Заблудиться под куполом планетологической станции Веста трудно, особенно если не искать что-то конкретное, а бродить по кольцевым коридорам, подниматься и спускаться по коротким лесенкам и заглядывать в помещения, открывая двери наугад. Но устать от ходьбы можно. Принцесса Грави, подгоняемая тем же чувством, которое подтолкнуло девочку по имени Алиса сунуть нос в кроличью нору, успела пройти за неполный час не меньше трёх километров, но где она уже побывала, а где — нет? Если бы кто-нибудь спросил её об этом, девушка только пожала бы в ответ плечами. Несколько раз случай выводил её к деревьям за стеклом, но разыскивать вход туда она не рискнула, поскольку почему-то решила, что биологи, от встречи с которыми остерегал муж, водятся именно там. Ирочка не знала, как распознать в случайном встречном сотрудника биологической лаборатории, поэтому, не желая стать подопытным экземпляром, и не будучи уверенной, что Саша просто пошутил, решила на всякий случай держаться подальше от леса, закатанного в гигантскую стеклянную банку. Заговаривать с местным населением она тоже не решалась, но обрывки фраз всё-таки слушала, волей-неволей.

— Вы… вы видели, как он — ха-ха! — жвалами своими, ой, я не могу!

Киснущая от смеха компания. Один говорит, задыхаясь, остальные тянут шеи на ходу, заглядывают оратору в рот и тоже заходятся смехом

— И Ва… Ватанабе самого за оде… — ха-ха! Ох-х!.. — за одежды его, за шкирку! И пота… — ха-ха! — потащил сдавать! О-о-о! Слёзы из глаз!

Человек шесть, все молодые. Ирочку заметили.

— Девушка, вы не ходили бы здесь одна.

— Да, здесь бродят дикие ки… — хи-хи! — беры, дети Ватанабе.

— Что-то я её раньше…

— Как вас зовут, девушка?

— Болван, это же Волкова жена! Говорил тебе, сурку, пойдём «Улисс» встречать.

— Сашка вернулся? Он же в рейс на месяц…

— Дак, конгресс же у планетокопателей.

— Эй, вы куда? Сбой системы ориентации? — спросил один из парней, открывая дверь. Остальные гурьбой потащились было за Ирочкой, но, опомнившись, вернулись, и компания втянулась в дверь. Коридор опустел. Ирочка перевела дух: «Нет, это не биологи. Хватать не стали», — и неспешно пошла дальше. Дверь открыта. Голоса. Полумрак в комнате, красные отсветы по стенам, какой-то бегемот в центре, вокруг столпились белохалатные.

— Серию! Давай повторно серию! Не спи!

— Зажмите кто-нибудь ему рот рукой, — отозвался напряжённый голос. Согбенная белая спина рядом с выдвинутой бегемотьей челюстью шевельнулась, что-то звякнуло.

— Правда, Уолтер, ты же начальник! Прикажи Мишке, чтоб не гундел под руку.

— Вы что, планетологи? Рехнулись?.. Мне рот затыкать!.. Припёрлись, понимаешь, отогнали меня от спектрографа!

— Дверь! — дико заорал вдруг кто-то. — Опять же переделывать будем!

— Лида, — укоризненно проговорил, посверкивая очками на Ирочку, один из планетологов, — вы опять не закрыли за собой дверь?!

Съёжившись под его грозным взглядом, Ирина послушно вернулась к двери и потянула за ручку. Дверь закрылась охотно, сыто чмокнул магнитный замок. «Попалась! — сказала себе Ирочка. — Уже меня какой-то Лидой обзывают». Страшно стало так, что захотелось заголосить и попробовать высадить дверь, но наследница славного Нортона, покорителя Марса и первопоселенца, справилась с собой — любопытство победило страх. Что они там с этой штукой делают? Гудит что-то.

«Бегемот» взревел вдруг, лязгнул челюстью, брюхо его осветилось багрово.

