Глава 9

Утром я проснулся и увидел, что Василиса лежит со мной на лавке и чему-то радостно улыбается во сне. От одного сознания, что моя любимая рядом, меня накрыло волной непередаваемого счастья – ее распущенные волосы пахли свежестью и распаренной березой, лицо казалось по-детски безмятежным и светлым, а на прекрасной шейке возле милого ушка прилип маленький листочек от банного веника. Я протянул руку и тихонько его отлепил, Василиса, не открывая глаз, потянулась и сказала:

– Наверное, твоя привычка долго спать по утрам очень заразная, по крайней мере, на меня она уже перекинулась.

– А ты и не просыпайся, мне нравится любоваться тобой спящей. Ты такая красивая и безмятежная – просто загляденье, только, к сожалению, от моего взгляда просыпаешься, и сказка «спящая царевна Василиса» заканчивается.

– Я поняла, значит, ты специально заколдовал меня, чтобы я не просыпалась, а ты на меня мог насмотреться?

– Если бы я умел это, то так и сделал бы.

– Ладно, любуйся, мне даже нравится, никогда раньше не думала, что так приятно ощущать, когда любимый меня разглядывает. Так что смотри, а я тебе в это время про меч-кладенец расскажу, а то давно уже этот вопрос у тебя в голове читаю.

– Опять ты мне сканируешь мозги? Я предложу на совете клана принять закон о запрещении чтения мыслей!

– Ладно, слушай, депутат ты наш волшебный. Технологию изготовления меча-кладенца Горные мастера хранят в строжайшем секрете, поэтому про нее известно очень мало, в основном легенды и слухи. Сначала они из Сказочного дуба готовят угли, древесину рубят на кубики, насыпают их на огромную сковороду метров шести в диаметре, пересыпают чистейшим кварцевым песком и под ней очень долго поддерживают слабый огонь. Еще дольше остужают – несколько месяцев.

– Зачем так долго?

– Не знаю, естественно, все это творится с какими-то их заклинаниями, а может, и магическими предметами. Дальше в кузнечном горне, обязательно вручную, выплавляют сталь, как они ее куют, чем обрабатывают – знают лишь несколько мастеров из их клана. Я знаю только один секрет: в процессе обработки меч нельзя остужать, как только волшебная сталь застынет, то второй раз ее мягкой не сделаешь, сколько ни нагревай.

– А как же тогда закаливать такую сталь, ведь надо нагреть и резко охладить?

– Здесь мне сказать что-либо сложно, я и про технологию изготовления обычного холодного оружия мало чего знаю. Волшебную сталь сколько ни нагревай и ни охлаждай – она остается такой же твердой, баба Вера, когда меч еще находился у нас, проверяла. Даже Огнедышащий дракон не смог расплавить кладенец, а в его пламени все плавится или в пепел обращается. Думаю, что волшебная сталь такая прочная потому, что ее и не закаливают вовсе, а с ней происходит что-то другое – магическое.

– А вообще, в чем чудесные свойства меча-кладенца, кроме возможности рубить алмазы?

– Например, им можно за один взмах свалить дерево, он перерубает все сабли и мечи противников, в том числе и заколдованные, говорят, разрубить им рельс – не проблема. Можно подойти к каменной стене и за четыре взмаха прорубить новую дверь, и от этого меч не затупится и в камне не застрянет, я слышала, что он все режет и разрубает так, будто это не камень или сталь, а мягкое масло. Но это не самое главное, ведь в чем недостатки обычного оружия? Им невозможно сражаться с волшебниками, так как существует множество защитных заклинаний, делающих колдуна неуязвимым против самых острых клинков, но кладенец с легкостью прорубает все волшебство – не спасает ничто, поэтому-то его так боятся. Кроме этого, он незаменим для сражений со всевозможными магическими монстрами, которых заклинания и обычное оружие не берут. А для нас сейчас самое главное то, что его нельзя расплавить и им можно рубить раскаленную лаву Каменного дракона.

