Спуск проводили быстро, но соблюдая все меры страховки. Два вбитых в трещину верхней скалы крюка надежно держали блоки, через которые пропустили веревки. Крючья и блоки с веревками – это все альпинистское снаряжение, которое нашлось на складе, но и оно сгодилось и оказалось, по сути дела, незаменимым. Первым спустился старший лейтенант Радченков, и почти одновременно, с отставанием на пару метров, по второй веревке спустился старший прапорщик Страшков.

– Валера, работать, – тихо сказал Вячеслав в микрофон «подснежника».

Снайпер без «разжевывания» понял приказ командира и без задержки залег за большой камень, чтобы с него осмотреть окрестности в прицел своего «винтореза». Сам старший лейтенант наблюдал за спуском своей группы. Высота склона была большой – около пятидесяти метров. Но, имей группа тормозящие зажимы, способные удерживать веревку при спуске, можно было бы не беспокоиться. Но таких зажимов на складе не оказалось, и каждый спускался, удерживая сам себя только силой собственных рук. Для длительного спуска это большая нагрузка на пальцы. И большая потеря времени. Но все проходило благополучно. Последним внизу оказался старший лейтенант Скорняков, прикрывающий сверху спуск всей группы.

– Валера? – первый вопрос опять был обращен к снайперу-наблюдателю.

– Все спокойно, – доложил старший прапорщик.

– Выступаем, – сразу последовала команда.

Времени на отдых Радченков группе не давал, потому что при спуске и без того было потеряно времени больше, чем он рассчитывал.

Но прохождение длительного маршрута после спуска с отвесной скалы далось группе легко. Здесь все умели ходить в скоростном марше, к тому же весь путь пролегал только через склон, который при преодолении не сильно утомляет, потому что не приходится менять режим дыхания. Ходить вверх и вниз, вверх и вниз, постоянно перестраиваясь, гораздо сложнее. И даже крутизна склона, которая временами становилась опасной, задерживала ненадолго, потому что крутизну преодолевали с помощью все той же веревки.

Время от времени и там, где позволяло место, старший прапорщик Страшков останавливался и оглядывал окрестности в прицел винтовки. Да и сами старшие лейтенанты часто посматривали по сторонам, прильнув к окулярам биноклей. И в одну из таких остановок Скорняков подозвал Страшкова к себе.

– Валера~ Вон в той стороне, в «зеленке»~ Посмотри внимательно.

Бинокль не мог дать такого увеличения, как прицел, и потому старший лейтенант вынужден был обратиться к старшему прапорщику. Остановился и Вячеслав. Он тоже свой бинокль поднес к глазам.

– Пока ничего не вижу, – сказал Страшков, но осмотр продолжил.

– Всем лежать! – раздалась вдруг команда Радченкова.

Старший лейтенант сам быстро опустился на колено, его примеру тут же последовали Скорняков со Страшковым, но осмотр не прекратили.

– Что нашел? – поинтересовался Скорняков.

– Показалось, окуляр блеснул~

– Не прицел? – спросил снайпер.

– Два глаза блеснули.

– С такого расстояния в бинокль что-то разобрать сложно. Только в прицел.

– Движение все равно разобрать можно, – не согласился Скорняков. – Я же увидел там что-то. Какое-то движение~ А там – «зеленка». Мы же вообще на открытом месте.

– Если и был бинокль, смотрели не на нас, – сделал вывод снайпер. – Просто на солнце посмотрите.

Солнце действительно при взгляде на склон, по которому спускались спецназовцы, никак не могло бы попасть в окуляр бинокля наблюдателя.

– А долго ли повернуться, – возразил Вячеслав. – Он будет на нас смотреть, а мы не будем знать, что он на нас смотрит.

– Есть движение. – Старший прапорщик напрягся и даже слегка приподнялся. – Проталину проходят, считаю~

Оба старших лейтенанта подняли бинокли, но рассмотреть ничего не смогли.

– Какое-то движение вижу, – согласился Скорняков. – Как раз в проталине.

– Четырнадцать человек, – констатировал старший прапорщик, опуская винтовку. – Бандиты. Хорошо вооружены. Впереди, на случай встречи с нами, два ручных пулемета, насколько я рассмотрел, два гранатомета, кажется «РПГ-7». Словно на серьезную операцию отправились~

– Для серьезной им минометов не хватает, – заметил старший лейтенант Скорняков.

– У бандитов сейчас проблемы с добыванием мин, – заметил снайпер. – Минометы, может быть, и есть, а мин – Аллах не послал.

– Подполковник Волкотруб им пошлет. Сверху. Куда идут? – спросил Вячеслав, который ничего рассмотреть не сумел.

– В сторону села.

Командир откинулся на камень и, задумавшись, опустил голову.

– В помощь Авдорхану Дидигову? – спросил Скорняков.

– Мне не докладывали, – сказал как отмахнулся Радченков.

– А если не в помощь? – предположил снайпер. – А если против него?

– Я тоже об этом подумал, – сознался Радченков. – Если это какие-то криминальные разборки. Как они ситуацию меняют и что тогда может быть с пленниками? Это новая угроза или помощь в освобождении?

Но решить возникший вопрос на месте было невозможно.

– Продолжаем аккуратно спуск, – принял решение командир. – Не «светиться». Используем каждую возможность для укрытия.

И первым встал.

