Глава 10
Аббио стукнул кулаком по грубому столу, установленному в палатке. Стол у него выполнял помимо своего основного предназначения еще и функцию маленького сигнального колокольчика, такого привычного в домашнем обиходе всех знатных людей, но не нашедшегося в походной обстановке из-за спешности сборов.
И сразу же с улицы за полог зашел слуга, словно давно ждал сигнала эделинга.
– Быстро найди какую-нибудь одежду для моего спасителя. И фрамею ему принеси, чтобы от сакса его никто не отличил. Бегом!
Несмотря на грозный окрик, слуга задержался, чтобы окинуть взглядом стройную фигуру Люта, так не похожего на сильных и широкоплечих, заросших волосами лесных саксов, составляющих основное окружение эделинга.
Далимил молча ждал, отступив от раненых на два шага.
– Мой эделинг, – сказал второй раненый сакс, до этого молчащий. – Мы достойны смерти, но мы не предали своего господина. Беда в том, что мы привыкли сами делать засады, но франки на нас обычно их не делают. Потому мы и оказались беззащитными. Как нам было знать, что эти воины…
– Я вам доверил свою жизнь, – без жалости перебил говорившего Аббио. – Вы должны были каждый взгляд со стороны ловить. Собой жертвовать, но не дать врагу подойти ко мне близко. А вас самих зарезали, как овец, и меня чуть не повесили. Меня – эделинга! – хотели повесить, как какого-то бродягу без имени, без племени… Вы опозорили весь свой род. И вместо признания вины пытаетесь оправдываться. Где Стенинг?
– За ним послали.
Аббио заходил по палатке от стены до стены, возбужденный, нахмуренный, и что-то, видимо, обдумывал. Тем временем слуга принес одежду для Люта.
– Зачем это? – не понял юноша. – Мне кажется, я и так выгляжу вполне прилично.
– Надо, – сказал, вторя эделингу, и Далимил. – От тебя за двойной перегон лошади Рарогом пахнет. Любой встречный узнает бодрича.
– А ты? Сам же не переоделся! – упрямился Лют.
Далимил развел руки, будто показывая себя.
– У меня кольчуга баварская, плоская, шлем лангобардский. Борода черная, как у бродячего цыгана, и цыганский бич в руках. Пойми-ка, кто я, если я и сам того не знаю…
Лют неохотно влез в странную смесь грубой ткани со шкурами, не имеющую ни одной застежки, и чувствовал себя в таком виде пугалом для птиц. Далимил невольно засмеялся. Даже эделинг, остановившись и посмотрев на спасителя, улыбнулся. Одежда явно предназначалась для человека, ростом выше на голову и в два раза более широкого в плечах.
– Пояс потуже затяни, тогда лучше будет. И кольчугу закрой, – посоветовал он. – Это не очень важно, славянские кольчуги везде ценятся, и даже франки их носят, но лучше, чтобы на тебе взгляд до поры до времени не задерживали. Вот так, так будет хорошо. Сейчас поезжайте к своему князю и предупредите, что я вскоре пожалую к нему с визитом. Только мне предварительно следует переговорить с рыцарями-зачинщиками. Эй, кто там… Коня! И десять человек в охрану…
Получив такое категоричное приказание, Далимил с Лютом вышли из палатки.
– Аббио быстр на решения, – сказал пращник.
– Да и на действия тоже, – согласился плеточник.
– Откуда он знает про Годослава? – спросил Далимил то, что не решался спрашивать в присутствии эделинга. – Ты рассказал?
– Он узнал его на турнире сегодня днем. И Видукинд узнал, и Бравлин узнал. Плохо вы прятались. Князь слишком уж откровенно за Барабаша болел. И это заметили…
Далимил вздохнул ничуть не хуже знаменитого специалиста по вздохам Барабаша, про которого только что вспомнили.
– А Сигурд?
– Непонятно.
– Ты-то здесь откуда?
