Я вел его, как собаку на поводке, и Ризвана заметно пошатывало, но, кажется, не столько от физической слабости, сколько от пары психологических ударов, которые, как известно, голову никогда не жалеют. Присутствие рядом эмира Асланбека Билимханова сильно испугало Ризвана – это я видел явственно и не заподозрил при этом никакой игры или попытки устроить мне ловушку. А мое сообщение о вчерашнем бое вообще подействовало на него, как удар кулаком боксера-тяжеловеса. После этого Ризван никак не мог оправиться и уже не продолжал начатый ранее разговор. Когда мы вошли в ручей, я дернул за «поводок», останавливая пленника, чтобы и самому попить, и его напоить.

– На колени вставай и пей, – посоветовал я, предоставляя ему возможность лакать из ручья по-собачьи.

Сам же попил из ладоней. Но опять же немного, чтобы не отяжелеть. А Ризван пил долго и много, как верблюд, про запас. Потом полоскал лицо в ручье, потом снова пил, и так в несколько заходов, пока у него живот не раздулся, и он стал больше похож на старшего брата.

– Дальше двигаем, купанье расписанием не предусмотрено, – скомандовал я.

Утро было прохладным, ручей был ледяным, но Ризван выходил из воды с неохотой. Видимо, вода приводила его в себя.

– Куда мы? – снова спросил он.

– Прятаться там, где искать не будут.

– У Асланбека опытные парни. Они везде найдут.

– Тем хуже и для них, и для тебя. Живым я тебя им не отдам. Разве что кусочками.

Он бросил на меня короткий опасливый взгляд. Информация о вчерашнем бое тоже вселила в него страх, и не меньший, чем возможность встретиться с эмиром Билимхановым. Мой встречный взгляд откровенно показал, что я в боевой обстановке не сильно дружу с чувством юмора. По крайней мере, я хотел показать именно это, и он, кажется, именно так меня и понял.

– Так почему ты думаешь, что Кадимагомед не сдвинется с места? – Ризван предпочел перевести разговор на другую тему.

– Потому что перед ним и не ставилась такая задача. С Кадимагомедом парни из села, которые не умеют воевать и никогда уже не научатся. Я смогу вместе с тобой, сопротивляющимся и пытающимся кричать, пройти сквозь их строй, а они этого даже не заметят.

– А Асланбек?

– Что – Асланбек?

– Он где высадился?

– Проехал за поворот ущелья. Оттуда будет меня выдавливать на засаду Кадимагомеда. Я так понял их действия.

– А кто туда Асланбека послал?

– Не я – это точно. Что тебя беспокоит?

– Он там не пройдет.

– Почему?

– Там минное поле. И мины, и «растяжки». Вся «зеленка» заминирована поперек, а к ручью за поворотом не выйти. Можно только по дороге пройти. Но дорогу можно перекрыть одним пулеметом со скалы. Там скала такая есть, со скрытым подъемом. Мы с братом все это сами делали, на случай, если федералы пожалуют без приглашения. Еще несколько лет назад, когда война еще шла. Наши все про мины знают. И туда не суются.

– У Авдорхана есть минер?

– Был. Он потом со мной ушел. Убили парня. Хороший минер был. «Краповый» снайпер его снял. Пуля в затылок – и от лица ничего не осталось.

– А минное поле осталось. Вместо памятника. Значит, твой брат послал Асланбека туда специально? – спросил я.

Ризван задумался.

– Едва ли. Он не решился бы. Асланбек для него большой авторитет. Если только Кадимагомед.

– Кадимагомед, значит, настолько крутой?

– Он никого не боится. Для него авторитетов нет, есть только друзья и враги. Для него Авдорхан не авторитет и не начальник, а только друг.

– Хороший друг. Только Кадимагомед не поехал туда ставить пулемет. Он в обратную сторону поехал. К своим.

– Это потому, что у Авдорхана пулеметов нет. А автоматом дорогу не удержать. Даже тремя автоматами. Два последних пулемета я забрал в прошлом году. «Ручники». Пакистанские. Они так и пропали вместе с нашим джамаатом. Твои «летучие мыши» парней накрыли. И все. И пулеметы не помогли.

– А ты, стало быть, ушел?

– Я в это время в медресе учился в Саудовской Аравии.

– Грамотный, значит, – усмехнулся я.

Ризван позволил себе обидеться.

– Да уж грамотнее тебя. Так где ты желаешь меня спрятать?

– Две мысли есть. Первая – там, где меня прятали, когда сюда везли. В багажнике машины. Джип «Гранд Чероки». Машина сгорела. Туда никто не сунется.

– Там не поместиться~

– Нас троих везли. Поместились.

– А вторая мысль?

– Вторая попроще и похуже~ Я когда на тебя засаду готовил, осматривал место за постом. Там, под скалой, в самой глубине, легко можно нору выкопать. И заложить изнутри камнями. Только там, в мешке, маневр теряется. Если обнаружат, останется только взорвать тебя и себя. Что предпочтешь?

– А какой маневр в сгоревшей машине? Подойдут и расстреляют~ Или из «подствольника» шарахнут. Этой машине не привыкать.

– Да, но там у меня обзор будет. Большая часть все равно поедет через «зеленку». Несмотря на то что на минное поле выйдут. Минное поле не может по всей долине тянуться. Пару человек потеряют, сделают щупы и пройдут. И снова в «зеленку» двинутся, потому что на дороге меня искать смысла не увидят. В крайнем случае пустят на дорогу пару человек. Под мой автомат. Этих я сниму.

