Глава девятая
Поселение «Центрум», кратер вулкана Олимп, Марс
Регулярные рейсовики «озеро Кастора — Аркадия — Олимп» получили обидное название «тихоходные» вовсе не за ходовые качества пассажирских платформ, работающих на этом маршруте. Лет тридцать назад, когда первую такую платформу пустили в рейс «Экватор-экспресс», разработчики вагонов-автоматов рискнули назвать своё детище с большой претензией — «Гепард», но ни форма обводов корпуса, ни его расцветка не вызывали у пассажиров ассоциаций с изящным сим представителем семейства кошачьих. Очень скоро какой-то бессовестный осмеятель обозвал новое транспортное средство «огурцом», и уж это наименование прижилось, поскольку соответствовало результатам совместных действий инженеров и дизайнеров великолепно. Не слишком симпатично звучит: «Меня подобрал гепард», — но если вы скажете: «Добирался последним огурцом», — или: «Еле успел на огурец запрыгнуть», — это несколько поднимет настроение жены, ожидавшей вас к семи вечера, а дождавшейся лишь к десяти. Даже после тридцати лет безупречной службы «огурцы» способны были на тридцатиминутном перегоне наверстать двадцатиминутное опоздание, причиной которому послужило невозмутимое долготерпение диспетчера-автомата, дожидавшегося, пока почтенная пожилая обитательница захолустного посёлка разыщет на вокзале внука и загонит его в салон. Просто маршрут «озеро Кастора — Аркадия — Олимп» изобилует остановками, а вагон-автомат неукоснительно следует по маршруту, утро ли, глубокая ли ночь — всё равно: полусонные пассажиры за три часа полёта досыта успевают налюбоваться безлюдными перронами заштатных вокзалов.
Как ни спешила Анна Волкова ранним утром четырнадцатого числа первого весеннего марсианского месяца, пришлось ей покориться неизбежному — первый «экспресс» — в шесть часов. При всей его замечательной быстроходности он не в состоянии оказаться на конечной остановке мгновенно, значит и в этом случае, как и в широко известной пословице, черепаха обгоняет спящего зайца. «Заснуть не смогу», — исполнившись тоской дорожною, подумала Аня, проводила глазами оставленный перрон, потом бросила полный зависти взгляд на кота, дремавшего на коленях самого полного из четырёх попутчиков. Спокойное млекопитающее (кот, разумеется, а не гляциолог, державший его на коленях) даже не раскрыло глаз, чтобы приветствовать попутчицу, только зевнуло и шевельнуло кончиком хвоста. И всё же, как ни была велика тревога Волковой за сына, она задремала тут же, а после крепко заснула, поджав ноги в неудобном коротком кресле.
— «… кадия — Олимп» прибыл к пункту назначения! — ворвалось в её сон торжественное гнусавое объявление.
Аня вздрогнула. Трясут за плечо: «Проснитесь, девушка! Олимп!» Подняла голову, (ох, в шее ломит!) глянула, улыбнулась (назвали девушкой) одному из гляциологов (а ноги-то у девушки) — тому, что с котом (затекли у девушки ноги-то, не ходят, как у столетней бабки). Потом вспомнила: «Саша! Нужно спешить!» — вскочила и на ватных ногах направилась к выходу. Пусто на олимпийском вокзале, шесть ноль две на часах, но это ничего: «Разбужу Лэннингов, в их возрасте долго спать вредно. Сюзик сама жаловалась, что никак не может заставить себя бегать по утрам, сейчас побегает у меня. И сама пробегусь — недалеко, километра не будет».
В шесть ноль девять раскрасневшаяся женщина, растерявшая на бегу по меньшей мере десяток из своих сорока с лишним лет, ворвалась в модерновый коридор жилого квартала «Кибериа Лайт». Квартал встретил её кольцевой вспышкой в рядах светильников-карандашей, но услужливая предупредительность световой автоматики, рассчитанная на менее суетливого субъекта, в данном случае запоздала — световое кольцо, обязанное предупреждать желания гостя и освещать ему путь, следовало за торопливой посетительницей с опозданием в шаг. Дорога к апартаментам Лэннингов была хорошо известна Анне Волковой и в световом сопровождении поэтому она не нуждалась.
