Книга: Капитан Валар. Смертник номер один
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая

Глава третья

1

Медленно и вальяжно поднимаясь из-за стола, демонстративно расслабленно, хотя, как я заметил, и с трудом сдерживая себя, Магомед по-прежнему держал одну руку на столешнице, создавая ей толчковую опору, а вторую заложил за спину, на спинку стула. Поза была не слишком ладная, но я его понял. Наверное, спецназ ВДВ готовят или хотя бы стараются готовить в каких-то аспектах по методике спецназа ГРУ. А наша методика обучает использовать в схватке не только кулаки, ноги и знаменитые малые саперные лопатки, но и вообще все, что подвернется под руку – от камня до карандаша, от бродячей кошки до горсти песка, и вообще всего, что может достать рука. Это важный принцип, который грех не использовать. В данной ситуации, как я понял, Абдуллаев собирался использовать стул. Тот был, надо сказать, нелегким. Чтобы поднять его за спинку, держа только пальцами, и нанести из такого положения удар, пальцы нужны сильные. Но он решился, значит, силу своих пальцев знал. Но и я понимал его движения, словно по книге читал. Для нанесения удара ему не следует полностью выпрямлять ноги. Чтобы использовать естественную пружинистость мышц и суставов, бить надо из слегка согнутого состояния. Я же за ногами не следил. Я следил только за выражением лица, за реакцией зрачков. И поймал момент, когда зрачки резко расширились. Это значило, что рука напряглась с предельной силой и пальцы вцепились в спинку тяжелого стула. И едва ножки стула оторвались от пола, я уже нанес встречный удар ногой в грудь, снова усадив Абдуллаева на тот же стул. Бил я в район межреберья, прикрывающего сердце. Будь у меня возможность ударить с разворота на триста шестьдесят градусов, то есть имей я в запасе две-три секунды или хотя бы с разбега в три шага, я бы проломил ему межреберье и остановил бы сердце навсегда. Но ни такой возможности, ни такой цели я не преследовал. Мне Абдуллаев нужен был живым и лишь слегка нездоровым.
Магомед пришел в себя сразу же. И не упустил возможности съехидничать:
– В первый раз ты ударил меня сзади. Подленько, но это уже твое дело… Во второй раз ты ударил меня сидячего. Еще подлее…
– Не чеши языком, чтобы его не откусить. Я просто ударил на опережение, когда ты начал поднимать для удара стул. А сказки про подлые удары ты можешь рассказывать сокамерникам, которые тебя «опускать» будут. Это твоя участь…
– Меня? «Опускать»? – возмутился он.
Но я стоял на своем.
– Тебя. Это твое гарантированное будущее.
– Что ты несешь?! – Он был взбешен, и оттого явственнее проявился акцент.
– Я не бросаю слов на ветер, – я сказал так, как умею говорить солдатам, – так, чтобы ни тени сомнения в моих словах не проявилось. – Такую участь я тебе обеспечу и позабочусь о том, чтобы это радостное для тебя события стало известно многим.
Я ждал его реакции. Но все же для своего веса он среагировал очень быстро, чем удивил меня. Прыжок был совершен из сидячего положения, через стол, который, конечно, помешал, затормозив движение тела в конечной фазе. Но еще больше затормозили это движение мои встречные действия. Одновременно с его прыжком я сделал шаг вперед с выставленным локтем, который пришелся ему прямо в висок…
В различных видах единоборств, где используется ударная техника, прицельно в висок обычно не бьют. Там височная кость почему-то не считается нокаутирующей точкой, в отличие от челюсти. Вообще в понятиях обычного человека, удар в висок наносится чем-то тяжелым и жестким, и способен убить получившего такой удар. Да, согласен, височная кость в черепе человека – самая слабая и тонкая. Но пробивается и проламывается она только в строго определенной точке диаметром с человеческий палец. Знавал я одного специалиста из бандитов Северо-Кавказского региона, который как раз пальцем и бил в висок – и бил точно, проламывая кость и убивая противника. Но бил он его не в схватке, потому что нанести такой точный удар в бою сложно… Я же просто ударил локтем в область виска, хорошо зная, насколько опасно бывает получить такой удар.
