Глава XIX
Череп
I
– Мне бы очень хотелось, – произнесла миссис Брайс Харрингей капризным тоном, – чтобы ты, Джим, избавил нас от этого полицейского! Одному Богу ведомо, чего он ищет! Он до смерти пугает моих бедняжек!
Она приласкала толстушку Марию и одарила улыбкой жирненькую Антуанетту. Джим насупился. Его простодушная физиономия за последнее время привыкла к хмурым гримасам.
– Он интересуется адресом дантиста Руперта, – проворчал он.
– Адрес в записной книжке Руперта. Вы удовлетворили его любопытство?
– Да. Не пойму, зачем ему понадобился дантист с Хай-стрит в Боссбери. Лично я всегда лечу зубы в Лондоне.
– В Боссбери дешевле. К тому же это прекрасный дантист. О зубных врачах болтают много небылиц, – заметила миссис Брайс Харрингей. – Квалификация есть квалификация. Если человек не умеет работать, то ни один разумный пациент к нему не обратится. Это так естественно, что недостойно внимания.
– Не я обращаю на это внимание, – мрачно буркнул племянник, – а вы.
– Джеймс, с тобой стало трудно. Старайся меньше мне противоречить. Дух противоречия возмутительнейшим образом нарушает правила хорошего тона, и ты, Джеймс, поступаешь неприлично, когда так себя ведешь. Спорить с тобой – значит жертвовать собственным достоинством. Я отказываюсь это делать! – заявила она пылко, нарушая равновесие Антуанетты, угнездившейся в ненадежной позе на полных коленях хозяйки. – С этого момента я глуха. Твою невежливость я встречаю молчанием – учти, Джеймс, уязвленным, но все же молчанием!
Джеймс со стоном сделал попытку покинуть помещение, но ему помешало появление дворецкого.
– Миссис Лестрендж Брэдли, сэр! Желает побеседовать с вами с глазу на глаз.
– Я уже ухожу, – холодно промолвила миссис Брайс Харрингей и вышла.
В следующее мгновение перед Джимом уже стояла миссис Брэдли. Он подумал, что никогда еще она так сильно не напоминала хищную птицу.
– Инспектор здесь? – спросила она.
– Он отправился в Боссбери, к дантисту Руперта Сетлея, – объяснил Джим.
– По моему совету. Давно он уехал?
Он посмотрел на часы:
– Два часа назад. Кажется, уже вернулся: я слышу, как подъезжает его машина.
– Отлично!
Она опустилась в кресло и вооружилась блокнотиком с отрывными листами.
– Замечательное изобретение! – похвалила миссис Брэдли блокнот, размахивая им. – Страница заполнена. Она еще нужна. Только это может быть опасно: вдруг она попадется на глаза тому, кому не положено ее видеть? Вдруг тот человек сделает неверные выводы? Что ж, в таком случае удаляем страничку.
Инспектор постучал во французское окно, кашлянул и вошел.
– Миссис Брэдли, – начал он, – первый раунд остался за вами. Зубы принадлежат Сетлею: дантист уверяет, что они его. Что теперь, мадам?
– Достаньте череп, инспектор, и узнайте, соответствуют ли зубы его челюстям.
– Череп! – Гринди хрипло рассмеялся. – Где мы только его не искали! Все напрасно, он как сквозь землю провалился.
– О да! – подхватила миссис Брэдли. – Вы, полицейские, такие! Шарите в прудах, ворошите кусты, лезете в крапиву, не брезгуете канавами, рискуете сломать шею, карабкаясь на деревья, – и все ради того, чтобы отыскать нечто, что находится у вас под носом, достаточно пораскинуть мозгами и проявить здравомыслие, чтобы пятиминутные поиски увенчались успехом!
– Хотите сказать, что вы его нашли? – Инспектор чуть не подпрыгнул. – Где?
– Нет, – бесстрастно ответила она. – Но я знаю, где он находился раньше, и, кажется, знаю, где череп сейчас.
– Где, мадам? Мы и так потратили на череп недопустимо много времени. Услышав, что его украли из мастерской Райта, я сразу заподозрил неладное.
– Короче говоря, он находился в музее Кулминстера, за копией римского щита. Я видела его там и послала взглянуть на него Фелисити Брум. Она тоже его видела!
– Когда это было?
– Две недели назад.
– Черт побери! – взревел инспектор Гринди. – Две недели напрасной возни! Почему вы не сообщили нам?