— Ну же, сони, подъём! — бормотала она, переминаясь от нетерпения перед дверью. Главный кибернетик Внешнего Сообщества Исаак Лэннинг был человеком прогрессивным, дверных звонков не признавал. Стоило умному его дому обнаружить за дверью гостя, тут же оповещал хозяина малоприятным, но очень эффективным способом. Издавал звук, похожий на бой башенных часов. Аня успела насчитать двадцать четыре удара к тому моменту, как отъехала в сторону дверь, и Сьюзен Лэннинг, спросонок куда менее чопорная и сухая, чем обычно, встретила её изумлённым взглядом широко распахнутых синих глаз.
— Доброе утро, Сюзик, — промурлыкала Аня, не дав хозяйке дома освоиться со своим изумлением, переступила через порог, чмокнула оторопевшую женщину в щёку с розовым рубцом от подушки и потащила в кухню под локоть, приговаривая:
— Самым ранним «огурцом» примчалась, как мы с тобой и договорились, соня. Ты не собиралась бегать сегодня? А я успела совершить короткую пробежку и теперь полна сил.
— Ау-у-ую аэ-эу?! — зевнула миссис Лэннинг.
— Как это какую пробежку? Полезную. От вокзала. Примчалась к тебе, как и подобает доброй подруге. Кофе тебе сварить? Доброй подруге, которую попросили…
— А-хо-ом? — мелодично пропела миссис Лэннинг, из деликатности прикрывая ладонью рот.
— Ну как — о чём? Мы ведь договорились, что я отпрошусь у этого чудовища Харриса, чтобы помочь тебе накормить ненасытную ораву…
— ???
— Твоих гостей. Или ты тоже забыла, что Маргошке завтра восемнадцать? Эх вы, Лэннинги, дочь болтается неизвестно где в день своего совершеннолетия, а мать её…
— Я не забыла! — холодно возразила Сьюзен, от возмущения возвращаясь к обычному своему тону, за который и получила прозвище «Снежная Королева».
— Вот и прекрасно! — обрадовалась Волкова. — Тогда список давай. И поторапливайся — к восьми часам в магазинах не протолкнёшься.
— Список кого? — не поняла миссис Лэннинг. В кухню величественно вплыл сэр Исаак, облачённый в умопомрачительную полосатую пижаму, выставил вперёд бакенбарды, сделал поворот на левый борт и застыл, вытаращив глаза на возившуюся с кофеваркой и чашками Волкову.
— Список продуктов, глупенькая, — Аня хихикнула, подавая чашку хозяйке дома. — Вы будете кофе, Айзек?
— Э-э-э-здравствуйте, — протянул Лэннинг и застегнул верхнюю пуговицу пижамной куртки. «Как жаль, нет у меня связи с Володей, — пожалела Волкова. — Без его подсказок… Айзек в таком состоянии: что ни спросишь — ответит. А я даже не знаю, о чём…»
— Простите, Айзек, я ворвалась к вам так рано, но мы с вашей женой договорились, что помогу ей тут всё организовать ко дню рождения Маргошечки. Я сейчас одна, Сашка мой где-то в поясе астероидов.
— Почему в поясе? — удивлённо спросил Лэннинг, принимая чашку, — Спасибо, Анечка. Я ночью циркуляр получил. Там пишут, что…
Он поперхнулся, закашлялся, чуть не разлил свой кофе и виновато глянул поверх чашки на Волкову. Та невозмутимо звякала ложечкой о фарфор, наблюдая за происходящим из-под ресниц. И снова пожалела: «Эх, жаль, нет у меня с собой гравитона. Можно было бы дать Володе послушать».
— Что там пишут, Айзек? — безразлично поинтересовалась Сьюзен.
— Ничего. Я так удивился, когда узнал, — буркнул Лэннинг и замолчал, уткнувшись в чашку.