– Но остальные тут же двинутся сюда. И опять никакого маневра.

– Другого варианта я все равно не вижу.

– Есть вариант!

– Выкладывай.

– Выдвигаться в сторону Кадимагомеда, – заявил Ризван. – Тебе остается только мне довериться. Иначе и сам погибнешь, и пленных не выручишь. Я с Кадимагомедом договорюсь. Пленных твоих отпустим, тебя отпустим. Я к своим возвращаюсь. Асланбек доходит до засады, ему говорят, что никого не было. И все. Мы с эмиром не встречаемся, а я уже в селе спрячусь. И тебя спрячу, чтобы следов здесь не было.

– То есть ты мне предлагаешь добровольно сдаться в плен.

– У тебя нет другого выхода. И у меня другого выхода нет.

В это время где-то за поворотом ущелья грохнул взрыв, и гулкое эхо прокатилось мимо нас.

– Асланбек не простит этого твоему брату, – сказал я.

– Авдорхан скажет, что здесь раньше стоял пост федералов. Здесь в самом деле стоял пост федералов. Давно, года четыре назад. Мы же не ходим по «зеленке». Потому и не знаем, что федералы все там заминировали.

– Нормальный ход, – согласился я. – Хорошо, если сам Асланбек взорвался!

– Он сам вперед не полезет, – вздохнул Ризван с сожалением. – Так что скажешь на мое предложение?

– Я бы и согласился, только меня смущает здесь одно обстоятельство~

– Выкладывай.

– Какие у тебя есть предположения, почему твой брат не согласился на простой обмен, как я того хотел?

– Откуда я могу знать. Но у него есть, думаю, веские причины так поступить.

– Я вижу сам эти причины. Он расстрелял пленников и потому не смог совершить обмен. – Я сказал это с угрозой, и Ризван понял, к кому эта угроза относится.

Пленник задумался, но ненадолго.

– У меня есть более правдоподобная версия.

– Я слушаю тебя очень внимательно.

– У моего старшего брата есть одна характерная черта, которая его не красит. Он больше всего на свете, больше, чем брата, больше, чем жену, больше, чем детей, любит деньги.

– Мне это ни о чем не говорит.

– Самому отдать в руки Асланбека не только меня, но и деньги, которые я обещал ему разделить, если он поможет мне выбраться за границу, – это было выше его сил. Он наверняка сказал эмиру, что пленников расстрелял и потому обмен невозможен. Я так предполагаю. Это наиболее похожий на действительность вариант. Здесь остается надежда, что обмен состоится помимо Асланбека. А если бы он при Асланбеке совершил обмен, то все пропало бы. Авдорхан побоялся бы открыто против эмира выступить. Слишком большие силы у того за спиной, слишком большой авторитет имеет Билимханов среди непримиримых боевиков, чтобы его можно было просто так вот убрать с дороги. Перехитрить, обмануть – это дело другое. Пусть потом чешет затылок до тех пор, пока голова на плечах держится, а держаться ей все равно уже недолго. На него идет большая охота.

Признаться, передо мной стояла сложная дилемма, но мозг мой словно бы отказался от поисков решения. Я вдруг вспомнил, что все еще являюсь младшим сержантом спецназа ГРУ и, следовательно, могу смело относить себя к тем охотникам, что идут по следу Асланбека Билимханова. Глупо, конечно, убегающему и прячущемуся человеку думать о том, чтобы захватить своего преследователя. Я сам понимал, насколько это глупо. Слишком неравны силы. Тем не менее возникнувшая в голове мысль не желала уходить.

Но следовало что-то срочно решать, потому что после взрыва мины боевики Билимханова могут выйти на дорогу, и тогда мы будем на виду.

– У меня есть другой вариант, – сказал я, решившись. – Пойдем.

– Что ты надумал?

– Ты вызовешь мне на переговоры Кадимагомеда. Я поговорю с ним. А там решим, что делать. Если Кадимагомед в самом деле такой, как ты рассказываешь, он не будет юлить и обманывать. Я ему поверю.

– А мне ты не веришь?

– А что толку верить тебе или не верить, если ты сам ничего не знаешь.

Мы не стали переходить дорогу и прямо по берегу ручья, держась как можно ближе к краю «зеленки», двинулись в сторону устроенных засад. Причем я умело обвел Ризвана через свои «сельхознасаждения», не показав их. Мало ли~ В нашей неспокойной жизни все может сгодиться в будущем. Да и преследователям мои труды могут сгодиться. Хотя, если в джамаате у Билимханова опытные бойцы, они успеют среагировать на звук высвобождаемой чеки и отпрыгнуть в сторону. Для опытных бойцов «картошку» следует готовить особо, стачивать замедлитель, чтобы взрыв произошел в сам момент высвобождения чеки. Тогда уже никакая реакция не спасет.

При том темпе, который я задал, Ризвану идти было трудно. Слишком короткий шаг допускала веревка, спутывающая ноги. А за спиной у нас начали развиваться какие-то события. Признаться, я не сразу понял, что это за события. Но шум поднялся отменный, и эхо загуляло по всему ущелью различными отголосками угрожающего звука.

– Что это такое? – не понял Ризван. – Федералы?

Он сказал это и сам испугался, что дал мне подсказку. Ведь если за спиной у нас джамаат Билимханова нарвался на федералов, то путь его в сторону Кадимагомеда, естественно, пресекается. Но это было не утверждение. Это был вопрос, на который сам Ризван Дидигов ответить не мог, и я ответил не сразу. Но все же сказался опыт участия в боевых действиях. И, несмотря на то что эхо мешало разобрать звуки правильно, я разобрался с ними.