Вес Магомеда Гасановича, по моим прикидкам, слегка превышал сотню килограммов. Мой вес был стабильным – чуть меньше восьмидесяти. И когда две такие массы со всей возможной резкостью двигаются во встречных направлениях, удар при столкновении бывает существенным. Но удар наносил я, а он стремился сделать захват, но на дальней дистанции, а не на той, на которую я резко выдвинулся. Он не успел подготовиться и не получил времени на исправление своей позиции. Удар был звучным. Голова Абдуллаева с хрустом ушла куда-то вбок от направления движения тела, а сам он рухнул на стол без движения животом вниз. Я хорошо знал, что после удара в висок локтем на какое-то время теряется координация движений, но сознание полностью человека не покидает. Случается, что нарушается зрение, и минут пять человек очень плохо видит. Но, опять же, находится почти в сознании. И потому я, воспользовавшись ситуацией, этого сознания его поспешил лишить, применив так называемый «хаммер». Затылок Магомеда Гасановича с таким ударом не справился. Это я почувствовал по сразу же расслабившимся мышцам его спины, на которую опирался второй рукой.
Половина дела была сделана. После «хаммера», полученного в область затылка, любой человек несколько минут будет приходить в себя, а потом еще долго страдать от головной боли, особенно в облачную погоду. Но этих нескольких минут мне должно хватить, чтобы устроить комедию. И я ее устроил – в соответствии с заранее продуманным сценарием жестокой, но необходимой для общего дела пьесы. Обежав вокруг стола, я с силой сдернул с Магомеда брюки, уже лишенные ремня. Как всякий ваххабит, он не носил трусов и сразу представил кабинету свою волосатую задницу, в которую я не постеснялся впечатать каблук своего башмака. Это, однако, в сознание его не привело. Не теряя времени, я подошел к двери и распахнул ее. Часовые упирали стволы своих пистолет-пулеметов в бока и в спину доставленного киллера Александра Селиванова.
– Заводите и этого, – скомандовал я.
Селиванов замер на пороге, разглядывая сцену, которая предстала его глазам. В глазах его промелькнули сомнение и растерянность.
Волосатая задница между тем зашевелилась.
– Будешь парой своему шефу? – спросил я. – Или тебя сделать его подругой?
Киллер молчал, только зубы сжал так, что они заскрипели. А Абдуллаев уже вернулся в сознание. Пусть и неторопливой поступью, но двигался он в правильном направлении. Попытался встать, но штаны помешали ему. Магомед подпрыгнул и подтянул штаны на пояс.
– Уведите этого, – кивнул я на Селиванова.
Стволы пистолет-пулеметов снова жестко ударили в ребра. Селиванов поспешил выйти, не столько выполняя команду, сколько стремясь сбежать от сложной и щекотливой в его понимании ситуации.
Генерал Лукьянов со старшим лейтенантом Сережей и капитаном Магомедовым через порог наблюдали за происходящим и вошли только после того, как увели Селиванова.
– Ну что ж, господин Абдуллаев, ты убедился в том, что не имеешь авторитета даже у собственных наемных убийц. Если уж Санек Селиванов тебя так привычно оприходовал, то что с тобой будет на зоне? Даже не на зоне, а уже в камере СИЗО. Тебе трудно позавидовать…
– Что? – растерянно спросил Магомед, ощупывая свои ягодицы.
– Говорю, что позавидовать тебе трудно. Ты и за себя постоять не умеешь, и репутация у тебя сейчас подмоченная. Селиванов в СИЗО сразу расскажет, что с тобой было. И в столовой ты теперь будешь сидеть за последним столом.
Я сел, понимая, что Абдуллаев сейчас из-за растерянности, похожей на истеричный испуг, просто не в состоянии оказать сопротивления. К тому же Сережа вместе с Магомедовым подстраховывали меня и среагировали бы на каждое его резкое и агрессивное движение. Насчет Магомеда я еще мог сомневаться, а Сережа не подвел бы, он в острых ситуациях проявляет себя всегда хорошо.
– Ну, так что? – спросил я.
– Что? – переспросил мой несчастный оппонент.
– Ты Селиванова простишь или не простишь? Будешь и дальше с ним в любовь играть или врагом его посчитаешь?
Абдуллаев молчал больше минуты.
– Ты же сам понимаешь, Валар…
– Я-то понимаю. Но ты стоишь перед уже свершившимся фактом. И потому у тебя теперь только два пути. Будешь слушать?
– Говори…
Магомед сказал это неуверенно и даже с заметной усталостью. Настолько неуверенно, что я сразу понял – его гордость и самодовольство я жестоко и безжалостно сломал, и этот излом останется с ним на всю жизнь. Но жалости и вины я не почувствовал. Теперь осталось додавить его логикой. А логика – такая вещь, что может любой аргумент перевернуть с ног на голову, если только владеешь положением и можешь вертеть им по своему усмотрению.