— Ну, же! Давай кушай их, крошка!

— Только бы на этот раз…

Во чреве «бегемота» полыхнуло и стало медленно меркнуть пламя. «Ха-с-ш-ш-ш!» — устало вздохнуло чудовище.

— Ну! — не выдержал кто-то.

— Баранки гну, — огрызнулись в ответ. — Убери причёску, не видно ничего. Нет, вы смотрите, кадмия сколько!

— Что кадмия!.. — громко прошептал тот, в очках, каким-то образом снова оказавшийся рядом с Ириной, хоть она и старалась держаться от него подальше. — Вы гляньте на двадцать восьмую строку!..

— У-о-о! — заорал кто-то из укротителей «бегемота» и начался кошмар. Они бросались друг на друга, колотили по спинам. Кто-то хрипел рядом придушенно: «Ур-ра!» Они вопили:

— Ты понял, Мишаня?

— Да, Михаил, это вам не воздух портить!

— Пустите меня, мучители! Сыны Ваала! Отдайте спектрограф!

А тот, который в очках, напал на Ирину и стал её тискать, выкрикивая: «Лидка! Ты видела?! Мы теперь боги!»

И кто-то деловито распоряжался:

— Так. Житомирского связать. К спектрографу не пускать, пока не проверим.

— Эй, включит кто-нибудь, наконец, свет?! — раздражённо осведомился некто.

Вспыхнули под потолком яркие лампы, очкастый насильник, всё ещё тискавший Волкову, отстранился, подслеповато щурясь. Брови его сошлись к переносице.

— Вы не Лида! — проговорил он тоном государственного обвинителя.

— Н-не… — выдавила из себя донельзя перепуганная Ирочка и замотала для убедительности головой. Белохалатный бандит отпустил девушку, отступил на шаг, скрестил руки на груди, выставил вперёд подбородок и стеклянным голосом молвил:

— Кто вы такая? Что вы здесь делаете?!

Чувствуя — наступил самый страшный момент! — Ирочка попятилась, нащупала трясущейся рукой дверь и — о радость! — дверь подалась, выпустила.

— Что ты, Уолтер, это жена Сашки Волкова, — услышала Ирочка напоследок, но была так напугана, что не рискнула остаться — рванула по коридору на предельной скорости, думая на бегу: «Этот в очках — точно биолог. Схватил. Еле ушла. Фу-у-ф. Бешеные какие-то. Вот здесь как будто потише».

За приоткрытой дверью действительно вели себя тихо. Что-то бормотали вполголоса, шаркали ногами и едва слышно повизгивали. Звуки эти угрожающими не казались — храбрая исследовательница незнакомых помещений решительно заглянула — бродят какие-то и сидят спокойно, — и зашла, притворив за собой дверь. Крупный парень поднял голову от листка бумаги и пристально, но невидяще глянул водянистыми серыми глазами. Губы его шевелились, в правой руке он энергично, с ловкостью опытного жонглёра крутил ручку.

— Здравствуйте, — несмело поздоровалась Ирочка, но в фокус водянистых глаз так и не попала. Тогда она повернулась к другому, щуплому, рисовавшему синим фломастером (носик фломастера и повизгивал сипло) на белой пластиковой доске какие-то замысловатые карлючки, и повторила:

— Здравствуйте!

