Глава шестая

– У вас, оказывается, новостей больше, чем у меня, хотя дело непосредственно меня касается, а вы здесь вообще… с боку стоите… – сказала капитан Саня с непониманием и даже с некоторой обидой в голосе, и смягчая в завершение то, что хотела сказать более резко.

– Вы откровенно недооцениваете военную разведку, – ответил я вполне корректно и серьезно, но шепотом. Нас учили военные психологи: информация, которая передается шепотом, лучше проникает в сознание и легче запоминается потому, что человек в этот момент напрягает и слух и внимание. Этот принцип используют многие опытные лекторы и преподаватели, которые самую важную информацию намеренно произносят едва слышно, чтобы она прочнее осела в памяти слушателей. И даже телевизионная реклама, раньше всегда более громкая, чем обычные передачи, в последнее время стала звучать едва слышно. И я намеренно применил этот психологический прием, чтобы капитан Саня поняла, какая сильная структура в состоянии оказать ей поддержку. В этом случае было бы больше гарантии, что она не пойдет на попятную и не повторит глупость капитана Взбучкина. – Но я тешу себя надеждой, что ваше руководство тоже недооценивает возможности военной разведки. И потому не думает, что мы с вами что-то можем знать.

– А что мы можем знать? – спросила она напрямую, не применяя мой психологический прием, скорее всего, просто потому, что не была с этой техникой знакома.

На такой прямой вопрос требовалось дать прямой же ответ. То есть преобразовать в слова то, что в виде рассыпанных мыслей болталось у меня в голове.

– Например, то, что вчерашнее нападение было совершено на вас, а не на капитана Взбучкина. И с единственной, как мне лично думается, целью – отстранить вас от расследования какого-то конкретного текущего дела. Я отметаю вариант с тем, что это месть за прошлые дела. Месть не бывает так сложна в выполнении. Обычно акты мести совершаются не по расчету, а в порыве эмоций. Эти порывы могут быть и «долгоиграющими», но обычно они менее продуманны и не так изощренны. А здесь применялся именно изощренный вариант. Более того, я могу вам сообщить, что вас изощренно предал и привел бандитов именно капитан Взбучкин.

– Вы, Тимофей Сергеевич, мне кажется, разбрасываетесь обвинениями достаточно рискованно, – сказала она весьма холодно, мысленно, похоже, не одобряя обвинения в сторону своего коллеги. Капитан Саня, на мой взгляд, обладала ценным для мента качеством. Она не была подозрительной. – Вы можете доказать сказанное?

– Вам будет достаточно моих словесных доказательств? Я почему спрашиваю… Чтобы показать вам некоторые вещи – то, что вы называете вещественными доказательствами, то есть уликами, – мне пришлось бы вас привести в разведывательный центр военного округа. А это по некоторым понятным вам причинам невозможно без согласования с руководством разведуправления округа. Это слишком закрытое заведение, чтобы его так афишировать. Полицию туда не пустят, даже если внутри начнется перестрелка между офицерами.

– Хорошо. Я готова поверить вам на слово. Говорите…

Мы спускались по лестнице, по которой нам навстречу поднималось два человека во врачебных синих костюмах. И мне пришлось выдержать паузу. Когда расстояние между нами позволило вести разговор тет-а-тет, я объяснил:

– Вчера я шел позади вас и видел самое начало инцидента. То, что вы, возможно, не видели. Когда машины к вам приблизились и бандиты с битами выскочили, вы обернулись, и в это время капитан Взбучкин, стоя у вас за спиной, что-то выбросил в сторону. Выбрасывал не глядя, второпях, не видя, что выбрасывает на освещенное место рядом с крыльцом. Но мне это было видно прекрасно. И я, как человек, по своей природе, как и по профессии, любопытный, не мог не обратить на это внимание. Я и обратил…

Моя артистическая пауза выглядела небольшой издевкой. И вынудила капитана Радимову поторопить меня:

– И что дальше?

– Вчера, когда вы уже вызвали полицию и «Скорую помощь» и пытались сами оказать помощь Взбучкину, я прошел к крыльцу и нашел то, что он выбросил. Это была трубка сотового телефона. Признаться, первой моей мыслью было, что бандиты за этой трубкой охотились и она является каким-то носителем информации, которую они хотели бы у Взбучкина забрать. А он самоотверженно «уберег» ее, выбросив. Это естественное предположение.