– Ты можешь отправиться на «зону» – и сам понимаешь, что будет там с тобой после сегодняшней истории. Мы позаботимся, чтобы Селиванов оказался неподалеку, хотя это сложно, поскольку ему грозит «пожизненное», а они в общих «зонах», даже в «строгих», не сидят. Тебе же особый режим не светит…
– Мне вообще ничего не светит, – слабо попытался возразить Магомед Гасанович. – У меня даже оружия не было.
– Но в твоей сумке, что была досмотрена в присутствии понятых там же, на вокзале, обнаружен пакет с пятьюстами граммами героина… – сказал я убедительно. – Ты думаешь, за это ничего не бывает?
Абдуллаев не стал возмущаться и спрашивать о сумке, о понятых, которых, естественно, не было, и о героине. Он отлично понимал, как легко все это организовать при желании. И только голову склонил.
– Так что, хочешь на зону? Тогда мы сразу пригласим адвоката, которого выделим тебе из собственного, можно сказать, кармана. А потом можешь и своего нанимать. Дело будет уже сделано, и твой адвокат тебе ничем не поможет. Не помогут и деньги. Ты много раз откупался от следствия и суда; в этот раз не откупишься, потому что слишком высоко замахнулся. Такое не прощается.
– А второй путь? – спросил он.
– Откровенность, – проявил я почти спартанскую краткость, но вместил в одно слово очень много смысла.
– Я готов, – недолго думая, согласился Магомед.
– Значит, договорились.
– А Шурик…
– Кто?
– Селиванов…
– Ты не хочешь, чтобы он много болтал?
– Я бы сам оторвал ему язык.
– Селиванов погибнет при попытке к бегству. Это не сложно организовать. Но это при условии, что ты будешь нам не просто полезен, а очень полезен. Так что сам подумай…
– Я же сказал – я готов.
Свои властные нотки он еще не совсем потерял, от этого отвыкнуть сложно. Но со временем отвыкнет. Все, кого ломают психологически, привыкают. И становятся совсем другими людьми. Это многократно проверено на практике.
Я посмотрел на генерала. Николай Владимирович послал капитана Магомедова за дознавателями. Значит, сейчас начнется серьезный допрос. Я на роль дознавателя не претендовал и вышел из кабинета, куда сразу же вошли часовые; один из них по-прежнему держал в руках ремень Магомеда.
– Можете вернуть ему ремень. Он уже не будет вешаться, – подсказал я.
* * *
Перед допросом генерал Лукьянов отпустил меня со старшим лейтенантом Сережей на три-четыре часа, чтобы мы съездили домой. То есть Сережа – к себе домой, а я – на ту служебную квартиру, ключ от которой мне вручили. Эти три часа вместе с дорогой генерал, видимо, посчитал временем отдыха… Но в том, что отдохнуть мы успеем, он, кажется, даже не сомневался. По крайней мере, я именно так понял его прощальную фразу:
– Мало ли какие обстоятельства возникнут после допроса. Я даже допускаю, что вам придется начать действовать очень скоро. Вы должны быть свежими. Ну, и квартира – это запасной аэродром, где при случае можно и приземлиться.
Говоря честно, я предпочел бы присутствовать на допросе Абдуллаева, чтобы знать ситуацию не со слов Лукьянова, а напрямую из первоисточника. Но у генерала были свои методы управления… Возражать человеку, облеченному властью надо мной, я был не приучен и потому согласился посмотреть квартиру, в которой мне, может быть, предстояло жить долго. Сережа же, хорошо знакомый со стилем работы своего командира, вообще сразу достал ключи от своего бронированного микроавтобуса, приглашая меня последовать за ним без промедления. Я последовал. Но на всякий случай, как и сам старший лейтенант, взял с собой пистолет-пулемет. Тем более что с документами, в том числе и с разрешением на оружие, у меня теперь все было в порядке.
До места мы добрались без приключений и достаточно быстро – попали в тот редкий и короткий временной промежуток, когда движение на московских улицах перестает быть критически интенсивным. Но не успел я даже обойти квартиру, как раздался звонок в дверь.
– Это я… – сказал из-за двери старший лейтенант, который, не заходя ко мне, сразу отправился к себе. – Генерал позвонил. Отдых накрылся, нужно срочно возвращаться.