Уже один этот приказ означал, что скорость передвижения опять теряется и группа может не успеть в светлое время добраться до места, откуда за селом можно будет наблюдать с помощью простых биноклей и контролировать ситуацию. Но следует не только наблюдать. Следует отследить все перемещения бандитов, потому что только перемещения способны выдать место, где содержат пленников. Наверняка караул там сменный, наверняка этот караул имеет иногда потребность в элементарной пище. Вот эти моменты и следует отследить. И хотелось бы сделать это до темноты. И хотя бы ориентиры выбрать в светлое время, по которым можно будет потом разослать бойцов, чтобы осуществлять наблюдение за разными направлениями.

Но впереди, хотя и не слишком близко, виднелась полоса «зеленки», вытянутой вдоль склона. Только до «зеленки» бы спуститься, там уже можно будет перейти на бег и через заросли кустарников и между деревьями добраться до подходящего места, оставаясь незамеченными. Но и в «зеленке», по подсчетам Радченкова, предстоит задержка. Время как раз подойдет к очередному сеансу связи. Придется экономить на привалах.

Движение продолжили, но уже более скрытно, старались перебежать от камня к камню, там, где уклон позволял это. Но за камнями задерживались, чтобы присмотреться и выбрать маршрут для следующей перебежки. Дольше других задерживались два старших лейтенанта и старший прапорщик. Они смотрели в бинокли и в прицел на дальнюю полосу «зеленки», где была выявлена банда. Но теперь ничего подозрительного замечено не было. Место, куда банда вошла, было густо поросшее растительностью и ровное. Трудно было в таких зарослях что-то рассмотреть. В то же время вышедший на опушку человек может смотреть оттуда. И потому мер предосторожности Радченков не отменял. Так и передвигались, высматривая каждый для себя укрытие, один следовал за другим. Но там, где склон был слишком крутым, перебегать было просто опасно, и там двигались чуть ли не ползком или «гусиным шагом».

То один старший лейтенант, то другой поглядывали на часы. Выход на позицию наблюдения затягивался чрезмерно. Но и рисковать было нельзя, потому что в случае обнаружения спецназовцев сам их скрытный выход потеряет целесообразность.

Наконец первые бойцы вошли в «зеленку», расположенную на плоской террасе очередного склона. Последний участок для всех казался самым желанным, и потому замыкающие спешили.

Группа собралась на опушке.

– Привал до окончания сеанса связи~ – отдал приказ Вячеслав.

В этот раз разговаривать можно было вообще без эфирных помех, а на связь вышел не подполковник Жданов, а подполковник Волкотруб. Выслушал доклад старшего лейтенанта Радченкова с удивлением.

– Откуда там такая большая банда взяться может? Там на весь район одной банды Авдорхана хватит. По данным разведки, в районе чисто. Может, это люди самого Авдорхана?

– Если это его люди, откуда они возвращаются в боевом порядке и, можно сказать, скрытно?~ Не по дороге идут, а через «зеленку». Его люди, товарищ подполковник, должны были бы по дороге идти. Дорога, можно сказать, рядом.

– Основательно прячутся?

– Тоже не сказать. Просто соблюдая осторожность. Я бы так, скорее, сказал.

– Значит, опытные парни~

– Неопытные не идут с пулеметами впереди и с двумя «РПГ-7» в прикрытие. Здесь не бандитский, здесь боевой порядок просматривается.

– Значит, нам предстоит всерьез поработать.

– Так точно, товарищ подполковник, поработать нам придется всерьез. Более конкретные данные я смогу дать после визуального наблюдения. По моим подсчетам, мы выйдем на точку наблюдения чуть раньше, чем банда до села доберется. Она «зеленку» не покидает, а так получается путь в обход. Мы увидим, как их встретят. Главное, чтобы нам в светлое время уложиться. «Прослушка» ничего не говорит?

– Нам докладывают о каждом звонке, – сказал Волкотруб. – Пока ничего интересного. Но не исключено, что у Авдорхана есть и другая трубка. Тогда наша «прослушка» ничего не значит. Если нет другой трубки, он может просто кому-то из своего окружения говорить, куда и кому позвонить. А мы из окружения знаем пока только Кадимагомеда Заркаева, но не знаем номера его трубки.

– Таким образом, есть вероятность того, что Авдорхан уже знает о побеге брата?

– Вполне допускаю и это. Я даже допускаю, что та банда, которую вы видели, вызвана в село не Авдорханом, а непосредственно Ризваном. Ризван был тесно связан с несколькими главарями бандформирований. И сам он, замечу, не последний человек в иерархии местных террористов. Обучался и стажировался в Афганистане и в Пакистане. Очень может быть, что какая-то банда выступила ему в прикрытие. И он назначил встречу именно здесь, в селе. Впрочем, я очень сомневаюсь, что он сможет до села добраться. Дороги перекрыли плотно. Фотографии по всем постам разосланы.

– Ну, с ним или без него, товарищ подполковник, но нам придется еще и банду блокировать и уничтожать~

– Придется. И еще этот~ Крещеный~ По данным последнего перехвата телефонных разговоров~ Он вышел на пост в ущелье. Его обнаружили, в настоящее время идет преследование. Большим составом гонят в сторону села, а там должны встретить засадой. Приказ дали захватить парня живьем. Если будет возможность, помогите. Но аккуратнее, чтобы самим не засветиться. Потом ждите нас.

– Понял, товарищ подполковник. Ваш отряд готов?

– Мы уже почти «на колесах».

– Я не буду ждать сеанса связи. Как только появятся данные относительно пленных, сразу позвоню вам. Сейчас проверю сотовую связь.