«Ага. Удивился. Или ты хороший притворщик, или…»
— Ну, и поскольку Саши всё равно нет и Харрис мне надоел горше чахлой нашей марсианской редьки, я решила, что беды особой не будет, если сбегу на пару дней — помочь Сьюзен. Вот только незадача…
— Что случилось, милочка? Харрис брыкается? — высокомерно спросила Снежная Королева.
— Нет, не брыкается, — поспешила успокоить её Аня, подумав при этом: «Потому, что ещё ничего не знает». — Дело не в этом. Я гравитон дома забыла. Представляешь, Сюзи? Корова такая, выскочила впопыхах.
— Только и всего, — пренебрежительно фыркнула хозяйка. Встала и величественно отбыла куда-то.
— Вы хотели что-то сказать, Айзек? — тут же перешла в наступление Волкова.
— Я? Ниче… То есть, я хотел сказать, что увижу утром Харриса. Он тоже наверняка получил циркуля… хм-м. В общем, я могу замолвить за вас словечко. Не так страшен Харрис, как его овощи. Думаю, он не откажется.
— Вот, дорогуша, — снисходительно бросила прибывшая миссис Лэннинг, раскладывая на столе перед старой своей подругой карманный гравитон, клипсы из поддельных иолантов и такого же происхождения иолантовую брошь.
— Маргарет отказалась брать его с собой, — пояснила мать именинницы. — Сказала, родителям, мол, нечего дёргать её каждые пять минут, достаточно и одного разговора вечером.
— Вот и мой Сашка такой, — Волкова покачала головой с неподдельным огорчением, украшая себя наушниками и микрофоном в виде фальшивых драгоценностей. — Третьи сутки не даёт о себе знать. Может, Марго о нём рассказывала? Нет, Сюзик? Может вам, Айзек, что-нибудь?
— Нн-не, — ответил главный киберентик и помотал головой. Глаза его при этом стали совсем уж несчастными.
— Что такое? — подозрительно спросила его жена.
— Н-ничего, — нервно выпалил Айзек и выскочил из кухни, прихватив чашку.
— Не выспался просто, — равнодушно констатировала миссис Лэннинг. — После того, как разбудили его этим циркуляром, ворочался до утра. Значит, список тебе. Это сейчас.
Ожидая, пока подруга сходит за блокнотом и ручкой, Аня успела настроить гравитон, однако номер набирать не стала — нужно было обсудить с Володей кое-какие скользкие моменты, делать это при свидетелях не стоило.
— Возьмёшь моего «дурня», — давала указания, покрывая странички блокнота ровными рядами безупречных букв, Сьюзен Лэннинг. Вела себя как госпожа, наставляющая прислугу, но Аня прекрасно понимала, что под маской холодного высокомерия скрывается искренняя благодарность и трогательное смущение.
Предлагая «своего дурня», миссис Лэннинг не имела в виду, конечно, некое мыслящее существо, а всего лишь робота-носильщика. Или, вернее будет сказать — возильщика. Автоматическую тележку, умеющую только одно — неотступно следовать за своей госпожой и возить всё, что хозяйке заблагорассудится приобрести.
— Куда же я подевала «поводок»? — бурчала Сьюзен, рыская по прихожей. — Куда же… А!
Рукоять с кнопками и экраном пуговичного размера обнаружилась под знаменитой шляпой Лэннинга, последние четверть века служившей объектом для плоских острот.
— Только не делай очень коротким, — наставляла Волкову хозяйка «дурня», следя как добровольная помощница управляется с «поводком». Потом сочла долгом предупредить:
— «Дурень» мой с норовом: позавчера от усердия несколько раз поддал мне под…
— Сюзик! — поторопилась прервать её Аня. Как и в детстве, миссис Лэннинг не считала нужным выбирать выражения.
— Я хочу сказать, не делай «поводок» короче полуметра, он не всегда успевает остановиться. Сто раз предлагала Лэннингу научить «дурней» ходить в магазин без сопровождения, но ты же знаешь этих мужчин. «Дорогая, это не актуально. Дорогая, я занят. Милая, займись лучше испытаниями «Ареса». Ещё немного и этот «Арес» меня окончательно…
— Сюзик, я пойду, — поспешно заявила Аня и вышла, увлекая за собой исполнительного трёхколёсного «дурня» повышенной грузоподъёмности. Предоставив самоходной грузовой тележке полную свободу действий в пределах выбранной длины «поводка», добровольная последовательница мисс Марпл набрала номер, но подождать всё же пришлось.