– Вот это да! Действительно, бесценный артефакт. Значит, заменить меч-кладенец нам ничем не удастся?

– Есть подобные мечи в волшебном мире, только много их кануло, а те, про которые известно, хозяева не дадут ни за какие коврижки. Это одни из самых драгоценных артефактов, их берегут-караулят так, что к ним не подберешься.

– Значит, надо активизировать поиски нашего законного меча.

– Пожалуйста, только не выходя из Заповедного леса – ты обещал! Ладно, пора встать и лететь к Водяному – изображать из себя Балду и мутить воду. Да, я вчера с бабой Верой про твой план поговорила, он ей понравился. Мы с ней выбрали подходящее место, и сегодня Колобок начнет там появляться с табакеркой.

– Как же, этого Колобка допросишься.

– Вы с бабой Верой просить не умеете. Я с ним вчера поговорила, объяснила, что идет угроза всему клану и Заповедному лесу, он сразу понял и с радостью согласился.

– Кстати, а почему же тогда баба Вера меня укоряла тем, что я упустил Кащея во дворце, если пытаться его убить или захватить – бесполезная трата времени?

– Бабуся на радостях, что меня удалось спасти, просто шутила, ты уж постарайся не все, что она говорит, принимать за чистую монету.

– Хороши шуточки, ладно, последний вопрос: а почему он с этим киллером связался, а не стал убивать меня какой-нибудь магией? Казалось бы, чего проще, взять и долбануть меня в затылок огненным шаром или чем-то подобным?

– Кто ж его, супостата, знает, но вообще-то считается, что погибнуть в магическом поединке – почетно, а вот умереть от рук непосвященного человека – позор для волшебника.

Как я ни оттягивал момент расставания, но пришлось идти заниматься делами, Василиса обернулась белой лебедушкой и полетела наводить мосты с кланом Воды, а я отправился к Ирине, продолжать занятия, – она меня уже давно звала тихой речью.

Пошел я принципиально пешком: прихрамывая и подволакивая правую ступню – ей больше всего досталось, но старался не сдаваться и сохранял на лице улыбку – надо тренировать ноги, они мне еще не один раз в этой войне понадобятся. Мама Ира вышла мне навстречу, и я ее не узнал: она стала совсем помолодевшей и стройной, а еще в длинном сарафане – выглядела она просто сногсшибательно, если бы не новые волшебные способности, то точно не узнал бы! А сарафан очень походил на Василисин, наверное, она один из своих нарядов ей подарила, уж больно он мне знакомым показался. От Ирининых девяноста восьми килограммов, а именно таким она всегда называла свой вес, осталось всего-то килограммов семьдесят, а ее традиционную прическу с начесами заменила длинная русая коса. Я когда-то видел ее фотоальбом, мама Ира в молодости была очень красивой, но сейчас она стала в сто раз очаровательнее – вот что значит волшебное преображение, а не просто парная, как я подумал вначале.

– Ничего себе! Ирина, это ты, что ли? – вырвалось у меня.

– Саша, ты неисправимый охламон! Какой волшебной фразе я научила тебя вчера?

– Ты просто обалденно выглядишь! Нет, даже невероятно, ты стала словно двадцатилетняя девушка смотреться, это не просто волшебство, а чудо какое-то!

– Спасибо! Вот видишь, можешь нормально разговаривать, если захочешь. Хотя слово «обалденно» можно оставить подросткам: пусть они им попользуются. Взрослому женатому мужчине такое не пристало.

– Даже и не знаю, в каком формате общаться теперь с тобой помолодевшей, мне надо к твоему новому внешнему виду привыкать.

– Как раньше общался, так и продолжай. Я же изменилась только внешне, а внутри так и осталась старой мудрой женщиной и твоим другом. Знаешь, я тут подумала и поняла, почему у тебя не получается «рикошет».