– Звони, я жду. Не прерывай радиосвязь.

Отложив в сторону наушники с микрофоном, старший лейтенант Радченков вытащил мобильник, нашел номер подполковника и нажал на кнопку вызова. Волкотруб ответил сразу – ждал.

– Нормально, Вячеслав. Звони. Конец связи, и той, и другой.

– До связи, товарищ подполковник.

Теперь уже и группа спецназовцев приняла для передвижения точно такой же порядок, как недавно вдалеке идущие боевики, то есть отправила вперед двух бойцов с ручными пулеметами. Если произойдет непредвиденная встреча, что называется, нос к носу, один ручной пулемет успевает сделать втрое больше выстрелов, чем автомат. И потому пулеметчики, чтобы подавить любую возможность встречного автоматного огня с короткой дистанции, всегда выдвигаются в авангард. Конечно, два ручных пулемета может позволить себе иметь не каждый взвод, хотя часто имеет – один штатный, второй трофейный. А для такой малочисленной группы, как группа старшего лейтенанта Радченкова, два пулемета вообще были мощным прикрытием. Тем не менее вооружение группы спецназа было не таким ощутимым, как у бандитов, которые имели к двум пулеметам еще и двух гранатометчиков против одного гранатометчика спецназа. Да и общим количеством бойцов спецназовцев превосходили. Но это не имело решающего значения, как не имело значения и присутствие здесь же других бандитов, подчиняющихся Авдорхану Дидигову. С этими вообще можно было не слишком считаться, хотя и среди них могут оказаться те, кто принимали участие в боевых действиях и чему-то научиться успели. Вообще среди молодых бойцов современных бандформирований умелых воинов найти было сложно. Разве только они проходили подготовку где-то за границей. Если в самом начале первой чеченской войны еще встречались целые подразделения с хорошей выучкой – Дудаев тогда сумел убедить земляков, имеющих офицерские звания, вернуться на родную землю и обучать бойцов, то сейчас, когда в идеях Дудаева все разочаровались, учить их было некому, да и желающих учиться было немного. Чаще считали себя воинами, только лишь взяв в руки автомат и научившись опускать предохранитель. Но характер воина и его выучка – это вещи совершенно разные. И старший лейтенант Радченков не опасался местных бандитов.

Группа продвигалась быстро, на более-менее просматриваемых участках вообще бегом, но при этом соблюдая тишину. Привал, устроенный на время сеанса связи, несмотря на свою краткость, все же успел дать бойцам возможность восстановить дыхание, а это при передвижении самое важное, потому что сбитое дыхание останавливает гораздо раньше, чем усталость ног. Почти час передвигались в таком рваном темпе, то быстрым шагом, то бегом, затем старший лейтенант Скорняков указал командиру вправо. Там была удобная тропа для спуска уровнем ниже. Правда, на коротком участке тропа проходила по открытому месту и только потом уже снова углублялась в «зеленку», но здесь, как показалось, заметить спецназовцев было некому.

Свернули, спустились и точно так же продолжили движение по второй полосе «зеленки». А внизу было еще несколько таких же полос, вдоль которых серпантином проходила тропа. Весь склон состоял из разноуровневых террас, и тропа соответствовала очередному уровню.

А скоро вдали стали видны первые дома села.

* * ** * *

Для наблюдения позиция была выбрана почти идеальная. Село располагалось сразу за дорогой под склоном. Сама дорога уходила мимо села куда-то дальше, в соседнее ущелье, и имела только два въезда в сельские улицы.

Улиц всего было пять, если не считать за улицы узкие проходы, делящие населенный пункт на кварталы. Но это, по большому счету, были именно проходы, по которым с трудом могла бы проехать легковая машина, но никогда бы не смогли разъехаться две встречные.

Мощности бинокля, а уж тем более мощности прицела «винтореза» вполне хватало для того, чтобы хорошо рассмотреть не только планировку села, но и все действия, происходящие во дворах и на улицах. А прицел позволял даже лица рассмотреть.

– Командир, справа, – подсказал старший прапорщик Страшков.

Старший лейтенант Радченков сначала без бинокля посмотрел, потом и в бинокль глянул. К селу подходила банда, которую спецназовцы видели со склона. Туда же с разных сторон села, уже кем-то оповещенные, чтобы встретить гостей, бежали несколько вооруженных людей. Они выбегали, занимая позицию на улицах за ближайшими заборами, сложенными из местного слоистого природного камня. Видно было, что встреча готовится не с распростертыми объятиями. Но, кажется, и без агрессивности, хотя и настороженная. И вновь прибывшие тоже остановились, в село не входя, однако и боевую позицию не заняли. Наконец какой-то человек вышел к прибывшим для разговора. По манере поведения этого человека, по тому, как он только сказал на ходу несколько слов тем, что залегли за забором, но даже не остановился рядом с ними, можно было понять, что этот человек с решающим правом голоса.

И действительно, объяснившись с прибывшими несколькими словами, человек повел банду в село, и те, что на позиции ждали, убрали автоматы и сами вышли на улицу.

– Это не сам ли Авдорхан? – спросил старший прапорщик Страшков.

– Нет, это скорее Кадимагомед Заркаев, его помощник, – сказал старший лейтенант Скорняков. – Этот ростом выше среднего. А Авдорхан ростом мал, лыс и пузат. Нам так его обрисовали.

