Подполковник Сохно, оказывается, прекрасно знал, что и как обстоит в службе, где ему вскоре предстояло стать штатным сотрудником. Доктор Смерть в самом деле остался в эту ночь дежурить в офисе. Благо офис состоял из двухкомнатной квартиры, и вторую комнату, ранее всегда используемую в качестве комнаты отдыха, собирались уже переделать под дополнительный кабинет, чтобы посадить там новых сотрудников. Но до перестройки дело пока не дошло, и Доктор Смерть имел возможность выспаться ничуть не хуже, чем дома. Вся разница состояла в том, что дома он обычно, покупая кровать, решительно отламывал у нее заднюю стенку, чтобы иметь возможность вытянуть ноги. В комнате отдыха офиса кровати не было, но была диван-кровать, обладающая двумя боковыми стенками-подушками. И удобства Виктору Юрьевичу это не доставляло, потому что ноги приходилось постоянно держать загнутыми кверху. Потому Доктор поздно лег, зная, что ему предстоит, и очень рано встал, что ему позволяло делать природное богатырское здоровье.

И встал, как оказалось, не напрасно, потому что генерал Астахов позвонил, едва Доктор Смерть занял место в своем любимом кресле перед компьютером.

– Доброе утро, Виктор Юрьевич...

– Всегда рад слышать вас, Владимир Васильевич. Вы, похоже, не ложились.

– Как и вы, думаю.

– Здесь вы ошибаетесь. Но вы, товарищ генерал, меня тоже не разбудили. Я только что умылся, хотя, как вы знаете, люблю бриться не больше, чем голодать, и потому после увольнения из армии постоянно ношу бороду. Итак... Я понимаю, что у вас есть новости?

– Извините, Виктор Юрьевич, я надеялся, что новости есть у вас. Тобако с Лосевым не звонили?

– Они избегают производить любые звуки. Слышимость в доме восхитительная, поэтому передвигаться там приходится на цыпочках, разговаривать, шепча собеседнику в ухо. Думаю, за ночь никаких изменений не произошло. А пленки для записи разговоров им хватит.

– Что будет, звоните. Я у себя.

Доктор Смерть положил трубку и пошевелил компьютерной мышкой, активизируя «сонный» монитор. Компьютер всю ночь стоял включенным, потому что на спутниковый контроль были поставлены два номера – Хамзата Сулейменова и той квартиры, где поселились трое чеченцев, одного из которых, по словам Тобако, Доктор Смерть должен помнить по Абхазии, где он воевал наемником в одном батальоне с Тобако...

Машину оставили недалеко на платной стоянке. Мест на стоянке, как обычно, не было, и пришлось сунуть в руку дежурному сотню баксов, чтобы место нашлось. Сумма, конечно, слишком большая и обычно хватает пятисот рублей, но выложенная так небрежно сотня всегда производит впечатление, и охранник в этом случае понимает, что имеет дело с серьезными людьми. И за одной машиной смотреть будет пристальнее, чем за всеми остальными.

– Давай график дежурства составим, – предложил Тобако. – Поскольку ты чеченский не знаешь, ты дежуришь тогда, когда меньше говорят. Ночью я сплю и не храплю... Ты слушаешь... Начинается разговор, толкаешь меня... После разговора я опять сплю... Утром ты докладываешь результаты и ложишься спать.

Сохатый молча кивнул. Он нес большую, но легкую сумку с двумя спальными мешками. Тобако досталась сумка небольшая, но тяжелая – с подслушивающей аппаратурой, которую еще следовало установить в квартире.

К подъезду подходили сбоку, под окнами, чтобы случайно брошенный из окна взгляд не определил недавних сотрудников миграционной службы, внезапно сменивших не только место службы, но и место жительства. Лифт по-прежнему не работал.

– Если кто-то из них нечаянно встретится, придется в гости зайти и прямо предложить – две сотни баксов, и вас не беспокоят. – На всякий случай Тобако проработал вариант страховки.

– Годится, – согласился Сохатый.

На лестничной площадке они не разговаривали. Дым Дымыч молча вытащил связку отмычек на большом кольце, придержал отмычки руками, чтобы не звенели, и в несколько нажимов вскрыл простейший замок. Пол за порогом предательски скрипнул – рассохшийся и требующий ремонта. Это уже характерный признак того, что вся квартира ремонта требует. Свет зажгли, не стесняясь, потому что окна соседней квартиры выходят во двор, а окна этой – на шумную улицу. Но передвигались на цыпочках, чтобы избежать шума, который могут услышать не только за стеной, но и снизу. Там тоже, вероятно, знают, что в квартире никто не живет, и могут заинтересоваться звуками. Вдруг надумают прийти проверить. Это ни к чему.