– Потому что глаз щурю?

– Нет. Когда ты идешь в бой, то у тебя совершенно другой настрой. Какой-то кураж, азарт, бесстрашие появляется, так? А здесь ты расслабленный, добрый, веселый. И поэтому совершенно неправильно на все реагируешь, дурачишься, проказничаешь.

– Ты думаешь?

– Почти уверена. Попробуй представить, что я твой враг, когда буду в тебя кидать шишки.

– Нет, что ты мой враг – я такого даже и на секунду представить себе не смогу.

– Хорошо, представь, что твой враг вот этот пень?

– Бзынь! – Шишка отрикошетила и пролетела мимо, за ней вторая, третья, дальше понеслись ветки, сучья, и все они прекрасно меняли траекторию от легкого магического прикосновения.

– Отлично! Просто превосходно! – раздался голос Николая Леонидовича, выходящего на поляну с боковой тропинки.

В этот раз, кроме очередной пары пижонских туфель, он вместо традиционного свитера и растянутых брюк нацепил на себя шикарный серо-голубой костюм-тройку и сверкающий ярко-синий галстук, и это в тридцатиградусную жару! Нет, я, конечно, многое понимаю, но так одеваться на прогулку в лес? Такое поведение у меня в голове никак не укладывалось! Сначала из-за кустов библиотекарь видел только меня, но, подойдя поближе, заметил и маму Иру; тут он остановился и прямо-таки в лице изменился, выразив мимикой целую бурю восторга и изумления. Никогда я за ним такого не замечал, раньше он всегда вел себя исключительно сдержанно, а тут всего две банные процедуры выбили его из колеи так, что у него явно началось какое-то помутнение рассудка, причем процедуры-то принимал не он, а моя бывшая сослуживица и не в его присутствии!

– Ирина, вы выглядите божественно! Вы просто ангел, у меня нет слов!

Он покосился на меня и притормозил поток комплиментов, думаю, если бы они оказались наедине, то он бы продолжал до бесконечности.

В этот раз библиотекарь стал нас учить отводить глаза – именно то самое заклятие, которое Кащей применил во время покушения на меня. Оно оказалось совсем не сложное, да и внешне неэффектное, вроде бы оно, со слов нашего занудного преподавателя, у нас и получалось, но прочувствовать этого мы не могли – то ли дело «бзынь», а через часок после начала занятий мама Ира обратилась ко мне тихой речью:

– Саш, а не мог бы ты под каким-нибудь благовидным предлогом сходить куда-нибудь? Николай Леонидович хочет со мной наедине пообщаться.

Я удивился, но вида не подал, минутку поразмыслил и позвал тихой речью Ягу, наплел ей, что есть разговор и хочется посекретничать с глазу на глаз, не успел я это продумать, как в мозг острым ножом впился ответ бабы Веры. Уж и не знаю, на самом ли деле ее телепатический голос звучал так резко или я только фантазировал, как бы у меня в голове звучали слова, произнесенные Ягой, вздумай она говорить мне прямо в ухо, но резануло слух сильно:

– Ой, Сашок! Заваливай! Я ж как раз закончила дуб грузить, так что, заходь! На полянке, возле бани, увидишь.

Я дождался, когда библиотекарь сделает паузу, и поднял руку:

– Извиняюсь, но меня Вера Васильевна зовет, с этим заклинанием мне все понятно, так что я пойду, ладно? А когда начнете что новое – зовите, я подойду.

Обернулся орлом и полетел к избушке, не долетая метров двадцать, перекинулся в человека и пошел, прихрамывая, уж не знаю почему, но стеснялся я менять ипостась в присутствии тещи, отчего-то я воспринимал смену ипостаси личным и интимным процессом, почти как переодевание.