Между тем высокий человек показал, где расположиться банде, выбрав площадку рядом со зданием, напоминающим школу, а двух человек повел с собой. Один из этой пары, длиннобородый, сухощавый, сильно сутулый, вел себя как командир. Отдавал своим распоряжения, да и со встречающим разговаривал категоричным тоном, что было заметно даже с расстояния.

– Так, – насторожился старший лейтенант Радченков. – К Авдорхану поведет. Смотрим, где дом Авдорхана~ Валера, ты в прицел лица можешь разобрать?

– Зубные коронки не обещаю – не рассмотрю, скорее всего, но выражение лица – пожалуйста, – пообещал снайпер.

– Валера следит за встречей. Женя, – обратился Радченков к Скорнякову, – бери на себя левый фланг. Я контролирую правый. Смотрим, кто будет из села вооруженным отправляться и куда. Скорее всего, и не один. Может быть, в самом селе. В какой-то двор. Еда на одиннадцать человек в кармане не поместится. Задача: выяснить, где они пленников держат? Дополнительная задача. Некто Крещеный. Сбежавший, судя по всему, пленник, но информация не конкретная. Если есть возможность, следует оказать ему помощь.

– Это кто-то не из наших, – решил Скорняков. – У меня во взводе таких не было. Скорее из дагестанских.

– Не факт, – не согласился Вячеслав. – Кличку могли дать уже здесь. Крест у тебя кто-нибудь носил?

– Многие носят. Почти все. На всякий случай.

– Вот и причина. В других частях тоже носят. На всякий случай. Так что может быть и наш, и дагестанский, и вообще кто-то со стороны. Все, наблюдаем.

У других бойцов группы не было биноклей, и потому старший лейтенант Радченков разрешил всем, кроме фланговых часовых, отдыхать, предупредив, что необходимость активных действий может наступить в любой момент и, скорее всего, наступит с приходом темноты, когда придется выставить дополнительные посты во всех направлениях. «Подснежники» старший лейтенант приказал не выключать, чтобы он при необходимости мог обратиться сразу ко всем, не повышая голоса. Чтобы дать отдыхающим возможность уснуть без помех, Вячеслав вместе со Страшковым и Скорняковым отключили микрофоны своих «подснежников», но оставили включенными наушники, чтобы не пропустить, если таковое поступит, предупреждение часовых.

Наблюдение продолжалось молча до того времени, когда гостей привели к какому-то дому.

– Вот, похоже, и сам Авдорхан Дидигов объявился. Не могу сказать, лысый ли он, поскольку мужчина в мохнатой шапке, но ростом мал и брюшко имеет основательное.

Старшие лейтенанты перевели бинокли на дом. Стали тоже наблюдать, но комментировал события один снайпер, поскольку прицел помогал ему рассмотреть даже выражение лиц.

– Встречает уважительно. Видимо, спрашивает, как добрались, много ли спецназовцев ГРУ на пути встретили. Отвечает один длиннобородый.

– Похоже, что он ждал их?

– Определенно, ждал. Но встрече не очень рад. Мне так кажется.

– «Прослушка» ничего не говорила о подкреплении. Значит, Авдорхан или другими средствами связи пользуется, или несколько трубок имеет. Если это вообще подкрепление, а не что-то другое. Проследи, как провожатый? Как он себя ведет?

– Почти на равных. С легкой дистанцией.

– Значит, это и есть Кадимагомед Заркаев. Запомни лицо. Возможно, тебе придется его выделить из толпы. Это самый опасный человек в банде.

– Пулей выделить?

– А ты можешь стрелять и маркером?

– Тогда я приготовлю «СП-6». Он в бронежилете.

– Могут быть и другие опасные, но о них пока не знаем, – поправил старший лейтенант Скорняков.

– Скоро будем знать. Но мы, кажется, опоздали. Какая-то группа возвращается со стороны гор. Боевики могли выйти к пленникам раньше, когда мы были далеко, а сейчас возвращаются. Внимание. Женя, следим за группой. Предполагаю, что придется кого-то из этой группы захватывать в качестве проводника. Видишь их?

– Нашел. Надо проверить, куда они пойдут. На доклад или сразу по домам.

– Кто-то один пойдет докладывать, – предположил Вячеслав.

– Значит, нам надо определить, где живут другие. Четыре человека. Трое пойдут по домам. Три дома запоминаем, ищем двор без собаки.

– Пять человек, – поправил командир.

– Четыре, – настаивал на своем Скорняков.

– Вы за разными группами наблюдаете, – заметил старший прапорщик. – Две группы вошли в село с разных сторон.

– Может, подскажешь, какая из них навещала пленников? – спросил Радченков.

– Я даже через прицел не ясновидящий. Но мне кажется, что к ним отправляется третья группа. Три человека, у одного за плечами рюкзак. Из двора Авдорхана Дидигова~

– Продолжай наблюдать за ними. Мы ведем свои группы. Надо за всеми присмотреть. К сожалению, вот-вот темнеть начнет.

Вячеслав включил свой микрофон.

– Внимание всем! Подъем! – Старший лейтенант подождал пять секунд, давая возможность бойцам открыть глаза и потрясти головой для пробуждения. – Все ко мне! Буду ставить задачу по блокировке подходов к селу.