Тем не менее ходить по квартире было необходимо. Естественно, сначала надо было все проверить, все осмотреть. А потом установить на стены «тарелки» с прослушивающей аппаратурой. Сначала Тобако со сканером в руках обследовал стены, выискивая места, где арматура не будет мешать прослушиванию. Одна из стен вообще была не несущей, и потому строители позволили себе сделать ее даже тоньше, чем полагается. Ее в основном решили и использовать. Сами «тарелки» крепились бесшумно, с помощью обыкновенных присосок. Но от них шло много проводов к многополосной расшифровывающей аппаратуре, потом к записывающей, а уже к самой записывающей подключались наушники, чтобы иметь возможность вместе с записью вести и прослушивание. И соединение контактов требовало много времени, потому что постоянно приходилось сверяться с многостраничной инструкцией.

– Не могли сделать провода разноцветными, – прошептал Сохатый в ухо Андрею Вадимовичу. – Красный к красному, синий к синему. Надо будет дома поставить на каждый провод цветной маркер, чтобы потом не путаться.

Однако самое сложное было впереди, и после установки еще целый час ушел на настраивание, поскольку оба интерполовца впервые встречались с такой аппаратурой и опять могли опираться только на советы инструкции. Правда, инструкция была подробной и понятной, что с такими литературными творениями случается крайне редко. Общими усилиями справились и с этим.

Впрочем, разговоры за стеной можно было прослушивать и просто – приложив к стене ухо. Не так, чтобы можно было вздохи уловить, но слова, произнесенные обычным тоном или чуть громче, понять было можно почти всегда. А один из боевиков вообще отличался голосом резким и слова произносил всегда в повышенном тоне.

– Спасибо строителям, – прошептал Тобако.

Но аппаратуру все же включил, не слишком полагаясь на собственные уши. И приспособил к уху одиночный наушник.

Вечер затянулся. За работой интерполовцы не заметили, что время уже позднее.

– О чем они говорят? – поинтересовался Дым Дымыч.

– Так... Бытовуха... Решают, что лучше, блохи или вши. Спать укладываются. Наверное, еще и поговорят перед сном. Послушаем.

Слушал он долго, однако наушник не донес ни звука.

– Спят, заразы. И мне пора.

Тобако передал наушник Дым Дымычу и стал расстилать у противоположной стены пуховый спальный мешок.

– На земле в нем спать еще можно, а на полу жестковато, – проворчал перед сном и отвернулся лицом к стене. – Свет выключи.

Дым Дымыч свет выключил и сел рядом с аппаратурой, лицом к окну, прямо на голом полу, даже спальный мешок не подложив, в позе восточного мудреца. Наушник в ухо вставил и замер. И только равномерное глубокое дыхание говорило о том, что Дым Дымыч вовсе не представляет собой статую Будды. Он, адепт восточной философии, совмещал полезное с необходимым и медитировал в то время, когда спать ему было нельзя. Боевики за стеной старались, похоже, Сохатому не мешать и даже не храпели...

– О! – короткий возглас, который не то что в соседней квартире, здесь-то, в комнате, был еле слышен, сразу разбудил Андрея Вадимовича и заставил сесть. – Телефонный звонок, сэр.

Сохатый уже протянул наушник. Тобако быстро оказался рядом, присел на корточки перед аппаратурой, глядя, крутится ли пленка, и вставил наушник в ухо. Он не комментировал то, что слышал, но кивал.

Видимо, когда разговор закончился, показал рукой:

– Выйди в подъезд, звони Доктору. Объявился Джабраил. Сумел Доктор засечь разговор? Дверь не закрывай, чтобы не хлопала.

Сохатый сразу вышел.

За окном было еще темно, но шум, доносящийся с улицы, показывал, что утро пришло и город задышал механизмами, дымами и движением людей, то есть проснулся...

Доктор Смерть сразу принял звуковой сигнал компьютера и поспешил в кабинет с кухни, где заваривал себе кофе в кружку, больше похожую на ведро. Кружку тем не менее на кухне не оставил и благополучно добрался с ней до кресла. Сразу включил динамики. Запись разговора включилась автоматически по звонку.

Но и динамики сначала доносили только звонок городского телефона. Трубку снимать никто не торопился. Наконец, кажется, проснулись. И сонный хриплый голос сказал по-русски:

– Слушаю вас...

Дальше разговор пошел на чеченском языке, но все же звонивший представился, и Доктор Смерть возбужденно потер ладони – имя Джабраил даже на чеченском языке не слишком отличается в произношении от русского. И хриплый голос ответившего в тоне изменился заметно. Ответивший явно желал показать свое уважение.

В офис вошел уже умытый и свежевыбритый Басаргин, как обычно с утра, благоухающий дорогой туалетной водой.

– Кто? – спросил коротко.

