.

Таша надула губки, больше для проформы, и уступила.

– Согласись, ты относишься ко мне не столько как к партнерше, сколько как к приживалке.

– Какая же ты приживалка? Ты – создание столь же редкое, как ваза из саксонского фарфора, и я люблю тебя больше всего на свете, – ответил Виктор Таша, поглаживая при этом по голове дочь. – Заприте дверь на два оборота ключа!

Виктор расхаживал по своей фотолаборатории, не отрывая глаз от циферблата часов: 7:31, 7:32, 7:33. Каждое движение секундной стрелки заставляло его нервничать все больше и больше. Голова напрочь отказывалась соображать. Его охватила такая же паника, какую он однажды испытал в детстве, когда вечером отец в виде наказания запер его в подвале дома на Слоун-сквер. К ноге прикоснулось что-то мягкое и пушистое. К крику, вырвавшемуся из его груди, примешался тонкий, пронзительный писк. Крыса.

Легри попытался успокоиться, вспоминая всю последовательность фактов, приведших к этому состоянию ожидания. Смерть Исаму. Смерть Форестера. Смерть…

Он застыл на месте. На него смотрели развешанные над печкой портреты детей за работой, букинистов и фокусников. Они кривили рты и напоминали маски театральных трагиков. В сумерках нашептывали чьи-то искаженные голоса. Кому они принадлежали? О чем говорили? Виктор прислонился спиной к раковине и заставил себя прислушаться. Из невнятного шепота явственно послышалось одно слово. Он бросился из лаборатории, позабыв повесить на дверь замок, пересек двор и ринулся к проезжавшему мимо фиакру.

– «Отель Трокадеро!»