Я хорошо и спокойно поспал. Честно говоря, ожидал какого-то более необычного действия парамедола, может быть, даже галлюцинаций или еще чего-то в этом роде. Но ничего, кроме сильного расслабления, не испытал. Я расслабился, и это мне помогло слегка прийти в себя. Усталость не ощущалась, и даже раны не так болели, хотя по-прежнему рана в боку чувствовалась так, словно нож все еще торчал там и мешал пошевелиться. Наверное, это естественно, поскольку рана глубокая и болит на всем своем протяжении. То есть на всей глубине, куда вошел нож.

Проснулся я на самом закате. Немного вялый после употребления сильного успокоительного, но это и неудивительно, потому что спал мало, а организм испытывает потребность в более длительном отдыхе, который для меня сейчас невозможен. Я боялся проспать дольше, гораздо дольше, чем хотелось бы. Но организм не подвел. Я давно научился просыпаться тогда, когда это необходимо, и внутренний будильник, контролируемый подсознанием, у меня всегда работал исправно.

Осмотрелся я еще лежа. Ничего подозрительного не заметил, привидения убитых бандитов вокруг меня не столпились, и, чтобы в себя прийти окончательно, я несколько раз присел. Приседания помогают развеять сон гораздо лучше, чем размахивание руками и ногами. Да и размахивания в моем состоянии чреваты последствиями. Даже приседания напомнили, что последнюю рану я получил нешуточную, но и первая тоже давала о себе знать.

Санитарная сумка лежала, как и прежде, рядом, и я, пока еще не стемнело полностью, взялся за перевязку. Сначала с той раны, что проще, то есть с бедра. Рана на бедре уже подсохла, совсем не кровоточила, но я все же обильно полил ее перекисью водорода и без боли оторвал присохший тампон, который сразу после обработки раны хлоргексидином заменил на новый. Перевязка не заняла много времени, а недостатка в бинтах я не испытывал. Покойная санитарка готовилась, кажется, после встречи со мной всю банду перевязывать. Но я остался доволен ее запасливостью.

Однако рана в боку, нанесенная той же санитаркой, обещала неприятности и в будущем. Прямо под раной появился сильный отек, края самой раны сильно воспалились и припухли. Хорошо бы сейчас какой-нибудь сильный антибиотик выпить для обеззараживания или для чего там еще его пьют. Для остановки воспалительного процесса. Но я слишком плохо разбирался в названиях лекарств. Нашел в санитарной сумке бисептол. Это тоже антибиотик, но, насколько я знаю, используется при отравлениях. Но на всякий случай я и бисептол выпил. Сразу две таблетки – ударная доза.

Темнело быстро. И потому я поспешил промыть хлоргексидином и эту рану и снова заклеил ее кусками пластыря поверх тампона так, чтобы было видно, что я заклеиваю, потому что на ощупь выполнять такую болезненную операцию не хотелось. Но я уже чувствовал себя совсем не так, как тогда, когда первую перевязку делал. Тогда я сидеть толком не мог, все упасть норовил. Сейчас даже встал без проблем, хотя и почувствовал резкую боль. И более легко справился с напяливанием на себя бронежилета и «разгрузки».

Вышел я уже в темноте и радовался, что луна прячется где-то за горным хребтом, освещая только краешек неба. Это позволяло мне идти не по «зеленке», где можно было в густом сумраке на куст лицом напороться и без глаза остаться, а по берегу ручья, впрочем, от «зеленки» на всякий случай не удаляясь дальше двух шагов. По другую сторону, уже в четырех шагах от меня, журчал ручей, скрадывая звук моей поступи, но я не имею привычки ходить, как статуя командора, тяжело ступая, и потому этому вопросу много внимания не уделял. Хотя понимал, что ручей и звуки, издаваемые чужими ногами, тоже глушит. Но я мог справедливо рассчитывать на то, что здесь сейчас, кроме меня, ходить некому. Едва ли двое оставшихся на посту бандитов решат разделиться, и один отправится посмотреть, что за стрельба была неподалеку и каковы результаты поиска беглеца. У бандитов не может быть сомнений – двадцать человек в их понимании должны были теоретически легко со мной расправиться. Они бы и расправились, если бы я сразу против всех принял бой. Но мне это почему-то казалось малоинтересным, и я дал им возможность разделиться и рассредоточиться.

Был у меня соблазн перед выходом еще один шприц-тюбик парамедола себе вколоть, но я вовремя удержался, понимая, что мне придется, возможно, просидеть долгое время в засаде рядом с постом. А в засаде, как и часовому на посту, это любой боец знает, особенно хочется спать – работает пресловутый «закон вредности», и с действием этого закона постоянно приходится бороться. После парамедола не захочешь, а уснешь. И можешь проспать самое важное, более того, единственное, что в состоянии изменить ситуацию, – приезд Ризвана Дидигова, обещанный мне раненым бандитом.

Сама судьба раненого меня мало интересовала. Он вышел на «тропу войны» и знал, на что идет. Не моя задача оказывать ему помощь. Сможет до дороги выползти, это его счастье. Есть жизненные силы, чтобы за саму жизнь бороться, он выползет. Нет этой силы, пусть умирает там, где его накрыла граната. Скорее всего, он умрет или уже умер. Если раны в ногах не так опасны, то раны внизу живота в состоянии самого сильного человека свалить, и без срочной операции уже не обойтись. Но не мне же, самому раненному, да еще озабоченному более важной задачей, тратить последние силы на то, чтобы тащить на себе раненого врага. Да, это жестоко, но он захотел воевать и получил свое заслуженное. Просто по-человечески я могу ему посочувствовать. Но не помогать. Если я буду ему помогать, я поставлю под удар пленников, которых этот же раненый бандит собирался убить, как собирался убить меня. И никто другой, а тем более я сам не могу предъявить себе обвинения в жестокости. Ситуация~

Приближение поста я в прямом смысле почувствовал носом. Именно нос уловил запах дыма. И чего-то вкусного. Похоже, на костре жарили или просто разогревали мясо. Не шашлык, потому что запаха уксуса не было. Просто мясо. Но аромат был таким, что сводил с ума.