– Возможный вариант, – согласилась капитан Саня. – Я тоже подумала бы так же, поскольку Взбучкин ведет одновременно несколько весьма резонансных дел, которые уже и прессу интересуют. Вы умеете делать выводы, Тимофей Сергеевич.

– Можете звать меня более кратко – Тим Сергеевич.

Молча, не глядя друг на друга, словно были друг другом сильно недовольны, мы добрались до выхода, спустились с крыльца, но не направились в машину, где разговаривать пришлось бы при водителе, а сели на лавочку рядом с цветником, покрытым яркой майской травой. И все это не сговариваясь, но понимая ситуацию одинаково.

– Итак, я просто положил трубку в карман, думая потом вернуть капитану. Признаться, у меня была такая шаловливая мысль – дать возможность Взбучкину трубку поискать и потом только отдать. Игривость такая напала. Я так считал, что если эта трубка так важна, что за нее пытаются убить или избить чуть не до смерти, то он обязательно будет искать ее сам. Но он не искал, и я про нее тоже забыл. Просто, когда меня допрашивал ваш майор Кошкин…

– Майор Котов, – поправила она.

– Майор Котов… Он коснулся в разговоре моих ранений и моей инвалидности, и я, еще не привыкнув быть инвалидом, задумался об этом. Потому и забыл. Вопрос инвалидности для меня лично – вопрос весьма эмоциональный. А эмоции – это и есть как раз то, что может заставить забыть обо всем другом. Короче говоря, трубку я Взбучкину не отдал, а он, насколько я помню, и не пытался ее искать. Она была ему не нужна…

– У него была другая трубка. Его собственная. С нее я и вызывала наряд.

– Я помню. Сам видел, как вы трубку у него из кармана вытаскивали. Потому я и решил, что эта, посторонняя, трубка является просто носителем важной информации.

– Эта трубка сейчас у вас?

Вопрос мне не понравился, слишком требовательно он прозвучал и слишком прямолинейно.

– Нет, она находится в одной из лабораторий военной разведки. Там трубку осмотрели и кое-что нашли… Информации важной там не было. Трубка вместе с sim-картой была только вчера же утром куплена и не имела ни одного звонка – ни входящего, ни исходящего. Но к трубке я еще вернусь. Пока же расскажу о продолжении вчерашних вечерних событий.

– А было продолжение?

– Если я рассказываю, значит, оно было.

– Я слушаю…

– Распростившись с вами и с майором Кошкиным…

– Котовым…

– Котовым… – не позволил я себе не согласиться. – Так вот, распростившись с вами, я отправился домой продолжать ремонт своей новой квартиры. Успел еще на второй раз половину потолка побелить, спустился с табуретки, чтобы известь в котелок налить, даже налил, когда в дверь позвонили. Я, естественно, сразу открыл. За дверью стоял Колобок…

– Из сказки?

– Нет. Только из «Ленд Крузера»… Тот, что пистолетом размахивал.

– Он же в маске был. Как вы его узнали?

– Долго объяснять всю систему признаков. Это профессиональное. Да и голос характерный, петушиный… Стоит, уверенный в себе, хотя без биты и без пистолета пришел. За спиной еще двое. Колобок требует Леху… Я спрашиваю, какого. Мне прямо так и говорят, что Взбучкина. Я говорю, что он ушел. Но тут второй, что за Колобком стоял, и Колобка, и меня пытается отодвинуть и войти. В руках смартфон, в который он смотрит. Признаться, я к квартире уже успел привыкнуть, почувствовал себя там хозяином, а тут кто-то так невежливо ко мне вламывается. Мне обидно стало, и я нечаянно котелок с гашеной известью ему на голову опрокинул. Дальше – больше…

– Догадываюсь, как дело закончилось.

– Наверное, так же, как с вашей группой захвата, – напомнил я, подтверждая авторитет своей службы. Короче говоря, вынес я всех троих с лестничной площадки. Двоих заставил по лестнице скатиться. Жалко, лестница короткая – только первый этаж. Время позднее было. Соседей не хотелось беспокоить. А парни себя неприлично-шумно вели. Но вернувшись в квартиру, я обнаружил в прихожей смартфон, с которым один из парней входил. Смартфон показывал какой-то сигнал. Тут я и сообразил. Нашел трубку капитана Взбучкина, выключил ее, и сигнал на смартфоне пропал…

– Радиомаяк! – сообразила Радимова.

