Книга: Они пришли с войны
Назад: Глава четвертая
Дальше: Глава шестая

Глава пятая

Капитан Репьев сначала завез в штаб округа полковника Быковского, который рвался посоветоваться с начальником разведуправления, потом повез меня в городское УВД. Я не просил его, капитан сам вызвался. Словно тоже желал меня контролировать. И даже без помощи GPS Трекера. У меня такие попытки контролеров вызывали только мысленную усмешку. Не родился еще тот человек, который сможет проконтролировать человека, прошедшего школу спецназа ГРУ в том объеме, в котором прошел ее я.
Еще не хватало бы, чтобы и менты попытались сделать то же самое, подумал я, когда получал у дежурного по управлению городской полиции пропуск, выписанный мне капитаном Саней.
– Не забудьте отметку поставить, когда будете уходить, – напомнил дежурный.
– Капитан Радимова не забудет, – пообещал я.
Мне подсказали, на какой этаж подняться, как найти нужный мне кабинет. Я умудрился каким-то образом не заблудиться и уже через несколько минут аккуратно постучал в нужную дверь.
Капитан Саня пригласила меня тоном суровым и почти угрожающим:
– Войдите.
Почему же не войти, когда зовут. Я вошел.
Насколько я понял из разговоров с ней и о ней, капитан Саня сейчас была не замужем. И я понял почему, только поймав ее взгляд. Так, наверное, смотрят палачи на свои жертвы. Но, увидев меня, лицо Радимовой изменилось, она заулыбалась, стала даже обаятельной и показала мне рукой на стул:
– Присаживайтесь. Я думала, опять начальство пожаловало…
– Начальство давит? – поинтересовался я.
– И из-за вас, отчасти… Натворили, говорят, мы вчера дел. Меня пытаются обвинить в неправомерности применения оружия. Вы же знаете, что каждый выстрел в городской черте считается чрезвычайным происшествием. И всю историю с нападением с чьей-то авторитетной подачи сейчас пытаются перевести в разряд бытовой ссоры. Дескать, машины ехали, мы занимали дорогу. Нам просигналили, мы отойти не пожелали, сначала оскорбили мирных горожан, а потом и грубо набросились на парней. Никаких масок «ночь» на них, дескать, не было. О бейсбольных битах вообще речи не идет. Меня принуждают изменить показания. Знаю, что к Взбучкину в госпиталь уже ездили. Отказался он от показаний или нет, мне никто не сообщил. Я как раз хотела к нему ехать, когда вы позвонили. Решила, что можем съездить вместе.
– Почему же не съездить, – согласился я. – Только меня смущает одна ваша фраза, капитан.
– Которая?
– Что все из-за меня… По вашему мнению, я должен был допустить, чтобы вас с капитаном Взбучкиным убили? Вот тогда бы вас действительно убили бы из-за меня, из-за того, что я не вмешался.
– Да я-то все это понимаю хорошо. Но на мое начальство сильно давят сверху. Вся беда в том, что вы умудрились одному из парней почти оторвать нос своей палочкой. Кстати, вижу, у вас теперь другая в руках.
– Первая треснула. Или дерево оказалось пересушенным, или нос слишком крепким. Но я помню свой удар… И что с этим типом?
– Лежит в частной больнице. На особом режиме обслуживания. Там на одного больного, я слышала, по семь врачей приходится.
– Не самый бедный, наверное, человек…
– Мама богатая. Мама у него – мэр нашего города Софья Анатольевна Римская. Из-за этого сыночка и поднялась вся заваруха.
У меня зазвонила в кармане трубка.
– Извините… – кивнул я капитану Сане и посмотрел на определитель. Номер был незнакомый. На звонки с незнакомых номеров я не всегда отвечаю. Но в этот раз вокруг меня «вертелось» несколько незнакомых людей, и потому я ответил.
– Слушаю, Страхов. – Я не вставил обычное и привычное мне «капитан Страхов».