Чтобы не травить себя в течение долгого времени ожидания, я шагнул в сторону кустов, выбрал место, более-менее подходящее для трапезы, и с повышенным аппетитом начал уничтожать запасы продовольствия боевиков, которыми набил карманы своей «разгрузки». Овечий сыр мне не слишком понравился, мясо, которым я тоже запасся, просилось на костер, но до костра было еще по крайней мере метров восемьдесят, и меня там не обязательно должны были гостеприимно встретить. Там готовятся встретить гостеприимно другого человека, который прибудет, как мне сказали, к утру. И если я раньше времени окажусь у костра, тот человек может и не приехать. И потому, основываясь на сугубо практических соображениях, я удовлетворился холодным мясом.

Зато вода из ручья была удивительно вкусной.

Отдохнув и подобрев после позднего ужина, я отправился дальше. Надо было осмотреть внимательнее все подходы к посту. Да и что представляет собой сам пост, я еще не знал. Когда нас везли в багажнике «Гранд Чероки», я не имел возможности рассмотреть его. Наверняка там есть крыша, потому что дожди бывают даже в здешних южных краях, а любителей под дождем купаться не всегда бывает много. Хотя в полевых условиях можно обходиться простым брезентовым навесом, натянутым на жерди. И этого должно было бы хватить, поскольку никто постоянно здесь не живет. Но в любом случае пост я узнаю. Хотя бы по присутствию рядом костра, доносящего до меня вместе с запахом дыма ароматы, которые уже ноздри не щекотали так маняще, как раньше, до того, как я перекусил.

Но мне самому понравилось мое поведение. Я не суетился от близкого присутствия врага, я сохранял полное хладнокровие, хотя раны у меня по-прежнему болели. Вернее, болела, по большому счету, только одна рана – в боку. И болела, к моему неудовольствию, все сильнее и сильнее. И даже снова подступило ощущение повышенной температуры тела. Это началось после того, как я наклонялся над ручьем, чтобы набрать воды. Видимо, что-то там, внутри, начало уже срастаться, а я, приложив усилия и принимая неудобную позу, разорвал срастающиеся ткани. Надо впредь быть осторожнее. Впредь. Потому что у меня будет, вероятно, много моментов, при которых невозможно будет тихо и мирно отдыхать. И лишний раз бередить рану не стоит.

Я шел по берегу ручья между самим ручьем и «зеленкой», подходящей здесь к воде на расстояние метра, и чувствовал, как сгущается темнота. Но я понимал, что это не ночь становится чернее. Ночь уже полностью вступила в свои права, и дальше ей сгущаться уже некуда. Просто стены ущелья здесь сходились близко, сдавливая, прижимая друг к другу дорогу, ручей и «зеленку». И где-то здесь должен быть пост, место для которого выбрано, естественно, правильно.

Костер я увидел из-за следующего поворота ущелья. Увидел вблизи, метров с двадцати. И двух бандитов у костра тоже увидел. Оба бородатые, немолодые, судя по фигурам, хотя фигура может и обманывать, поскольку грузные тела и у молодежи сейчас часто бывают. Один сидел ко мне спиной, второй вполоборота, но смотрел не в мою сторону. Но даже если бы смотрел в мою сторону, он все равно не смог бы меня увидеть, потому что человек у костра видит только то, что костром освещается, а темень для него остается мраком, хотя мрак на дне ущелья и без того был непроглядным. Но я на всякий случай все же сдвинулся на тот единственный возможный шаг в сторону «зеленки», чтобы слиться своим «камуфляжем» с зарослями и стать с ними единым целым. Лишняя мера безопасности при каких-то условиях может оказаться не лишней – это закон, которому учил нас командир взвода старший лейтенант Скорняков.

Здесь же, рядом, освещаемый светом костра, был и пост. Как я и предполагал, это были четыре шеста, вбитые или вкопанные в землю, и между ними натянут простой брезентовый полог, провисший посредине. Понизу без всякого, похоже, крепления была выложена из природного камня невысокая стенка, заменяющая, судя по двум углублениям, бруствер. Стенка была обращена в сторону дороги, противоположно селу, следовательно, должна была бы защищать от возможной атаки со стороны севера, хотя я лично, например, представить не смог, как она или сам пост смогли бы защитить, если бы кто-то пожелал пост атаковать. Дураков идти в лобовую атаку на поднятые стволы искать пришлось бы долго. Любой человек просто поднялся бы хотя бы на пять метров по противоположному склону – именно такое расстояние костер освещал, и я видел, что на пять метров подняться можно, – и имел бы преимущество в высоте. А с высоты стреляй в свое удовольствие в тех, кто за бруствером заляжет. Но в принципе это мне пока и осматривать было не к чему. У меня задача была иная, и подходил я не со стороны склона, а со стороны противоположной от ручья и от «зеленки».