– В обиходе это так и называется. А вообще-то, это GPS Трекер. Находится в свободной продаже. Собакам на шею вешают, чтобы не терялись. Аппарат старого образца, как сказал эксперт ГРУ, который требовалось в трубку вставлять. Современные размерами незначительно больше, но не требуют присутствия трубки. Достаточно в сам Трекер вставить sim-карту, и он будет работать. Более того, будет передавать звук в радиусе приблизительно восьми метров вокруг. Старый Трекер звук не передавал.

– Значит, по этому Трекеру, радиомаяку то есть, бандиты нашли вас дома? – переспросила она, уточняя. – А до этого нашли нас с капитаном рядом с моим домом?

– Да. И искали они у меня не сам Трекер, а конкретно Леху… То есть капитана Взбучкина. Искали, заявившись без оружия, даже без бит… Иначе и мне пришлось бы применить оружие, хотя я едва ли смог бы успеть достать его из «оружейного сейфа»…

– Значит, все-таки Леша… Но ведь трубку могли и подбросить ему в карман!

– Тогда зачем он ее выбрасывал в самый критический момент? – возразил я вопросом, на который капитан Саня ответить не смогла бы.

– Но у меня сейчас нет в расследовании дел, которые могут задевать интересы таких серьезных лиц, о которых вы говорили. За что же меня можно устранять? С какой стати? Все мои дела уровня того, как сосед у соседа пару галош украл…

– Я, естественно, далек от знания уголовных дел, тем не менее, насколько я понимаю, любое уголовное дело – это всегда и обязательно только вершина айсберга. Все основное скрыто под водой и обычно не становится частью даже самого тщательного следствия.

– Мы всегда стараемся вести дела наиболее полно.

– Тем не менее человеки так устроены, что не желают открывать то, что у них глубоко в подсознании зарыто. Они могут и сами этого не осознавать. Я вот из своего детства помню случай, который в нашем дворе произошел. Парень ударил молотком по голове женщину, которая застала его в своем сарае. Судили его за попытку вооруженного ограбления, хотя оружие – тот самый молоток – он в сарае и нашел. Можно было ограбление считать и не вооруженным. Но не в этом суть. Я помню разговоры во дворе. Этот парень, оказывается, многократно обещал женщине отомстить. Она когда-то вывесила во дворе белье для просушки. Белье высохло, женщина его сняла, а веревку оставила, потому что хотела еще что-то стирать и боялась, что место займут. А другая женщина, мать того самого парня, срезала веревку и на той веревке повесилась в собственном сарае. И месть произошла через восемь лет, хотя мстить, по сути дела, было не за что. Ведь веревку вывешивали для просушки белья, а не для того, чтобы на ней кто-то повесился. Тем не менее назойливое состояние парня нашло выход. Но на суде о мести слова сказано не было. Это значит, что суд рассматривал только самую вершину айсберга. А в глубине вод оказалось то, что способно было бы отправить парня на лечение в психиатрическую больницу. Но это избавило бы его от тюрьмы и спасло бы жизнь другому человеку, потому что парень, вернувшись с зоны, зарезал какого-то прохожего, который не так на него посмотрел. Он совсем иным вернулся, весь раздерганный, униженный, поломанный зоной. Для кого-то зона, возможно, и метод исправления, но для большинства, насколько я знаю, это асфальтовый каток, который по судьбе проезжает. Ломает все надежды, уничтожает все лучшее, что в человеке было.

– Говоря о «подводных течениях», вы пытаетесь выдать желаемое за возможное, хотя сами сказали, что люди не пожелают раскрываться перед следствием полностью, – возразила мне Радимова. – И у нас нет механизмов раскрытия их внутреннего мира.

– Нет. Я только пытаюсь вам объяснить, что вы, считая дела, которые вы ведете, пустяковыми, вполне возможно, сильно ошибаетесь.

– Хорошо, – все же кивнула она согласно. – Я с пристальным вниманием еще раз пересмотрю все материалы. Вдруг да что-то окажется интересным… А чем вы пока займетесь?