* * *
Обратная дорога получилась такой же быстрой – Сережа гнал как бешеный, торопясь по вызову генерала, и обращал мало внимания на правила дорожного движения, перелетая перекрестки на желтый сигнал светофора и не скидывая скорость ниже восьмидесяти километров в час. Вскоре мы свернули на боковую улицу, которая через два двора вывела нас напрямую к нашему новому помещению. Комитет занимал только половину длинного полуподвала. Вторую половину, имеющую собственный вход, занимали, судя по всему, какие-то коммерческие структуры. Все здание было окружено огромным количеством автомобилей. Они стояли и утром, когда мы переезжали сюда, стояли и позже, и оставались на месте весь день, который уже близился к завершению. Оно и понятно: кто же будет уважать бизнесмена, приезжающего на работу на общественном транспорте! Все предпочитают добираться на своей машине. А лишний час или два в дороге – это не беда, это уже считается производственными издержками. Но нас волновала другая проблема: в таком количестве авто трудно было ориентироваться и выделять чужаков. Тем более что мы пока еще не знали машины, стоящие здесь каждый день. Поэтому, вылезая из своего микроавтобуса, мы с Сережей только переглянулись, прекрасно понимая друг друга, и двинулись к входу с предельной осторожностью, по одному. Прошел я; Сережа издали прикрывал меня, всегда готовый выхватить пистолет-пулемет. Возле двери я обернулся, ожидая напарника. Но применять оружие не потребовалось. Похоже, наши оппоненты пока не добрались до нас.
Около дверей импровизированных камер, где раньше содержали Абдуллаева и Селиванова, стояло по часовому. Значит, по три часовых находится внутри. Таким образом, мы поняли, что допрос уже завершен. Следовало найти самого Лукьянова. Тесный кабинетик генерала был закрыт на ключ. Лукьянов оказался в кабинете Воскобойникова. Сам старший лейтенант, как я понял, уже готовился отправиться домой отдыхать, а на смену ему прибыл Василий Лукич собственной персоной. Майор разговаривал с генералом, и нам с Сережей только кивнул между двумя словами. Это не было недружелюбностью – просто естественное армейское чувство субординации. Василий Лукич привык, как принято в армии, не отвлекаться на постороннее, если разговариваешь с генералом. Это здесь, в Комитете, слегка иные порядки. Однако Лукьянов сам остановил майора Управления космической разведки ГРУ и повернулся к нам:

2

– Быстро прибыли, молодцы! Я почему отдохнуть вам не дал… Поступили новые данные. Дибар решился на крайнюю меру. Он желает организовать встречу Хасбулата – который, как оказалось, действительно знает Абдуллаева достаточно хорошо, более того, имеет к нему серьезные претензии и с удовольствием пустил бы ему пулю в спину вместо того, чтобы сотрудничать, – с парнями Абдуллаева, поскольку его самого найти уже трудно. Сработала наша «утка» в Интернете. Хорошо, что Толя Воскобойников нашел электронный адрес Гайдарова. Это значит, что тот работает с компьютером; следовательно, мог интересоваться и новостными сайтами. Любой человек, кто работает с компьютером, умеет пользоваться поисковой системой. Видимо, Дибар набрал по поиску имя, отчество и фамилию Абдуллаева – и получил информацию, которую мы для него выложили. Сразу стал понятен вопрос, почему приехавшие специалисты не смогли с ним встретиться. Гайдаров клюнул, но он совсем не тот человек, который так легко попадается на первый же подвернувшийся крючок. Он обязательно должен проверить и для проверки посылает Хасбулата. При встрече вы должны будете описать Абдуллаева внешне и что-то сказать о его характере. Главная черта, как обязан думать Хасбулат, – это как раз то, на чем мы его поймали. Конфликт между ними возник как раз на этой почве. Магомед имел какие-то контакты с сестрой Хасбулата, даже с двумя сестрами поочередно. Что-то там с ними случилось… Хасбулат попытался вступиться за сестер, но нарвался на пулю. Произошло это в период активных боевых действий Второй чеченской войны. У меня есть такое ощущение, что Абдуллаев отправил сестер Хасбулата в смертницы. Обычное дело – женщин насилуют, потом делают из них шахидок. Согласно кавказскому менталитету изнасилованная женщина уже не может быть ничьей женой, и путь для нее только один… Абдуллаев сам не стал вдаваться передо мной в подробности, но, если бы дело касалось просто какого-то любовного романа или даже двух романов, он рассказал бы. А говорить о смертницах не захотел. Это, конечно, если я все правильно понял; но, боюсь, я прав, потому что опираюсь при этом на агентурные данные. А Магомед мыслит логично. Зачем брать на себя то, о чем следствие не знало, когда его раскручивало? Он не на исповеди, чтобы себя раскрывать; да и не тот он человек, кто может когда-нибудь покаяться…
– Мы должны вести себя как люди, одобряющие страсть шефа к другому полу, – или не одобряющие? – задал вопрос старший лейтенант Сережа.