– Тимофей Сергеевич, это Репьев, – сказал знакомый голос.
– Да, слушаю вас. Недавно вроде бы расстались. Я что-то забыл у вас в машине?
– Нет. Ничего не забыли. Я уже у себя в управлении. Посмотрел сейчас сводку и сразу навел кое-какие справки. В сводке происшествие подано совсем иначе, чем вы рассказывали…
– Я предполагаю как… Мне только что капитан Радимова объяснила ситуацию.
– Да. Этого и следовало ожидать. К вам на квартиру выехала группа захвата городского СОБРа. Вас хотят задержать. Я сообщил полковнику Быковскому. Он дал мне ваш номер, чтобы я предупредил. А сам желает с двумя офицерами вашей бригады наведаться к вам на квартиру. Как раз офицеры под руку полковнику попались.
– Хорошо бы из «оружейного сейфа» пакет забрать. Иначе он мне уже не достанется никогда. Я так ситуацию понимаю.
– Что там, документы?
– Деньги. В бригаде мне на обустройство офицеры собирали.
– Много?
– Много. Я никогда таких сумм в руках не держал.
– А ключ от «сейфа»…
– У меня с собой.
– Я позвоню Быковскому. Он торопился офицеров догнать, потому сам позвонить вам не мог. Он их уже отпустил. Решил пробежаться за ними до выхода.
– Понятно.
– Ждите звонка.
– Хорошо.
Я убрал трубку и поймал вопросительный взгляд капитана Сани.
– Сослуживец… Бывший… – обтекаемо объяснил я. – У него свои проблемы, у меня свои, у вас свои. Так чем вам грозит начальство за неправомерный выстрел в городской черте?
– Не знаю. Пока меня вроде бы как отстранили от текущих дел. Правда, дела еще не приказали никому передать. И приказа официального я еще не видела, не расписывалась после ознакомления, как полагается. Но это, очевидно, произойдет в течение дня. Так что едем к Взбучкину? Служебную машину, я думаю, я еще могу вызвать…
– Подождите. Меня интересует, как вы думаете защищаться? Или вы готовы руки кверху поднять и сдаться перед властью?
– Нет. Я буду стоять на своем. Меня не заставят забрать заявление. Я упрямая. Хотя Взбучкин характером слабоват, он может подписать все, что от него потребуют. Тогда я останусь одна. Не знаю, чьи показания в данном случае будут весомее. И в этом вопросе важную роль могут сыграть ваши показания. Для меня важную роль.
Она открыла несгораемый ящик за своей спиной, тоже, скорее всего, именуемый сейфом, и убрала туда несколько папок и бумажек со стола. Потом полезла в стол, вытащила из ящика пистолет необычной формы, с массивным глушителем, и тоже хотела убрать в несгораемый ящик, но я остановил ее жестом.
– Что за штука? Покажите…
В принципе я уже увидел, что это за штука такая.
– «Вальтер Р38»?
– Да, – согласилась капитан Саня и положила пистолет на стол передо мной. – Встречались с таким оружием?
– В учебном классе. Это «Саунд модератор пистол» – так он называется в США, где и дорабатывался из немецкого войскового оружия.
– Я, вообще-то, считала, что это просто самый популярный в немецкой армии времен войны пистолет. Его приняли на вооружение еще в тридцать восьмом году, отсюда и цифра в названии.
– Пистолет хороший и очень распространенный, только не в этом вот варианте, – кивнул я на стол, взял «вальтер» в руки и повертел, рассматривая. Потом вытащил из кармана носовой платок и вытер свои отпечатки пальцев. На удивленный взгляд капитана Сани ответил просто:
– Привычка. Много лет так воспитывали. Теперь от этого до старости не избавиться. А что, я стер с пистолета и чужие отпечатки?
Такое предположение не пришло мне сразу в голову. Капитан Саня на мою обеспокоенность улыбнулась и отрицательно покачала головой:
– Нет. С него уже все нужные отпечатки сняли. Без этого я вам его в руки не дала бы взять. И сама бы брала только через целлофановый пакет. Как вы этот пистолет назвали?