– Чуть-чуть смешнее. Смешно было бы нам с тобой от федералов убегать, но там еще смешнее дело обстоит.

– Что там?

– Твой брат напугал Асланбека.

– Не понял.

– У Асланбека или вообще нет минера, или минер малоопытный. Хотя, может быть, они просто решили время не тратить на поиск проходов, тем более что это мало что даст.

– По-человечески объяснить можешь?

– По-человечески пора было бы самому все понять. Делать проход в минном поле смысла нет. Они сделают проход, а мы с тобой, это минное поле зная, отлежимся где-то в стороне. Они всю полосу «зеленки» не охватят и двинутся по проходу мимо нас. И нас, таким образом, выпустят. Асланбек решил поступить правильно.

Я еще минуту послушал и определил, из каких видов оружия стреляют.

– У Билимханова два пулемета, два гранатомета «РПГ-7», а уж сколько автоматов, то этого я сосчитать не могу~

– И что?

– Они расстреливают минное поле и кусты. Видимо, вышли за ручей и начали «чесать» всю полосу «зеленки»~ Кажется, три или четыре мины взорвались. В разных местах. И все остальные места простреляны.

– Зачем?

– Если мы там лежим, это на нас страху нагонит и заставит побежать. Как только побежим, они стрелять прекратят, чтобы нас не задеть. Если мы там не лежим, это тем более нагонит на нас страху и, опять же, заставит побежать в сторону засады. Все правильно. «Загонщики» свою работу знают и гонят «дичь» на охотников. «Загонщики» всегда сильно шумят. Работа у них такая шумная.

Но пока шумная работа не заставила нас бежать. Мы как шли быстрым шагом, стараясь создать временную дистанцию, необходимую на время переговоров с Кадимагомедом, и сохранить ее, так и продолжали идти.

– Если здесь направо свернуть, – подсказал я, – как раз на место боя можно выйти. Запоминай, где тела забирать будете.

Это была моя маленькая хитрость. Я таким образом расслаблял Ризвана, уже откровенно говоря, что он скоро будет свободен. Вроде бы и не обещал конкретно, и вроде бы дал понять, что вопрос решен. Он должен понять эту фразу так, как ему хочется понимать. Каждый человек старается понять двусмысленность в свою пользу, и это естественный процесс. И я сразу заметил, как оживился Ризван, как стал более бодрым его шаг.

Но идти нам оставалось совсем немного. Я издали заметил след протектора машины, смявший траву на откосе дороги. Кадимагомед не пожелал, конечно же, оставлять свой «уазик» как опознавательный знак для меня, а выбрал место и перегнал машину через ручей, чтобы спрятать ее в «зеленке». Значит, первые посты должны были вот-вот заметить нас, если еще не заметили.

– Присядем, – не приказал, а словно бы предложил я и вытащил гранату.

Ризван сел. Ему, конечно, по-прежнему связанному, даже садиться было неудобно. Но ходить со связанными ногами, семеня, когда под ногами камни, причем не всегда мелкие, трудно, и ноги устали.

– А теперь кричи.

– Что кричать? – Он понял сразу, что мы подошли к месту вплотную.

– Зови Кадимагомеда. И еще запомни. Все переговоры ведутся только на государственном языке страны, где они проходят. Уловил?

– Не понял.

– Говорите между собой только по-русски. Сразу предупреди Кадимагомеда. Если перейдете на чеченский, разговор прекратится.

Ризван зло стрельнул в меня взглядом. Он, должно быть, надеялся на это свое преимущество. Взгляд его мне не понравился. Это уже значит, что он не собирался придерживаться договоренностей. Но я свои меры принять готов всегда. И если раньше думал обойтись ножом, то теперь выбрал более устрашающий вариант, сорвал с гранаты кольцо и зажал чеку пальцами. Ризван мои действия заметил.

– Ты чего? – спросил он с беспокойством.

– Это в целях твоей безопасности. Кричи.

Ризван удостоил меня еще одного нелицеприятного взгляда, прокашлялся и громко позвал:

– Эй-ей-ей~ Кадимагоме-е-ед~

Мы прислушались. Ответа пока не было.

– Кричи громче, – приказал я.

Ризван повторил призыв. И снова наступила минута тишины. Но в этот раз нам ответили. Ответили по-чеченски. Кто-то что-то спрашивал метров с тридцати.

– Отвечай по-русски, – сказал я категорично.

– Это Ризван. Кадимагомед нужен, – прокричал Ризван.

– И они пусть по-русски говорят, – настаивал я.

– Говори по-русски. Крещеный просит, – крикнул Ризван. – Где Кадимагомед?

– Позвать?

– Быстрее. У меня граната над головой висит.

Для ускорения переговорного процесса я гранату в самом деле поднял. Только не над головой, как сказал Ризван, рисуясь даже в такой мелочи, а прижал к его шее, чуть оттянув воротник, чтобы при необходимости разжать пальцы и уронить гранату ему за шиворот.

Голоса раздавались один за другим. По цепочке вызывали Кадимагомеда.

– Он идет, – сообщили наконец. – Что надо?

– Крещеный провести переговоры просит.

И опять. Свой авторитет среди односельчан Ризван ронять не хотел. И голос его звучал уверенно, совсем без тех недавних ноток страха и растерянности. И переговоры, оказывается, не он предложил, а я их слезно выпрашивал. Так это должно было со стороны казаться. Но мне на это было наплевать. Пусть говорит что угодно. Мне результат важен, а не мнение сельчан о Ризване. Сам я уже понял, что это за человек. И, наверное, не зря меня предупреждал тот раненый, последний из вчерашней засады бандит.