– Я бы сказал, что вы должны быть нейтральными людьми. Меня, честно говоря, беспокоит побег Владимира Крутоярова. Если он вернется к семье Абдуллаева, там его ждут – и перехватят. Если, конечно, сумеют это сделать. Но он может и остаться здесь. Кстати, Валар, он твой бывший коллега.
– Спецназ ГРУ? – спросил я.
– Не знаю. Знаю, что бывший старший лейтенант ГРУ. Сам Абдуллаев относится к нему с легким чувством страха. Правда, страх этот был только в его глазах. Магомед никогда не признается, что кого-то боится. Тем не менее при разговоре о Крутоярове я этот страх заметил. Он уверен, что мы никогда не сумеем поймать этого парня. Но говорить о нем подробно не пожелал. Сказал, что мало знает про Владимира Владимировича. Его знает хорошо, относится к нему с уважением, а о нем знает очень мало.
– Разрешите, товарищ генерал? – Я показал Лукьянову трубку. – Попробую узнать напрямую у полковника Мочилова.
– Не надо, Сан Викторович, я уже отправил ему запрос, – вступил в разговор Василий Лукич. – Через официальные каналы.
– Неофициальные могут сработать лучше, – возразил я.
– Лучше не надоедать командованию. Если официальный запрос не сработает, только тогда. Хотя я не знаю твоих взаимоотношений с командующим, сам решай…
А что было решать, если отношения были никакие? Ну, довелось встретиться и даже разговаривать. Естественно, он знает обо мне, может быть, больше, чем я сам о себе знаю. Но это не повод, чтобы проявлять назойливость.
– Ладно, подождем, – махнул я рукой.
– Разрешите продолжить, товарищ капитан? – ехидно спросил генерал, чей монолог мы с майором прервали своим разговором.
– Продолжайте, – разрешил я милостиво.
– Так вот, Крутояров – бывший старший лейтенант ГРУ. Зная, что там не спешат с присвоением званий, могу предположить, что за время службы он успел приобрести какой-то опыт и использовал его, как мы знаем, противозаконно. Но какой это опыт, сказать без необходимой информации трудно. Можно только предположить, что именно благодаря ему Крутояров, который давно уже, согласно моим предположениям, поскольку он работает в паре с Селивановым, должен находиться в международном розыске, оставался неопознанным и неуловимым. Будем ждать ответа на запрос, тогда сможем поразмышлять о нем более конкретно. Говорить о Крутоярове Абдуллаев, как я уже сказал, не желает. Может быть, и вправду знает мало. А может быть, просто скрывает то, что знает – и, возможно, имеет для этого веские причины.
Что касается второго нашего подопечного, Александра Селиванова, то с этим все проще. Селиванов вышел в отставку еще в лейтенантах, будучи офицером Девятого главного управления КГБ СССР. То есть он – бывший правительственный охранник, покинувший службу после развала СССР и, соответственно, самого КГБ. Но он не просто вышел в отставку. Он скопировал какие-то документы на высокопоставленных лиц. Компромат, естественно. И очень хотел нажиться на этом, когда бывшие советские партийные боссы стали крупными и богатыми бизнесменами. Но Селиванов не учел того факта, что у этих чиновников остались прежние связи. Пусть КГБ развалился, но МВД осталось, да и в ФСБ наиболее опытные сотрудники не покинули свои кресла. Короче говоря, Селиванова надолго «закрыли». Почему сразу не убили, понятия не имею. На зоне он и приобрел соответствующие связи, которые, в конце концов, вывели его на сотрудничество с Абдуллаевым. И это сотрудничество привело Селиванова в международный розыск. Видимо, в Девятом главном управлении КГБ не обучали тем дисциплинам, что в ГРУ, и потому Селиванов несколько раз засветился. Тем не менее его долго не могли поймать. Он избрал наиболее верную тактику – и жил по собственным документам. Поддельные документы могут вызвать подозрение, а собственные, как правило, – нет. А кто, скажите мне, из железнодорожных кассиров, продающих билеты, помнит фамилии всех, находящихся в розыске, если эти фамилии не помнят даже менты? Тем более что фамилия не самая редкая.
– Еще один повод заменить Селиванова мной, – сказал я. – У нас не только имена совпадают, но и место службы. Разница в возрасте у нас не слишком большая. Мне показалось, он старше лет на семь-восемь, не больше.
