Так неожиданно и так вовремя подоспевшую помощь, а главное, так эффективно и даже эффектно осуществленную, капитан Герасимов воспринял как должное, хотя, конечно, оценил последний выстрел в голову, произведенный предельно точно с такой дальней дистанции. У него возникла мысль идентифицировать выстрелы, произведенные ночью по «краповым», с дневными выстрелами по бандитам.

Стреляли из винтовок одного и того же, крупного, калибра и из одной и той же точки, откуда чуть позже был сброшен человек, и цель стрельбы поменялась. Все это легко связывалось с пропажей двух снайперов роты, вооруженных как раз крупнокалиберными снайперскими винтовками. Снайперы могли попасть в плен, их могли принудить стрелять по своим, а потом, улучив момент, они освободились и стали стрелять по противнику. Все сходилось. И хотя думать об этом было неприятно, но не думать – не получалось. Стрельба по своим, пусть и по принуждению, пусть и под угрозой смерти, в любом случае не может расцениваться иначе, чем предательство. Хотя торопиться с выводами капитан Герасимов не хотел, и прежде всего следовало бы узнать, кто конкретно стрелял в «краповых» и где находилось снайперы роты в этот момент.

Эти размышления между тем не мешали командиру роты внимательно следить за ситуацией и знаками показывать направление старшему лейтенанту Шамсутдинову и лейтенанту Корепанову, пожелавшим подойти к пятерке оставшихся бандитов чуть ли не вплотную. Но обнаружить себя преждевременно вовсе не входило в планы Герасимова. Он ждал скорого подхода роты и надеялся, что она заставит бандитов поспешно отступить и показать путь к пещере.

Конечно, можно было бы пройти по кровавому волчьему следу, однако капитан здраво рассудил, что у волков может быть своя собственная пещера, а значит, придется потратить еще уйму времени на поиски бандитской пещеры, вход в которую обязательно должен быть замаскирован и найти его будет непросто. Капитан включил свою «переговорку» и вызвал старшего лейтенанта Патрикеева.

– Слушаю, товарищ капитан…

– Паша, вы уже, как я понимаю, должны быть на подходе?

– Мы в лесу. Прошли ту линию, на которую выдвигались первоначально.

– Значит, уже рядом. Тогда дай приказ по роте. Бандитов осталось пять человек. На поражение не стрелять. Только над их головами или в землю. Преследовать бандитов будем только мы трое. Остальных останавливай. Ждите нашего возвращения или моего сигнала.

– Есть, не стрелять на поражение, – сказал Патрикеев. – У вас все нормально?

– Нормально. Работаем. Конец связи.

Герасимов показал рукой Шамсутдинову и Корепанову, что нужно идти в глубину леса, и сам двинулся за ними.

– Приказ слышали?

– На поражение не стрелять. – повторил Шамсутдинов.

– Ну, может быть, парочку снять можно, – смилостивился капитан. – Каждому из вас по одному. Посмотрите, кто там командует. Его и нужно снимать. Без командира они быстрее отступят – и прямиком в пещеру…

Военные разведчики залегли под елями, хорошо укрывающими их от постороннего взгляда. Оставалось только ждать. Но ожидание в самом начале вызвало беспокойство. Откуда-то со стороны хребта прозвучал звук громкого выстрела.

– Что это стреляет? – спросил Герасимов то ли своих офицеров, то ли себя. – Непонятный звук. Что за оружие?

– Может, «РПГ-7»? – предположил Корепанов.

– У гранатомета вслед за выстрелом следует взрыв, – не согласился Шамсутдинов. – Здесь взрыва не было. Это что-то другое. Я бы предположил легкую пушку или крупнокалиберный пулемет, который одиночными стреляет. А откуда стреляли?

Не успел Герасимов ответить на этот вопрос, как выстрел повторился снова.

– Сдается мне, с хребта. Кажется, с места снайпера…

– В него стреляют? – спросил Шамсутдинов.

– Скорее, он стреляет, – осенило Корепанова. – Он глушитель со своей винтовки снял!

– А зачем? – не понял такого предположения Герасимов. – Оглохнуть желает?