— Аня? — скрипнул после минутного ожидания в наушниках-клипсах гравитонный голос. «Неужели спал?» — изумилась Волкова.
— Ты спал? — шепнула она.
— Оказывается — да. Удивительно. Давненько со мной такого не случалось. Ты в «Центруме»?
— Соня. Я уже успела поговорить с Лэннингами и выяснить…
— Погоди, Анютка, я почту посмотрю. Тут нападало.
— Что? Что с Сашей?! — забыв о необходимости соблюдать конспирацию, выкрикнула Волкова. Какие-то девчушки (по виду — практикантки) шарахнулись в сторону от разъярённой домохозяйки. «Потише бы надо», — приструнила себя она.
— Сейчас, — отозвался Володя. — О! Хорошие новости. Сашка на Весте вместе с женой.
— Что-о?! — соображения конспирации отступили на второй план, когда Аня осознала суть полученного известия. «С женой? Но как же… Когда?! Господи, Сашенька!»
— Тише, тише, Анютка, успокойся. Всё хорошо. Извини, я забыл, ты же не в курсе. Он познакомился с ней…
— Как её зовут? — убитым голосом простонала огорошенная счастливым известием мать.
— Этого я не знаю, но Саша пишет, что фигурка у неё… Э-э-э… Я хотел сказать, что характер вполне соответствующий.
— Фигурка… — еле слышно повторила Аня, останавливаясь посреди коридора. Тут же смогла убедиться — «дурень» действительно не всегда успевает остановиться. «Но он жив… и ему ничего…»
— Анютка, — строго скрипнул в ушах голос президента. — Ты не о том думаешь. Дети живы, они сейчас на Весте. Это главное. Выброси из головы лишнее. Меня беспокоит другое. Боюсь, кое-кто из наших друзей об этом тоже очень скоро узнает, и мне бы хотелось выяснить — кто. Ты меня слышишь?
— Слышу, — машинально повторила Волкова и послушно двинулась дальше. Пока она стояла, две или три женщины, сопровождаемые таким же количеством самодвижущихся носильщиков, обогнали её. Идти осталось — сущие пустяки.
— Лосева можешь исключить, — шептал ей на ухо Володя, — он в курсе дела. Все остальные под подозрением.
— Лэннинг не знает, — негромко ответила вернувшаяся к насущным делам женщина. — Но его мучает совесть. Хотелось бы думать, что он ни при чём. Он сегодня получил какой-то циркуляр и после этого не мог заснуть.
— Заснуть не мог? Хорошо. Это уже кое-что, но мало. Кстати о циркуляре. Интересно знать, как на него отреагировали все наши друзья.
— Это я тебе очень скоро смогу поведать, потому что… О, доброе утро, Елена Сергеевна!
Автоматические двери магазина «Центрум-продуктовый» не имели возможности закрыться, как и всегда в такое время — с половины восьмого и до без четверти девять. Толпа, состоявшая из научных сотрудников женского пола и их бесполых автоматических носильщиков, заполняла просторное торговое помещение, похожее на зал регистрации пассажиров земных аэропортов полувековой давности. Под высоким потолком висел нежноголосый гул, неплотный хвост очереди лениво пошевеливался, не торопясь втянуться внутрь. Женский клуб.
— Доброе утро, Анечка! Сто лет тебя не видела! Ты всё молодеешь.
— Короткова? — заинтересовался Володя, но ответа не получил. Не до того было Ане, чтоб объяснять очевидные факты. Когда с взаимным осматриванием было покончено, и охотница за неочевидными фактами услышала, что «новые серьги очень симпатичны, но брошь крупновата», она спросила:
— Леночка, вы же будете сегодня у Лэннингов?