– На десять, – уточнил генерал. – Но это не имеет в данном случае решающего значения, потому что человеку обычно дают столько лет, на сколько он выглядит. А сколько лет Селиванову в действительности, в окружении Гайдарова не знает никто. Этот же принцип работает в отношении Крутоярова и Сережи. Поэтому сама подмена не вызывает опасения. Беда в одном – мы не знаем, где в настоящее время находится Крутояров. И это создает в нашей операции дополнительный риск. Хотя Абдуллаев уверяет, что ни Крутояров, ни Селиванов не знают никаких московских координат настоящей, как он выразился, командировки. Все координаты только у него, и он с удовольствием заложил Гайдарова, которого лично не знает, вместе с Джалалом Исрафиловым, который его и вызвал. Кстати, Селиванов был мельком знаком с Исрафиловым. Мельком – это по словам Абдуллаева. Как сказал Магомед Гасанович, они контактировали в одном коммерческом проекте. Что за проекты он разрабатывал, мы с вами в курсе… А сам Абдуллаев знает Джалала хорошо. С Исрафиловым они сидели в одной камере следственного изолятора после того, как Магомед сдался вместе со своим отрядом. Его тогда, чтобы не согласовывал информацию со своими бойцами, поселили в камеру к уголовникам. Позже они встречались еще несколько раз – на деловой основе, но по какому конкретно поводу, Магомед Гасанович опять уточнить не пожелал. Это понятно – он не хочет писать явку с повинной, да мы и не следственный комитет, и от него этого не требуем. Но, видимо, это и есть тот самый коммерческий проект, в рамках которого познакомились Исрафилов и Селиванов. По большому счету, если покопаться, мы можем прижать Абдуллаева и посильнее. При той внутренней борьбе за первенство, что существует в уголовном мире, Исрафилов наверняка давал Абдуллаеву заказы на уголовных авторитетов, и тот убирал их с помощью своих киллеров. Если это станет известно, скажем, в «зоне», которую мы обещали Магомеду Гасановичу, ему не поздоровится вдвойне. И потому он осторожничает со своей информацией. А у нас нет времени на длительное и подробное следствие. Хотя я сделал запрос в Дагестан и в Чечню по самым резонансным нераскрытым заказным убийствам уголовных авторитетов. Если просто показать Абдуллаеву список, может быть, какие-то фамилии оживят его память и он станет более сговорчивым.
– А другие фамилии, наоборот, покажут, как мало мы знаем, – возразил Сережа. – И результат выйдет прямо противоположный.
– Нет, мы подадим дело так, что все это «вешают» на него. Абдуллаев знает способность следственных органов искать козлов отпущения. И поверит, потому что эта система применяется везде. Может быть, станет сговорчивее… Короче говоря, вот такую информацию он нам дал. Но я вызвал вас, не дав как следует отдохнуть, не по этому поводу. Есть и еще кое-какая информация, и она-то как раз заставляет нас торопиться…
– А вот и еще кое-что, товарищ генерал, – сказал Василий Лукич, сидя за своим ноутбуком. – Пришел ответ на запрос из ГРУ. Значит, неофициальных действий не потребуется, потому что подробных данных при такой биографии нам ждать не приходится. Не дадут.
– Читай, – потребовал Лукьянов.
Я уже понял, что за данные получил Василий Лукич. В принципе, я ожидал что-то подобное. Сама, так сказать, гражданская профессия Крутоярова уже давала след, к которому следовало принюхаться.
Майор начал читать текст полностью, поскольку тот был коротким и официально лаконичным. Старший лейтенант Крутояров проходил службу в агентурном управлении ГРУ в секторе «L». В совершенстве владеет всеми видами оружия, водит все виды наземного, воздушного и водного транспорта. При задержании особо опасен, поскольку великолепно владеет рукопашным боем стиля «машина для убийства».
– Что такое сектор «L»? – спросил генерал.
– Большинство тамошних составляют выходцы из спецназа ГРУ, – неохотно объяснил я. – Это обусловлено их боевой подготовкой. Но просто так служить в сектор «L» никто не пойдет. Нормальный человек не пойдет. Поэтому сектор формируется при особых обстоятельствах. Скажем, офицер спецназа ГРУ попал в какую-то неприятную ситуацию, завершившуюся судом и вполне реальным сроком заключения. Срок этот долго не длится: как правило, виновному дают понюхать зону, чтобы он приобрел ни с чем не сравнимый опыт, а потом вытаскивают оттуда с условием, что офицер соглашается перейти на службу в сектор «L». Слышал я, что в отдельных случаях ситуации специально подстраиваются так, чтобы загнать нужного человека в безвыходное положение, и тогда он соглашается не раздумывая.