– Сигнал подает, – высказал лейтенант свою гипотезу. – Нужно спросить у «краповых»: если стреляют не по ним, значит, по другому противнику. А что это может значить? Это означает, что противник большими силами выдвигается по другую сторону хребта, понимая, что пещеру ему не удержать. Свяжитесь, товарищ капитан, спросите…

– Если так, зачем нам в пещеру идти? – вслух размышлял капитан, вытаскивая переговорное устройство для связи с «краповыми».

– Чтобы ударить бандитам в тыл, – предложил Шамсутдинов.

– Но бандиты наверняка пещеру заминировали и обрушат ее на наши головы, – не согласился Корепанов.

– Старлей, – сказал Герасимов в «переговорку». – Это не в тебя из пушки стреляют?

– Не в меня, товарищ капитан. И не из пушки. Наш снайпер говорит, «дальнобойка» лупит без глушителя. И похоже, несколько снайперов. Хотя возможен и такой вариант, что один снайпер из нескольких винтовок. Переходит от одной к другой и стреляет поочередно. Для одной «дальнобойки» стрельба слишком частая. Скорее всего, два снайпера или даже три. Я по звуку различить не могу, но мой специалист говорит, что стреляют из винтовок разных систем. И сняли глушители. Мы предполагаем, что бандиты вышли на ту сторону хребта и пытаются прорваться через перевал. Снайперы специально сняли глушители, чтобы привлечь к своей стрельбе наше внимание. Но мы все равно раньше успеем позицию оборудовать.

– Одной позиции мало. – Герасимов сразу вспомнил конфигурацию высот вокруг перевала и сделал правильный вывод. – Там по обе стороны господствующие скалы. Если бандиты их займут, тебе на перевале плохо придется. Окажешься в клещах под перекрестным огнем.

– А как они на мой левый фланг выйдут? – Вопрос показывал малую опытность старшего лейтенанта Толстощекина в боевых операциях.

– Могу предположить, что в скалах под перевалом есть проходы. И бандиты их, скорее всего, знают. Если они захватили моих снайперов до перевала, а захватить их они могли только таким образом, иначе снайперы пришли бы ко мне, то их проводили не через перевал, а ниже по склону, в проходы среди скал. Поэтому занимай позицию на самом перевале и по обе стороны от него. Причем нападения ты должен ждать именно с флангов.

– Если, конечно, снайперы их пропустят…

– Мне трудно представить, как два снайпера смогут удержать по меньшей мере три десятка бандитов, если те вздумают прорваться. Это сложно. Разве что дистанция для автоматной стрельбы великовата, тропа узкая, а снайперы начали обстрел загодя, чтобы подпустить к себе как можно меньше бандитов. Но это идеальные условия.

– Хотелось бы рассчитывать на идеальные условия, – признался старший лейтенант.

– Таковые встречаются слишком редко. Лучше всегда рассчитывать на лишние сложности. Но с самого перевала в соседнее ущелье выйти тоже сложно… Я там не был и плохо знаю обстановку. Тебе не видно?

– Я еще до перевала не добрался. Мы только на подходе, и я замыкаю строй.

– Как доберешься, посмотри – будет ли возможность выдвинуться в помощь снайперам.

– Вы поднимаетесь?

– Я думаю, что мне лучше было бы отследить пятерых оставшихся бандитов и дойти по их следу до входа в пещеры. Пройти через хребет и ударить бандитам в тыл. Тогда мы будем планомерно уничтожать их с двух сторон. Кстати, легки на помине! Бандитов я уже вижу. По крайней мере, одного… Нет, двоих, и… Уже троих. Конец связи…

– Конец связи… – отозвался Толстощекин.

Герасимов торопливо убрал «переговорку» и перебросил автомат в левую руку. И точно так же, как это уже сделали его товарищи, залег под ель, чтобы дерево не мешало ему все видеть, но в то же время скрывало его самого от посторонних взглядов.

Бандиты не шли, а бежали. Конечно, не сломя голову, не в испуге, а даже с чувством собственного достоинства, но оглядывались и за спину, и влево от себя, где, по их мнению, должны были находиться три спецназовца. Они не слышали выстрелов с той стороны, где, помимо спецназовцев, находилось еще и семеро их товарищей, и не понимали, что там произошло.

Последним шел крепкий с виду мужчина средних лет, и именно он отдавал на ходу распоряжения. И его, похоже, задерживало ожидание семи своих бойцов. По крайней мере, расстояние между первыми четырьмя и последним постоянно увеличивалось.