– Я здесь, Ризван. Что надо? – раздался зычный голос.

Кажется, я узнал его. Конечно, это он был там, за столом, в комнате Авдорхана, это он крутил в руках «АПС» с опущенным предохранителем. Внешне он выглядел вполне авторитетно. Хотелось верить, что и в поведении он человек, способный принимать решения и совершать поступки.

– Я говорить буду, – остановил я Ризвана, готового что-то сказать. – Кадимагомед, мы не так давно расстались, но я хочу снова с тобой повидаться.

– Крещеный. – Он, кажется, сильно обрадовался. – Я для того сюда и пришел, чтобы с тобой встретиться. Что ты хочешь сказать?

– Я хочу поговорить с тобой, но горла не хватает, чтобы орать на все ущелье. Подойди к нам. И попроси своих парней не выходить с постов. Слева от меня, если сейчас же не вернется, я его гранатометом накрою. И справа пусть остановятся. Давай сразу договоримся, чтобы без фокусов. Я могу понервничать и разжать руку. Тогда граната упадет Ризвану за шиворот.

Я блефовал. Я никого не слышал и не видел. Но, как оказалось, попал в точку. Кадимагомед что-то громко крикнул по-чеченски. И теперь уже с двух сторон от нас с Ризваном раздался треск кустов. Бандиты подкрадывались скрытно, но отходили не таясь.

– Ну и слух у тебя, – удивился Ризван. – Я ничего не слышал. А я не первый день на войне. Не зря про вас говорят~

Он не сказал, что про нас говорят, и даже не сказал, про кого это – про вас, хотя я понял, что он имел в виду спецназ ГРУ. Ризван хотел подняться, потому что в пределах видимости показался Кадимагомед, но я нажатием гранаты на шею помешал его намерению.

– Не суетись. У меня же пальцы не железные, разжаться могут.

Кадимагомед сразу оценил ситуацию.

– А я так мечтал снять с тебя с живого шкуру, – сказал он мрачно, голосом показывая свое расстройство из-за невозможности осуществить планы.

– Она мне самому, признаюсь, нравится, – возразил я. – А делиться насущным я привык только с друзьями. Ситуацию понимаешь?

– Не слепой.

– Тогда к тебе вопрос. Что с пленниками?

– С вашими, что ли?

– С нашими. А у тебя и другие есть?

– Сидят они, где и сидели.

– Живы?

– Живы. По крайней мере когда я уезжал, были живы. Кстати, освободить их силовым методом не пытайся. При первой же опасности пещеру взорвут, и всех пленников просто засыплет землей. Не торопись их погубить. Выход у тебя один: очень беречь для обмена Ризвана.

– Я уже предложил это сам. Почему обмен не состоялся? Джабраил все рассказал?

– Все рассказал. Только Авдорхан не захотел отдавать брата Асланбеку. И правильно сделал. Он понадеялся, что ты Асланбека проведешь. Ты и провел.

– Я желаю провести обмен.

– Как? Твои условия? Рассказывай.

– Вы сейчас пропускаете нас и ждете Асланбека. Эмир уже настрелялся вдоволь. Скоро здесь будет. Скажите ему, что никто не проходил. Мы идем в сторону села. Ты, Кадимагомед, предположишь, что я повел Ризвана в противоположную сторону, ближе к федеральным постам. А потом я буду говорить с Авдорханом. Мы найдем общий язык.

Кадимагомед оказался человеком решительным и думал недолго.

– Пусть так. Не хотел я тебя со шкурой отпускать, но твоя пока взяла. Можете идти, я предупрежу людей.

– Мне трубка нужна, чтобы с Авдорханом связаться.

– Исмаил, – крикнул Кадимагомед. – Отдай свою трубку.

Исмаил лежал от нас в пяти шагах. Поднялся и протянул трубку без каких бы то ни было сомнений. Авторитет Кадимагомеда был непререкаемым.

– Тогда до встречи. Пойдем, Ризван. Еще~ Провожать нас не надо, я быстро стреляю, и стрелять буду без предупреждения. Побереги, Кадимагомед, людей. У нас не мир и даже не перемирие. У нас согласованные уступки в целях достижения общего взаимовыгодного результата. Поэтому я оставляю за собой право стрелять, как и вы оставляете за собой это право. Но выстрел в меня будет выстрелом в Ризвана.

– Иди, – согласился Кадимагомед. – Но имей в виду, что я тебя все равно достану и сниму с тебя шкуру. Ты вчера убил слишком много моих друзей и родственников. Я тебя не смогу простить.

– Я не обещаю тебе этого же. Шкуру снимать – это не в моем вкусе. Я тебя просто убью при следующей встрече. Как убил твоих друзей и родственников. Мы были врагами, врагами и останемся.

– Иди.

Дорога оказалась нелегкой~ Она и без того была сложной для всякого, проезжающего здесь впервые. Но спецназовцы без труда смогли бы проехать этот путь днем, и даже на высокой скорости, но ночью, без света фар, и даже с выключенными габаритными огнями они двигались неторопливо и аккуратно. Тем не менее двигались, и это было важно. Хотя не менее важным было намерение не опоздать, хотя надежда была, что события не начнут развиваться излишне быстро – любая операция требует предварительной рекогносцировки.