– Джабраил собственной персоной! Выслушивает какие-то объяснения, потом будет давать втык. Серьезный голос, уважающий себя...

– Голос серьезный, – согласился Александр Игоревич.

И сел за телефонный аппарат, чтобы позвонить генералу Астахову.

– Утро доброе, Владимир Васильевич...

– Наверное, доброе, Александр Игоревич, если вы уже звоните. Добрым оно у нас бывает только тогда, когда есть новости...

– Есть и новости, есть и просьба, товарищ генерал. Просьба самая простая. Нам срочно нужен переводчик с чеченского. Тобако владеет чеченским, но он сейчас находится на известной вам квартире... И мы чувствуем себя глухонемыми среди непонимающих наш язык.

– А где ваш парень... Чеченец... Зураб, кажется...

– Зураб Хошиев. У нас его временно забрали в штаб-квартиру. Там тоже чеченцы необходимы. Обещали вернуть. Когда-нибудь...

– Хорошо. А новости...

– Пока новостей мало. Джабраил Алхазуров объявился. Позвонил на квартиру к своей троице. Похоже, из Москвы. Доктор, открой карту...

Доктор Смерть и без того уже открыл карту Москвы и начал уже увеличивать ее, чтобы спутник показал точное местоположение трубки.

– Да, в Москве, – сказал Басаргин. – Доктор, какой адрес?

Доктор Смерть назвал улицу и номер дома. Басаргин передал генералу.

– Третий подъезд с правой стороны, если стоять лицом к фасаду. Этаж неизвестен... Квартира справа от входа в подъезд... Окнами во двор... Запишите номер мобильника Джабраила...

Басаргин опять продиктовал.

– Так что относительно переводчика?

– За такие сведения я могу вам целую бригаду переводчиков презентовать. Боюсь, не поместятся у вас.

– Я тоже этого боюсь, товарищ генерал. Поэтому хватит одного.

– Сейчас пошлю. И... Как только дадите мне перевод его разговора, если будет хоть одна зацепка, я могу идти с данными к директору и официально включаться в расследование.

– С чем вас и поздравляю, – в голосе Басаргина слышалась легкая холодность, и генерал понял причину.

– Спасибо, Александр Игоревич, за сотрудничество. У нас оно всегда получается плодотворным.

– Не за что, товарищ генерал. Лучше переводчика отправить сразу, пока пробок на дорогах не наметилось.

– Сразу отправлю.

Басаргин положил трубку и со вздохом спросил Гагарина:

– Доктор, почему ты не выучил чеченский?

Виктор Юрьевич усмехнулся:

– Если бы в школе кто-то сказал мне, что я буду свободно говорить по-английски, по-французски, по-испански, вполне сносно на фарси, на боснийском и на сербском, я набил бы этому человеку рожу, потому что в школе за английский я только по праздникам получал тройки. А ты в дополнение хочешь навязать мне на голову чеченский.

– Я тебе ничего не навязываю. Я сам мечтаю время найти, чтобы выучить. Выучил же Тобако! И мы должны.

Доктор вздохнул непритворно. И походил этот вздох на внезапно начавшееся извержение вулкана...

– Мне интересно, майор, вы вообще никогда не спите? – поинтересовался Согрин, собирая автомат, который только что чистил.

– Иногда случается, товарищ полковник, – улыбнулся майор Султанов, приехавший до рассвета и разбудивший спецназовцев.

– Но лучше бы вы это делали не за рулем. Мне, честное слово, не «уазик», мне вас жалко, потому что ваша машина не оснащена ремнями безопасности. И нас тоже, потому что вы наверняка за нами приехали.

– А вот здесь вы ошибаетесь, товарищ полковник. Я просто привез вам новости и гражданскую одежду, как вы просили. Целый мешок, чтобы выбор был. Мешок сейчас принесут, а новости я принес сам.

– Слушаем вас очень внимательно, – сказал подполковник Сохно, с головой укрытый простыней, даже нос наружу не высовывая.

– Генерал Иванов договорился с Генеральной прокуратурой. Ему разрешили до окончания следствия отменить «задержание» как меру пресечения, поскольку выдвижения обвинения, кажется, не предвидится ни по одному эпизоду. Обговорен вариант, при котором вчерашние боевики будут находиться в Московской области и на протяжении месяца ежедневно отмечаться там у участкового милиционера.

– Выходные у участковых, как я понимаю, отменили. – Голос Сохно из-под простыни звучал уверенно.

– Это формальность, – продолжал майор. – И уже сегодня всех десятерых... то есть одиннадцать человек, сажают на поезд. Причем едут не отсюда, а из Грозного, где с ними еще какое-то телевизионное мероприятие будет. Что-то снимут для новостей. И только там посадят на поезд.

– Это даже хорошо, это нам удобнее, – решил полковник. – Там нам устроиться будет легче. Не так заметны будем.