— Обязательно. Подумать только, Маргоше — восемнадцать! А такая была малявочка занятная… Ваш Саша — или мне показалось? — кажется, был к ней немножко… Вы понимаете? Он же, я надеюсь, будет сегодня? Нет, нет, девушка, я вас пропущу. Мы с Анечкой не торопимся. Так что же Саша?
— Она ничего не знает! — шепнул Володя.
— Нет, Леночка, — огорчённо ответила Волкова. — Не будет моего Сашки. Работа. Да! Именинницы, к сожалению, тоже не будет. Разлетелись наши детки.
— Жаль, жаль. Но я всё равно приду. Так мы редко стали выбираться куда-нибудь!
— Ивана Арнольдовича приведёте?
— Ох, Анечка, постараюсь. Сегодня он не в духе, плохо спал. Что-то случилось ночью. Я спрашивала, но он накричал только: «Чепуха! Не верю!» — и кого-то обозвал — прошу прощения, я на ушко тебе, — хитрозадым анацефалом.
Переждав хохот Володи, из-за которого ровным счётом ничего не было слышно, Аня улыбнулась жене грубого, но справедливого хирурга:
— Подходите к терминалу Леночка, я после ва…
— Пустите же, я вас прошу! — закричали позади (знакомый голос!) Кто-то полез, энергично толкаясь и отпихнув носильщика Елены Сергеевны от загрузочного окна. — Девушки, женщины! Умоляю, дайте же…
— Люська? — удивилась оттеснённая от терминала Елена Сергеевна.
— О, Леночка, это ты, как хорошо! Пропусти, золотко, я опаздываю, опаздываю!
— Людмила Александровна? — вежливо обратилась к пролезшей без очереди Житомирской Аня.
— Житомирская? — свистнул Володин далёкий голос. — Её расспроси обязательно.
— О, Анечка, и ты здесь? — с фальшивым оживлением трещала Людмила Александровна, силой вытягивая из раздавшейся толпы своего носильщика и загоняя его в погрузочное окно терминала. — Мне так жаль… Ты знай, Анечка, я буду голосовать против крайних мер. Я ведь не знала, что это он. Каждый может ошибиться, мы все ошибались в молодости, даже мой Мишенька…
— Я не понимаю, о чём вы, Людмила Александровна, — едва сдерживаясь, притворно удивилась Волкова. Одно только желание испытывала: дать Людмиле Александровне какой-нибудь более существенный повод для сожаления — для начала, к примеру, саму её затолкать в погрузочное окно терминала.
— Спокойно, Анютка, — предостерёг президент.
— А, так ты ничего не знаешь? — спросила Люсенька, не замечая, как на неё смотрит мать осуждённого на казнь. Просто была слишком занята составлением заказа на отгрузку, бормотала, порхая пальчиками по чувствительному экрану терминала: «Это возьму, это тоже, молока немножко и всё. Или нет? Или не всё?»
— А что случилось? — поинтересовалась Елена Сергеевна, подступая ближе.
— Тебе тоже муж ничего не сказал? Ну, ты же понимаешь, золотко, я же не могу, это закрытый циркуляр. Ничего пока не случилось, как раз сегодня… О небо! Я опоздаю на заседание комитета! Всё! Всё! Остальное потом!
Последние слова вспомнившей о служебных обязанностях Люсеньки относились к торговому терминалу и подкреплены были энергичным нажатием большой клавиши «купить». Через раз-и-два-и-три-и-четыре секунды «дурень» Людмилы Александровны резво выпрыгнул из погрузочной ниши. Корзинка его заполнена была всего лишь на треть.
— Всё! Я побежала! — суетливая Людмила Александровна поволокла «дурня» в толпу и на бегу бросила:
— Ты не переживай, Анечка, всё образуется!
— Дурочка, — прокомментировал шёпотом президент.
— Дурочка, конечно, однако… — задумчиво протянула Волкова, забыв, что есть у неё и другие слушатели.