Рисовальщик странных знаков злобно зыркнул на Ирочку, проговорил на неизвестном наречии: «По сигма итому, катому, йотому», — и стал изучать то, что написал секунду назад так, будто впервые в жизни видел. Кончик его остренького носика находился на расстоянии десяти сантиметров от доски, будто хозяин носа, не доверяя зрению, решил результаты своей деятельности обнюхать. За спиной Ирочки звучно крякнули. Подскочив на месте от неожиданности, она оглянулась, заметила третьего тихого господина, прятавшегося раньше в углу, а теперь смотревшего куда-то мимо Ирочки взглядом быка, доведенного действиями опытного тореадора до кровавых глаз. Впечатлённая зрелищем девушка отшатнулась к стене, и вовремя. Быковидный господин метнулся, толкнул щуплого в плечо, обшарил рукою полку доски, отобрал, не глядя, у хилого коллеги фломастер и стал по доске чёркать, приговаривая: «По третьему подиндексу сворачивается эта крокозябра, по третье…» — но договорить ему не дали. «Куда тогда у тебя денется пятый член?» — с интонацией ипохондрика, страдающего от зубной боли, осведомился сероглазый. Фломастер застыл, уткнувшись в белый пластик, пробыл в таком положении секунд десять, после чего его вернули так же, как и взяли. Не глядя, сунули в руку щуплому.

«Меня не замечают, — обиделась Ирочка. — Ну и не надо».

Она фыркнула, бросила через плечо: «До свидания!» — и вышла, задрав нос. Нужно сказать, исчезновение её, как и появление, замечено не было.

Путешественница почувствовала, что устала. Нет, не устала даже, а как-то… Люди за бесчисленными дверями вели себя по-разному, но никто из них не шатался из праздного интереса по коридорам, поэтому все они, независимо от поведения, выглядели уместно и лишними самим себе не казались. Вот, как эти, к примеру.

В обширном синем кубическом зале, расчерченном зачем-то «в клеточку» ярко-жёлтыми полосами, человек десять, сгрудившись в самом центре клетчатого пола, следили за действиями существа, парившего у клетчатой стены и бодавшего её уродливой рогатой головой. Ростом механический зверь не вышел — не больше метра. Он тыкался в стену с трогательным упрямством, словно искал, но не находил выхода. Пресыщенная впечатлениями Волкова не испугалась, даже пожалела бедняжку, но тут…

— Да закройте дверь, вы там! Он же сбежит!

Ирочка повиновалась механически, закрыла тяжёлую створку и прочла на ней: «Испытание киберсистемы «Фавн». Убедительная просьба не входить! Опасно!»

«Тычешься, как этот их фавн, носом в двери, — печально констатировала расстроенная девушка. — Он тоже, бедняжка, наверное, ищет тут родственную душу. Это не он опасный, а я. Суюсь, не читая».

Настроение испортилось. Ира брела по бесконечному коридору, совсем уже не понимая, что ищет, и от растерянности вела по светлым панелям стены пальцем. В какой-то момент отвлеклась и вдруг заметила, что стена кончилась — поворот, за ним коротенький тупичок. В нём две девушки её примерно возраста, в светло-голубых одеждах, напоминающих пижамы, и в шапочках того же цвета. Одна — полноватая томно-ленивая блондинка, вторая — рыженькая, живенькая, смешливая. Когда в тупичке появилась Ира, рыженькая как раз обхихикивала какое-то меланхоличное замечание подруги.

— Пришлось его пригласить… — глядя в потолок, тянула волоокая толстушка.

— Вы кого-нибудь ищете, девушка? — спросила рыженькая. Ира, успевшая убедить себя, что никому из встречных до неё дела нет, не сразу поняла, что вопрос относился именно к ней. Но общительную шатенку отсутствие реакции не смутило:

— Вы же планетолог? На конгресс прибыли? О, я обязательно хочу попасть на открытие, — трещала она, усмотрев на комбинезоне Ирочки метку Сектора Планетологии. — Должен прилететь один мой знакомый. Леночка, я тебе рассказывала, парень с Ио, который обещал мне…

— Не хотите ли чаю? — светски предложила блондинка по имени Леночка, сделав рукой неопределённый, но очень грациозный жест.

— Да, но… — попыталась деликатно отказаться Ирина.