– Александэр Сулейменов едет с ними, – продолжил майор, – поскольку желает, чтобы сын сделал ему в Москве хороший протез. Кстати, Александэр уже не так сильно сегодня хромал, пока не увидел, что за ним наблюдают...

– Что же сын не взял его с собой в самолет? – поинтересовался Кордебалет таким тоном, будто майор Султанов был ближайшим другом Хамзата Сулейменова и мог отвечать за поступки Хамзата.

– Должно быть, не пожелал генерал. Генералам иногда бывает тесно даже в больших самолетах, – предположил Султанов.

– Или кому-то необходимо было присматривать за этой десяткой в дороге, чтобы не разбежались. Прошу внимания! – Подполковник Сохно сел на кровати, и только после этого почти в торжественной обстановке стянул с головы, как покрывало на открытии памятника, простыню.

– Не понял, – удивился только майор Султанов.

– Долго работал? – спросил Кордебалет.

– Всю ночь, – сознался Сохно. – Я, как майор Султанов, бессонницей страдаю.

На его лице не было даже следа укуса собаки. Может быть, только едва заметный шрам, похожий на шрам многолетней давности.

– Что вы не поняли, майор? – спросил Сохно, радуясь эффекту.

– Что у вас с лицом?

– У меня что-то плохо с лицом? – теперь уже Сохно не понял.

– А где рана?

– А рана закрылась. Если бы мне еще день продержаться и ночь пролежать, я бы и ногу себе вылечил. И уже не хромал бы, как Александэр Сулейменов, догоняя Хамзата Сулейменова.

– Но как? – Султанов даже ближе подошел, чтобы лицо вплотную рассмотреть. Раны на скуле не было и в помине.

– Про метод «ключа» слышали? По команде «ключ» я ввожу себя в состояние саморегуляции. Концентрирую внимание на ране и не отпускаю концентрацию длительное время. В итоге заживление идет ускоренным процессом.

– Научите, – потребовал майор, причем потребовал так решительно, что Сохно готов был шарахнуться от него и опять под простыню забраться.

– Обучение происходит под гипнозом, – объяснил Согрин. – Ищите гипнотизера. Могу посоветовать. Сотрудник московского антитеррористического подсектора Интерпола Доктор Смерть, иначе Виктор Юрьевич Гагарин. Когда вернетесь отсюда, позвоните, я сведу вас...

– И что, этим методом можно... – Удивление майора так и не прошло.

– Не все, но очень много можно, – сказал полковник. – На моих глазах наш офицер демонстрировал такой фокус. Падал на асфальт лицом, обдирался, и за пять минут выводил синяки и ссадины. Только мыслью. Итак... Кто поможет нам сесть на тот же поезд? Желательно, билеты должны быть в разные вагоны. Спереди и сзади.

– Насчет билетов, товарищ полковник, я уже позвонил в Грозный. Не в республиканское управление, которое целиком генерала Иванова поддерживает, а в РОШ. Там обещали помочь. У них всегда броня есть. Кстати... Генерал попросил отправить вместе с группой четверых сотрудников, чтобы недоразумений в пути не возникло. Правда, просил его об этом Хамзат Сулейменов, я сам слышал. Жаловался, что чеченцев могут в дороге и с поезда высадить для проверки. Бывало уже такое.

– Разумно, – согласился полковник. – И функционально.

– И решает задачу охраны груза, который они повезут в Москву, – добавил Кордебалет.

Майор себя по бедрам хлопнул.

– Как только я не догадался!

– Я бы еще посоветовал вот на что внимание обратить, – сказал полковник Согрин. – Наверняка этим парням что-то заплатят за то, что они будут перевозить в своих чемоданах. И деньги эти останутся в семьях.

– Да, Хамзат Сулейменов должен выплатить всем аванс, чтобы семьи поддержать.

– Я так и думал. – Полковник вытер автомат чистой тряпкой, чтобы не было наружных следов масла, и отложил его в сторону. – Необходимо прикинуть количество покупок, которые произведет каждая семья. Аванс должен иметь разумные цены. Приезжим строителям в Москве платят не ахти как... Аванс тоже должен быть небольшим. А им заплатят, как я думаю, неплохо. Косвенная, но это улика.

– Я понял, товарищ полковник. Я попрошу капитана Рашитова, чтобы он попытался сделать это негласно. У него осведомителей много, а люди любят считать чужие деньги. А вам пора собираться. Несут мешок.

За дверью, в казарме, слышались тяжелые и медленные шаги.

– Связь, в случае экстренной необходимости, будем держать через генерала Астахова. Впрочем, можно и по телефону, только имейте в виду, что мы будем в поезде, на людях, и все сказать не сможем, – предупредил Согрин.