– Прислал Дражко с вестями.
– Рассказывай. Что дома?
Теперь пришла пора вздыхать Люту. И тоже ничуть не хуже, чем это сделал бы сам победитель турнира стрельцов.
– Беда дома. Бояре поднялись вместе с герцогом Гуннаром. За спиной у князя сговорились. Боярские дружины готовились на площадь, данам в поддержку, выйти. Меня со срочной вестью отослали, а там и не знаю, чем все кончилось.
– Какая срочная весть?
– Остальное князю доложу, сам услышишь.
– Тише. Этот большой шатер – палатка Сигурда.
Они прошли мимо, но из палатки доносились возбужденные голоса. Хорошо было бы остановиться и прислушаться, но двое данов в рогатых шлемах разглядывали всех проходящих так озлобленно и подозрительно, что привлекать к себе лишнее внимание не захотелось.
– Лютует Сигурд… – усмехнулся Далимил и не удержался, чтобы не поиграть словами. – И не знает, что это именно Лют ему сюрприз устроил…
– И хорошо! Значит, есть ему, отчего лютовать. А если ему есть, отчего лютовать, значит, у нас дела идут лучше, – не по возрасту мудро рассуждал пращник. – Слава Свентовиту, и я к его ярости руку приложил. Одному из его людей голову камнем пробил, второму шею разрубил и в придачу добычу увез. Очень им нужно было Аббио повесить. Но не получилось… Вот если бы Сигурд радовался, было бы хуже. Это значило бы, что голову дану я не пробил, но мне мою собственную отрубили, а эделинга повесили. А ты, Далимил, помог бы Сигурду, доставив раненых в палатку, и они начали бы рассказывать, как франки напали на мятежного эделинга и убили его. Остальные саксы поднялись бы, и началась всеобщая резня. А потом пошла бы большая война по всей стране. И никто не помешал бы Готфриду с нашим княжеством расправиться, к его королевскому удовольствию.
– Да… Так бы все и было. Только еще не ясно – хорошо ты поступил или плохо. Если бы здесь началась война, Карл не готовился бы переправляться на наш берег. Ему просто не до нас было бы. И мы, как ты правильно заметил, остались бы с Готфридом с глазу на глаз. А так рискуем остаться в одиночестве против Готфрида и Карла. Вот до чего твоя поспешность довела.
Лют в раздумье качнул головой.
– Об этом я не подумал. Я как увидел, что франки человека вешают, кровь вскипела, и вмешался… А ты бы сам как поступил?
– И я бы вмешался. Хоть франки, хоть даны там будь… Но – все равно… Я как на раны у саксов посмотрел, сразу понял – убивать их никто не собирался. Но ловко били, со знанием дела. И понял, что не все так просто обстоит. Только, если бы резня пошла, доказать уже ничего нельзя бы было. Никто слушать бы не стал…
Они подошли к палатке князя. Далимил стукнул в щит, оглянулся перед тем, как слово молвить.
– Это мы, княже…
Они вошли.
– Кто – мы? – встретил Годослав Далимила, вернувшегося с незнакомым саксом, не с распростертыми объятиями. Он не успел надеть шлем с бармицей, потому лицо оставалось открытым.
– Это, княже, Лют-пращник, из наших людей. Он только прискакал из Рарога с донесением от князя-воеводы, но по пути попал еще в какую-то переделку и потому вынужден был переодеться в сакса. Он сам расскажет…
– Скорее всего, не потому, – возразил Лют. – Меня заставил переодеться эделинг Аббио, которого я вытащил из петли, приготовленной для него данами. Но Аббио что-то замыслил и придет к тебе вскоре. Он просил предупредить о визите.
– Он придет к Ратибору? – пожелал уточнения князь.
– Нет, он придет к Годославу. И Аббио, и Видукинд, и Бравлин узнали тебя сегодня.