Яга сидела за деревянным столом под яблоней и пела, перед ней стояла початая двадцатилитровая бутыль с мутной жидкостью – явно кое-кто уже начал в одиночку отмечать окончание такелажных работ. Так как она сидела ко мне боком, то не увидела моего приближения или заметила, но не подала вида, а вот ее романс, который она исполняла страстно, с подвываниями и синкопами, меня изумил – я прямо-таки остолбенел и застыл на месте:

Кроме пения, она попутно разыгрывала целую пантомиму, где на каждую фразу приходился специальный жест: слово «разлюбил» изображалось двумя ладонями, прижатыми к сердцу, «коварный» – руками, вытянутыми вперед, а «блудливый» – иллюстрировала повернутая влево голова, опущенные глаза и правая ладонь, приложенная ко лбу тыльной стороной. «Об-бэ-бэ-бэ-бэ-бэ-бэ-нимала» она себя сама, в лучших традициях комиков немого кино, когда руками максимально сильно обхватыают свое туловище и поглаживают свою же спину – в умелом исполнении актеров прошлых лет это создавало полную иллюзию, что кто-то стоит перед артистом и его обнимает, у бабы Веры этот трюк получался ничуть не хуже. «Цветок любви» изображался двумя прижатыми друг к другу ладонями, сложенными лодочкой, произнеся «навсегда», Яга ухватилась руками за горло, имитируя удушение, а на слове «погиб» ее голова безвольно опустилась и с глухим грохотом ударилась о доски стола! Романс закончился, но я так и продолжал стоять.

– Что встал, как не родной? Проходь, садись, – позвала меня баба Вера.

Я сел напротив, исполнительница была уже пьяненькая, веселая и пребывала в прекрасном расположении духа.

– Что, Сашок, накатишь стакашок? – рассмеялась своей остроте Яга.

– Нет, спасибо, мне еще заниматься сегодня.

Даже если бы и не учеба, то пить живую воду, будучи не раненым, не хотелось, а занятия – это лишь хороший повод для отказа, а то у меня почему-то все разговоры на тему, что я не хочу пить и кого-то не уважаю, всегда заканчивались или скандалом, или дракой.

– Правильно, что пришел. Пусть Иринка с Колькой поворкуют, их дело молодое.

Вот как, подумал я, значит, у мамы Иры и библиотекаря – дело молодое, а у меня и у бабы Веры – дело стариковское, интересное кино получается! Подумал, но промолчал и даже постарался закрыться, чтобы мои мысли в тихую речь случайно не обернулись.

– У меня вот какой вопрос. Я тут случайно в ларчике обнаружил клубок путеводный, вы мне не могли бы про него рассказать поподробнее?

Баба Вера несколько театрально вытаращила на меня глаза от удивления, сегодня актриса явно находилась в ударе и переигрывала, наверное, сказывалась усталость от окончания тяжелых погрузочных работ.

– Ну, паря, и рисковый ты малый. Как говаривал Лешка Пешков: «Безумству храбрых поем мы песню». Ты только Василисе об энтом не говори, что лазил по моим ларчикам, а то огребешь от нее по полной!

– Да она знает, это я при ней схулиганил.

– Во как! Ладно, энто ваши дела семейные, не буду лезть. Так что ты про клубочек узнать-то хотел?

– Для чего он применяется? Как им пользоваться?

– Нужон для того, чтоб находить короткий путь. А пользоваться им просто. Приложил ко лбу, подумал о том, куды надобно. Клубок бросай, а сам за ним поспешай!

– А что такое короткий путь?

– Это, как бы табе сказать. Как в Заповедном лесу, подумаешь, что хочешь к Лукоморью, и мигом выходишь. Это оно и есть. А ежели прямо идтить, то сто верст киселя хлебать. А клубок – он везде бегает, а не токма у нас.

– То есть с этим клубком можно так же быстро добираться до цели и вне Заповедного леса, и без всяких дубрав-парков?

– Во! Ты все и сам уразумел.

– И когда им у вас пользовались последний раз?