— Ну, не суди её слишком строго Анюта, — рассеянно заметила жена Короткова, поглядывая то на рукописную аккуратную ведомость, то на экран, — Всё-таки мать-одиночка, это накладывает свои… Простоквашу возьму. Ваня просил. Свои накладывает… А вот брынза в прошлый раз была что-то не очень. Отпечатки на манеру поведения. Срам просто, а не брынза. Не буду брать. Умом же особым она и раньше не блистала, но Мишеньку своего…
— Вы забыли нажать, Леночка, — напомнила Аня, мечтавшая сменить тему разговора.
— Воспитала хорошо, — закончила свою мысль Елена Сергеевна, подождала, пока выедут на свет божий её продукты, и величественно откланялась.
Пустив тележку в терминал, Аня услышала за спиной, как Короткова здоровается с кем-то:
— Янлин, детка, доброе утро!
— Эту не отпускай! — взволнованно шепнул президент.
— Которую? — вполголоса спросила его Аня, оглядывая зал.
— Ту, с которой Короткова поздоровалась. Янлин. Это жена Семёнова.
— Вы будете забирать, девушка? — нервничала, поглядывая на часы, ожидавшая своей очереди дама административного вида.
«Здесь оставлю», — мысленно огрызнулась Волкова и нажала на клавишу.
— У вас шестеро детей? — изумилась административная дама, увидев забитую продуктами тележку.
— Один, но очень прожорливый, — мрачно ответила Анюта и пошла по направлению к выходу, не заботясь, поспевает за ней перегруженный «дурень» или нет. Не могла придумать, как подступиться к этой Янлин: «Куда она делась?»
— Анют?! С ума сойти! Ты ли это? — знакомым низким голосом окликнул кто-то на выходе.
— Галя Науменко, — подсказал издали Володя. — С ней тоже поговори, хотя я не думаю, чтобы Морган…
Волкова и сама, конечно, узнала Галеньку, мать Джеффри, вечную соратницу в борьбе за светлое будущее двух малолетних хулиганов и выдумщиков, одноклассников и закадычных друзей. Узнала и очень обрадовалась. Во-первых, просто приятно было встретить старую знакомую, во-вторых, как-то так всегда получалось, что сын Галины Петровны ухитрялся попадать в переделки на пару с Сашей Волковым (может быть и теперь?) и в третьих:
— Она с Янлин болтает! — не удержавшись, похвасталась вполголоса неожиданной удачей Аня.
— Подойди, — тут же посоветовал президент, но и без того было понятно, что упустить такой случай нельзя.
— Анют! Дай-ка я на тебя посмотрю! Что за ужасные висюлины в ушах? Хочешь быть похожей на девятиклассницу? Тебе это почти удалось. Янлин, это Аня Волкова.
Знакомство состоялось. Янлин, представленная как «одна из лучших учительниц Радужного, которой муж-деспот не позволяет работать», без улыбки сообщила тихо, глаза потупив, что «сама так решила и в семье нужно уступать друг другу».
— Чушь! — Галя фыркнула. — Если бы я уступала Гэмфри, он давно ушёл бы куда глаза глядят — бродяжничать. Представляешь, Анют? Является вчера чуть не в два ночи, глаза — как у побитого пса. Хорошо, сейчас в Радужном каникулы, вставать рано не нужно. Устроила я ему выволочку — даже ухом не повёл. Ну, думаю, нужно принимать меры, опять моего голубчика на старое потянуло, но оказалось — нет, не в этом дело. Что-то такое вчера случилось. Ты не знаешь, Ян? Твой-то наверняка в курсе.
Глаза так и не подняв, Янлин сообщила полушёпотом, что «не совсем поняла, но, кажется, кого-то из планетологов собираются наказать, чтобы другим было неповадно оказывать неповиновение начальству».
— Спроси её, не для этого ли её муж собирает сегодня комитет, — попросил недремлющий личный суфлёр Волковой.
Аня поглядела на склонённую долу головку «одной из лучших учительниц Радужного» в затруднении. Как её об этом спросишь? Но Галина Науменко, известная своей прямолинейностью, затруднение устранила легко:
— Тогда понятно, — заявила она. — Мой-то и ночью не спал. После письма от твоего, Ян, благоверного. И сегодня утром на комитет засобирался. Значит, Семёнов заседание собирает?