Прежде чем сближаться, я выждал около десяти минут, свыкаясь с обстановкой, чтобы не чувствовать себя в ней чужим, и убедился, что один из бандитов у костра просто дремлет, в то время как второй, мне показалось, к чему-то прислушивается. Прислушался и я, но ничего уловить за журчанием ручья не смог. Но поворот головы бандита показывал, что прислушивается он к той стороне дороги, что ведет к селу. Оттуда звуки должны были бы и до меня доноситься, потому что от ручья бандита отделяет только на шаг большее расстояние, чем от меня. И только потом догадался – бандит знает, что его товарищи ушли преследовать меня. И ждет результата. Он нисколько не сомневается в результате конечном. И слышал, несомненно, множественные выстрелы и взрывы. Догадался, что меня обнаружили, предполагает, что меня должны убить. И не понимает, почему до сих пор никто не вернулся. Он и не поймет. Я постараюсь сделать так, чтобы он не успел понять.

Все равно до утра никто не пойдет искать пропавших. Не потому, что не беспокоятся, а потому, что будут думать, будто бандиты ищут меня в темноте. В темноте трудно человека найти, но можно. Стоит только обложить его хорошо и замереть на постах, дожидаясь, когда он попытается выйти из окружения. Эта тактика всем известна. И никто не пожелает в процесс вмешиваться, чтобы не спугнуть беглеца. Меня то есть. Потому что никто не подозревает вообще, в принципе, о возможности такого, что случилось в действительности. Я сам раньше не подозревал. Я осознал все только потом, когда стал считать потери бандитов. Я желал такое сотворить и сделал это. Когда они поймут, они будут только толпой даже в туалет ходить, и тогда уж будут мне не страшны. Они тогда каждой тени бояться будут. И навсегда запомнят, что такое спецназ ГРУ. А ведь столкнулись они только с младшим сержантом контрактной службы. Я всего-то четыре года в спецназе ГРУ служу. А что бы они против офицеров делали? И что бы с ними стало, окажись на моем месте офицер? Тогда, может быть, и сам Авдорхан Дидигов себя в собственном доме окружил бы охраной и круговую оборону занял.

Я совершенно не хвастал сам перед собой. Я сам себя просто подбадривал, зная, что мне еще предстоит сделать, и настраивая себя на то, что не бывает невозможных вещей, если человек ставит перед собой цель и упорно стремится к ее выполнению. Я перед собой цель поставил конкретную и ясную – спасти остальных десятерых пленников, поскольку им не предоставилась возможность спастись самостоятельно. Бывает так, что при всей специальной подготовке возможность не предоставляется. Она и мне могла бы не предоставиться, не обрати внимание Авдорхан на мой нательный крестик и не пожелай показать себя. Впрочем, у него и другие планы в отношении меня были, и он уже знал, кого выделял из общего числа. Но я не пожелал быть выделенным главарем бандитов и предпочел выделиться сам. Если бы Авдорхан кого-то другого выбрал, мне кажется, произошло бы то же самое, только на моем месте был бы другой спецназовец. И жертв в рядах бандитов было бы не меньше. И задачу себе ставил бы не я, а кто-то другой. Ту же самую задачу по освобождению остальных, в том числе и меня.

Но сейчас задачу поставил я и пока нашел только один вариант для ее решения. Вариант дерзкий и опасный, но правильный. Ризван Дидигов сбежал из-под стражи. Значит, он многого стоит, потому что из-под стражи не каждому удается убежать. Мне удалось, удалось и ему. Мы должны друг друга стоить. И только захват Ризвана способен остановить расстрел пленников. И тот факт, что я ранен, вовсе не говорит о невозможности выполнения плана. Во-первых, я не знаю, в каком состоянии сам Ризван находится. Во-вторых, у меня просто нет иного пути, и, значит, даже невозможное должно стать возможным.

Оценив обстановку, я стал искать место для собственной засады. Как мне сказал раненый бандит, Ризван Дидигов должен был приехать «к утру». До утра у меня время было, чтобы опробовать хотя бы мысленно одну позицию и другую, и даже третью осмотреть на предмет удобности для атаки, и остановиться на четвертой, пятой или шестой, в зависимости от удобства. Естественно, подбирать себе позицию я начал с «зеленки». Только на шаг углубившись в заросли, я стал передвигаться вперед. Конечно, на самой опушке, как это чаще всего бывает, заросли не самые густые и только в самых высоких местах достигали уровня моих плеч. В другое время суток здесь передвигаться было бы опасно. Но в такой темноте и учитывая, что бандиты у костра сидят, следовательно, им плохо окружающую местность в темноте видно, даже по открытому месту передвигаться можно было бы спокойно и неторопливо. Кроме того, на фоне более высоких зарослей мой силуэт не видно.

Это я рассчитал правильно. Мои передвижения бандитами у костра остались незамеченными, а чтобы они остались вдобавок ко всему еще и неуслышанными, я об этом особо заботился, стараясь ставить ногу твердо только в том случае, если был уверен, что под ногой нечему шевельнуться или хрустнуть. При тренированности это автоматически делается даже вслепую. И не приходится задумываться о тишине, когда передвигаешься по ровному месту. Это где-то на склоне, где каждый камень стремится к основанию горы и потому готов с высоты сорваться при первом прикосновении к нему, там осторожнее следует быть и под ноги приходится смотреть чаще. Но на склон я пока подниматься не собирался, хотя совсем эту идею не отбросил.

Склон мне предстояло еще осмотреть, потому что в светлое время я не успел добраться до поста и не знал, на каком расстоянии этот склон пригоден для подъема. Те пять метров, что освещались костром, меня интересовали мало. Вполне возможно, что выше пяти метров стоит отвесная скала, делающая все усилия забраться невозможными, тем более для человека с проткнутым ножом боком.