Старший лейтенант Скорняков считал себя опытным водителем, потому что за руль впервые сел еще мальчишкой, ощутил вкус езды, и с тех пор всегда, когда была такая возможность и позволяла ситуация, отец позволял ему «поездить». Повзрослев, он получил в подарок старую машину отца, купившего себе новую. Скорняков сам ремонтировал машину, сам и ездил. И только пару лет назад сумел купить себе хороший автомобиль. Но ездить умел не только на хороших, а на любых. И старенькая, однако любовно ухоженная «Нива» в руках старшего лейтенанта прекрасно слушалась руля. Главное, чтобы руль вовремя повернуть и не повернуть тогда, когда этого делать нельзя. Самый сложный участок дороги был поблизости от села. Пришлось сразу взобраться в гору, а потом тормозить на многочисленных поворотах. Однако затем лента дороги пошла ровнее, поворотов стало значительно меньше – ущелье сузилось и не изобиловало изгибами.

Скорняков держал руль прочно и даже вперед, к ветровому стеклу, подался, чтобы лучше различать в темноте дорогу. Чрезмерное напряжение от такого пристального вглядывания сильно утомляло, но с нагрузкой Евгений справлялся.

– В крайнем случае здесь не высоко лететь. – Ефрейтор с заднего сиденья выглядывал в окно, но непонятно было, что он мог увидеть там ночью.

– Если устал, могу сменить, – предложил старший прапорщик Страшков.

– Не надо. Я думаю, что ехать не долго. А если и долго, то до рассвета я все равно кошкой стану. Глаза уже к темноте привыкают.

Этот эффект привыкания знали все. Сначала кажется, что вообще ничего впереди не видишь, потом создается впечатление, будто бы слегка рассветает, а потом уже начинаешь понимать, что ночь вовсе не так черна, как кажется.

Теперь дорога слегка поднялась по склону хребта, и наверху стало заметно светлее.

– Небо подсвечивает, – сообщил старший лейтенант.

А когда дорога опять уходила ко дну ущелья, происходило это плавно, и «вплывание» в темноту, казалось, совсем не меняло обзора. Сейчас уже, когда глаза к темноте привыкли основательно, ехали заметно быстрее, чем на первых километрах. Тем не менее света габаритных огней впереди видно не было. Должно быть, грузовик и «уазик» успели далеко оторваться.

– Может, рискнем? – предложил снайпер.

– Если бы знать, куда едут.

– Я – Рада. Скорняк, как слышишь?

– Нормально, командир. Правда, звук гуляет, словно пустую кастрюлю на голову нацепил. Мы ведем преследование. Без света. Потому едем медленно. Как у вас обстановка?

– Есть «язык». Это фельдшер. Дал показания. Первое – где пленные, он знает, обещает провести, но там такая охрана, что может всех перестрелять, но не отдать. Подойти незамеченными сложно. У охраны есть постоянная связь с Авдорханом, и Авдорхан в состоянии отдать срочный приказ на уничтожение. Следовательно, мы пока зависли, но будем решать. Я думаю все-таки вызвать отряд Волкотруба. Если другого ничего не придумаю. А мысли есть~ Фельдшер грозится нам помочь, потому что всему селу надоели военные действия братьев Дидиговых. А когда завтра все узнают о потерях, может подняться большой шум. Сотрудничать я, пожалуй, соглашусь, если ты поможешь~ Условие фельдшер нам ставит одно: чтобы ты его машину не покалечил.

– Передай ему от меня торжественное обещание по мере сил беречь вверенную мне технику. Я сам технику люблю. Так и скажи. Это его успокоит. Единственное, чем я изуродовал автомобиль, – оторвал панель под рулем, чтобы завести машину напрямую. Больше ничего отламывать не собираюсь. О каких потерях ты говоришь?

– Второе. Крещеный~ Младший сержант из трех, захваченных последними. Следовательно, это Кадочников, твой «замок».

– Я так и предполагал. Он может шороху навести, мало не покажется.

– Уже не показалось. Отсюда и потери, способные все село ввести в транс. Он убил охранника вилами, когда бежал из плена после допроса, потом уничтожил целый заслон, выставленный у дороги. Девятнадцать убито, одного привезли раненым, и раненый умер у нас на глазах. Потом уничтожил пост на дороге – двух человек, сжег машину, вверг в шоковое состояние водителя и захватил сбежавшего из-под стражи Ризвана Дидигова. Две группы выехали выручать Ризвана. Кадочников предлагает Авдорхану обменять брата на пленников. Они решили захватить его и освободить Ризвана. Одна группа состоит из местных. Вторая – пришлые. Кто такие, откуда и с какой целью в село прибыли, фельдшер не знает.

– Понял. Теперь я вообще не отстану от них. Дениса выручать надо.

– Действуй.

– Куда выехали – известно?

– Куда-то в район уничтоженного поста. Часа два добираться. Без света – и три уйдет.

– Значит, можно свет включить и ехать быстрее. Пост у нас на карте обозначен?

– На моей обозначен. Посмотри на своей.

– Сейчас Страшилка посмотрит.

Старший лейтенант протянул старшему прапорщику свой планшет с картой.

– Обозначен, – подтвердил снайпер. – Можем смело ехать. И населенных пунктов по дороге нет.

Страшков молча включил фары. Загорелся дальний свет, и он, все же не забывая про осторожность, переключился на ближний и стал резко набирать скорость. Впрочем, резко набрать скорость на «Ниве» проблематично, тем не менее скорость увеличилась, тем более что ехали они теперь под гору.

– Где-то впереди верхняя точка дороги, – предупредил старший прапорщик. – Дальше до самого поста сплошной спуск идет. Правда, еще одна горка будет, но небольшая. А отсюда нас уже издали заметно станет.