– А если без предисловий? – поторопил меня Лукьянов, хотя, как мне показалось, он уже понял. Да и трудно было не понять – хотя бы по литере-названию сектора.
– Если без предисловий, то Крутояров опытный и хорошо обученный ликвидатор, – сказал Василий Лукич. – Я и себе не пожелал бы, и своим знакомым не рекомендую встречаться с таким на узкой тропе.
– Напугали, – показал свое хладнокровие генерал. – А что за стиль «машина для убийства»? Не слышал про такой…
– Вопрос к специалисту, – Василий Лукич кивнул в мою сторону.
– Ничего особенного, хотя чрезвычайно опасно, – объяснил я. – Обычный рукопашный бой постоянно отрабатывается. Офицер спецназа – не только спецназа ГРУ, но и любого иного – всегда имеет возможность находиться в хорошей физической форме. А человек, работающий, скажем, где-то за границей на нелегальном положении или в каких-то еще сложных условиях, такой возможности не имеет. Потому специально для этих людей создана система рукопашного боя «машина для убийства». Основу ее составляет базовая подготовка. И не так, как у нас, не два часа «рукопашки» в день, а сразу по четыре-шесть часов. До автоматизма отрабатываются не способности вести схватку, а отдельные ударные движения. До автоматизма и совершенства. В основном это относится к ударам по нервным узлам или болевым точкам. Спортсмен-единоборец, в течение нескольких лет оттачивающий свои дары, в состоянии хорошо ударить и после выхода на пенсию. Человек, обученный по системе «машина для убийства», тренируется до такой степени, что может нанести лишь несколько ударов, но в любое время, даже только проснувшись и в темноте. Драться он не умеет, но его этому и не обучают, тем более что, если офицер пришел служить в сектор «L» из спецназа ГРУ, он уже имеет базовую боевую подготовку. Однако даже в период полной растренированности бывает все еще способен для нанесения одного или нескольких ударов, которые в критической ситуации могут оказаться решающими. Это не обязательно убийственные удары, хотя могут быть и такими. Главное, что они лишают противника на какое-то время возможности сопротивляться. Этими ударами «машина для убийства» владеет в совершенстве и наносит их, выбрав момент, когда противник не ждет атаки. Грубо говоря, атака в момент собственного плача или собственной мольбы о пощаде.
– В принципе, все понятно. Если быть внимательным и иметь собственный навык «рукопашки», никакая «машина для убийства» не страшна, – сделал вывод старший лейтенант Сережа.
– Однако помимо этого опыта, – заметил я, – Крутояров обладает и другим. Он прошел хорошую школу и обладает отработанной интуицией, которая, к примеру, позволила ему поймать всего-то несколько плотных взглядов бойцов Комитета – и этого ему хватило для того, чтобы начать действовать раньше, чем они с ним сблизились. Это уже уровень подготовки.
– Согласен, – сказал Лукьянов. – Тем не менее я далек от мысли обвинить своих бойцов в неосторожности…
– Мы были предельно осторожны, – категорично заявил капитан Сафронов. – Но он все-таки почувствовал засаду и сумел правильно среагировать. Кто мог предположить, что мы встретимся с таким профессионалом… Сразу соглашусь, что ожидать такой встречи следует всегда, но мы воспитаны на противостоянии обычным бандитам, а не прошедшим хорошую школу офицерам. Недооценка противника – в этом наша беда. А следить за ним взглядом было необходимо…
– Согласен, – опять сказал генерал. – Но прошу всех учесть этот урок на будущее.
– В таких ситуациях, – я не учил, а просто давал совет, как давал бы его своим солдатам, – смотреть на человека следует с улыбкой в глазах. Словно бы он смешит вас. Может быть, даже с улыбкой на лице. Не грех и телефонную трубку к уху поднести и делать вид, что разговариваете. А вы шли, насколько я знаю, без маскировки, как танковый батальон на прорыве линии фронта.
Сафронов только вздохнул, но не возразил мне, тем более что я говорил без нравоучительности, вполне мирным тоном.
– Но ситуация сейчас возникла такая, что мы не знаем, где искать Крутоярова, – вздохнул и генерал. – Я пошел даже на то, чтобы спросить самого Абдуллаева. На мой вопрос он только ухмыльнулся и пообещал, что мы сможем найти его только в том случае, если он сам на нас выйдет. И добавил, что это весьма возможный вариант. Думаю, что мы можем отнестись к мнению Магомеда Гасановича всерьез, потому что он не пугал нас, а только предупреждал. Но, повторю еще раз, это только предисловие. Теперь, что касается основной причины срочного вызова. Василий Лукич, докладывай…
Майор прокашлялся, прочищая горло.