– Да как раз када за кладенцом в погоню бросились. Табе Колька уже небось разболтал. Любит он всем трепать про энто! Мне на срам и стыдобу! Все уже сто лет забыли как, а он, буквоедишко лошадиный, и трепет, и трепет!

– А почему вы сейчас путеводным клубком не пользуетесь? Он уже пришел в негодность по старости?

– Сам ты пришел в негодность по старости! Надо же так выразиться обидно! Клубок – почти новехонький. Разве что моль его побила, но энто ерунда. А пользуимся не часто, потому как вещь это редкая, штучная.

– Понятно. То есть если я захочу пройти в то место, где в клане Крылатых коней хранили наш кладенец, то мне надо представить меч, приложить клубок ко лбу и пустить его по тропинке. Дальше я побегу за ним и окажусь на месте?

– Так ты собрался меч-кладенец искать, вот орел! Я на твоей стороне. Ты действуй, не боись! Я Василиске ничего про энто не скажу – могила! Эх, за успех поисков!

Баба Вера налила себе полный стакан и так смачно его хряпнула, что даже мне, не особо пьющему, тоже захотелось выпить, но только не «живой воды».

– Так вы не ответили на мой вопрос: я представляю кладенец, иду за клубком и попадаю на место бывшей дислокации Пегасников?

Яга на минуту задумалась:

– Не, не попадешь – ты меча-кладенца отродясь не видал. Да и нет его тама. И табе ноги надобно подправить – не ровен час отстанешь. А ну-ка легай на стол! Хромоту твою прогонять буду.

Такая смена тем в беседах с бабой Верой меня все время смущала, никак не мог я привыкнуть к тому, что посреди разговора она всегда могла внезапно переключиться на совершенно другую проблематику, казалось бы, никак не связанную с прошлой беседой.

– На стол неприлично, может, на лавку лучше?

– Ложись, табе говорят, чистоплюй интеллигентский. Неудобно знаешь что? А вот не скажу! Молод ты еще знать такое!

Я вздохнул и лег на спину с краешка стола. Баба Вера сорвала травинку и стала водить ей над моими ногами, приговаривая:

– Вот поди ж ты, какая незадача, и куда же энто ты кривисси-то? И-ти-ти-ти куды поехала! Ох ты ж как!

Как только травинка начинала загибаться, баба Вера второй рукой ее подправляла и продолжала вроде нехитрые манипуляции, а я в это время чувствовал в ногах покалывание и подергивание, какое иногда возникает, когда отсидишь ногу.

Тут на поляну спикировала белая лебедь, ударилась оземь и обернулась красной девицей, моей женой Василисой, как говорится, с кем поведешься от того и наберешься, вот со мной повелась и научилась этому почти клоунскому номеру, оказывается, любовь к шуточкам и трюкам – это у нас семейное.

– Ой, баба Вера, так у тебя здесь праздник: живая вода на выпивон, а добрый молодец на закусон?

– Если бы закусон, – отозвалась Яга. – Опять твой добрый молодец дело пытает: ноги ему смотрю, а то ходит он незнатно.

Василиса подошла поближе, и я заметил, что она вся мокрая и продрогшая и с нее в три ручья вода стекает, я даже испугался:

– Василиса, что случилось?

Попытался вскочить со стола, но Яга грубо удержала меня и продолжила манипуляции с травинкой.

– Со мной все в порядке, так, с Водяным чуток побеседовали. Сейчас на солнышке обсохну и стану краше прежнего.

– И как переговоры прошли? – осторожно уточнил я.

– Не получится у нас союза с кланом Воды.

– Нет, я щас точно озверею, – не выдержала Яга, – этот-то еще балбес не обученный. Но ты-то ужо должна знать, что когда травкой правишь, то трепать языком не надобно! Ты, орел, лежи и молчи, а ты, мокрая, иди подсоблять. А ежели кто еще слово вякнет, то пониже спины и получит!