Скорняков сбросил скорость и выключил свет, чтобы фары не просматривались из-за перевала. Двигатель на низких оборотах стал работать громче.

– Все равно вот-вот рассветет.

Рассвело даже раньше, чем они добрались до верхней точки. Вернее, до самой верхней они не добрались. Как только начала открываться дальняя панорама ущелья, старший лейтенант свернул влево и прижался к склону, срезанному в этом месте экскаватором так, что «Нива» остановилась, по сути дела, у вертикальной стены. Разомкнул провода замка зажигания.

Когда строили дорогу – неизвестно, но, наверное, очень давно. Однако следы «когтей» экскаваторного ковша до сих пор сохранились на стене. Потрогав эти следы пальцами, Скорняков двинулся вперед, все так же держась к стене вплотную, чтобы не вырисовываться на фоне неба. Страшков с Вологдиным тоже сразу же покинули машину.

Верхняя точка в самом деле давала прекрасный обзор до самого далекого следующего поворота. Где-то там, недалеко от поворота, должен находиться уничтоженный пост, но сейчас спецназовцев интересовал не сам пост, а тентированный грузовик, который приближался к повороту ущелья. Грузовик обещал скрыться за поворотом, и потому долго рассматривать его интереса не было. Был другой интерес – рассмотреть «уазик» Кадимагомеда Заркаева, что только что вот на глазах у спецназовцев остановился у края дороги. Причем приехал он как раз с той стороны, куда удалялся грузовик.

– Не понял, товарищ старший лейтенант, они разделяются? – спросил ефрейтор Вологдин.

– Я сам не понял. – Бинокль мало помогал Скорнякову разобраться в ситуации.

– Они уже разделились, – подсказал старший прапорщик Страшков, оптический прицел винтовки которого эту возможность как раз и предоставлял. – Правее смотрите. Вся группа из местных бандитов в кустах устроилась. Встают, чтобы Кадимагомеда встретить.

Заркаев приехал в «уазике» один, хотя раньше машина была полна пассажиров. Значит, высадил всех здесь раньше, а потом ездил куда-то вместе с грузовиком. Должно быть, выставлял второй пост. Следовательно, он и второй группой тоже командовал.

– Что, Евген, у нас Заркаев всей операцией руководит? – спросил старший прапорщик.

– Едва ли, – предположил Скорняков. – Мне показалось, что он сам подчиняется командиру второй группы, тому, длиннобородому. По крайней мере так это со стороны смотрелось еще там, во дворе. Хотя я допускаю, что обе группы одинаково подчиняются одному Авдорхану. Скорее всего, они осматривали, что от поста осталось. Ты в прицел не рассмотришь?

– Попробую. Хотя далековато.

Страшков перевел прицел дальше и слегка поводил им, рассматривая дальний конец дороги. Потом прицел замер на месте и только время от времени едва заметно шевелился.

– Там остался навес на четырех шестах и каменная стенка. Рядом, прямо на дороге, остов сгоревшего джипа «Гранд Чероки». Людей поблизости не видно. Тел тоже.

– Тела привезли на грузовике, – напомнил ефрейтор Вологдин. – Двое постовых. Все сходится. Денис дал им вывезти тела. И водителя отпустил.

– Чтобы передал условия обмена Авдорхану, – добавил старший лейтенант. – Рада, слышишь меня?

Связи с командиром не было уже давно, но с верхней точки дороги Скорняков попытался установить ее еще раз. Однако Радченков не отвечал. Расстояние было слишком большим для слабого «подснежника», предназначенного только для внутренних переговоров группы в пределах пары километров.

Кадимагомед внизу отдавал распоряжения, указывал пальцем, кому и куда пойти, где занять место. Судя по всему, выдвигаться дальше бандиты не желали и идти навстречу второй группе не намеревались. Вообще-то такая тактика естественна, потому что движущуюся группу заметить намного легче, чем группу, лежащую в засаде, и от двигающейся группы всегда легче уйти, совершив собственный маневр.

– Вторая группа пойдет «выдавливать» Кадочникова, – решил Скорняков. – И погонит его прямо на засаду. Как мы можем помешать?

– Главное, – сказал снайпер, – чтобы сам младший сержант не пошел в обратную сторону. В обратную сторону он пойдет, если будет уверен, что сможет там проскочить. Но там, очевидно, пойдут опытные зубры.

– Он разберется, – высказал уверенность ефрейтор Вологдин. – К тому же у него пленник. С пленником он в ту сторону не пойдет.

– Значит, пойдет на засаду, – решил старший лейтенант. – Надо спускаться, Гена~

– Я, значит, здесь буду за всех отдуваться, – понял свою задачу старший прапорщик.

– Ты будешь на ствол дуть, чтобы не перегрелся. Стрелять придется много. Станешь наше передвижение координировать. Нам придется издалека вернуться, чтобы в «зеленку» войти невидимыми. Машину заберем.

– Они могут двигатель услышать, – предостерег снайпер.

– Тоже верно. – Скорняков повел носом по ветру. – Могут услышать. Значит, машина на твоей совести. Справишься?

– Обижаешь, гражданин начальник.

– Мы пошли.