Капитан посмотрел на лейтенанта Корепанова. Тот этого взгляда ждал, согласно кивнул и поднял автомат. Но как раз в момент, когда должен был прозвучать выстрел, с тяжелым гулом под спецназовцами вздрогнула земля. Это походило на землетрясение, хотя оно обычно бывает не в виде одиночного толчка, а сериями. Забыв о всякой осторожности, разведчики вскочили на ноги, вглядываясь в хребет. Точно так же отреагировали на толчок и бандиты. Но они, кажется, что-то поняли и потому среагировали раньше. А их командир успел увидеть «летучих мышей», дал неприцельную очередь над их головами и в два прыжка приблизился к кустам, в которых хотел спрятаться. Но лейтенант Корепанов не зря слыл лучшим в бригаде стрелком с пояса. Не поднимая автомат, он дал короткую очередь, и пули отправили бандита туда, куда он стремился. Но если сам он рассчитывал пробежать дальше и стать невидимым для обстрела, то с чужой помощью он просто упал головой вперед, поджав под себя руки с оружием, и замер без движений.

– Три дыры в спине, – констатировал Шамсутдинов.

Остальные бандиты, хотя всегда хвастаются, что не бросают своих в беде, своего командира все же бросили и побежали уже совсем не так, как бежали раньше. Но разведчики преследовать их не стали. Когда человек бежит так испуганно, он не думает о том, чтобы следов на оставлять. И бандиты их оставляли.

– Идем за ними, – скомандовал Герасимов. – Спокойно идем. Пусть рота нас догоняет.

– Что взорвалось? – спросил Корепанов.

– А разве это не ты взрыв устроил? – спросил в ответ командир.

Лейтенант плечами в недоумении пожал.

– И не я, и не Шамсутдинов. Тогда почему ты у нас спрашиваешь? Я думаю, что банда вышла на ту сторону хребта и взорвала проходы, чтобы мы не смогли пойти следом. Ты сам предполагал, помнится, такой вариант. Или какие-то особые помещения взорвала, чтобы следы своей деятельности замести.

– Какой деятельности? – не понял Шамсутдинов.

– А чем они здесь занимались?

– А чем все бандиты занимаются?

– Все бандиты время от времени отправляются в бандитские рейды. А эти в полном составе никуда не выходили. Разве что малыми группами. Но для чего тогда им такой большой отряд? Я так думаю, что здесь какая-то школа была. Кого-то они готовили, потом отправляли во внутренние районы. Может быть, в другие банды. Это нам еще предстоит узнать.

– Но, если проходы взорвали, – Корепанов опять не соглашался с командиром, – зачем нам нужно идти в пещеры? В тыл банде мы выйти не сможем; не лучше ли пойти на соединение с «краповыми» и общими силами ударить в лоб?

– А если наше предположение неверно? А вдруг проходы целы? Мы уйдем на перевал, а они оттуда вернутся и ударят нам в спину. Нет, нужно идти и проверять.

– К тому же пещеры, – со знанием дела сказал Шамсутдинов, – это не гроты, пещеры всегда множество ходов имеют. Искать нужно…

– Значит, будем искать, – согласился Корепанов.

И командир включил ротное переговорное устройство, чтобы поторопить своих. Всей ротой найти проход в пещеры гораздо легче, чем группе из трех офицеров, пусть даже они идут прямо по следу. Но след скоро потеряется на камнях, и тогда нужно будет уже искать поблизости нору или яму, в которую нырнули беглецы.

Начать разговор помешал новый волчий вой. Теперь выла целая стая, выла так слаженно и слитно, что невозможно было определить, сколько голосов слилось в единый звук. И хотя уже было всем известно, что это обычные волки и что они на людей не нападают, все же их вой был неприятен…

Командира группы боевиков проверили. Он был мертв. В кармане нашли документы на имя капитана милиции Имрана Султанова. Правда, удостоверение было просрочено, но при современном уровне компьютерной графики сделать поддельную печать может даже школьник младших классов. При необходимости удостоверение наверняка продлили бы, и этот капитан мог выплыть где-то со своими документами и пройти туда, куда других не пускают. А для чего? Вариантов ответа было множество. Следственным органам предстояло выяснить, был ли капитан Султанов уже замешан в каких-то бандитских делах на территории республики или даже за ее пределами. По крайней мере, наличие удостоверения, носимого в кармане, говорило, что капитан был не простым лицом и им следовало бы заняться более плотно, может быть, поискать милицейскую форму. Но решение всех возникших вопросов – это уже не дело военной разведки. А долго задерживаться рядом с трупом не стоило.

Итак, впереди осталось по крайней мере еще четверо бандитов, убежавших с поля боя. И теперь следовало посмотреть, куда они убежали.

Вскоре появилась из леса рота. Солдаты шли повзводно, развернутым веером, прочесывая окрестности. Дожидаться, когда строй растопчет оставленные беглецами следы, капитан Герасимов не стал. Он дал знак старшему лейтенанту Патрикееву продолжать движение в том же порядке, а сам с Шамсутдиновым и Корепановым вышел на след.

Земля в лесу была более мягкой, чем по склонам или в окрестностях перевала. И на этой земле следы бегущих в панике людей просматривались отчетливо даже в более сухих местах. Поэтому задержки не возникло, и направление сразу было выбрано верное. Герасимов шел вперед, не теряя следа из вида, и так быстро, что даже солдатской цепи пришлось перейти на более быстрый способ передвижения.

Убежавших бандитов встретить так и не удалось. Постепенно кончился лес, закончился и пологий подъем на склон хребта, а дальше были только скалы. Куда-то туда беглецы и удалились.

– Я так думаю, – сказал лейтенант Корепанов, – если бы взрывом завалило проходы, бандиты попались бы нам навстречу. Мы не бежали, как они. И время проверить проходы у них было.

– Не попались, значит, не попались, – возразил старший лейтенант Шамсутдинов. – Значит, не хотят попадаться. А что проходы целые – это еще не факт. Бандиты могли просто среди скал спрятаться. Бой принимать им смысла нет, а сдаваться страшно. Найдутся.

– Найдутся, – согласился капитан Герасимов. – Но чуть позже. А сейчас нашлись бы следы, а то на камнях…

Андрей не договорил фразу, но все было ясно и без слов. Здесь склон не был покрыт растительностью. Только отдельные хилые кусты кое-где украшали его бурую поверхность. А если нет растительности, значит, почва для нее неподходящая. И для оставления следов тоже. Но все военные разведчики хорошо понимали, что убегающие в панике люди не будут петлять, запутывая свой маршрут. Они бегут по прямой туда, где надеются найти спасение. И это направление было уже определено и проверено. Оставалось только найти щель, в которую бандиты нырнули. Чтобы все проверить, следовало развернуть роту. И она уже догоняла трех офицеров.

– Товарищ капитан, – позвал Корепанов. – Там кровь…

Зрение у лейтенанта было отменным, если он с такого расстояния обнаружил на камнях капли крови.

– Проверь…

– Это волк бежал, – подсказал Шамсутдинов. – Тот, раненный в хвост…

– Кстати, если волки внутри воют, можно с большим основанием надеяться, что проходы не завалены. Если пещеры большие, если они в действительности соединяют два склона, то у бандитов взрывчатки не хватит, чтобы все завалить, – сделал вывод капитан. – Ищем.2. Младший сержант Петя Востриков, почти готовый снайпер, считает себя самостоятельной боевой единицей

Замешательство в рядах бандитов было мне только на руку. Я предположил, что одним из первых выстрелов удачно угомонил их командира, и теперь отдать приказ и просто принять авторитетное решение о дальнейших действиях в передовой группе было попросту некому. Конечно, у них были и другие командиры. Но банда вытянулась по тропе на значительное расстояние, и ближайший из них, видимо, оказался слишком далеко от места, где следовало поднимать своих бойцов в прорыв. А команда издали всегда бывает малоэффективной.

Не считая, я прикинул количество своих противников. Из расщелин в скалах вышло по меньшей мере три десятка бандитов. Три десятка, да еще на такой протяженной дистанции… На этих мне патронов хватит. Есть и автомат с тремя магазинами, и две гранаты – отбиться будет можно, даже если бандиты прорвутся к месту, где возможен подъем на верхний уровень и дальнейшее сближение со мной. Но для этого следовало все же кому-то решиться и отдать команду. Пока никто не решался. Да и мою позицию, скорее всего, они не знали. Ведь даже посыльный, который искал Лукмана, не знал, где он находится, и искал его. В конце концов кто-то меня обнаружит. Однако лучше было бы, если это случится не сразу.

На руку мне играла и способность гор многократно искажать все звуки. Здесь практически невозможно издали определить, откуда раздается выстрел. Если только приблизиться. А пока они лежат, я должен воспользоваться ситуацией и стрелять.

И я стрелял. Методично, в большинстве случаев точно, раз за разом. И убеждался, что задним и средним не было видно, что происходит с передними. Увидели только, что передние залегли, и сами сделали то же самое. Не видели, что передние встать уже никогда не смогут.

Неприятности начались, когда я уже полностью вошел в боевой ритм и стрелял как в тире на тренировке, неторопливо и уверенно, и каждый раз попадал. Кажется, я уничтожил уже больше десятка бандитов – около половины тех, что вышли на тропу. Но, откладывая в очередной раз свою винтовку, я взялся было рукой за ствол и сразу отдернул руку. Ствол был раскаленным. Я как-то упустил из вида, что снайперская винтовка не предназначена для долговременной активной стрельбы и имеет склонность к перегреву. Это чревато и заклиниванием затвора, и даже вздутием или изгибом самого ствола, что часто случается с ручными пулеметами, не имеющими радиатора охлаждения. На всякий случай я проверил винтовку Валерки и «Гекату» Адама. У «француженки» ствол был, наверное, из лучшего металла, чем у американских «Харрис», и еще терпел. У «Гекаты» так и не работал баллистический калькулятор, и вообще меню в прицеле было на французском языке, который я разобрать не мог, поэтому стрелять приходилось, что называется, в ручном режиме. Но и так хорошая оптика позволяла стрелять качественно. Из семи зарядов магазина впустую ушел только один выстрел. «Геката» и «Харрис» имеют патроны одного размера «12,7х99», и во французской винтовке можно было бы использовать патроны от моей. Но разъемы магазинов у винтовок были разными, и, чтобы использовать патроны, следовало переложить их из одного магазина в другой, а на это нужно время. И потому я просто давал своей винтовке дольше отдохнуть и остыть, лежа на скале и ощущая ее леденящую прохладу. Лукман по глупости не взял с собой никакой подстилки. Не рассчитывал, видимо, что я на его место заявлюсь и без подстилки буду чувствовать себя лежащим в погребе со льдом. Непредусмотрительным человеком он оказался, к сожалению.

Время от времени я оглядывался и рассматривал «краповых» через прицел винтовки, хотя это категорически запрещено по правилам техники безопасности. Винтовку, естественно, на предохранитель я ставил. «Краповые», кажется, мою стрельбу восприняли правильно, просчитали ситуацию и все сделали грамотно, входя на перевал тремя колоннами. Первая оседлала собственно седловину и сразу стала возводить простейшие укрепления из подручного материала – валунов, которые можно было перекатить, и мелких камней вперемешку с землей, занимающих место между валунами, а две группы, меньшие по составу, одновременно начали взбираться на скалы, чтобы не упустить из внимания господствующие высоты. С их стороны штурмовать эти скалы было сложно; тем не менее «краповые» пользовались запасом времени, который я им предоставил, и неуклонно взбирались по круче. В условиях боя сделать это было бы невозможно. И если бы бандиты прошли мимо меня и заняли высотки со стороны одного хребта, а потом, сделав круг через расщелины в нижних скалах, и со стороны другого, «краповым» на перевале пришлось бы трудно. Их бы просто методично расстреливали с двух сторон. Бой шел бы на уничтожение. «Краповым» в этой ситуации осталось бы только одно: отойти с перевала в сторону леса и остаться запертыми в долине. И роте спецназа ГРУ тоже. И получалось, что я своими действиями спас «краповых» от уничтожения или по крайней мере значительных потерь, да и своей роте предоставил возможность передвигаться в нужном направлении.