Спецназовцы молча наблюдали из машины, как садятся в предоставленный им автобус десять амнистированных боевиков и как усиленно хромает, не успевая за ними, Александэр Сулейменов. Одновременно и «фотографировали» в памяти внешность каждого. Машина группе Согрина была предоставлена не майором Султановым, который пока оставался в Гудермесе и без транспортного средства обходиться, естественно, не мог, а местным отделом ФСБ. И, не зная водителя, обмениваться при нем мнениями не стоило. Но взглядами обменяться можно было. Кордебалет с Согриным, уступившим переднее место Сохно, которому там было удобнее раненую ногу выставить, переглянулись, оба отметив основательную тяжесть рюкзаков и сумок амнистированных. Даже действующие боевики, имея в горах и лесах запас на длительное время, не носили с собой такой тяжести. Боевики вообще не любят быть носильщиками. Сейчас же и носильщиками стать согласились, только один Сулейменов был налегке. Да ему, при его увечье, и хромалось бы с грузом гораздо сильнее, хотя сильнее хромать может разве что вообще безногий.

На сиденьях устраивались со всеми удобствами. Сидений хватало. Последними места у дверей заняли офицеры охраны. Как и предупредил майор Султанов, охрана должна обеспечить амнистированным приятное путешествие.

Провожали уезжающих целыми семьями, как героев, отправляющихся совершать очередной подвиг. Жены и дети стояли в стороне, не приближаясь и не нарушая торжественности обстановки, но руками махали. Оркестра почему-то не было – начальство проявило нерасторопность.

Автобус ушел. Выбросив в воздух основательную дозу газов из выхлопной трубы – местная солярка не желала сгорать полностью, тронулся, догоняя автобус, БТР сопровождения. За городом он выедет, как и положено, вперед. Амнистированных охраняли ничуть не хуже, чем охраняют воинский транспорт.

– Счастливо им всем добраться, – сказал полковник. – Пора и нам ехать.

Гражданская одежда была у всех в вещмешках. Переодеваться решили перед посадкой в поезд. До этого никому не следовало знать, что поедут офицеры не просто домой, а поедут, продолжая работать...

Дорога до Грозного не долгая, если не двигаться к нему с боями, как уже случалось, хотя и основательно разбита, как и все дороги России. «Уазик» со спецназовцами пристроился позади автобуса с амнистированными и, пожалуй, прижимался слишком близко, потому что водитель не видел очередные выбоины и жестко подпрыгивал на них. Настолько жестко, что подполковник Сохно несколько раз, чтобы не застонать, основательно выматерился.

Спецназовцы обосновали свое «преследование» мерами собственной безопасности. Все-таки ехать в колонне с БТРом во главе – это не то же самое, что просто ехать в «уазике». Но, как только миновали Аргун, Согрин приказал водителю ехать быстрее. До посадки на поезд им следовало и РОШ навестить, чтобы получить проездные документы, и еще кое-какие дела сделать. И все это успеть за то время, пока телевизионщики будут снимать посадку амнистированных на поезд до Москвы.

В разведуправлении оперативного штаба Согрин не столько законно, сколько пользуясь хорошим к нему отношением, выпросил для каждого члена своей группы, поскольку ехать они собрались в разных вагонах, отдельный документ, подтверждающий, что офицеры по дороге до Москвы находятся на выполнении оперативного задания. Это чтобы не возникло вопросов со стороны правоохранительных органов по поводу передвижения в гражданской одежде и при оружии. Но свой автомат и «винторез» Кордебалета Согрин решил сдать. Хорошо, что в РОШе оказалась другая группа спецназа ГРУ, через которую полковник решился передать оружие. Два привычных пистолета Стечкина Сохно оставил с собой, поскольку получал он их не на местном складе, а в Москве.

Машину, на которой прибыли из Гудермеса, полковник отпустил сразу. Пришлось еще и машину в РОШе просить, чтобы до вокзала в Грозном добраться. И еле-еле успели взять по брони билеты, купить на дорогу, что подвернулось в вокзальном буфете, и сесть в поезд, каждый в свой вагон. Причем купейный достался только Сохно – полковник специально выпросил в военной кассе для раненого. И даже нижнее место, словно инвалиду. Поезд тронулся. Руками спецназовцам никто на прощанье не махал, но Сохно Грозному все же отдал прощальный жест, надеясь больше никогда туда не вернуться...

В Гудермес все же вернуться пришлось. И на перроне во время стоянки поезда спецназовцам удалось наблюдать достаточно интересную картину. Родственники, чуть не в торжественной обстановке провожавшие амнистированных в Грозный, и в Гудермесе на перрон пришли. Образовалась толкотня. И, думая, что он останется незамеченным в этой толкотне, один из амнистированных ловко нырнул под вагон, чтобы вынырнуть уже на другом пути, с которого могла бы быть открыта дорога в другую сторону.