Но верхняя позиция, как я хорошо знал, всегда считается предпочтительнее. Чтобы атаковать верхнюю позицию, следует иметь по крайней мере троекратное преимущество в живой силе. Значит, я на верхней позиции становлюсь уже обороноспособной боевой единицей. И засады, как знает любой, даже не воевавший, солдат, обычно устраиваются на верхних позициях, откуда можно и более сильного противника атаковать. Пока же моя позиция была ниже. Я не только начал осмотр со стороны «зеленки», я начал осмотр места будущего действия с другого берега ручья. Но такой осмотр не может быть лишним действием, потому что мне неизвестно, что произойдет после моей атаки даже сверху и куда место основных событий переместится. Бандиты местность знают. А я нет. Вполне резонно предположить, что они, не подозревая, какие силы их атакуют, могут резко в сторону «зеленки» рвануть. И я должен предвидеть, куда они побегут и как.

Один удобный проход я сразу определил. Там словно природой среди крупных камней была сделана дорога, выложенная мелкими камнями. Пересекаешь ручей и сразу по этой, грубо говоря, дороге в «зеленку» устремляешься. И расположена дорога как раз напротив костра. Наверное, это привычный для бандитов путь. Хорошо знакомый путь, как мне показалось даже в темноте, потому что и кусты здесь были реже, и присутствовало много сломанных веток – ходили часто. Не знаю уж, по какой надобности, вполне возможно, что просто по физиологической.

Чтобы не наступить в результат этой надобности, я даже сдвинулся из кустов ближе к ручью, покинув опушку, и вовремя заметил подходящее место. Место просто само просило установить здесь «растяжку». Но для установления «растяжки» у меня не было ни лески, ни проволоки, и потому я опять, как и в прошлый раз, занялся «посадкой картошки», при этом установив сразу две гранаты, потому что, проходя чуть в стороне от центра прохода, «картошку» можно миновать. А так была бо€льшая вероятность, что на нее наступят.

Закончив свои «сельскохозяйственные работы», я присмотрелся к костру с этого места. Нет, атаковать пост отсюда – значит подставлять себя под удар. Мало того, боевики располагаются уровнем выше. Мне отсюда было видно сидящих только по пояс, потому что их прикрывала дорога. И стоит бандитам на этой дороге залечь и выставить стволы, как они уже перестают быть мишенью, а мишенью становлюсь я. И это мне не нравилось. Потому я и прошел еще на двадцать метров дальше. Оттуда опять, как с первоначальной точки осмотра, бандитов было видно полностью, потому что место, где располагался пост, являлось, наверное, самым низким участком на дороге. И с двух сторон просматривалось хорошо. В то же время этот пост не просматривался, скорее всего, издалека, где дорога тоже то кверху незначительно поднималась, то углублялась, повинуясь причудливому профилю дна ущелья. Только один ручей, проложив однажды свое русло, постоянно выдерживал определенный угол наклона, чтобы воде было куда стекать. В других местах большой протяженности ровных участков было мало – нормальный горный рельеф.

Наверное, отсюда тоже только мне было видно бандитов, а им различить меня было невозможно, тем более я зашел со спины тому, что бодрствовал, и сбоку от того, что дремал. Тем не менее я отошел дальше на тридцать метров и только там быстро перешел дорогу, чтобы иметь полную гарантию даже не безопасности, а возможности спокойного продолжения своих действий.

И все это время я не имел в голове даже приблизительного плана своих дальнейших действий – так, одни наметки каких-то мелких эпизодов. Единственное, что я знал точно, – мне никак нельзя обнаруживать себя до приезда Ризвана Дидигова, иначе он может просто не остановиться на посту, а гарантии, что я смогу остановить машину пулей, у меня не было никакой. Я даже не знал, на какой машине он приедет. Если приедет на грузовике, то его вообще остановить пулей невозможно. А если и остановишь, прострелив колесо, то кто будет в грузовике, кроме него, – неизвестно, и я, вместо того чтобы захватить Ризвана в плен, сам рискую опять туда угодить. Применять же гранатомет против идущего грузовика рискованно. У меня нет желания убивать Ризвана. Более того, мне следует его беречь и охранять, а его смерть будет самой большой моей неудачей, поскольку тогда Авдорхан, узнав о смерти брата, наверняка расстреляет всех пленников. Значит, «подствольник» мне можно будет использовать, когда Ризван остановится у поста, а он остановится на нем обязательно. Вот тогда я должен буду одним выстрелом уничтожить машину, будь это хоть грузовик, хоть любая другая машина. Мне бы, конечно, больше всего хотелось бы, чтобы это был бы тот самый джип «Гранд Чероки», что привез нас троих в багажнике в село. И хорошо было бы, чтобы в машине в момент моего выстрела остался хозяин, который за шиворот выбрасывал нас из багажника под выхлопную трубу. Не мое дело учить человека вежливости и уважительному отношению к посторонним, даже пленным, да и учить после выстрела будет уже некого, но рассчитаться и с машиной, и с ее хозяином хотелось.

Но, чтобы составить конкретный план, естественно с привязкой к местности, необходимо было обследовать саму местность. И я начал медленно выдвигаться в направлении, обратном только что пройденному. То есть к посту, но уже с другой стороны дороги. И постепенно забирал правее, чтобы быть ближе к склону хребта.