Дальнейший сеанс моего лечения проходил в абсолютной тишине, Василиса тоже сорвала травинку и стала водить над моими ногами, покалывание сначала усилилось, а минут через двадцать и вообще прекратилось.

– Все, симулянт хренов, вставай. Таперь можешь и бегать, и прыгать. Ноги лучше старых, – констатировала Яга.

– А чем же они лучше? – уточнил я.

– Портянками меньше воняют, – съязвила баба Вера. – Ладно, пойду я баню топить, скоро Иринку надо третий раз парить, а вы тута поворкуйте.

– Да куда еще маму Иру дальше молодить можно? – возмутился я. – Она после третьего раза вообще десятилетней девочкой сделается!

– А энто, голубь, не тваво ума дело, сколько надо, столько и будем молодить, или чего там еще, – отозвалась Яга, взяла бутыль, стакан и пошла в баню.

Я встал со стола и прошелся – ноги работали великолепно, повернулся к уходящей Яге и успел крикнуть:

– Спасибо! Ноги действительно просто новые! Бабушка Вера, вы великая волшебница!

Мы остались с Василисой вдвоем, и я попробовал ее подбодрить:

– Ты, главное, не расстраивайся, попробуем что-нибудь другое придумать, ведь союз с кланом Воды – это только один из вариантов был.

– Что-то другое не получится. В принципе и я, и баба Вера можем с водой работать, но только в небольших объемах, такого, чтобы поднять целое озеро и в нужное место вылить, мы не умеем. Понимаешь, есть магия первичных стихий, и чтобы ей в совершенстве овладеть, нужна узкая специализация. Например, выдающийся скрипач может играть на фортепьяно, но только на уровне музыкальной школы. Или пианист, взяв скрипку, тоже сможет кое-что сыграть, но слушать такое никто не захочет.

– Я говорил не о магии, а об альтернативных вариантах.

– А что тут можно придумать? Ситуация, как ты любишь говорить, патовая! Вернее даже сказать – эндшпиль: Кащей делает шах и ставит нам мат в один ход!

– Если уж следовать шахматной терминологии, то сейчас Бессмертники собираются провести свою пешку в ферзи, но вовсе не факт, что они выиграют всю партию, можно и при перевесе сил все свести к ничьей, а то и вынудить противника поставить пат, мы ведь еще не определились с нашими фигурами!

– Да какие фигуры, считай, две ладьи: я и баба Вера, даже если тебя и Иринку в качестве пешек посчитать, то доска пустая выходит, а вам до ферзей еще топать и топать! Библиотекарь не в счет, он с его ранимой психикой к оперативным действиям совершенно не приспособлен, с ним хорошо только в плен сдаваться.

– Хорошо, четыре фигуры – это уже большие силы для эндшпиля, наше главное преимущество – время, которое можно использовать для поиска новых. Мы хотели поставить на доску «слона», Водяного, – не получилось, значит, вместо клана Воды надо смотреть другие варианты. Вот, например, с ходу могу предложить воспользоваться щекоткой для труб!

– Чего-чего? – Василиса рассмеялась. – Да я такого колдовства отродясь не слыхивала!

Я постарался не реагировать на насмешки и стал терпеливо разъяснять:

– Когда баба Вера спасала меня из горящей квартиры, то она оторвала водопроводную трубу и пощекотала ее помелом, та захихикала и так плюнула водой, что весь пожар в момент залила.

Я думал, что Василиса еще сильнее рассмеется, но она, наоборот, посерьезнела и с горящими глазами ухватилась за эту идею.

– Слушай, точно, только надо привести Каменного дракона туда, где есть большая труба с водой.

– Не обязательно приводить, ведь что такое водопровод: водоем, насос и труба. Мы можем соорудить специальный водопровод для дракона, например, на Гнилой пустоши. Ведь, насколько я понимаю, Кащей не может заглядывать к нам в лес и не узнает, что мы тут для его Каменного дракона готовим. В этом болоте много воды, там глубоко?