Для старшего прапорщика Страшкова время стало тянуться очень медленно. Но он, как всякий спецназовец и, кроме того и более того, как всякий снайпер, умел ждать. Своих товарищей Страшков мог рассматривать и без прицела, противника разглядывал пока в прицел, но не рассматривал, как цель для поражения, а просто отмечал повернутые к нему спиной точки засады. Бандиты расположились по всей линии, пересекающей «зеленку», в два ряда, кое-где парами, но больше поодиночке. Расстояние между постами составляло пятнадцать-двадцать метров, но обуславливалось не геометрическими измерениями, а только месторасположением удобных для засады кустов. Расстояние между линиями составляло метров двадцать. Линия в отношении линии была сдвинута так, что задний пост попадал между двух передних – так называемая «гребенка», через которую трудно будет «прочесаться», тем более имея при себе пленника, который, естественно, никак не захочет остаться незамеченным.

Старший прапорщик плохо знал младшего сержанта Кадочникова. Просто мог узнать в лицо, но лично никогда не общался и плотно вместе не работал. И потому мог судить о возможностях солдата только по словам его командира и товарища по взводу ефрейтора Вологдина и по результатам деятельности Кадочникова здесь уже, в ущелье. Младший сержант сделал больше, чем порой удается сделать сильному вооруженному отряду. Конечно, против отряда никто не действует так, как против одиночки, и потому у одиночки порой намного больше психологических возможностей, да и физические возможности порой предоставляются такие, какие отряду, особенно большому по численности, недоступны. Взять хотя бы ту же возможность быть невидимым и нападать там, где хочется. Тем не менее за одно можно ручаться точно – честь мундира младший сержант не посрамил, и можно было на него надеяться и в дальнейшем. Индивидуальная подготовка бойца спецназа ГРУ сказалась в тех условиях, когда она должна была сказаться. Это в условиях общего боя индивидуальная подготовка часто сводится к обычной общевойсковой. Но в диверсионной или партизанской войне со спецназом ГРУ ни один род войск сравниться не может.

– Страшилка, я – Скорняк, новости есть?

– Распределились они. Спят по постам. В два ряда, «гребенкой», поперек всей «зеленки». Можно подходить сзади и брать, кто понравится. Хоть всех. В первом случае, думаю, Кадочников так и делал. Но ничему этих оболтусов не научил. Теперь нам представляется возможность повторить урок. Будете брать?

– Будем делать для Кадочникова коридор. Сколько постов нужно снять для коридора?

– Я бы так подумал, учитывая, что там пленник, и пленник характером шибко вредный, что по три поста в каждом ряду. Это с запасом будет. Если не получится, хватит по два поста. Но это уже с небольшим риском. Неизвестно, поймет ли младший сержант, где ему идти.

– Будем без риска работать. Выбирай нам посты. Где, думаешь, Денис двигаться будет?

– Я бы на его месте выбрал какой-то край. Меньше всего, конечно, его ожидают у склона. Наверное, можно и там пойти. Я бы лично у склона пошел. Обычно противник не предполагает, что кто-то в тесноту полезет.

Скорняков недолго просчитывал варианты.

– Добро. Ты берешь на себя посты ближние в каждом ряду, мы по посту дальше. В дополнение тебе наряд вне очереди.

– Рад стараться. Где здесь туалет для мытья?

– Работа похуже. Вместе со своей основной задачей будешь координировать наши действия. Каждый наш шаг. Направление, реакция, возможности для беззвучной атаки~

– Понял, нет вопросов. Начинаю сразу. Похоже, вы из их поля зрения уже вышли. Склон позволяет, можете спуститься напрямую. Десять минут по крайней мере сэкономите. Нет-нет, не здесь. Или на десять шагов вернитесь, или на двадцать шагов вперед сдвигайтесь, где большой зеленый камень. Да. Там.

– Присмотри пока за дорогой. Что там со второй группой? Не показывается?

– Сейчас, гляну. Давно не смотрел.

Смотреть, конечно, следовало не за дорогой, по которой боевики не пойдут, а только за «зеленкой», по которой они и намереваются провести «выдавливание» младшего сержанта Кадочникова. И снайпер не обратил внимания на неточность формулировки. Но просмотр дороги и просмотр «зеленки» вещи разные не только по затратам времени, они разные еще и по сложности, и по тщательности выполнения работы.

Старший прапорщик выбрал место недалеко от поворота ущелья и стал пересекать прицелом «зеленку» от ручья до противолежащих черных скал. При этом не торопился и каждый куст старался осмотреть тщательно, хотя и понимал, что дальняя группа выполняет обязанности «загонщиков», следовательно, не будет прятаться и скрываться, а, наоборот, постарается произвести как можно больше шума. И, словно бы в ответ на эти мысли, где-то в той стороне раздался взрыв. Даже немалое расстояние и смещенное эхо не помешали Страшкову понять, что это взорвалась мина, и взорвалась она где-то рядом с поворотом ущелья. Специально тащить с собой мины, чтобы создавать ими устрашающие звуковые эффекты, никто, естественно, не будет. Значит, боевики нарвались на заминированный участок, и кто-то удачно закончил свой жизненный путь, поскольку для каждого боевика честь – умереть в бою и бесчестье – умереть в тюрьме. Странно только, что большинство предпочитают все же тюрьму смерти. Но это их проблемы.

– Страшилка, чем ты там балуешься?

– Мысленно из миномета стреляю, – отозвался старший прапорщик. – Но только мысленно. Там, на месте, дело другое. Похоже, дальняя группа с перепугу на минное поле попала. Можно тепло поздравить их с первыми потерями.

– Скажи им, что я их тоже поздравляю.

– Я их пока не вижу. Передам при встрече. Ориентировочно отмечаю минное поле на карте. Потом перенесешь на свою. Надо будет обследовать, если время позволит, и вызвать инженерные войска.