– «Саунд модератор пистол». Делался в США специально для спецслужб. Для шпионов то есть. Службу закончил в начале семидесятых, когда ему нашли замену. Для своего времени, для конца шестидесятых годов, когда он имел самое широкое распространение, это было даже хорошее по американским меркам оружие. Многокамерный «глушитель» расширительного типа. Выстрел слабослышимый. Пистолет легкий. Только вот прицеливаться из-за этого глушителя было сложно. И лязганье затвора внушительное. В сравнение с нашими пистолетами американские не тянут. Наши делали тогда же беззвучный патрон, как и сейчас делают. Оружие с глушителями только в кино показывают. В действительности глушитель на пистолете – это анахронизм. Американцы пытались сделать такой же, как у нас, не получилось. И стали одними «глушителями» обходиться. Потому они нас в подобном оружии никогда не догонят. Правда, у наших другая беда – малое количество патронов. Есть двуствольные беззвучные пистолеты, есть четырехствольные. Зато беззвучные по-настоящему. И стабильные. Сбоев не дают в отличие от американских. И лязганье затвора при выстреле не выдает. Если знаете, есть даже так называемый нож разведчика стреляющий. В рукоятке пистолет с беззвучным патроном «СП-4». В теории должен стрелять прицельно на пятьдесят метров, но на тридцать метров бьет хорошо. Гарантирую.
– Вы мне целую лекцию прочитали.
– Иногда и мне хочется знаниями поделиться. В разведке это называется «моментом саморасконсервации». Сейчас не совсем тот момент, но что-то общее есть. Так что это за пистолет? Улика?
– Этот пистолет нашли у бомжа. Он говорит, что нашел его, завернутым в тряпку, в подвале дома, где ночевал. Неделю держали там засаду, никто не пришел.
– Поставили бы видеокамеру и пост неподалеку. Даже пару постов… – подсказал я.
Она посмотрела на меня так, что я сразу догадался, что видеокамера в подвале стоит и пост находится неподалеку. Может быть, даже два или три поста.
В это время мне снова позвонили. Теперь я номер узнал. Звонил полковник Быковский.
– Тимофей Сергеевич, мне Репьев дозвонился. Мы выезжаем. Хочу ключ у тебя забрать. Ты где сейчас находишься?
– Намереваемся с капитаном Радимовой выйти из здания городского управления МВД.
– Задержать тебя там не пытались?
– Пока, товарищ полковник, попыток не было.
– Хорошо. Выходи. Мы через пять-десять минут подъедим. Просто передашь мне ключ, и все. Можешь даже ключ от квартиры. Для упрощения обстановки.
– Нет проблем. «Контролька» на двери в правом нижнем углу. Мой волос.
– Понял. Думаю, «контролька» уже нарушена. Что еще из «оружейного сейфа» взять?
– Ничего. Только пакет. Рядом с внутренним ящиком лежит. На полке. Пакет из плотной темно-коричневой бумаги.
– Пистолет, патроны…
– Я забрал. У меня с собой.
– Ладно. Выходи.
Я убрал трубку, капитан Саня убрала пистолет с глушителем в сейф, сейф закрыла.
– Едем?
– Едем.
Она по внутреннему телефону заказала машину и первой вышла из-за стола.
– Кстати, – подсказал я. – Что бомж говорит, запасной обоймы с пистолетом не было?
– Не спрашивали. Не догадались.
– Обычно, если прячут оружие, туда же прячут и запасную обойму.
– У владельца ее могло бы и не быть.
– Могло. А мог и бомж получить пистолет другим способом. За стволом ничего не числится?
– Проверяли. Ствол «чистый».