– Бравлин еще вчера узнал. Но это плохо. Может узнать и Сигурд.
– То же самое говорит и Аббио.
– А что за дело до меня у Аббио? – довольно холодно удивился Годослав. – Одно дело Бравлин. Мы с ним в схожем положении, и ему, и мне грозит потеря княжества. А эделинг… Он ведь уже наладил теплые отношения с Карлом…
– Мне кажется, – сказал Лют, – он, княже, не столько тебе желает помочь, сколько рвется рассчитаться с Сигурдом.
– За что рассчитаться?
Лют коротко и без красивостей рассказал историю с нападением на саксов под видом солдат франкской армии.
– Это вполне в духе Сигурда и моего тестя. Они воспитанники одного семейства Скьелдунгов. Готфрид тоже ушел от них недалеко, а может быть, и руководит всем этим. Далимил говорит, что к Сигурду прибыло сегодня три гонца.
– Да, – подтвердил плеточник. – Наши люди проследили. Непонятно только, откуда гонцы. Мы бы проследили и дальше, отправь их герцог назад, и даже в пути перехватили бы, но он оставил их у себя.
– Один из Рарога, – категорично заявил Лют. – Князь-воевода велел передать, что Сигурд знает о твоем, княже, отъезде к Карлу. Скурлата остался почти без людей и потому перехватить гонца не смог. Говорит, что много дыр в границе, через каждый лесок можно проехать, минуя посты. Просит, чтобы ты воеводам в закатную дружину приказ дал людей выделить.
– Если гонец уже доехал, то посты усиливать и смысла нет. Но… Что-то тут не вяжется… Сигурд знает и до сих пор так мало мной интересуется?.. – иронично спросил Годослав. – Ах, Трафальбрасс, Трафальбрасс, ты просто обижаешь меня своим невниманием… Впрочем, у него есть удобный способ до меня добраться на турнире. Я опрометчиво согласился участвовать в меле. А там нанести удар в спину можно без проблем.
– Вот потому-то я и пришел, – раздался голос Аббио из-за полога. По-славянски эделинг говорил достаточно хорошо. – Чтобы отвести от вас этот предательский удар. А вы опять поступаете опрометчиво, не оставив у палатки часового.
– Мне просто некого поставить часовым. Я здесь всего с одним воином. И вот только сегодня прибыл второй. Как оказалось, прибыл весьма кстати, чтобы оказать вам, мой друг, маленькую услугу… – поклонился Годослав вошедшему. – Лют рассказал мне об инциденте. Но я надеюсь, что не только это неприятное в начале и удачное в завершение событие заставило вас нанести мне визит.
Аббио поклонился ответно.
– Я благодарен и ему, и вам. Иначе болтаться бы мне в петле на смех воронам. Более того, именно острый глаз вашего воина позволил мне определить национальность нападавших. Иначе сейчас бы уже по всему городу началась резня франков и монахов невзирая на регалии, а завтра началась бы бойня саксов с франками. Герцог Трафальбрасс все продумал мудро и коварно, как опытный змей. И именно это заставило меня постараться ответить тем же самым герцогу. Тем же самым – это вовсе не означает, что я пошлю людей вешать его бочкообразную тушу. И вовсе не потому, что герцога ни одна веревка не выдержит. Рыцарь должен быть достоин своего звания при любых обстоятельствах. Однако у меня есть мысль о том, как помешать Трафальбрассу преследовать вас.
– Я буду рад выслушать дельный совет, – ответил князь, – тем более что он идет от такого человека, как вы, эделинг. Ваш опыт ведения тайной войны и обманывания противника стоит много.
Аббио, довольный похвалой и тем, что он приготовился рассказать, засмеялся.
– Это не просто совет, это целый спектакль, который я предлагаю разыграть. Если у вас нет с собой достаточного количества воинов, князь Бравлин, который в курсе событий, готов вам предоставить своих…
– Я найду воинов достаточно, чтобы обеспечить свою безопасность, – коротко объяснил положение вещей Годослав.