— Нет, — ответила Янлин, подняв, наконец, глаза. — Ромочка с кем-то из комитета спорил сегодня утром очень громко по гравитону. Хотел заседание отменить.
— И что же? — понукала нетерпеливая Галенька. — Отменил?
— Нет, — снова потупив глаза, шепнула Янлин. — Тот из комитета настоял, чтоб заседание было.
— Ну правильно, — подтвердила не ведающая сомнений Галя. — Мой, значит, не зря туда собирался. И морда у него такая злая была не зря. Сказал: «Сашку надо спасать». И я подумала…
Тут самоуверенность изменила Галине Петровне. Беззаботная улыбка исчезла с её лица. Она в упор посмотрела на Волкову. Повисла пауза.
— Извините, — пролепетала Янлин, давно мечтавшая как-нибудь закруглить беседу. — Я пойду.
— Да, конечно, Ян, — не прекращая сверлить Волкову изучающим взглядом, небрежно бросила Галенька.
— До свиданья, — шепнула Янлин и упорхнула подобно бабочке — незаметно.
— Я подумала, не твой ли это Сашка? — спросила напрямик Галенька, убедившись, что Янлин больше нет рядом.
Самообладание изменило Ане Волковой. Она оперлась на услужливо подставившего ручку «дурня» и простонала:
— Ох, Галенька! Мой. Мой Сашка опять.
— Так. Ну-ка пойдём, я тебя провожу. Может быть, посидишь? Нет? Понятно. Значит, всё серьёзно. Я так и подумала утром. И ещё кое о чём подумала. Ты, значит, не зря сюда прилетела. Ты куда сейчас?
— Отвезу это к Лэннингам, а потом сразу…
— На заседание? Нет, к Лэннингам тебе идти ни к чему. Давай «поводок», я сама.
— Слушай, Галенька…
— Что? Неудобно перед Сьюзен, меня гонять туда-сюда неудобно и всё такое? Брось. Я быстро туда и сразу же вернусь. За моими мужиками тоже нужен глаз да глаз, ты же знаешь. Що старэ, що малэ.
— Твои-то здесь причём? — обречённо спросила Аня, протягивая подруге «поводок».
— Притом. Ты же знаешь, Анют, — где твой, там и мой. Так я сегодня утром и подумала. Я быстро.
Галина Петровна Науменко удалилась походкой спешащей на урок школьной учительницы и увела на невидимых поводках двух «дурней».
— Ты всё слышал? — спросила Аня полушёпотом у притаившегося на расстоянии полутора тысяч километров президента.
— Да, — несколько напряжённым тоном ответил президент.
— Тебе всё ясно?
— Нет, не совсем.
— Ты пишешь что-то? — предположила Волкова, ища объяснение манере собеседника вести разговор несколько отстранённо.
— Нет, я спешу на «Экспресс». Хочу успеть к окончанию заседания. Полной ясности нет, Аня. Не могу пока понять, кто из них двоих… Нужно, чтобы ты немедленно попала в приёмную Зала Круглого Стола. Сейчас же.
— Бегу. Что мне там делать?
— Чёртов автомат! Сейчас двери закроет! Эй, парень, придержи дверь! — заорал вдруг президент. — Спасибо. Всё, Анютка, я уже лечу. Что ты спросила? Я не слышал.
— Спросила, что мне делать в приёмной.
— Ничего, просто сиди и молчи. Мне нужно слышать. В зал не ходи и не скандаль. Когда станут выходить из зала — задержи, не дай уйти. Потяни время, пока я не… Да нет, спасибо, молодой человек. Места мне не нужно, я тут повишу, если не возражаете.
— Понятно… Воло… дя, — слегка задыхаясь от быстрой ходьбы ответила Аня. К приёмной можно было попасть и по главному коридору, при иных обстоятельствах она предпочла бы пройтись, но на этот раз выбрала лифт и ко входу в зал поэтому попала быстро — минут через пять после того, как Гэмфри Морган активными действиями убедил охранника в своём праве присутствовать на заседании Центрального Комитета Совета Исследователей.