– А я пока попытаюсь доказать, что нападение на вас было совершено, причем с помощью бейсбольных бит. Если вас отстранят от ведения дел, вы будете в состоянии контактировать на деловой основе с судебно-медицинской экспертизой?

– Какой вид экспертизы вас интересует?

– Дактилоскопия.

– Без проблем. В отделе у меня хорошие отношения. Сделают все, что попрошу даже неофициально. Наш штатный дактилоскопист неровно дышит на меня. Это даже мой бывший муж видел и сильно по этому поводу нервничал. А что нужно будет сделать?

– Нужно будет снять отпечатки с бейсбольных бит, с которыми на вас нападали.

– А где они?

– Я так думаю, что в машинах. Или дома у самих бандитов. Мне, кстати, нужен список тех, кто подал на вас заявление.

– Вы собираетесь…

– Именно это я и собираюсь. Прогуляться по гаражам. Если придется, то и по квартирам. Я хорошо владею отмычкой. Список сможете добыть? С адресами.

– Никаких проблем. Я сделала для себя ксерокопию их коллективного заявления. Мне же нужно знать, в чем меня обвиняют. Что касается вашей прогулки по гаражам, то я очень прошу вас, по возможности, не осложнять мне жизнь и общую обстановку, что складывается вокруг дела. Это можно провести так, чтобы не оставлять трупов?

– Я не криминальный авторитет. Трупов, по возможности, постараюсь не оставлять. Кто ведет следствие против вас?

– Это не следствие. Это доследственная проверка. Ведет проверку служба собственной безопасности городского УВД. Будет еще вести. Доследственная проверка еще не началась. Кто лично, мне пока не сообщили. Со мной беседовал только начальник городского уголовного розыска, мой непосредственный шеф.

– Это мне и не суть как важно. Мне нужен список ваших обвинителей с домашними адресами и телефонами. И, если возможно, номер сотового телефона вашего шефа.

– У меня память не такая, как у вас, я последний номер не помню, но в кабинете у меня он записан. Смогу предоставить. А зачем? Вы сможете прослушать его разговоры?

– У меня нет таких возможностей. – Я проявил скромность в который уже раз. – И использовать все технические возможности ГРУ мне не дозволят. Такие возможности, конечно, имеет военная разведка… Буду просить… Итак, когда вы мне сможете все это предоставить?

– Если группа захвата уже вернулась, я не думаю, что вам следует у нас в управлении появляться. Фамилия у вас запоминающаяся…

– Группу захвата, я думаю, отправили сразу в госпиталь.

– Тем более… – ответила она чуть более резко, чем полагалось бы. Любит, видимо, свой мундир и болезненно относится ко всем проявлениям неуважения к нему. – Тогда на вас могут вообще подать материалы в розыск.

– Я так думаю, что материалы на вашу группу захвата уже передаются в прокуратуру. За превышение полномочий.

– Жалко парней, – призналась она. – Они же ни при чем?

– А я при чем? – отпарировал я. – А мне себя жалко. Да и вас тоже, признаюсь…

– Так современная жизнь сложно устроена. – Капитан Саня предпочла не возражать там, где возразить было невозможно. – Я высажу вас около магазина. Там, кстати, кафетерий приличный. Мы там даже обедали, когда наша столовая была на ремонте. Там делают приличный кофе глясе. Возьмите на меня чашечку такого кофе и слоеный пирожок с яблоками, а я вам принесу ксерокопию. Прямо туда, в кафетерий…

Она принесла. Я глясе себе не взял, решив обойтись только простым черным кофе. Вообще сладкое не люблю, а после того как посмотрел на глаза капитана Взбучкина, не люблю вдвойне. И вместо пирожка с яблоками взял себе кусок пиццы. Вообще, глаза человека о многом сказать могут. Я присматривался к глазам еще одного посетителя кафетерия, который взял себе трижды по сто граммов водки в трех пластиковых стаканах, поставил стаканы перед собой так, словно пить за столиком собирались трое, но пил он один и время от времени посматривал туда, где должны были бы находиться лица его собутыльников. Может быть, он видел их глаза.

От таких наблюдений меня оторвал звонок полковника Быковского.

– Тим Сергеевич, приезжай ко мне. Я твое поручение выполнил.

– Как прошло, товарищ полковник?

– Приезжай, расскажу. Вместе посмеемся.

Я торопливо засунул в рот остаток куска пиццы, залил его остатками кофейной гущи, на которой гадать не стал, и взял со стойки-столика темный пластиковый файл, принесенный капитаном Саней.

– Это возвращать надо?

– Нет. Я сделала ксерокопию с ксерокопии. Если будет что-то непропечатано, звоните мне. Я сверю со своим экземпляром. Вызывают?

– Да. Поеду в разведуправление. Спецназовцы из моей квартиры вернулись.

– А группа захвата?

– Полковник обещал рассказать очно. Если будет что-то интересное, я позвоню. Есть особый интерес?

– С чего вы взяли?

– Слишком часто о группе захвата заходит разговор.

– Там мой бывший муж. Хоть и бывший, я за него беспокоюсь. Он командует группой. Майор Радимов. Я бы никому не советовала с ним связываться…

– Не переживайте, товарищ капитан. У вас госпиталь хорошо оборудован. И врачи квалифицированные. Да и меня там не было…

– Это меня только радует, – ответила Радимова.

Я вышел, взял, как положено, проявляя осторожность, только второе по счету из подвернувшихся такси. И добрался до штаба округа. Пропуск снова ждал меня в бюро пропусков. Получить его – вопрос нескольких минут. А еще через несколько тех же единиц времени я постучал в дверь кабинета полковника Быковского и, дождавшись приглашения, вошел. К моему удивлению, в кабинете опять находился капитан Репьев. Но в этот раз Быковский не попросил его выйти, а жестом усадив меня на свободный стул, протянул мне пакет с деньгами.

– Проверь. Но я оттуда ничего не брал. Офицеры твоей бригады – тоже. Более того, они вспомнили, что собирали для тебя эти деньги. А СОБР до них дотянуться не успел. До содержимого пакета…

– Не могу проверить, товарищ полковник, потому что не знаю точно, сколько там находилось. Я оттуда что-то взял, не считая, когда поехал за стройматериалами. Больше к пакету не прикасался. Как у вас все прошло? Как там майор Радимов поживает?

– Муж капитана Радимовой? – переспросил капитан Репьев.

– Бывший, – объяснил я.

– Вот как родственные отношения в одном деле замешиваются, – усмехнулся полковник. – Они квартиру, видимо, отмычками вскрыли. Но там замок стандартный, вскрыть не сложно. Мы подошли под окнами первого этажа с другой стороны дома, потому что заметили наблюдателя у окна. Шторы Тим Сергеевич повесить не успел, наблюдателю пришлось за оконный проем прятаться. А в бинокль его хорошо было видно. Потому мы и решили стороной обойти. Вообще, их наблюдатель выглядел так, словно на стреме кого-то оставили. Чисто уголовные привычки у СОБРа. Как говорится, с кем поведешься… Подошли к двери. «Контрольку» даже проверять не стали, раз наблюдатель в квартире. Прислушались, за дверью разговор, но не из прихожей, а из комнаты. Мы масла из масленки в замок влили, неслышно открыли – нас никто не заметил. За дверью тоже никого не оказалось – осторожность группа захвата соблюдать не умеет. И даже воровать не научилась…

– Воровать? – переспросил Репьев.

– Мы вошли, они как раз столпились вокруг «оружейного сейфа». Выставили его на середину комнаты и искали на связке подходящую отмычку. Мы себя сразу не показали. Не захотели сами с замком возиться. Дали им возможность силы свои попробовать. Отмычку нашли, справились, надо сказать, быстро, почти профессионально. Мы из прихожей наблюдали. В щелку. Дверь они сами прикрыли. Потом, когда пакет вытащили и в него заглянули, командир их пакет себе сразу под бронежилет подсунул. Ментовская привычка… Вот тогда мы и вошли. Они сразу за автоматы схватились. Но себя спокойно повели. Я спросил, что они здесь делают. Вразумительно никто ответить не пожелал. Видимо, находились под впечатлением содержимого пакета и думали дружно о том, как будут делить между собой деньги и кому сколько перепадет. Я настойчивость проявил со своими вопросами. Тогда они сами начали мне вопросы задавать. Что мы в этой квартире делаем и как вошли в нее. Я смотрю, мои офицеры с двух сторон позицию заняли. Нас трое, их – пятеро. Силы практически равны. Даже по паре ментов на каждого не хватило. Я предложил им сложить оружие до выяснения обстоятельств. Тогда командир группы наручники у себя из-за спины вытащил и попросил меня показать ему руки. Старый прикол. Нас этому еще на первом курсе училища учили. Я показал. Он хотел на моих руках их защелкнуть, а они как-то на его руках защелкнулись. И автомат его у меня в руках оказался. Мои офицеры среагировали синхронно и оставшиеся четыре автомата отобрали после двух ударов. Я после этого позвонил с трубки того самого командира группы на «02». Объяснил ситуацию. Меня попросили подождать и переключили на дежурного по городу. Я представился просто полковником Главного разведывательного управления Генерального штаба, без привязки к округу, скромно. С дежурным коротко объяснились. Я возмущенно высказал претензию о том, что группы захвата они создают из квартирных воров. Насколько я знаю, проникать в чужую квартиру менты без участкового вообще не имеют права. Тем более в отсутствие хозяина квартиры. Дежурный сослался на оперативные обстоятельства. Я спросил: а что, деньги они воруют тоже в связи с оперативными обстоятельствами? И почувствовал в комнате вибрацию. Менты сильно задрожали. Я предупредил дежурного, что все происходящее снял на видео, а мой смартфон из кармана торчит всегда так, что камера снаружи. И непонятно, снимаю я или нет. И добавил, что если менты предпримут еще какие-то действия против капитана в отставке Страхова и сорвут оперативные мероприятия ГРУ, я передам запись о воровской работе группы захвата в прокуратуру России. Не в местную, а сразу в прокуратуру России. В таких случаях, как правило, начинают наказывать сначала начальника управления, выгоняют с должности, иногда с лишением звания, потом летят его заместители, потом чины поменьше. Дежурный все это, похоже, понял и долго извинялся. Записал мой сотовый телефонный номер, обещал, что мне позвонят. И попросил отпустить группу захвата. Они уже все сидели в собственных наручниках. Двое с поврежденными физиономиями. Я пообещал отпустить их с оружием, но без патронов, а патроны они смогут забрать у дежурного по разведуправлению штаба округа в течение дня. Пока ни за патронами никто не приезжал, ни мне никто не звонил. У них там большой переполох, похоже, начался. Я генералу уже доложил. Он мою инициативу поддерживает. Ментов пора ставить на место.

– Спасибо, товарищ полковник, – сказал я. – Значит, я могу спокойно домой возвращаться?

– Без сомнения, – резюмировал Быковский.

– А я бы так не спешил с выводами, – заметил капитан Репьев. – Лучше бы куда-то «на дно».

– Думаешь, они попробуют все переиграть? – переспросил полковник. – Не поверили в мою видеозапись?

– Дело даже не в ментах. Начальнику управления тоже не хочется с должностью расставаться, и потому менты, возможно, пожелают выйти из игры. Дело в союзе Римской с Расинским. Они давно уже были почти официальными врагами. Но дальше высказываний одной против другого и наоборот дело не шло. А тут они совместно выступают, единым фронтом. Это две тяжелые фигуры. И у Римской, и у Расинского есть инструменты решения подобных проблем.

– Какие инструменты?

– Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы.

– Его бандиты уже нарвались. Больше, думаю, не захотят, – оценил я ситуацию и ощутил желание показать капитану ФСБ, насколько эффективно у меня может действовать кулак. Но ломать двери в кабинете полковника Быковского я посчитал недопустимым…

– Всегда можно найти снайпера. Я слышал, что Расинский сильно «пригрел» одну местную женщину. Бывшая биатлонистка, мастер спорта международного класса. Он ей квартиру купил, машину. Но она ему не любовница, это проверено. С какой стати? Есть подозрения, что она как раз снайпером и работает. Тем более не так давно с военного склада пропала винтовка СВД с ночной оптикой. Сам кладовщик и хватился. Сейчас проверяют рабочих склада, но я не уверен, что будет возможность найти. А от выстрела снайпера уберечься трудно, если вообще возможно. Разве что передвигаться по городу исключительно на танке. Тут никакая «рукопашка» не поможет. И менты снайпера найти, как всегда, не смогут…

В это время на столе у Быковского «подала голос» трубка смартфона…