– В том-то и суть вопроса, что следует обеспечивать не вашу, князь, безопасность, – хитро сощурил глаза молодой эделинг.
– Я не понимаю… – Годослав развел руками.
– Сигурда сначала не заинтересовала ваша особа. Он считал вас князем Ратибором из Аварского каганата. Ратибор достаточно известный человек, он одного с вами роста, но в кости поуже и не такой представительный. Но у меня есть воевода Стенинг, опытный воин и рыцарь, хотя и не слишком знатного рода, но очень благородный человек и чрезвычайно умелый воин. У Стенинга при его немолодом возрасте абсолютно ваша фигура. Если он выедет в ристалище в шлеме с закрытым забралом, никто не отличит вас.
– Славяне не носят шлем с забралом, – вставил слово Далимил. – Через забрало нам тяжело дышится.
– Пусть это будет бармица, – охотно согласился Аббио. – Мы включаем Стенинга в число зачинщиков пятым рыцарем, которого искали. И окружаем его вашими людьми или людьми Бравлина. Но это должны быть откровенные славяне. И при этом заявляем, что выставляем рыцаря инкогнито, хотя готовы поручиться за его честь. Это обтекаемая формула. Если кто-то усомнится в чести рыцаря, достаточно одного поручителя, чтобы обвинение снять. А мы поручимся за Стенинга трое, как знающие его. Но присутствие в охране славянских воинов будет красноречиво говорить о том, кто прибыл на турнир. В этом случае мы никого не обманываем. А если кто-то ошибся, то это могут быть только его собственные проблемы. Сигурд переключит на Стенинга все свое внимание, и вы сможете завтра спокойно участвовать в меле.
Годослав думал недолго.
– Я не могу пойти на это. Как можно подставлять вместо себя под удар человека, которого даже не знаешь. Тем более, человека прекрасного, готового на такое самопожертвование. Это было бы полным отсутствием благородства с моей стороны.
Аббио несогласно замотал буйной головой, отчего хвост его волос стал напоминать лошадиный.
– Никакой опасности, уверяю вас, в окружении сильных телохранителей быть не может. А что касается турнира, то для Стенинга уже большая честь войти в число зачинщиков. В ристалище же он мало кому может уступить. Там для него Сигурд уже не представляет угрозы.
Годослав налил в кубки мед и жестом пригласил Аббио к столу.
– Так вы согласны? – Аббио проявил нетерпение.
– Пожалуй, так, как вы это рассказали, дело выглядит привлекательным. Если вы гарантируете безопасность Стенинга…
– Нет, это вы должны гарантировать его безопасность. Вернее, ваши воины. Хорошо бы включить в их число кого-то, кого герцог Трафальбрасс хорошо знает. Хотя бы внешне.
– Ставр… – подсказал князю Лют. – Сигурд дважды встречался со Ставром, и уж фигуру Ставра спутать с другой невозможно.
– Да, волхв Ставр подходящая кандидатура, – согласился Годослав. – Только одно его присутствие будет давать Трафальбрассу повод думать, что он узнал меня в другом человеке.
– Вот и прекрасно! – воскликнул Аббио. От его дурного состояния духа после происшествия в лесу и следа не осталось. Эделинг мог за пять минут десять раз сменить настроение. – В таком случае я прикажу ставить палатку для Стенинга рядом с моей. Там есть место. На этом прощаюсь с вами, а вы поторопитесь подготовить своих воинов. Куда заехать за ними моему воеводе?
– На подъезде к Хаммабургу со стороны восхода, в ста шагах слева от дороги стоит берестяной сарай купца Олексы, – за князя ответил Далимил. – Воины будут ждать его там, и встретят со всем уважением, как настоящего князя.
Аббио, весело хохотнув, словно и не его несколько часов назад вешали, ушел.