— Хотите? — переспросила рыженькая, оживляясь пуще прежнего, и потащила Ирочку за собой, ухватив за рукав. По дороге продолжала щебетать:

— Я раздобыла хорошего чаю. Правда, чай хороший, Леночка? Вы расскажете, как там у вас на Ио…

Ирина, покорно следовала за тарахтевшей без умолку девушкой. Перед самой дверью подняла глаза. Табличка: «Биологическая лаборатория».

«Боже, это биологи!» — сигналом тревоги отозвалось в мозгу. События утра приучили Иру к тому, что реагировать нужно быстро.

— Извините, — пробормотала она, выдирая рукав из цепких рук рыжей биологини, — Я очень спе… В другой раз. Извините.

И, уходя, расслышала:

— Куда же вы? Всего на пять минут. Я хотела…

«Ну, нет! — решила Ирочка, переходя на бег. — Шутит Саша или нет, но… Нет, не хочу, чтобы из меня сделали — как он сказал? — Подопытный экземпляр. И так я себя сегодня чувствую… Как хорошо, когда пол под уклон. Бежать легко. Чувствую себя такой же дурочкой, как этот их фавн. Не гонятся? Нет, сбежала. Фу-уф!»

Если бы коридор не опускался полого, спасшаяся от преследования гостья планетологической станции астероида Веста, пожалуй, успела бы остановиться и не выскочила под сень ветвей с резными листьями. Только поскользнувшись на торчавшем посреди дороги сером валуне, она поняла — что-то не так! — и огляделась. Полумрак. Стволы, одетые в тугую гладкую кору, листья на земле палые, пахнет прелью. И путаница ветвей, и лиственное месиво, и свет сквозит вверху. «Хорошо здесь, — решила Ирина, потянув носом. — И пахнет здорово!» Она побрела, но не по выгнутой чешуйчатой спине плитчатой дорожки, а напрямик по мягкому, пружинящему, бурому со свежими жёлтыми крапинами покрывалу, потому что: «На дорожке пятипалые листья — пятнами, а здесь — ковром. И вон ещё что-то прячется за деревьями». Там, в сердце волшебного парка — приземистая лавочка-раскоряка на гнутых тяжёлых ногах, живым янтарём лаковых досок сияющая, тёплая, как раскрытая под солнцем ладонь. Даже если нет времени рассиживаться, хоть на минутку-то… «Присяду», — решила Ирочка, янтарная ладонь приняла её мягко, взвешивая — тяжёл ли груз? — и оказалось, нет. Не тяжелыми показались надёжному тёплому дереву досок заботы вчерашней девчонки: обида, ревность, детские знакомые страхи и непонятные страхи взрослые, — всё просеялось сквозь деревянные пальцы и ушло в землю. Сидеть на парковой скамейке удобно, но гораздо удобнее — лечь, подложив под щёку локоть, и выбрать лист, сияющий желтизной, с розовыми прожилками, и пальцем водить по ветвящимся линиям, гадая рассеянно: «Что же нам делать, спрашивал Саша, но я не знаю что ответить, и он не у меня спрашивал, потому что он-то знает хорошо, что я не знаю, а я поняла не так давно, что… Что? Я помню, помню! Поняла, что ничего не понимаю, и это обидно, ведь я считала — всё знаю! — а оказалось — нет, — не хочу такое помнить, но ничего не поделаешь, это помнится, с памятью не сделаешь ничего, и не спрячешься от неё никак, а жаль. Все что-то понимают, даже эта вредная Маргошка с длинной талией и коротким вздёрнутым носиком, смотрит глазами сливовыми и понимает, одна я гадаю по линиям листьев. Вот по этой длинной и этой коротенькой изогнутой веточ…»

Лист выпал из расслабленных пальцев, бесшумно лёг возле массивной чёрной ноги лавочки-раскоряки. Пальцы Ирочки бессильно повисли над растопыренной жёлтой пятернёй палого листа. Сморенная усталостью, она заснула под охраной молодых крепких клёнов.