Но хромой Александэр Сулейменов показал вдруг небывалую прыть и, забыв про хромоту, устремился в погоню. И нагнал-таки не успевшего далеко уйти беглеца. Короткую картину возвращения, которой предшествовали две приличные оплеухи со стороны хромого, спецназовцы наблюдали с разных сторон. Но Кордебалету удалось рассмотреть и другую составляющую происшедшего действия, оставшуюся для прочих незамеченной. Беглец мог бы без труда убежать, и убежал бы от Александэра Сулейменова, если бы не остановился, увидев в стороне фигуру какого-то человека, заставившую его остановиться. Тот человек, несомненно, не показывал желания приблизиться. Но путь для бегства перекрывал. И с противоположной стороны на пути вышел еще один человек, закрывая и другую сторону. Таким образом, амнистированные, освободившись из следственной камеры, на свободе не оказались и убедились в этом. Кто подстраховывал Александэра, определить не удалось. Может быть, у Джабраила Алхазурова остались в городе еще вспомогательные силы?.. Но ими заниматься у спецназовцев не было ни времени, ни желания. Им предстояло самим выполнить аналогичную задачу. Но все же Согрин прямо с перрона позвонил майору Султанову и рассказал о случившемся.

– Мы от вокзала далеко, – объяснил майор. – Не успеем никого застать...

Андрей Вадимович Тобако так и застрял на своем посту, поскольку в данной ситуации срабатывал принцип, согласно которому незаменимые люди тоже иногда встречаются – заменить его было некем, чеченский язык среди интерполовцев знал только он. Но Дым Дымыча Сохатого, которому в любой момент могли позвонить, чтобы сообщить о других приехавших чеченцах, с утра сменил «маленький капитан». К тому же Пулат в отличие от Тобако и Сохатого хорошо владел спецтехникой, с которой им предстояло работать.

Дым Дымыч, освободившись после смены, привез в офис Интерпола пронумерованные пленки с записанными разговорами. Правда, часть пленок вообще были пустыми, но магнитофон не выключали даже ночью на случай, если кто-то во сне «беседовать» начнет. Это полностью соответствовало инструкции сопровождения, появившейся после того, как в Колумбии во время операции Интерпола против наркокартеля один из наркобаронов проговорился о предстоящей встрече во сне. Теперь записи человеческого сна стали считаться обязательными. Во время другой операции подозреваемый имел привычку сам с собой беседовать. Задавать вопросы и на них же отвечать. Потому запись продолжалась даже тогда, когда человек оставался в одиночестве. Расход пленки, как материала многоразового пользования, в расчет не брался. Пленку всегда рекомендовалось иметь про запас.

Переводчика, прикомандированного от команды генерала Астахова, усадили на кухне за закрытой дверью, чтобы никто не мешал ему и чтобы он тоже не слишком мешал остальным, и вручили ему магнитофон с пленками и с ноутбуком, на который можно было сразу заносить переведенные тексты.

Первые листы распечатки пробежали глазами только Доктор Смерть и Басаргин. Они никого не заинтересовали, поэтому листы сразу отложили в сторону, даже не предложив для прочтения другим. Разве что несколько фраз могли выдать чеченцев, как бывших боевиков, но они и без того не скрывали этого, поскольку воспользовались давней еще амнистией и сдались властям. Интерес появился только с расшифровкой последней пленки, уже не Дым Дымычем привезенной, где весь разговор был только односторонним, а специально для переводчика переписанной Доктором Смерть. Запись начиналась утром, когда позвонил Джабраил Алхазуров. Текст сначала пробежали глазами, потом Доктор и саму запись включил, уже с компьютера, чтобы совместить текст с интонациями, потому что в этом случае картина услышанного получается несколько другая.

« – Чего надо?.. – недовольно сказал сонный хрипловатый голос.

– Это Джабраил... – Голос Алхазурова прозвучал строго и требовательно. – Кто это?

– Здравствуй, эмир. Это Бурхан. Мы ждем тебя. – Интонаций недовольства уже как не бывало, и даже вина за грубый тон в этом голосе ощущалась явственно.

– Дождались, значит. Я уже приехал.

– Мы рады, эмир. Благополучно добрался?

– Почти. Устал. Надоели с проверками документов. Как у вас? Все нормально прошло?

– Все хорошо, эмир. В дороге всего два раза обыскивали. У меня нож отобрали.

– Хороший нож?

– Хороший металл. Еще дед сам ковал. А внешне простенький. Но мент знающий попался. Понравилось, себе забрал.

– Подонки.

– Это все знают, и мы к такому были готовы. И здесь тоже уже приходили. Участковый и еще какие-то с бабой из миграционной службы. До нас здесь азеры жили, говорят, шумели сильно. Мент предупредил.

– Правильно предупредил. Вести себя должны, как у родной уважаемой матери дома. Чтобы слышно вас не было.

– Мы так и ведем себя, эмир.

– Деньги просили?

– Нет, эмир. Миграционники мента стеснялись, а мент их...

– Значит, еще придут, по отдельности...

– Я тоже так думаю. По крайней мере, мент обязательно пожалует. Он сам обещал. Одного из миграционников, кстати, я узнал. Он в Абхазии наемником воевал. Если он меня узнал, а мне так показалось, наверное, и зайти может. Поболтать и выпить. Не за деньгами. Что с ним делать?

– А что ты хочешь делать? Поболтай и выпей. Нам такие связи сгодиться могут.

Доктор Смерть сделал знак Басаргину. Тот кивнул, понимая, на чем заостряет внимание Доктор. Разговор между тем продолжался.

– Я так и сделаю. С этим парнем можно было иметь дело. Он, кажется, и тогда уже был бывшим офицером. Сейчас на службу вернулся. Эмир, вот ребята спрашивают, долго мы сами без дела сидеть будем?

– Не долго. Сейчас все в Гудермесе решается. Сын хромого-взрывателя помогает. Должны выехать скоро.

Доктор Смерть опять сделал знак Басаргину. Тот снова кивнул – выяснилась боевая профессия старшего Сулейменова. Взрывателями боевики зовут минеров, умеющих делать хитрые мины-ловушки.

– А наши когда прибудут?

– Сам жду. Двоих мы в Гудермесе уже потеряли. Парни с Урусханом на операцию ходили, попали в засаду. Урусхан, слава Аллаху, ушел. Двоих потеряли. Остальные уже в дороге.

– Сейчас какие-то указания будут?

– Сидеть тихо. Регистрация у вас когда будет?

– Обещали сегодня.

– Пока отдыхайте. Из дома старайтесь без необходимости не выходить. Время подойдет, я сам позвоню... Аллах Акбар!

– Аллах Акбар!..»

– Понял? – поднял брови Басаргин. – Отправь Астахову копию распечатки и позвони Тобако. Пусть он навестит старого приятеля.

– Я бы и сам его навестил. Если он Андрея помнит, то меня помнит тем более, у меня внешность памятная, – пробасил Доктор Смерть. – Тобако лучше не снимать с прослушки.

– Смысла не вижу. Запись разговоров все равно ведется.

– Кроме того, ты лучше всех со спутником управляешься, у тебя фамилия космическая, она ко многому обязывает, – заметил Ангел. – И вообще на тебе вся наша связь держится. Без тебя и компьютер забастует.

Доктор только плечами пожал и начал отправлять сообщение генералу. Поскольку файл был уже сохранен на жестком диске, это заняло меньше минуты.

Тем временем зазвонил мобильник у Дым Дымыча, и тот, чтобы не мешать никому в кабинете, привычно вышел в коридор. Вернулся быстро.

– Могу вас поздравить с подтверждением всех наших предположений. Люблю, честно говоря, когда не в детектив играем, а работаем по продуманной программе, как сейчас. Итак... Мой приятель передал сообщение. Он сам удивлен, но список тот же самый, что у него для Москвы, только в Красногорске остановится уже не десять человек, как планировалось, а одиннадцать... Все в том же общежитии...

– Да, Согрин через Астахова уже сообщил, что с амнистированными едет старик Сулейменов. Взрыватель будет жить в Красногорске? Может быть, именно там и придется искать объект интереса террористов...

– В том-то и дело, что нет, – возразил Сохатый. – Там какой-то Датуев добавлен. В мое отсутствие такая фамилия проскальзывала?

– Урусхан Датуев, – сказал Доктор, заглядывая в лист со списком боевиков из отряда Джабраила Алхазурова. – Тот самый, которого Сохно ночью нынешней догнать не сумел.

– Тот самый, который не сумел подстрелить ментовского капитана Ахмата Хамкоева, – добавил Басаргин.

– Специалист по особым поручениям при личности Джабраила, – в свою очередь, добавил и Ангел. – Кажется, душевнобольной...

– Все мы в своем роде душевнобольные, – сказал Доктор Смерть. – Официально заявляю это, как человек с медицинским образованием и даже с медицинской практикой. Вот у меня душа болит за Тобако – как он там встретится без меня с каким-то головорезом.

– Он постарается свою голову там не оставить, – уверенно возразил Басаргин, понимающий, к чему клонит Доктор. – Звони ему.

– Звонок соседи услышат. Съездить надо. Я бы быстро.

– У Тобако всегда включен только виброзвонок, – мягко добавил Дым Дымыч.

Доктор Смерть вздохнул и стал набирать номер...

Вскоре приехал генерал Астахов.

– Могу вас всех поздравить и передать благодарность от председателя антитеррористического комитета. – Владимир Васильевич выглядел уже не таким угрюмым, как накануне. – Я только что от него... Скажу честно, что свои, то есть ваши, то есть наши данные я представил в первую очередь так, будто определенные силы желают сорвать амнистию.

– Но дело-то так точно и обстоит, – сказал Басаргин. – Помните первый материал, что нам прислали из Лиона. Омар Рахматулла беседует с Джабраилом Алхазуровым – там именно об этом идет речь. Причем перенос террористической деятельности на российские города рассматривается как одно из средств срыва амнистии.

– Вот-вот, директор именно так на вопрос и посмотрел. И дал «добро» на полные действия во всем комплексе мер. Генерал Иванов уже сегодня поедет в командировку в Европу, и нам никто мешать, надеюсь, не будет. Теперь... – Генерал, видимо, хотел сказать «докладывайте», но вовремя спохватился, что он не в своем кабинете находится и не с подчиненными общается. – Я хотел бы познакомиться со всеми материалами, если разрешите.

Доктор Смерть всегда обладал черным юмором и тут же подсунул генералу распечатку бытовых разговоров в прослушиваемой квартире. Одиннадцать страниц текста, ничего не дающего, все же входили в список «всех материалов дела».

Владимир Васильевич юмора не понял, поскольку был настроен серьезно.

– Новых переводов пока нет? – поинтересовался.

– Тобако сейчас должен беседовать с одним из них. Они слегка знакомы по Абхазии, узнали друг друга, но сразу вида не подали. Для Андрея Вадимовича, – пояснил Басаргин, – такое неузнавание выглядит естественным – он не хотел, чтобы о его прошлом наемника знали сотрудники по миграционной службе. Он должен создать такую обстановку, чтобы иметь возможность навещать эту квартиру, когда возникнет необходимость.

– Хороший ход, – согласился генерал.

– У нас, Владимир Васильевич, нет связи с группой Согрина. В поезде, должно быть, не слишком удобно пользоваться телефоном для ведения служебных разговоров. У вас какие-то данные есть?

– Сели на поезд они благополучно. Все в разных вагонах, чтобы прикрывать нужный вагон со всех сторон. Сохно, как раненого, даже в купе устроили... Так мне майор Султанов доложил. Когда проезжали через Гудермес, один из амнистированных пытался улизнуть, но какие-то люди блокировали его и заставили вернуться. Должно быть, это люди Алхазурова. Больше у меня данных нет.

– Это нам тоже известно. Известно и то, что с амнистированными едет Александэр Сулейменов. Теперь, когда мы знаем его воинскую специальность, реально предположить, что взрыв охраны генерала Иванова организовал и провел именно он.

– Да, скорее всего, – согласился Астахов.

– А вот жить в Красногорске вместе с амнистированными намеревается вовсе не он, а некий Урусхан Датуев.

– Откуда такие данные? – спросил Астахов.

– Агентурная подсказка, – скромно ответил Дым Дымыч, не желающий афишировать свое прошлое.

– Что это может значить? – спросил генерал и посмотрел на Басаргина, помня, как во время многих совместных операций Александр Игоревич просчитывал ситуацию заранее, благодаря своему особому дару аналитика.

– Пока я могу предположить только одно: если десять амнистированных решено принести в жертву, как думает подполковник Сохно, то этот самый Урусхан будет их палачом. Он, похоже, на особом положении при Джабраиле. Сначала именно Урусхану Джабраил поручил уничтожить ментовского капитана Ахмата Хамкоева, потом именно Урусхан «подчищал» в Гудермесе, уничтожая тех, кто мог дать хоть какую-то подсказку по отряду Джабраила. Здесь он тоже будет, вероятно, исполнять роль «чистильщика»...

– Может эта работа быть связанной с грузом, который везут амнистированные? Кстати, по нашим данным, каждый из них оставил семье по сто тысяч рублей. Видимо, это плата за перевозку этого самого груза.

– Едва ли, – пожал плечами Басаргин. – Я думаю, груз предназначается для самого Алхазурова, и его люди быстро его заберут... Нам, а скорее, вам, следует не пропустить момент и отследить передачу груза.

– Сегодня туда выедет бригада для осмотра места работы. Посмотрят, что там можно устроить. Конечно, общежитие будет полностью под нашим контролем.

– Тогда, товарищ генерал, нам остается только дождаться вестей от Тобако. На этом все новости кончатся, и будем ждать прибытия пополнения к боевикам... Телефоны первой троицы и Алхазурова под контролем... Алхазуров, наверное, сейчас отсыпается после дальней дороги...

– Да, он из подъезда не выходил... – сказал генерал. – Квартиру мы пока не установили, но подъезд контролируем...