– Одну проблему общими усилиями и с помощью неожиданных, прямо скажу, помощников мы сбросили с плеч, – сказал Годослав. – И еще раз убедились в том, что общими усилиями можно бороться с любым врагом. Вот бы всем нашим князьям это понять… Далимил, отправляйся в сарай и подготовь воинов. И быстрее возвращайся. А Лют пока расскажет мне, как обстоят дела дома.
– Понял, княже…
Далимил вышел.
– Вещай! – приказал Годослав.
– Не могу знать, что там творится сейчас, но когда я спешно уезжал, дома дела дюже плохо обстояли, княже…
И он рассказал о боярских дружинах, поддержавших герцога Гуннара. И о том, что Гуннар вместе с боярами мутит горожан, объявляя, будто бы Дражко убил князя Годослава, желая занять княжеский стол.
– Ловко они моментом воспользовались. Я ведь советовал Дражко нещадно пороть бояр на площади. Принародно… Как предателей… После такого позора ни один бодрич за боярином не пойдет. Надо было ему сделать это!
– Князь-воевода арестовал пятерых и отдал их под плеть хозарину Ерохе.
– И все бояре в сговоре?
– Того, княже, не знаю.
– Тебе бы отдохнуть, да вельми надо гонца к Дражко слать. Сдюжишь обратный путь? Или заменить кем след?
– Сдюжу, княже, если надо. Только конь притомился. Сменить бы…
– Сменим. Берестяной сарай знаешь?
– Знаю.
– Там скажешь, что я велел. Выбирай самого быстрого. И скачи. Расскажи князю-воеводе и княгине Рогнельде, что в войну с Готфридом я уже вступил. Графа Ксарлуупа я отпустил с распоротым животом, чтобы сказал об этом же своему королю. Если сумеет выжить, его в том счастье и не моя заслуга. Уже этого Готфрид никогда не простит. К Карлу пока не подступился, только присматриваюсь. Но думаю вскоре это сделать. Внемли дальше. Вели еще от моего имени боярам, кто не сильно запачкался на площади, слать дружины в помощь Полкану. Запомни хорошенько! Я – приказал! Не прошу их, а – приказал! Когда отечество в опасности, за непослушание кара одна – смерть. Именно так и скажи. И еще расскажи им, что Карл Каролинг принял меня милостиво, с чистым сердцем и с распростертыми объятиями. Он примет меня так… Я побью на турнире всех! И Карл меня примет…
Годослав неожиданно разволновался, заходил по палатке. И, когда остановился, сказал мрачно, с угрозой в голосе:
– А если Чернобог восторжествовал и Гуннар победил, возвращайся ко мне немедленно. Смени, где сможешь, коня, не сможешь сменить – укради, я разрешаю, и быстрее, быстрее ко мне. Всех верных людей, кто князю и княжеству остался в слове, шли на север к Полкану и на запад к границе, где вся моя дружина стоит. Полкан не предаст. И пусть тогда он держит данов, как может. Пусть костьми ляжет, но не пустит их внутри страны. А внутри страны мы с западной дружиной порядок наведем, как только я вернусь. И… и… Узнай, что стало с княгиней Рогнельдой. Обязательно! Ей нельзя попадаться в руки «датскому коршуну»… А если попалась… Если что случилось…
Глаза князя потемнели грозовым небом.
– Я повыщипываю коршуну перья прямо возле трона Готфрида! Я кровью всю Данию залью… Все Скьелдунги пожалеют, что носят эту гадкую фамилию… Езжай! Да будет с тобой Радегаст взглядом своим…
Лицо князя от тяжелых дум исказилось, стало даже страшным и жестоким. И Лют понял, что очень не поздоровится всем врагам его, если в самом деле что-то случилось с Рогнельдой. Более того, жесткость и решительность князя и самому Люту передались, и сам он почувствовал в себе отчаянную решительность и силу.
И стремглав вышел из палатки.