Старший прапорщик раскрыл планшет и вытащил карту из-под защитной пленки. Тут не вовремя сломался карандаш. Пока Страшков точил его, пока обозначал на карте минное поле, время ушло, и нужно было бы по-доброму снова в прицел глянуть и выяснить, что нового происходит на ближней и на дальней позициях. Но взгляд случайно попал на середину между этими точками. И старший прапорщик сосредоточенно приник к прицелу.

– Скорняк, я – Страшилка. Вижу Кадочникова. Ведет на поводке кусачую собачку. – Голос Страшкова стал серьезным.

– Какую собачку? – не сразу понял старший лейтенант, памятуя, что в округе много кавказских овчарок, но потом догадался: – Что сбежала из приемника для особо опасных животных?

– Да. Злобный пес по кличке Ризван. По самому краю «зеленки» вдоль ручья идут, так что можешь не торопиться уходить к скале.

– Далеко?

– Посредине. Между двумя группами.

– О засаде не подозревает?

– Спросить возможности не имею.

– Как ведет себя?

– Настороженно, мне кажется. От «зеленки» удаляться не желает. Но идут быстро, можно сказать, целенаправленно.

– Продолжай наблюдение. Мы смещаемся к ручью. Но там машина Кадимагомеда.

– Если младший сержант курс не сменит, как раз на машину выйдет.

– Будем страховать сразу с трех точек. Мы снизу, ты сверху. Сколько человек у машины? Кадимагомед там?

– Минутку. Разберусь.

Старшему прапорщику в самом деле не больше минуты понадобилось, чтобы отыскать прицелом машину.

– Кадимагомеда нет. Он куда-то сдвинулся. По самому краю три поста. Два в задней линии, один в передней. Второй пост в передней метров на двадцать от первого сдвинулся. Там кусты жидкие, спрятаться негде, пришлось сделать разрыв и прикрыть его задней линией. Но мне оба поста хорошо сверху видно. При необходимости я готов. У машины двое. Можно так сказать, резерв главного командования.

– Надо обеспечить проход.

– Работаем. Выходи на позицию, я подскажу.

Но сразу начать «работать» не получилось. Издалека, от поворота ущелья, раздалась активная стрельба и звуки взрывов.

– Что там такое? – спросил Скорняков.

– Бандиты минное поле расстреливают. Боятся, что Крещеный там залег, хотят спугнуть и погнать на Кадимагомеда.

– Пусть стреляют. Мы продолжаем. Задняя линия.

– От тебя больше восьмидесяти метров. От тебя до машины сорок метров. Куда идешь?

– Сначала к постам. К машине может вернуться Кадимагомед и поднять тревогу раньше времени.

– Резонно, согласен. Машину можно обойти даже слева. Справа кусты жидкие, а слева только один пролом~ Кадимагомед от ручья заехал. А дальше все пусто. Потому они машину ветками и прикрыли.

– Понял, мы идем слева. Координируй. Окрестности внимательно осмотри.

– Работаю. Первую линию на себя возьму. Пожалуй, даже два поста. Слишком хорошо лежат. Вторую линию мне видно хуже. Только нижнюю часть тела. Я могу лишь ранить. Вторая линия, значит, на вашей совести.

– Понял.

Прежде чем начать работать по основному своему профилю, старший прапорщик все же занялся обеспечением безопасности командира взвода и ефрейтора и осмотрел каждый куст на предполагаемом пути. Опасности не предвиделось. Только после этого Страшков «нащупал» прицелом затылок бандита самого крайнего поста в первом ряду и плавно нажал на спусковой крючок. На прицеливание и выстрел ушло не больше десяти секунд. Бандит как лежал, так и остался лежать, только ткнулся носом в каменистую землю. И тут же, без перерыва, прицел передвинулся правее и нашел второй пост. Второму бандиту пуля вошла в голову прямо за большим оттопыренным ухом. Он тоже даже не вздрогнул, лишь кивнул, будто соглашаясь со своей участью. Тяжелая пуля девятого калибра не требует «контрольного выстрела».

– Евген, передних постов в природе нет, – слегка замысловато доложил старший прапорщик. – Может, мне и за вторую линию приняться? Даже интересно стрелять наполовину вслепую. Ноги видишь, угадай, где голова?

– И длину шеи вычислить не забудь, – посоветовал старший лейтенант. – Учиться надо было в школе. Сейчас не мешай работать. Выводи на посты. Видишь нас?

– Как на ладони. Сейчас круто сворачивайте направо. Просто перпендикулярно ручью. От машины вас уже не увидят. И – десять метров до первого поста. Двадцать пять метров до второго. Как работать будете?

– Одновременно.

– Мне не совсем удобно давать команду своему командиру, тем не менее – вперед!

Наблюдать за действиями специально тренированных для таких операций спецназовцев было интересно. Старший прапорщик даже подкрутил окуляр своего прицела, отдаляя место действия, чтобы захватить в поле обзора и старшего лейтенанта Скорнякова, и ефрейтора Вологдина. Со стороны казалось, что они движутся, словно в каком-то мультипликационном фильме. Движение, потом фиксация положения тела, движение, опять фиксация~

Ефрейтор замер на месте, удобном для атаки, раньше. Старшему лейтенанту понадобилось преодолеть еще двадцать пять метров. Потом и тот и другой, не сговариваясь, приготовили малые саперные лопатки.

– Пошли, – подсказал Страшков.

Они пошли. Сначала ползком, потом, уже в трех метрах от постов, поднявшись в позу изготовки к атаке, и атаковали одновременно. Наушник «подснежника» донес до старшего прапорщика только синхронный выдох двух человек, который производится в момент удара.