– Ладно. – Я протянул капитану Сане свой пропуск. Она вытащила из ящика стола штампик, смачно шлепнула им по обратной стороне пропуска, проставила время и расписалась. Мы двинулись к выходу…
* * *
Наверное, все-таки моя фамилия не такая уж и редкая. По крайней мере, в этом большом городе. А в городском управлении внутренних дел давно забыли, что такое порядок. Иначе как объяснить тот смешной факт, что дежурный за своей высокой стойкой, что выписывал мне пропуск, даже не поинтересовался, кто я такой. А ведь наверняка этот же дежурный посылал группу захвата СОБРа на квартиру к отставному капитану Страхову. Обычно такие мероприятия никак не минуют дежурного по городу, через журнал которого проходят все происшествия и все мероприятия за сутки. Но этот майор спал, кажется, на лету, как, говорят, спят порой некоторые перелетные птицы или пассажиры в самолетах. Не обратил он внимания на фамилию, и когда я положил перед ним свой пропуск. Правда, дежурный смотрел при этом на капитана Саню, а не в отмеченный ею документ. Едва мы спустились с крыльца, как к нам подкатил полицейский «уазик».
– Придется немного подождать, – сказал я. – Сейчас наш полковник приедет, я ему ключи передам и буду свободен.
Саня молча кивнула, нерадостно рассматривая окна управления, в котором она работала. Возможно, мысленно уже прощалась со зданием. Я не стал ее подбадривать. Каждый человек должен проходить через определенные трагедии хотя бы мысленно, чтобы быть готовым к ним в обыденной жизни. Я вот никогда не готовил себя к роли инвалида, и переход на инвалидность стал для меня ударом, который я выдержал только благодаря своей армейской закалке. Не той закалке, которая дается физическими тренировками, а той, что тренирует психику. Но сам себе я пообещал, что постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы капитан Саня в этой истории не пострадала. Этого требовало мое армейское чувство справедливости.
Но я сразу определил и еще одну линию этого дела. Если капитан Взбучкин отказался от своих показаний и выступил против капитана Радимовой, то бандиты определенно намеревались напасть не на него, а на капитана Саню. И вел их за собой капитан Взбучкин, имеющий с бандитами договоренность и получивший от них для этих целей GPS Трекер. Это было бы очевидным фактом. И сразу вставал на место визит бандитов на мою скромную квартиру. Этот визит вполне вписывался бы в общую картину – бандиты желали спросить у Взбучкина, чем все закончилось, чтобы при необходимости предпринять какие-то собственные контрмеры. Но говорить об этом Радимовой я пока воздержался. Кто знает, какие нервы у этой женщины! Может не выдержать. Тем более в том настроении, в котором она находилась. Скажет что-то лишнее, стремясь Взбучкина уязвить, и провалит все мои задумки. А задумки у меня уже появились.
Обсасывать их мысленно мне помешала машина. Точно такой же «уазик», что дожидался нас с Радимовой, только другого цвета и с черными номерами вместо синих – армейский то есть. Я подошел. Быковский только дверцу открыл и протянул руку, в которую я вложил ключи.
– Я позвоню, – пообещал полковник. – Трость не потеряй.
Стекла задних сидений были сильно тонированы, и я не видел, кто из офицеров бригады поехал с полковником. По большому счету, может быть, ему следовало бы и меня пригласить. В качестве «живца», на которого группа захвата клюнет. Впрочем, я не знаю ничего о намерениях полковника Быковского. Он вполне может вести и мирную хитрую игру…
* * *
В госпиталь МВД мы приехали как раз во время обеда для больных. Как будто специально старались. Но нас пообедать, к сожалению, никто не пригласил, хотя к капитану Взбучкину нас все же пустили, пусть и после пары дополнительных звонков от дежурной медсестры кому-то из врачей. Врач разрешил, видимо, уже не в первый раз за половину дня, и потому принявший все за единую систему. Капитан лежал с сотрясением мозга, а такие больные считаются «не ходячими», следовательно, обед им приносят в палату. Охрану у палаты, как сообщила мне Радимова, уже сняли, поскольку не ожидали повторного покушения на капитана. Те, кто первоначально участвовал в покушении, открылись и не прячутся. Значит, и Взбучкину прятаться резона нет. Так начальство решило.
Роль пропуска вне времени для посещения больных сыграло служебное удостоверение капитана Сани. Нас пропустили в длинный коридор цокольного этажа. Лифтом мы пользоваться не стали и поднялись на второй этаж, не успев задохнуться. И нога мне практически не мешала. Я уже научился ходить по лестницам вполне сносно еще в Московском военном госпитале экспериментальной медицины. Я ходил так, что никто не подумал бы ни о титановой трубе в бедре, ни о коленной чашечке из нержавеющей высоколегированной стали. Номер палаты нам сообщили внизу, в приемном покое, и мы без труда нашли нужную дверь. Постучали и сразу вошли.
Капитан Взбучкин был в палате один лежачий – пятеро других пациентов, чьи незаправленные кровати еще дышали их потными телами, видимо, удалились в столовую, и капитан, оставшись в гордом голодном одиночестве, глубокомысленно поглощал рисовую молочную кашу. Причем совершенно не потерял аппетита от нашего появления, хотя тарелку вылизывать при нас не стал. Наверное, не желал смешным показаться, когда нос испачкает. А его нос невозможно было таким занятием не испачкать. Но вот относительно болезненного состояния капитана сомнения у меня все же возникли. У меня у самого несколько раз случались разной степени тяжести сотрясения мозга, и, насколько я себя помню, это всегда влияло на аппетит. То есть мне было не просто трудно, мне было противно набивать свой организм госпитальной пищей. У Взбучкина или организм был иначе настроен, или он от рождения был хронически голодным, и через него вся пища проходила напрямую, изо рта сразу в больничную «утку». Правда, присутствовал еще один вариант – возможно, жена капитана готовила так, что ему дома есть не хотелось, и он в госпитале, что называется, «отрывался». Но этот вариант требовал дополнительной проверки, хотя меня лично эта способность капитана не сильно волновала. Хотелось только знать, действительно ли у него в наличии сотрясение мозга. И, чтобы проверить это, я показал капитану Взбучкину палец. Он не захохотал, чем усилил мои подозрения многократно. Дело в том, что у меня в школе был товарищ, который на уроке физкультуры вскользь ударился затылком о параллельные брусья и получил сотрясение мозга. После этого, когда меня могли на каком-то уроке «спросить», а я был не готов к ответу, я просто показывал товарищу палец, и он начинал дико хохотать. Урок в результате бывал сорван, потому что вместе с моим товарищем, подражая ему, дико хохотал весь класс. Сейчас ничего подобного не произошло. Только Взбучкин вдруг посмотрел на меня чрезвычайно серьезно и даже с опаской, забыв про свою недавнюю пищеварительную вдумчивость. И спросил шепотом единственное, что сумел спросить:
– Что?
– Как дела, Леша? – не ответив ему, сама спросила капитан Саня.
– Стараюсь не умереть…
Но от тона, каким это было сказано, его стало сильно жалко. Естественно, не мне, а капитану Радимовой. Она даже головой покачала и положила на прикрытые одеялом колени Взбучкина коробку зефира в шоколаде, которую достала из своей сумки. Носила там, наверное, вместе с пистолетом. Научить женщину пользоваться подмышечной или поясной кобурой сложно – оружие все-таки нелегкое, снаряженный пистолет Макарова весит восемьсот десять граммов, и женщины всегда считают, что он им портит фигуру односторонней нагрузкой. Вопрос, мне кажется, можно решить просто – следует носить два пистолета с двух сторон, тогда нагрузка уравняется. Но это женщинам кажется тяжело.