– Гайдаров получил какое-то сообщение. Это мы так предполагаем. Сообщение по электронной почте было действительно получено, довольно большое по объему. Если выводить на принтере обычным десятым кеглем, получится страницы полторы. Электронную почту мы у него вскрыли, но прочитать сообщение не смогли – оно зашифровано. В настоящее время старший лейтенант Воскобойников вместо того, чтобы отправиться отдыхать, поехал в подмосковный дешифровальный центр. Руководство дало добро на привлечение к нашей работе своих специалистов. Анатолий Васильевич уже звонил, сказал, что дешифровальщики определили шифр как самодельный и достаточно простой, сложность на уровне программиста-любителя. Большой компьютер справится с таким за час. Прошло уже сорок минут, еще через двадцать будем знать результат. Но наши выводы о том, что сообщение касается вас, основываются пока только на телефонном звонке самого Гайдарова своему помощнику – Хасбулату. Дибар приказал послать кого-нибудь к Николишиной. Все равно кого, но сообразительного парня. Пусть этот человек сидит там. Потом по команде самого Хасбулата пусть позвонит Селиванову. Назваться нужно будет Джалалом и посмотреть, что это за Селиванов такой. Просто пронюхать, что за парень. При этом у «Джалала» должна быть включена в кармане трубка с набранным номером самого Гайдарова. Лучше, если этот человек будет из тех, кто уже контактировал с Гайдаровым. Сам Хасбулат пусть ждет в машине около подъезда. Пока гости будут спускаться после разговора с седьмого этажа, Гайдаров примет решение и сообщит Хасбулату. Если что-то в разговоре ему не понравится или покажется подозрительным, гостей необходимо будет расстрелять. Хасбулат предложил послать Газали. Тот и с Гайдаровым контактировал, и вообще человек пронырливый и опытный. Он ментов за километр чует. Гайдаров согласился.
– Хорошо, что мы не менты, а то нас за километр от дома уже расстреляли бы, – сказал я. – Значит, мне ждать звонка… Гайдаров не сказал, какой номер нужно будет набрать на трубке, мобильный или городской?
– Не сказал.
– Если наберет мобильный, будем иметь и его номер, – констатировал я. – Это легче. Что будем делать с Газали?
– Нужно поговорить с ним, – сказал генерал задумчиво. – И определить свое положение. Статус-кво, так сказать… Беседу вести с чувством собственного достоинства и положения. Вы – серьезные спецы, и знаете себе цену. Но о цене за работу вы говорить не будете. Если спросят, ответ только один: все расчеты через Абдуллаева. Гайдарову, который уже знает, что случилось с Магомедом, покажите, что и вы не лыком шиты, и тоже уже все узнали. И даже больше, чем сам Гайдаров. Вам известно, что Абдуллаева уже возили в суд и дали десять суток ареста за мелкое хулиганство в общественном месте. Какой именно суд, вы не знаете, так как получили информацию из источника в МВД Дагестана. Но раскрывать источник, если спросят, не намерены, – не дураки. Мы будем прослушивать номер Газали; узнаем, естественно, и номер мобильника Гайдарова, если на трубке будет набран мобильный номер. И успеем принять меры, если Гайдаров что-то заподозрит. Наша машина будет стоять неподалеку. В любом случае прикроем и дадим возможность благополучно выйти из операции. Но лучше будет, если прикрывать не придется и операция продолжится.
– Мы постараемся, товарищ генерал, – пообещал Сережа.
– Мы постараемся, – пообещал и я. – Василий Лукич, а дал бы ты нам послушать разговор в записи. Хорошо знать все интонации.
Майор глянул на генерала, взглядом спрашивая разрешения. Лукьянов кивнул, и Василий Лукич защелкал мышью, включая запись разговора. Пока он готовился, генерал сообщил:
– После этого Гайдаров позвонил Николишиной. Спросил, не появлялся ли Джалал, возмутился пропажей и в приказном порядке объяснил ей, что следует делать, когда приедет Газали, который будет на время заменять Джалала. Посоветовал одеть Газали во что-то домашнее, во что-то из вещей Джалала. Николишина отвечала сердито, но не возражала. Я так понял, что она работает на них независимо от своих отношений с Исрафиловым.
– Я уже говорил это, – не забыл я похвалить себя.
– Включаю запись, – предупредил Василий Лукич, возвращая нас от обсуждения приоритетов к действительности…
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая