Книга: Капитан Валар. Смертник номер один
Назад: Глава пятая
Дальше: Глава вторая

Часть вторая

Глава первая

1

Ночевать нам пришлось в офисе, потому что сведения в течение ночи приходили постоянно – и сразу поступали в фазу оперативной разработки. Еще не имея плана дальних действий, мы, чтобы выработать его в деталях, проводили подготовку по плану действий ближних. Я прекрасно понимал, что если везут профессиональных киллеров, то это в том числе и по мою душу. Следовательно, пойти киллеру навстречу и опередить его – задача для меня крайне важная, и потому к делу я относился с полной ответственностью.
Поток сведений по многочисленным запросам генерала Лукьянова стих ближе к концу ночи, и генерал распорядился, чтобы мы со старшим лейтенантом Сережей устроились спать на диванах в коридоре. И даже освободил нас от обязанностей штатных грузчиков, посчитав, что с погрузкой и разгрузкой во время переезда Комитета на новое место справится остальной личный состав. Нам предстояло быть свежими к моменту конкретных действий, которые обещали стать боевыми. По крайней мере, вполне имели шанс стать такими.
Привыкнув за время «простоя» в госпитале к длительному отдыху, я, честно говоря, чувствовал некоторую усталость после первого дня работы, и потому воспринял приказ Николая Владимировича как должное. Вообще-то он и был должным, поскольку нам предстояло выступить не против плохо обученных ментов, а против настоящих, судя по всему, профессионалов. И реально было встретить серьезное, а главное, грамотное сопротивление – то, с чем давно уже не приходилось сталкиваться. Данные на обоих помощников Магомеда Неизвестного, который уже перестал быть неизвестным и стал Магомедом Гасановичем Абдуллаевым, больше известным под кличкой Магомед Черный. Точно утверждать не буду, но, кажется, про банду Магомеда Черного я что-то слышал в период полноценных боевых действий на территории Чечни, когда еще был жив Басаев, а пресловутый Иорданец разбивал полевые отряды на мобильные джамааты, способные проводить полноценные автономные акции. Я даже не слишком хорошо помню, что именно слышал про этого Магомеда. Но это значения не имело.
Сквозь сон я услышал, как началось полноценное рабочее утро, когда пришли машины и в них стали загружать столы и сейфы. Наши с Сережей диваны никто трогать не собирался, потому что они были собственностью медицинского центра и сдавались в аренду вместе с помещением. Нас никто не будил, и никто даже не разговаривал громко, проходя мимо. Но у меня всегда было так: чем тише говорят неподалеку, тем больше я во сне напрягаю слух, следовательно, не сплю. Отлеживание боков полноценным отдыхом тоже назвать сложно, поэтому я практически с наступлением рабочего утра уже не спал. Наверное, точно так же неуютно чувствовал себя и Сережа. По крайней мере, как только я сел на диване, он тоже сел и потянулся.
– Лучше бы совсем не ложиться…
В этом я был с ним согласен. Когда не спишь вообще, сохраняешь боевой настрой. Конечно, внимательность слегка теряется, но ее можно вернуть усилием воли, точно так же, как и быстроту реакции. А после неполноценного сна чувствуешь в теле только вялость. Но приходить в форму было необходимо, и потому мы со старшим лейтенантом, умывшись, вышли на улицу, где включились в погрузку. Там словно бы только нас и ждали, чтобы начать работать интенсивнее…
* * *
Впрочем, скучная повседневность с хозяйственными заботами отвлекла нас ненадолго. Мы со старшим лейтенантом даже не успели полностью осмотреть новое помещение, хотя познакомились со своими рабочими местами и узнали, что генерал получил пусть маленький, но отдельный кабинет рядом с туалетом. Лукьянову это очень не понравилось, но другие кабинеты были слишком велики, на его взгляд, для одного человека. А проводить совещания Николай Васильевич предпочитал в общих комнатах.
Прорисовывалась важная черта характера моего нового командира, который, в отличие от большинства людей, носящих генеральские погоны, никак не связывал это звание с наличием просторного кабинета и предпочитал переносить собственные неудобства ради более качественного выполнения общего дела. Под таким командованием служить было можно, и я не раскаивался в том, что согласился на эту службу – тем более что выбор у меня богатством не отличался. В худшем случае я мог бы претендовать на роль охранника в каком-нибудь ночном заведении, да и то существовала вероятность непрохождения медицинской комиссии для работы в охране; следовательно, работать я мог только нелегально.
Вот в этот свой маленький кабинет генерал и пригласил нас с Сережей, позвонив старшему лейтенанту на мобильник. Там, в кабинете, сидя на подоконнике полуподвального окна, почти не пропускающего свет, нас уже ждал Магомедов. Капитан был уже в полной форме и побрит, из чего я сделал вывод, что Магомед ночевал дома, если можно назвать кратковременную поездку домой ночевкой. Но, кажется, генерал говорил, что капитан живет рядом с медицинским центром и может позволить себе ходить на службу пешком. Кроме того, Магомед Магомедов смирился с мыслью, что уже не сможет играть роль Магомеда Абдуллаева. Но нам свои роли играть придется все равно, иначе мы не сможем не только выйти на Дибара Гайдарова, но и добыть доказательства его виновности. В этом случае при ликвидации банды мы сами автоматически становимся разыскиваемыми преступниками. Честно говоря, меня и такая перспектива не особенно пугала, потому что розыск на меня объявлять можно было уже многократно после нескольких естественных попыток защитить собственную жизнь и свою дорогостоящую голову. При этом любые мои превентивные меры вполне могут восприниматься следственными органами как неоправданная агрессия, основанная, как модно сейчас заявлять во всех властных структурах, на национальной неприязни. Но, вот честное слово, никакой неприязни, скажем, к капитану Магомедову, яркому представителю своего народа, я не испытываю. А вот к бывшему подполковнику спецназа внутренних войск Дибару Гайдарову я не смогу заставить себя испытывать симпатию даже под многотомным давлением суда.
– Выспались, вижу, – сказал генерал.
– Так точно, товарищ генерал. По полной программе, – поспешил ответить старший лейтенант Сережа.
– А ты, Валар, наверное, никак не можешь выйти из режима отдыха после госпиталя?
– Я готов, товарищ генерал, к выполнению любого задания.
– Ну и ладно. Тогда будем обсуждать – и приступать. Время поджимает. Необходимо составить план, потом переодеть вас во что-то более цивильное, чтобы от вас не пахло за версту спецназом. А остальные пусть пока готовятся к своим задачам…
* * *
Два часа у нас ушло на «обсасывание» всех возможных вариантов развития событий. Главная сложность заключалась в том, что мы получили фотографию только Абдуллаева, да и то шестилетней давности; у нас не было фотографий его спутников, мы не знали даже их имен и фамилий и потому не могли проверить по базе данных железнодорожной регистрации, где они едут. Они могли сидеть и в одном купе с Абдуллаевым. С ним, согласно базе данных, ехало двое мужчин. Четвертое место в купе оказалось свободным – билет на это место был куплен, но никто в вагон не сел. Это давало основание предполагать, что четвертый билет тоже купили Магомед и его компания. По крайней мере, такое предположение было логичным. Однако база данных выдала в качестве соседей две кавказские фамилии. А мы предполагали, что с Магомедом в Москву отправились двое русских… Вообще в вагоне ехало пятеро русских. Один из них, согласно паспортным данным, – москвич, журналист какого-то западного интернет-портала. Двое других были зарегистрированы в Дагестане, причем в разных городах. Один официально числился жителем Ставропольского края, но в Москву ехал мимо самого Ставрополя. Журналиста можно было списать со счета, что мы и сделали, поскольку генерал уже успел его проверить. Это реальное лицо, и он в самом деле находился в командировке на Северном Кавказе. Любой из оставшихся троих мог быть помощником и сообщником Магомеда Абдуллаева – но с той же долей вероятности мог и не быть им. Эти люди могли ехать и в другом вагоне, и даже в разных вагонах, и как их вычислить, мы не знали. Более того, они могли уже приехать в Москву или прибыть следующим поездом, вместе или по отдельности… Абдуллаев был крайне осторожен, иначе он уже давно сидел бы где-то за высоким забором с колючей проволокой, и часовой на вышке рассматривал бы его время от времени сквозь рамку автоматного прицела.
Нам предстояло повязать хотя бы самого Магомеда, хотя уверенности в том, что он сдаст своих помощников, не было. Действительно, какой ему смысл признаваться, если у нас на руках нет ни одного факта, подтверждающего его деятельность? Кроме того, мы должны были действовать неофициально – легальный путь ничего нам не давал. Абдуллаев просто возмутился бы, не понимая, с чем связано его задержание, и любой следственный орган обязан был бы его отпустить. Конечно, основания для задержания организовываются легко: приглашаются «собственные» понятые, досматривается багаж, откуда изымается подложенный пакет с наркотиками – так обычно действует полиция против тех, кто ей неугоден и кто не имеет возможности за себя постоять. Но у Абдуллаева, как знал Лукьянов, есть множество высокопоставленных защитников, и с ним такой номер не пройдет. Поэтому само задержание Комитет решил взять на свою совесть, привлекая информированную полицию только в качестве прикрытия от неинформированной полиции. Совесть Комитета является понятием растяжимым и складывается из желания отдельных личностей еще какое-то время оставаться в живых и вообще жить без проблем. К разряду таких личностей относил себя и я…
* * *
Мне мешал парик. Не привык я к такому головному убору, и голова чесалась от гримерного клея. Но генерал решил, что мои шрамы лучше всего прикрыть именно париком, чтобы никому и в голову не пришло, кто я в действительности. А шрамы на голове – это моя отличительная особенность в настоящее время. Мне, конечно, пересадили кожу, прикрывающую металлические полосы, но она приживалась на металле плохо, морщилась, и хорошо еще, что не загнаивалась. А уж о том, чтобы голова покрылась волосами, и речи не шло. Конечно, скрыть шрамы мог бы и головной убор, но генерал решил, что парик надежнее.
Вокзал встретил нас устоявшимся запахом бомжей и рамкой металлоискателя, которую мы с Сережей благополучно обошли стороной, поскольку заявились сюда в ментовской компании. Оружия никто из нас с собой не взял. Оно имелось только у группы прикрытия, но при категоричном предупреждении о его применении только в самом крайнем случае.
Мы с Сережей должны были, согласно замыслу генерала Лукьянова, организовать спонтанную провокацию, которая позволит обоснованно провести задержание и доставку Магомеда Абдуллаева хотя бы до ментовской машины, из которой мы его чуть позже должны будем пересадить в свою. Доставить его должны были вместе с нами, закрутив нам руки за спину, одному или двоим сразу, чтобы со стороны это не выглядело односторонним действием.
Вообще-то, прибыв на место, мы имели возможность миновать здание вокзала и попасть сразу на перрон. Но «наши» менты решили таким образом поставить в известность о проведении операции местных ментов линейного отдела полиции, чтобы те потом не вмешались не вовремя и не помешали. Разумная предосторожность, обговоренная заранее еще в тесном генеральском кабинете. Мне вспомнился случай полуторагодичной давности на автовокзале в Ставрополе. Тогда при задержании двух вооруженных бандитов парнями из ингушского управления ФСБ менты из местного линейного отдела применили табельное оружие против сотрудников ФСБ как против инициаторов нападения на пассажиров. Так показалось ментам, у которых все происходило на глазах. В результате бандитов все равно задержали, но два офицера ФСБ были серьезно ранены, а один – убит. Повторять такой сценарий нам не хотелось, и потому превентивные меры мы предприняли.
До прибытия поезда оставалось еще пятнадцать минут, и наша группа, переодетая в штатское, рассредоточилась по вокзалу, чтобы не привлекать к себе внимания одинаковыми короткими стрижками и военной выправкой, которую, как правило, очень трудно скрыть. Опытный и проницательный взгляд без труда выделит из толпы человека военного, даже если тот будет в гражданской одежде. А Магомед Абдуллаев был, несомненно, человеком опытным и проницательным. Хорошо еще, что офицеры нашей группы это понимали и старались держаться предельно вольно и даже слегка развязно. А короткие стрижки и отсутствие гражданского «животика» в наше время не обязательно являются атрибутом армии.
Мы прошлись по вокзалу, освоились с обстановкой и вышли на перрон, где заняли определенные планом места. Заняли так, чтобы не только прийти кому-то на помощь в случае непредвиденных обстоятельств, но и просматривать весь перрон целиком, пытаясь определить людей, которые, возможно, приехали вместе с Магомедом, но в других вагонах. Даже я признавал, что эта задача гораздо более сложная, чем задержание самого Магомеда. Там нужно уметь читать взгляды и хорошо понимать психологию человека по его движениям и жестам. Те, кто приехал с Абдуллаевым и кто его знает, обязательно должен отреагировать на его задержание. И это необходимо было уловить, отличив при этом реакцию человека постороннего от реакции человека заинтересованного. Я бы сам взялся за это трудное дело с удовольствием и старанием. Но в этом отношении спецназ внутренних войск, часто участвующий в ментовских операциях, имеет перед спецназом ГРУ несомненное преимущество. И я, здраво отдавая себе в этом отчет, посчитал, что мое место именно в проведении задержания Абдуллаева.
Еще могли возникнуть какие-либо неприятности из-за вмешательства посторонних. А такое вмешательство вполне возможно. Поезд приходит из Дагестана. Дагестанцев в нем полно, и наверняка найдется несколько – если не сказать, что много – желающих вмешаться в конфликт. Кавказцам нужно отдать должное: они стараются стоять друг за друга. Но на этот случай менты – причем менты настоящие – должны быть поблизости. Номер вагона они знают, и место, определенное для них, – тоже. Один из полицейских, чтобы избежать возможных ошибок, сразу пристегнет Абдуллаева наручниками к своей руке. Крупный мужик, такого на наручниках не утащишь, даже если сможешь его обезвредить. И посторонние не смогут помешать блокировать Магомеда. Конечно, такое задержание чревато межэтническим скандалом, но избежать такового у нас возможности не было, и следовало рисковать.
До прибытия поезда оставалось десять минут, когда генералу, тоже одетому в «гражданку», висящую на нем мешком, позвонили на мобильник. Он подал нам знак и заспешил к выходу из здания вокзала, чтобы встретить последнего участника операции, на которого мы очень рассчитывали. Ждать пришлось пару минут. Когда я увидел генерала, то понял, что операция наша обречена на успех. С таким недостающим звеном наш план сработает обязательно, на сто процентов. Нет в природе кавказца, кроме «голубых» и кастратов, кто устоял бы перед такой фигурой…
* * *
Сказать, что на лицо эта молодая женщина неотразима, было сложно. Вполне, я бы сказал, отразима. Обычное лицо, и даже не слишком симпатичное, хотя и не лишенное некоторой доли обаяния. Возможно, при улыбке оно смотрится лучше, но на перроне она не улыбалась. Однако фигура была действительно редкая, изумительная, идеальная. В дополнение ко всему физические достоинства подчеркивались плотно облегающей одеждой. Генерал вместе с женщиной прошел мимо нас, и мы со старшим лейтенантом Сережей многозначительно переглянулись, с улыбкой кивая друг другу. Со спины женщина выглядела несравненно лучше, чем анфас. Нам для успешного проведения акции нужно было именно это. Реакция на ее появление уже была, и мы видели ее наглядно. На перроне было множество встречающих, в большинстве своем кавказцев, и все они дружно поворачивали голову вслед незнакомке. В другой обстановке я назвал бы такую прогулку для женщины весьма рискованной, но суровое лицо генерала, пусть и переодетого в гражданскую одежду, останавливало самых резвых и наглых.
Пригласить эту женщину Лукьянов решился после того, как мы обсудили главную черту Абдуллаева. Магомед не мог пропустить ни одну юбку. Наша женщина была не в юбке, а в лосинах, но это тем более должно было возбудить падкого на противоположный пол джигита, а значит, спровоцировать его на определенные действия… Абдуллаева несколько раз пытались привлечь по статье за изнасилование, но он всегда откупался. Или отстреливался. По крайней мере, дважды его жертвы пропадали неизвестно куда. Были подозрения, что некоторые просто пропадали, не успев даже написать заявление в милицию. Следовательно, нам следовало этим воспользоваться, так как из всего материала, что удалось набрать на Магомеда Гасановича, ничего другого, подходящего ситуации, мы подобрать не смогли. Теперь же у нас появилась уверенность, что Абдуллаев на такую «подставу» обязательно попадется…

2

Все было готово. Прибытие поезда уже объявили. Ждать мы все умеем хорошо: привыкли сидеть в засадах. А на перроне, по сути дела, именно засада и была организована. И фигуристая молодая женщина исполняла роль сыра в мышеловке.
Наконец показался поезд, двигавшийся предельно медленно. Мы спокойно и неторопливо разошлись по своим местам. Где остановится нужный нам вагон, мы уже знали предельно точно. На перроне даже урна была переставлена, чтобы показать место. Честно говоря, я всегда сомневался в точности работы железной дороги, но в этот раз убедился, что и железнодорожники точность уважают – задняя дверь вагона, как нам и говорили, оказалась прямо против урны. Нас, конечно, интересовала рабочая, передняя дверь. Но «мониторить» ее тоже следовало осторожно, с дистанции. Абдуллаев опытный диверсант, он обязательно осмотрится и постарается вычислить возможную слежку. Долгий, внимательный и напряженный взгляд способен заставить человека насторожиться. И потому на инструктаже генерал особо рекомендовал смотреть Магомеду только в затылок. На что я возразил, что каждый, кто постоянно сталкивается с опасностью, способен почувствовать напряженный взгляд и затылком. Генерал, впрочем, легко согласился и порекомендовал смотреть на плечи. Не на какое-то одно, а слегка рассеянно, сразу на оба плеча. При таком взгляде не возникает напряжения.
Поезд остановился. Проводница не спешила выпускать пассажиров; долго вытирала поручни рядом с дверью, хотя перрон был высоким, вровень с посадочной площадкой вагона, и необходимости браться рукой за поручень не возникало. Наконец люди стали выходить. Я осмотрелся, проверяя безопасность, но никак не мог обнаружить постороннего внимания к конкретному вагону. Даже менты, проинструктированные генералом с особой тщательностью, демонстрировали свое равнодушие и стояли в стороне, не глядя на выходящих пассажиров. Старался не смотреть туда и я, лишь периферийным зрением выискивая высокую фигуру. И такая фигура в конце концов ступила на московскую землю. Мне хватило короткого взгляда, чтобы убедиться, что вышел именно тот человек, которого мы ждали, – Магомед Гасанович Абдуллаев. Он вышел и осмотрелся, после этого сказал проводнице что-то шутливое, отчего она покраснела, легонько шлепнул ее пониже спины любимым всеми кавказцами движением, потом забросил на плечо ремень спортивной сумки и неторопливо, вразвалочку, как не часто ходят высокие люди, двинулся вперед, к выходу с перрона. Я не спешил следовать за ним; дождался, когда мимо меня пройдет наша «подсадная утка», убедился, что задом она действительно умеет вертеть, как пропеллером, и только тогда пошел, соблюдая необходимую дистанцию. При этом «поймал» взглядом параллельное движение старшего лейтенанта Сережи. Он шел метра на четыре правее меня, готовый не вмешиваться в ситуацию без необходимости, но все же поддержать, если потребуется. И трое ментов, заметив наше движение, пошли нам навстречу. Но выделить их из толпы можно было лишь тому, кто знал об их существовании. Менты в глаза не бросались и вели себя вполне прилично. Критический момент приближался.
Не знаю, как другие, но лично я всегда остро чувствую приближение такого момента. И потому был уверен, что наша мышеловка сработает. Она и сработала. «Сыр в мышеловке» уверенно нагнал Абдуллаева, при каждом шаге вызывая одобрительные возгласы со стороны идущих параллельно пассажиров поезда. Одна рука даже протянулась, чтобы повторить тот жест, что позволил себе Магомед с проводницей, но опоздала – женщина шла быстрее. За спиной Абдуллаева она сбросила скорость, опередила его и остановилась, чтобы что-то сделать со своей обувью. Наклонилась – и этого движения любвеобильное сердце Магомеда Гасановича не выдержало. Его большая ладонь тут же поднялась и смачно хлопнула женщину по мягкому месту, причем пальцы норовили согнуться и словно бы вцепиться в тело. Ответная реакция последовала моментально. Женщина выпрямилась и, вдруг став намного выше ростом, словно бы слегка подпрыгнула. Рука полетела в размах, и я сразу понял, что мы имеем дело с волейболисткой. Слышал я, что волейболистка высокого уровня в состоянии сбить мячом с ног нормального мужчину без специальной физической подготовки. Мячом… А если рукой? Ладонь опустилась даже не на щеку, а прямо на темя Абдуллаева, сразу погасив его улыбку. И неудачливый дамский угодник внезапно сел прямо на перрон. Видимо, бывший офицер ВДВ, а потом и полевой командир бандитов никак не ожидал такой реакции и не был готов к отражению удара, в результате чего стал общим посмешищем.
Вообще-то это не обсуждалось в наших планах. Обговаривалась простая пощечина, на которую Магомед мог бы отреагировать с восточной горячностью, а тут вмешался бы я. Но когда женщина сбивает с ног бывшего офицера-десантника, да еще и бывшего полевого командира, сбитому это бывает не просто обидно. Он чувствует себя оскорбленным до последней степени. А если вокруг еще и смех раздается, это вызывает у восточного человека бешеную ярость. Но «сыр в мышеловке» разошелся слишком сильно. Женщина в дополнение к удару рукой попыталась врезать еще и ногой в лицо сидящего на перроне Магомеда. Но здесь уже он показал, что за время, прошедшее после окончания службы в десантных войсках, боевую квалификацию не потерял. Был выставлен правильный крестообразный блок, нога захвачена правой рукой за пятку, тогда как левое предплечье упиралось в носок сбоку; последовал резкий рывок, и женщина оказалась валяющейся рядом с уже поднимающимся на ноги разъяренным Магомедом.
Я оказался рядом в самый подходящий момент, когда Абдуллаев уже поднял ногу, чтобы нанести женщине удар в лицо. Он не видел меня, подходящего сзади, и потому мой лоу-кик по опорной ноге был для него полной неожиданностью. Бил я сбоку по колену. Сам однажды получал такой удар и знаю, что сначала вроде бы совсем не больно; боль наступает, как только сделаешь хотя бы полшага. Нога уже не может тебя держать. Длится такое ощущение минут сорок, потом проходит. Сильный и точно нанесенный лоу-кик в бедро не дает такой быстрой реакции, но если в схватке повторить его несколько раз, он заставляет хромать и морщиться при ходьбе целый месяц. А удар под опорную ногу вообще сразу заставляет почувствовать неладное. Магомед Гасанович почувствовал…
Ударить женщину он не смог, потому что устоять после пропущенного удара на опорной ноге было невозможно; перенес вес тела на здоровую конечность, попытался было развернуться в мою сторону, но для этого ему необходимо было снова встать на «пробитую» ногу. И это оказалось для него чреватым повторным приземлением на «пятую точку». Но он знал, что за удар получил, и, сидя, приготовился выставить блок против удара ногой в голову. Впрочем, это было совершенно не нужно, потому что бить и добивать его я не собирался. Но мне бы самому стоило быть повнимательнее в этой ситуации. Я хорошо знал, что кавказцы всегда готовы встать друг за друга горой, если только на них не наезжает другая гора… За моей спиной раздался звук удара – это успел вмешаться Сережа. И очень вовремя – ибо какой-то молодой боевитый пассажир намеревался ударить меня с разбега, но нарвался на кулак старшего лейтенанта и отключился.
Вокруг нас стремительно выросла толпа, и возбужденные голоса на незнакомом языке требовали жестких мер, подзадоривая один другого. Я придвинулся к Сереже, прикрывая его спину так, чтобы он прикрывал мою. Но к нам уже двигались и другие офицеры группы, и менты, предупрежденные заранее и знающие, что должно произойти и что им нужно сделать. И они сделали все правильно. Наручники сразу же надели и на нас с Сережей, и на Магомеда Абдуллаева. Кто-то из толпы и здесь стал возмущаться, говорить, что мы напали на пассажира без причины. Однако и «сыр в мышеловке» молчать не стала и начала вопить, что этот негодяй напал на нее и чуть не изнасиловал. Показывая на Абдуллаева, она выразила готовность немедленно написать «заявление в милицию», забыв, что та нынче называется полицией.
К несчастью, в момент подготовки и обсуждения своих действий мы не учли, что в наручниках теряем боеспособность. И как только нам нацепили наручники, кто-то из толпы умудрился ударить Сережу в лицо. Потом какой-то «футболист» пожелал наградить меня пинком между ног. Я отбил удар голенью и успел ответить ему тем же манером, которым он меня атаковал. В итоге и на этого пассажира нашлись наручники, хотя после полученного ответного удара он оказался еще менее пригодным к передвижению, чем Магомед. А тут и наша группа подоспела. Нас всех взяли в круг и благополучно вывели с перрона, прикрывая со всех сторон. Толпа приезжих кавказцев не оставила попыток добраться до нас, но их, естественно, не допускали. А Магомеда и неудачливого «футболиста» вели под руки. Магомед Гасанович не мог ступить на ногу, а «футболист» по-поросячьи повизгивал и норовил сесть на брусчатку перрона, чтобы оплакать свое будущее. Я понимал, что оба они не прикидываются, но сам масла в огонь не подливал и на толпу приезжих, в отличие от Сережи, не огрызался.
Тут большой группой подоспели местные менты из линейного отдела. Толпу вежливо оттеснили несколькими взмахами дубинок и включенными электрошокерами, но ударов, кажется, не последовало. Горячая кровь восточного человека не всегда затмевает ум, и большинство понимает, что в прохладном «обезьяннике» любого отделения полиции все страсти быстро стихают. На рожон больше никто не лез.
«Наши» менты по подсказке генерала передали «футболиста» местным ментам, чтобы того отправили в больницу. Абдуллаева загрузили в один микроавтобус, нас с Сережей – в другой, где сразу сняли наручники. «Приманка» была без наручников, но кровь у нее оказалась более горячей, чем у кавказцев, и она рвалась еще раз встретиться с Абдуллаевым. Генерал Лукьянов, заглянув в салон нашего микроавтобуса, позвал женщину с собой. Видимо, решил отвезти ее на своей машине. Но на прощание сказал нам:
– Первую часть операции можно считать условно удачной. Поскольку откровенных попыток помочь Абдуллаеву никто не проявил – кроме тех, кто ее проявил, но они не в счет по национальному признаку, – приступаем к запасному варианту. Я уже позвонил Воскобойникову и передал данные. Вот трубка Абдуллаева, – генерал передал трубку Сереже. – Я скоро приеду, буду вместе с Сафроновым обеспечивать проведение запасного варианта. Трубку передай Анатолию; может, еще что-то из нее вытащит…
* * *
Запасной вариант был вообще-то не запасным, а развитием основного, но формулировка роли не играла и сути дела не меняла. Мы решили воспользоваться услугами Управления космической разведки ГРУ по всей возможной программе. Предположили, что у Абдуллаева обязательно должен быть мобильник, и в дороге он всенепременно должен перезваниваться со своими компаньонами. Позвонив старшему лейтенанту Воскобойникову, генерал Лукьянов, таким образом, уже передал номер и, наверное, продиктовал номера абонентов, с которыми имел связь Абдуллаев. Воскобойников должен был проверить, кто из них находится рядом с вокзалом, и передать данные генералу. Таким образом, провести захват киллеров, которые приехали охотиться на меня и на других, стало все-таки возможным.
Мы приехали в новое помещение Комитета. Сюда же привезли и задержанного, который не выказывал удивления тем, что привезли его не в отделение полиции, а в какую-то непонятную контору, и рядом уже не менты, а люди в штатском, хотя и определенно с офицерской выправкой. Но в дверях стоял дежурный офицер в «краповом» берете, и Абдуллаев, наверное, все понял. Он не качал права, не возмущался и вообще не проявлял никаких эмоций. Зато его напряженный взгляд цепко выхватывал каждую деталь обстановки. Я сделал из этого вывод о том, что Абдуллаев ищет возможность к побегу, и предупредил трех бойцов, выставленных в охрану.
– Видим… Смотрим… – кивнули они.
Генерал приехал через сорок минут. Капитан Сафронов вел, держа под локоть, еще одного задержанного – на сей раз с разбитым лицом, что говорило о нежелании парня вести себя умно. Второго киллера видно не было, но на ходу объяснений никто нам не давал…
* * *
На допросе Абдуллаева я не присутствовал, как и на допросе киллера, состоявшемся чуть раньше и не затянувшемся больше десяти минут. Нас со старшим лейтенантом Сережей просто не пригласили. Видимо, где-то в дебрях Комитета, как и во всякой порядочной организации, завалялись свои профессиональные дознаватели, умеющие и вопрос правильно поставить, и на полном скаку парадокс из показаний создать, чтобы поставить допрашиваемого в неудобное положение. Вместе с этими людьми генерал и проводил допрос, не пригласив наиболее заинтересованных лиц. Но и этот допрос длился не долго. Задержанных развели по разным кабинетам и не оставляли без присмотра. Через полчаса Лукьянов пригласил нас с Сережей и капитана Магомедова в свой кабинет. Там уже сидел капитан Сафронов, которому, как я понял из предварительных разговоров, предстояло командовать нашим с Сережей прикрытием. В принципе, он им уже командовал на перроне. Но там все обстояло достаточно просто и не требовало тонких действий. В дальнейшем же предстояло вступить в серьезное противостояние с опытным и беспощадным противником и каждый шаг должен быть предельно точно просчитан и выверен.
– Ну что, Магомед Известный убедился, как мало он похож на Магомеда Неизвестного? – сразу спросил Лукьянов.
– Тем не менее, товарищ генерал, женщина приняла меня за Магомеда Неизвестного, – слабо возразил капитан.
– К сожалению, противостоять нам будет не эта женщина, а противник несравненно более серьезный, – вздохнул Николай Владимирович. – Что касается первой части операции, благодарю Валара и Сережу. Отработали чисто. Я со стороны наблюдал, не подходя близко. Все выглядело естественно. Заподозрить вас в проведении спланированной акции было невозможно. К сожалению, вторая часть операции прошла хуже.
– Что со вторым киллером? – задал я вопрос, сильно меня интересующий.
– Опытный парень. Носом прочувствовал ситуацию. Кроме того, за две минуты до попытки задержания он пытался дозвониться первому, которого только что потерял из виду. Сафронов ответил, что парень ошибся номером. Но, видимо, он что-то почувствовал – и вычислил наших людей с трех шагов. При попытке задержания убит мент нашего сопровождения и ранен наш сотрудник.
– А сам он? – спросил я, надеясь, что капитан Сафронов хорошо стреляет.
– Нам был дан приказ захватить его живьем, – посетовал капитан. – Он выбросил из подъехавшей машины женщину, сел за руль и тут же скрылся в плотном потоке. При сильной плотности движения умудрился чуть не поперек дороги перестроиться в крайнюю левую полосу. Там пешком проскочить нельзя было, а он проехал. Достойно сработал. Хотя из-за его маневров столкнулось несколько авто.
– Машина… – хотел было задать свой вопрос Сережа.
– Ее нашли через два квартала. Сам киллер благополучно ушел. Правда, удалось снять его на видео – менты постарались. Уже объявлен розыск, но надежды на удачу мало. Он просто переоденется, сменит прическу, даже не подстригаясь, – и его уже никто не опознает. Прическа заметная, под Стивена Сигала. А если решится, например, голову побрить, не опознают тем более.
– Трубка! – сразу сообразил я. – Нужно было звонить Воскобойникову. Он отыскал бы его по трубке. Может, еще не поздно?
– Поздно, – вяло отмахнулся Сафронов. – Я же сказал, что он человек опытный. Трубку бросил в машине. Видимо, кому-то позвонил, а потом стер все номера и избавился от трубки.
– Кому позвонил? – спросил я. – О чем говорил?
– Я при этом не присутствовал. – Сафронов был недоволен допросом, как и я был недоволен его действиями. В подобных случаях всегда кажется, что сам отработал бы лучше и все предусмотрел бы.
– Воскобойников… – напомнил я. – Трубка киллера уже была на контроле.
– Да, не привыкли мы работать с «космонавтами», – сказал генерал и вышел.
Я догадался, что Лукьянов хочет заглянуть в кабинет, выделенный старшему лейтенанту Воскобойникову, чтобы получить нужные сведения. Я подошел к двери и сказал в широкую спину Лукьянова:
– Товарищ генерал, необходимо проверить регистрацию номера. Вполне возможно, что sim-карта была зарегистрирована на действительного владельца. И на всех троих проверить регистрацию.
Лукьянов кивнул, не обернувшись, и действительно вошел в кабинет к Воскобойникову, который временно оккупировал стол капитана Магомедова. Мне показалось, что он рассердился на мою придирчивость. Но это была не придирчивость человека из другого ведомства, а требовательность участника операции к другим участникам. Нам осталось только ждать. Я повернулся к Сафронову. Капитан выложил на стол трубку мобильника с крупными номерами на кнопках.
– Это… – сказал Сережа.
– Это трубка второго киллера, – уточнил капитан.
– Это трубка с двумя sim-картами, – Сережа все же объяснил, что он хотел сказать. Он мог звонить по любой. Если звонил по не известному нам номеру, Воскобойников не поможет.
– Воскобойников не поможет, – сказал генерал, входя в кабинет. – Спутник разговора не зафиксировал. Две «симки», говоришь? – Он взял трубку в руки.
– А что первый киллер? – спросил я, понимая, что второго мы упустили и не имеем пока возможности до него добраться.
– Разве в его интересах что-то нам говорить? – вопросом на вопрос ответил генерал. – Пока ему могут предъявить обвинения только и исключительно по части третьей «двести двадцать второй» статьи. Пистолет у него отобрали. Обычный «макаров». Говорит, что на Кавказе необходимо иметь оружие хотя бы для самообороны, иначе не проживешь. «Ствол» сейчас проверяют на причастность по картотеке МВД и ФСБ, но я уверен, что ничего не найдут. Хороший киллер дважды одним оружием не пользуется. Значит, только одна статья. И зачем ему еще что-то на себя брать? Сумеете что-то доказать – он, может быть, согласится, а может, и нет. А без этого… Молчит. Спокоен, в себе уверен, просит адвоката. Вежливо просит, не настаивает. Еще не понял, что не туда попал. Магомеда Абдуллаева, естественно, не знает, даже не слышал о таком. По звонкам мы пока с ним не работали. Нас больше интересовал его напарник. Не понимает, о каком напарнике идет речь. Ехал в поезде один, по своим коммерческим делам.
– А Абдуллаев? – спросил я. – Тоже ждет адвоката?
– Не ждет. Этот уже понял, куда попал. Он узнал тебя с первого взгляда. Правда, не успел нанести удар – ты его уже «посадил». Узнал и меня, когда я вошел в кабинет, несмотря на гражданский наряд. Следовательно, понимает, куда и к кому в лапы попал, и догадывается, что у нас адвокатов не выделяют.
– Чтобы узнать, надо знать, – возразил я. – Не знаю, товарищ генерал, относительно вас, но я с ним раньше ни разу не встречался.
– Знает… – Генерал положил на стол четыре фотографии, две своих и две моих – лица крупным планом и в полный рост. – По фотографиям могу высказать предположение, что это два первых «заказа», по которым должны были работать киллеры.
Я посмотрел на свою фотографию, потом потрогал пальцами надоевший парик, даже за чужие волосы подергал, проверяя надежность клея. Должно быть, парик не сильно меня изменил…
Назад: Глава пятая
Дальше: Глава вторая