– Сядьте, инспектор, – спокойно промолвила миссис Брэдли. – Я все объясню. Что бы вы сделали, если бы я показала вам череп?
– Сразу забрали бы его из музея!
– Вот именно.
– При помощи зубного протеза Сетлея я бы доказал, его ли череп!
– Да. И только.
– Что же еще?! – Инспектор с трудом сдерживался, чтобы не закричать.
– Сейчас поймете. – Она потянулась вперед и постучала его по груди своим желтым когтем. – Ожидание, чтобы череп забрал из музея Кулминcтера кто-то другой, а не полиция, помогает мне добиться гораздо большего, чем просто идентифицировать труп в Боссбери. Вы не можете доказать тождественность трупа и черепа только с помощью зубного протеза, который юный Харрингей обнаружил у викария на свалке.
– Я предположу, что одно принадлежит другому, и, видимо, со мной не станут спорить, – проворчал Гринди.
– Отлично сказано, отлично, – пробормотала миссис Брэдли. – В случае сомнения иногда срабатывает тактика бешеного напора. Итак, в Кулминстерской коллекции черепа больше нет…
– То есть как? – Инспектор спрыгнул с кресла, как ужаленный. – Уже нет?
– Придется повторить в третий раз: нет. Не знаю, куда он девался.
– Так я вам и поверил! – Гринди потерял терпение – сказалось двухнедельное напряжение. – Какого черта…
– Это уже слишком!
Джим Редси, сидевший до этого на столике, вскочил и угрожающе надвинулся на полицейского.
– Я долго терпел вас, пока вы делали то, что по недоразумению называли исполнением своего проклятого долга, но больше не допущу, чем бы это мне ни грозило! Я не поклонник миссис Брэдли, но если вы не способны разговаривать с ней вежливо, то выйдите вон! Я уже давно мечтаю о возможности сунуть вас лицом в цветочную клумбу, так что советую быть осторожнее. – И он сел на прежнее место.
– Негромкие, но вполне одобрительные аплодисменты по всему просторному залу, – усмехнулась миссис Брэдли, жестом приказывая возмущенному инспектору снова сесть. – Признательность оратору за пламенное выступление. Не горюйте, мистер Гринди, я не стала к вам хуже относиться. Поверьте, мне понятен ваш подход. Слушайте дальше. – Она склонила голову набок и одарила его улыбкой. – Предположим, я дам вам список из восьми человек, один из них мог забрать череп и, следовательно, что-то знает о гибели Сетлея – при том условии, что череп его, а не чей-либо еще. Разве это не сузило бы для вас поиски?
Инспектор был полон сомнений.
– Лучше бы вы сказали, куда они его дели, – скорбно проговорил он. – Боюсь, что это вам не под силу. Вы сильно затруднили мне работу тем, что не сообщили про череп, когда он находился в Кулминстере.
– Если вам так нужен череп, то мы с вами можем попробовать определить, где его искать. Какой тайник лучше всего, Джеймс Редси?
Тот усмехнулся:
– То место, где уже искали.
Миссис Брэдли наградила его царственной улыбкой.
– Умница! Ну так что, инспектор?
Но Гринди молча сидел с обиженным видом.
– Вы зря расходуете мое время, мадам, – пробурчал он.
Она вздохнула.
– Лучше не капризничайте, дружище, – посоветовал Джим, радуясь огорчению инспектора. – Загляните еще разок в мясную лавку.
– Стыдно, Джеймс! – раздался голос миссис Брайс Харрингей. – Учитывая, что все мы считаем злосчастные останки в мясной лавке трупом твоего кузена, мне представляется, что тебе следовало бы найти для этого ужасного места более уважительное название.
– Однако он прав, – заметила миссис Брэдли. – Поехали! К вам в машину влезут трое, инспектор?
– Подождите! – Гринди преградил ей путь. – Это шутка?
– Собрат мой по роду человеческому, – провозгласила миссис Брэдли, воздев худую клешню, как для благословения, – никакая это не шутка! У вас есть ключи от лавки? Или вам нежелательно мое общество? Так и скажите.
– Ладно, – кивнул инспектор. – Только мне надо будет забрать из участка в Боссбери суперинтенданта…
Он еще не договорил, а миссис Брэдли уже восседала на заднем сиденье. Гринди с недовольным видом занял водительское место и запустил мотор.
Лавка была по-прежнему заперта, ее окна закрывали ставни. Инспектор достал ключ, отпер дверь и включил газовое освещение.
– Ну и что? – проворчал он.
– Подождите. Куда мясники бросают обрезки и кости? – спросила миссис Брэдли, без малейшего стеснения шагая внутрь лавки.
– В ящик под разделочной колодой или под прилавком, – предположил суперинтендант, приехавший с ними, и дернул бронзовую ручку.
– Сейчас мы… Бог ты мой! Что скажете, Гринди?
Оба, тараща глаза, уставились на череп.
II
– Как вы догадались? – вскоре спросил Обри.
– Мне помогли размышления и знание человеческой натуры. Сам подумай. Уж больно аккуратное дело. Убийства обычно не бывают аккуратными. Кража – куда ни шло, или, например, подлог. Совращение, даже поджог могут быть отнесены к категории изящных искусств. Но не убийство. Убийцу душит алчность или страсть, его раздирают первобытные чувства. А первобытность – синоним нечистоты. Я рассудила, что человек, так успешно расчленивший тело, безупречно убравший за собой и аккуратно развесивший человеческие останки на крюки, незауряден. Я сразу сняла подозрения с Джеймса Редси. Не говорю, что Джеймс не мог бы совершить убийство. Большинство из нас могли бы и совершали, если бы не естественный страх последствий или неестественное отторжение, подавляющее наши желания. Но Джеймс не расчленял тело, и он неаккуратен – даже когда роет яму, чтобы закопать тело! А еще в нем нет ничего оригинального. Поэтому я исключаю, что он способен разрубить человека на части и бегать по лесу, перепрятывая с места на место череп. Но это не беда, среди нас живет достаточно оригиналов. Я составила целый список. На первом месте в нем преподобный Стивен Брум.
– Викарий? – ахнул Обри.
– Человек, который ложится в постель с настенными часами и сующий себе в карманы чужие вазы и разбитые баночки из-под варенья, невероятно рассеян и забывчив и представляет интерес для психоаналитика.
– Вот вы о чем… – разочарованно протянул Обри. – Я думал, вы подозреваете старого Брума в убийстве.
– Следом за ним, – продолжила миссис Брэдли, не обращая внимания на его слова, – в списке твоя матушка. Миссис Брайс Харрингей – необыкновенная женщина, к тому же располагает убедительным мотивом для устранения Сетлея и Редси.
Обри хихикнул:
– Вот это да! Мамаша? Она таракана-то не может раздавить!
Миссис Брэдли сочувственно улыбнулась и покачала головой:
– Она очень любит тебя. А любящие матери способны на самые удивительные поступки ради материального благополучия своих детей. В случае ухода в мир иной Сетлея и Редси ты становишься наследником всей семейной собственности.
– Да, в случае ухода в мир иной их обоих, – признал Обри.
– Кто первым привлек внимание полиции к исчезновению Сетлея? – затараторила миссис Брэдли. – Кто сообщил, что видел, как два кузена удалились в лес в воскресенье в семь пятьдесят пять? Никто больше не видел их в тот момент вместе! И никто больше не указывает на точное время. Сетлей убит, Редси повешен – вот оба и устранены! – И она громко рассмеялась.
Обри выпрямился. До этой минуты он полулежал в самом удобном шезлонге миссис Брэдли, заложив руки за голову и задрав ноги, и увлеченно слушал ее версии. Теперь он опустил ноги и подался вперед.
– Моя мать не такая. Она не стала бы, и все! А уж что до расчленения тела…
– Согласна, – кивнула миссис Брэдли. – Настолько согласна, что думаю вычеркнуть ее из списка потенциальных подозреваемых. Характер, склонности, привычки – все это в подобных случаях имеет огромное значение. К тому же твоя мать не переместила бы череп из Кулминстера в Боссбери.
– Почему? – удивился Обри. – Я знаю, конечно, что она этого не совершала, потому что не убийца, но что заставляет вас считать…
– Дальше в моем списке двое молодых людей и молодая женщина из коттеджа на холме, – неумолимо продолжила она. – Райт – художник, то есть, согласно расхожему мнению, аморальный тип, чуждый личного достоинства и нормальных человеческих обязательств. Пария, изгой, бессовестный ловкач и патологический должник. Склонен к беспорядочным связям, валяется по чужим постелям… Любитель абсента. Некто с длинными патлами, грязный, развратный, умственно неуравновешенный. Употребляет кокаин, пьет без удержу, рьяный поборник непристойностей, похоти и свободы.
– Благодарю, – усмехнулся Обри. – Я все застенографировал. Верзила Стаффорд в прошлом году обозвал меня клопом-вонючкой. Теперь я знаю, как ему ответить!
– Райт, – гнула свое миссис Брэдли, только немного понизив голос, – как раз такой человек, которому может показаться забавным развесить человека по частям на крюки. Он способен на убийство. Запросто украл бы череп из собственной мастерской, заменив его кокосовым орехом. С него станется засунуть в челюсти черепа живое растеньице, чтобы создать впечатление, будто он давно лежит среди камней, а потом замаскировать его армерией. И он достаточно глуп для того, чтобы выбрать для этой цели слишком крупный и бросающийся в глаза пучок.
– Как это? – спросил Обри, набравшийся от миссис Брэдли такого количества разящих определений художников, что был готов словесно уничтожить в первый же день нового учебного года хоть сразу троих Верзил Стаффордов.
– А так: сорвал пучок цветущих растений, сразу привлекший внимание молодежи, отдыхавшей на морском берегу, – объяснила она. – Надо было воспользоваться неприметным кустиком.
– Да, глупо! Но все равно трудно представить старину Райта в роли убийцы, – промолвил Обри. – У него надежное алиби.
– Откуда ты знаешь?
– До без четверти восемь он находился в церкви.
– Доказано и принято.
– Без четверти девять встретился с Марджери Барнс.
– А это тебе кто сказал, внучек? Я думала, что никто не знает, что у нее было свидание именно с ним. Мне она, конечно, созналась, однако…
– Мне тоже. Правда, только вчера. Сказала, что вы знаете и можно откровенничать с другими. Правда, взяла с меня слово не давать моей матери сталкиваться с доктором.
– С доктором?
– Да, с отцом Марджери. Надеюсь, это не он – Джек Потрошитель?
– Джек…
– Был когда-то такой убийца.
– Я как раз дошла до него. Врачи порой совершают подобные преступления. Взять хотя бы доктора Криппена.
– Но Кора сама напросилась, ведь так?
– В таком случае Руперт Сетлей тоже напросился, – едко ответила миссис Брэдли. – Это самое плохое в убийствах. Мы часто сочувствуем убийцам! Находим множество уважительных причин, вроде бы оправдывающих их. Главный недостаток, присущий убийцам, – отсутствие чувства юмора.
– Но вы сами только что сказали, что Кливер Райт…
– Да. Это как раз то, что убеждает меня вычеркнуть его из списка подозреваемых. Уж он-то юмором обладает – возможно, нездоровым, зато настоящим. Я почти готова вынести по его кандидатуре оправдательный вердикт.
– При чем тут вообще чувство юмора? – спросил Обри, снова откидываясь в шезлонге.
– О, юмор – это все! Отсутствие юмора означает неуравновешенность. Неуравновешенность влечет за собой умственную нестабильность. А это, по логике вещей, уже безумие. Все убийства совершают сумасшедшие. Я имею в виду, конечно, умышленные убийства.
– То есть все убийцы – сумасшедшие?
– Все, кроме меня. Моя возмутительная нормальность сама по себе – умственный дефект. Иногда у меня рождается такая мысль.
Она прищелкнула языком, Обри лениво улыбнулся.
– Вы еще не говорили о переносе черепа, – напомнил он.
– Помнишь, как мы играли в моем доме в игру?
– Да.
– Это все. Теперь сам пораскинь мозгами.
– Мы записали свои предположения о том, где спрятан череп, – медленно проговорил Обри. – И… Я понял! Кто-то из игроков решил, будто чья-то догадка может оказаться верной, и перепрятал его. Вот ведь болван! Не трогал бы его – и дело с концом!
– Ну, не знаю… – протянула миссис Брэдли, хмуря лоб. – Игру с черепом в «найди наперсток» затеял не преступник.
– Так вы знаете? Откуда? Как вы узнали, кто убийца?
– Человек, перенесший череп из Кулминстера в Боссбери, был охвачен паникой. А убийца не паникует, он чувствует себя в полной безопасности. Уж поверь, если бы не опасение, что полиция рано или поздно выдвинет обвинение против невиновного, я бы оставила убийцу в покое. Руперт Сетлей…
Она осеклась. Чудесный очаровательный мальчик приходился убитому близким родственником.
Обри кивнул:
– Сам напросился. На его надгробном камне следовало бы написать: «Руперт Сетлей – негодяй».
– И все же в конце этого непростого дела мы, возможно, убедимся, что нашла коса на камень, – заявила миссис Брэдли.