Но капитана Саню я не осуждал. Она не мой подчиненный. Я был озабочен мыслями о Взбучкине. Глаза его при виде коробки посветлели и засияли. Ясное дело – сластена, а не мужик. С боевыми ранениями это как-то вообще мало согласуется. Зашитое рассечение кожи на его лбу опухло, и я, как знаток подобных вещей, мог дать гарантию, что сегодня к вечеру, максимум к завтрашнему утру, опухоль по своему обыкновению сползет ниже, и оба глаза закроются синяками. Тогда вид у пострадавшего будет более пострадавшим. И Радимова наверняка будет жалеть его больше, не задумываясь о том, что жалеть коллегу, может быть, и не стоит, поскольку он, возможно, минувшим вечером умышленно вел к ней убийц.
– Ты по делу или как? – спросил Леша.
– Или как… – ответила она. – Это в основном. И чуть-чуть по делу. Тебя уже пытались заставить отказаться от показаний?
– Пытались… – сознался Взбучкин. – Звонили из управления. Обещали подъехать для разговора. Ты по этому поводу?
– По этому, только с противоположной стороны. Меня тоже пытались, я отказалась. Просто в случае отказа от показаний мы становимся виновниками. До выяснения всех обстоятельств дела меня обещали отстранить от исполнения служебных обязанностей. Приказа я, правда, пока не видела. Может, уже и написали. Но, если ты с начальством согласишься, на тебя не только вину взвалят… Ты еще и меня подставишь по полной программе, потому что меня обвиняют в неправомерном и неадекватном ситуации применении оружия.
– И что делать? – тупо и растерянно посмотрел Леша на капитана Саню.
И я понял по его взгляду, что он уже согласился на изменение показаний. Если начальство приказало, почему же не согласиться. Взбучкин послушный. А если он виноват, если он в самом деле осознанно вел бандитов на Радимову, то объективное расследование вообще будет не в его пользу. И ему даже выгодно изменить показания.
– Я понял, – сказал Взбучкин. – Но я устал. Мне отдыхать нужно…
Он не желал с нами общаться и мечтал только о том, чтобы мы побыстрее убрались из палаты с вопросами, которые заставляют его чувствовать угрызения совести. Это было очевидно, хотя о наличии сильно ранимой совести его глаза ничего не сообщали. Наверное, просто он от таких разговоров чувствовал себя дискомфортно, и все.
– Ладно, Леша, отдыхай, поправляйся. Мы пошли. – Капитан Саня даже по плечу коллегу потрепала.
Мы вышли из палаты.
– Он уже изменил показания, – сказал я мрачно.
– Я знаю.
– Откуда?
– Мы с ним много лет вместе работаем. Я научилась его глаза читать. А вы как поняли?
– Тоже по его глазам. Они у него метнулись в сторону двери, словно боялся, что кто-то подслушивает ваш разговор.
– Я не имею на Взбучкина никаких рычагов влияния, – призналась капитан Саня. – Значит, мне предстоит бороться в одиночку.
– Я с вами. Это уже не в одиночку.
– Я думаю, что вам следует о себе позаботиться. Боюсь, к вам сегодня уже отправят группу захвата.
– Они уже в моей квартире. Сидят, ждут моего возвращения.
– Откуда вы знаете?
– Есть кому подсказать.
– И что дальше? Вы им сдадитесь?
– Мне некому будет сдаваться. Я при вас отдал ключи офицерам спецназа. Если группа захвата попытается захватить их, я могу только пожалеть врачей этого госпиталя, которым добавится много сложной работы…
– Вы не знаете, какие парни служат у нас в СОБРе…
– А вы не знаете, какие парни служат у нас в спецназе. И ваши собровцы этого не могут знать. Если только не встречались с ними где-то в «горячих точках». А если встречались, то без претензий сдадут оружие.
– Ваша служба ввяжется в ситуацию?
– Моя служба в отличие от вашей никак не зависит ни от госпожи Римской, ни от господина Расинского.
– А Расинский здесь еще при чем? – В голосе капитана Сани послышались откровенные нотки обеспокоенности.
– Машины, на которых эти бандюки вчера подъехали, обслуживают в областном Законодательном собрании господина Расинского…
Назад: Глава четвертая
Дальше: Глава шестая