– Гнилая пустошь – бездонная, если верить преданиям, только там электроэнергии нет, насосы не к чему подключить.

– Электричество – не проблема, сейчас существуют автономные бензиновые или дизельные генераторы. Проложить трубы, поставить насосы, вот только денег на это найти надо, а то у меня все сбережения сгорели в буквальном смысле слова – я по дурости деньги в квартире держал. Да! Можно еще лучше сделать! Заранее соорудить какой-нибудь водоем на возвышении – насыпать плотину, наполнить яму водой, а при появлении дракона – открыть.

Подавленное настроение у Василисы менялось на радостное, и это замечалось невооруженным глазом.

– А вот это уже в яблочко, Сашенька, какой же ты у меня умный! – Василиса бросилась ко мне на шею и подарила мне долгий страстный поцелуй.

– Приятно как! Я теперь тебе буду больше умных вещей говорить, чтобы ты меня почаще целовала.

– Хороший ты мой, да если мы хоть чуть отведем от себя угрозу уничтожения, я тебя буду целовать с утра до вечера!

– А еще несколько поцелуев, в качестве аванса, можно?

– Не сейчас, вечером. Пойду я бабе Вере помогать – скоро Иринка придет, а ты лети, орел мой, потренируйся.

Я посмотрел на мозоли, которые мне оставила неудобная рукоять моего импровизированного деревянного меча, и ответил:

– Что же, занятия спортом – одно из моих любимых увлечений!

Вечером Василиса пришла рано, я как раз только что спать лег, но уснуть еще не успел, лежал и думал, хотелось как-то систематизировать в голове полученные знания, но не особо получалось: слишком мало информации, да и та обрывочная.

– Все, закончили мы лечить Иринку, так что теперь я вся твоя навеки, разве что с небольшими перерывчиками на заботы о делах клана. О чем ты думал, когда я пришла?

– Ой, а у тебя коса сегодня по-другому заплетена, теперь она прямо на голове начинается, и такая ровная, класс!

– Нравится? Это мне Иринка заплела, французская косичка называется.

– Косичка? Да это чудесная огромная косища! Очень нравится, и вообще, твои волосы просто восхитительные, подобных сейчас и не встретишь ни у кого. У тебя они такие длинные и густые, что когда коса распущена, то тебе можно вообще без кофточки ходить.

– Предводителю клана появляться на людях в полуголом виде, сдурел, что ли? Ладно, не выкручивайся, я тебя спрашивала: о чем ты думал, когда я пришла? Что тебя на такие тяжелые раздумья навело?

– Опять о делах? Может, потом об этом поговорим? Иди ко мне.

– Я же знаю, что мысли все равно станут тянуть тебя за душу. Так что лучше расскажи сразу.

– Понимаешь, у меня есть какое-то ощущение, что где-то близко есть решение наших проблем. Оно где-то рядом, на поверхности, но мы его не видим.

Василиса внимательно посмотрела на меня, почему-то она отнеслась к моим словам очень серьезно, а не стала отшучиваться, как обычно:

– Ощущения у волшебников – чрезвычайно важный момент. Посвящение раскрывает интуицию и помогает предвидеть многие события. Некоторые, у кого есть способности к предвидению, только на этом и специализируются. Правда, качественные предсказания можно делать только для простых людей, а волшебникам вместо предсказаний приходится довольствоваться очень туманными образами и чувствами. Так что ты видел в своих снах наяву?

– Такое ощущение, словно есть что-то, что прямо сейчас находится рядом с нами, где-то здесь, что мы видели не один раз, знаем про него, но сейчас у нас взгляд, как говорят, замылился.

Василиса медленно обвела взглядом избушку, как бы осматривая, где и что мы могли забыть или упустить из виду:

– А как ты видишь это, можешь описать конкретнее?

– Вот в том-то и дело, что точнее сказать не могу, что это: или предмет, или знание, или даже человек, к которому можно обратиться за помощью. А мы можем опять здесь собраться все вместе и провести мозговой штурм и ревизию всех наших артефактов?

– Нет, такое с Огневиками не получится, это уж совсем против норм этики: свои артефакты клан не показывает никому, да и внутри клана не все знают про все. Давай эти два мероприятия разделим: мы втроем, я, баба Вера и ты, проведем ревизию и отдельно соберем всех на еще один мозговой штурм, уже совместно с Анфисой и Егором.

– Два так два, меня это устраивает.

– Вот и хорошо. Но ведь тебя еще что-то тянет, я же чувствую, говори сразу.

Я ненадолго задумался, давно хотелось спросить, но все как-то не мог придумать, как бы потактичнее это сделать, а тут решил, что семь бед – один ответ, выдохнул и произнес:

– А почему после мозгового штурма ты одна ушла из Библиотеки с Огневиками? Вы что-то важное обсуждали, что-то секретное, чего я не знаю?

Василиса немного смутилась, но ответила:

– Если честно, то мне стало стыдно, что я – предводитель клана, а толком предложить ничего и не могу. Другие придумали намного больше и лучше меня, поэтому и ушла подальше от своего позора.

У меня от таких слов просто камень с души упал, и сразу захотелось обнять и пожалеть мою милую Василисушку, чтобы она не возводила на себя понапраслину и не расстраивалась из-за сущей ерунды, но я постарался ей сначала все объяснить логически:

– Какие глупости ты говоришь! Тот, кто возглавляет коллектив, не обязан придумывать все решения сам. Это нормально, когда подчиненные генерируют больше интересных идей. Руководитель, наоборот, должен стимулировать в подчиненных творческий подход, уметь выбирать лучшие варианты и организовывать их реализацию.

– В обычной, человеческой жизни – да, это так, но в кланах все устроено по-другому! Традиции таковы, что все безоговорочно верят в то, что предводитель знает все, никогда не ошибается, не сомневается и сможет найти выход из любой ситуации.

– Но времена меняются. Раньше целыми странами руководили цари, короли и императоры, которые якобы являлись суперлидерами и никогда не ошибались.

– Ты понимаешь, дело вовсе не в том, ошибаюсь или нет, а в том, что я катастрофически не справляюсь со званием предводителя. Со мной Водяной даже разговаривать не захотел – настолько я неавторитетный вождь, а передать мне это бремя некому. Когда мы жили в каком-никаком нейтралитете, то это не так бросалось в глаза, а сейчас – слов нет, как меня тяготит мое несоответствие. – Василиса не сдержалась и расплакалась.

– Ты прекрасный, замечательный предводитель, иди, я тебя обниму.

– Ты слишком предвзято ко мне относишься, вот поэтому и говоришь так.

– А насчет единоличного лидерства – я тебя уверяю, что тоталитаризм – не самый лучший способ руководства. И неважно, о чем идет речь: кланы, предприятия или страны. Если раньше такого у вас никогда не встречалось, то вовсе не значит, что нововведение невозможно и сейчас! Ты можешь стать первым предводителем, который вместо деспотии создаст клан, построенный на основе принципов демократии. Про тебя потом легенды рассказывать станут! Ведь когда каждый участник чувствует себя свободной личностью, он своим умом, талантом и трудом сможет внести гораздо больший вклад, чем когда он тупо смотрит в рот вождю и бездумно выполняет его решения.

– Наверное, ты прав, хоть мне такое слышать и чудно, но другого решения я не вижу. Значит, начнем строить первый демократический клан и посмотрим, что из этого получится.

Василиса наконец-таки улыбнулась, села ко мне на лавку и разрешила мне вытереть слезы с самых милых глаз на всем белом свете.