Сделав еще четыре выстрела, причем три из них точных, а четвертым распоров рюкзак на спине одного из бандитов сверху донизу, я принялся рассматривать долину. И еле успел найти последних бойцов роты, уходящих в расщелины скал на склоне. Похоже было, что они ищут проход в пещеры. Неужели до них не донесся грохот взрыва? Неужели они не поняли, что прохода насквозь через хребет больше не существует? Или у капитана Герасимова какие-то свои соображения относительно выбранной цели? Этого я не понимал. Впрочем, солдату и не полагается понимать приказы командиров и обсуждать их действия. Если бы командиры советовались с солдатами, то армия превратилась бы в митинг демократической молодежи, где все чего-то хотят и все что-то обещают, хотя понятия не имеют, как добиться результата. А на войне результат означает не просто удачу или неудачу – он означает жизнь или смерть, и не только твою. Если бандиты, к примеру, сегодня нас победят, то они пойдут дальше и многих еще жизни лишат. Поэтому в армии решающее мнение всегда одно, и не дело солдата этим мнением интересоваться. Тем более и времени на это не отпущено. По крайней мере мне.

Я и без прицела увидел шевеление бандитов. Несколько раз мне доводилось наблюдать муравьиные миграции строго по одной и той же тропе, друг за другом, когда каждый последующий зачем-то обязательно повторяет поворот и зигзаг предыдущего. И сейчас бандиты мне напоминали именно этих насекомых. Но стоило взглянуть через прицел, как мне стало уже не до смеха. Около самых скал из расщелины вышло сначала только несколько человек. Они, видимо, считали, что остаются вне зоны досягаемости моих выстрелов, поскольку были метров на триста с лишним дальше передового, почти полностью уничтоженного отряда, и даже не прятались. Все они сгрудились вокруг человека небольшого роста, что-то говорящего и показывающего на тропу в мою сторону. А потом из той же расщелины один за другим поочередно стали выходить новые бандиты, и я убедился, что их чуть не вдвое больше, чем казалось вначале. Теперь уже у меня точно не должно было хватить патронов на всех, если они двинутся в мою сторону. Но беда была даже не в этом. В маленьком человечке с решительными и властными жестами я без труда узнал имама Султана Магомедова. И нетрудно было предположить, что он взял командование на себя. Имама в банде уважают, его послушают и пойдут туда, куда он укажет. Значит, начинается самое горячее для меня время.

Но имам напрасно решил, что он вне зоны досягаемости пули. Я наставил свою «отдохнувшую» винтовку на группу с Магомедовым во главе, навел резкость, включил дальномер, и в фокальной плоскости прицела появилось число – «2020». Это значило, что до бандитов было ровно два километра и двадцать метров. Согласно паспортным данным, максимальная дальность эффективного выстрела из «Харриса» составляет ровно две тысячи метров. Но это же эффективная стрельба. И это вовсе не значит, что еще двадцать метров пуля не пролетит…

Прицеливался я долго и тщательно, старательно контролируя свое дыхание, чтобы в последний момент не дрогнула рука. Очень хотелось попасть в голову имаму, чтобы с ним случилось то, что он желал сделать с «краповыми» и с «летучими мышами», то, что он заставлял делать Адама с Лукманом. Беда была в том, что приборы винтовки производили расчет только на двухкилометровую дистанцию и показывали мне только эти данные. И потому я точно не знал, как поведет себя пуля чуть дальше предельно допустимого расстояния. Я вообще не слышал о том, чтобы кто-то в нашей стране стрелял с такого расстояния и попадал в цель. И тем не менее я хотел не просто рискнуть, я хотел попасть. Мне необходимо было попасть, чтобы и себя обезопасить, и «краповым» помочь. Они еще продолжали карабкаться на скалы, и бандиты могли их опередить только в том случае, если бы побежали бегом. Но я остановлю их, если доберусь до имама.

Они стояли и совещались. Магомедов что-то объяснял, показывая рукой. Подзывал к себе одного бандита, потом другого. Пули над ними не летали, и вся группа чувствовала себя спокойно. А из расщелин появлялись все новые и новые бандиты, и я уже был полностью уверен, что не смогу удержать такую толпу даже в случае, если мои винтовки не перегреются. И выход у меня был только один – уничтожить имама Магомедова.

Помнится, капитан Герасимов любил повторять солдатам, что каждый солдат спецназа ГРУ, даже оставшись в одиночестве, является самостоятельной боевой единицей, точно так же, как являются боевыми единицами взвод, рота, батальон, бригада. Да, я чувствовал себя боевой единицей и хотел показать это и бандитам, и своим товарищам, которых мог выручить одним-единственным выстрелом.

Даже в мощный оптический прицел рассмотреть выражение лица имама Магомедова было невозможно – слишком далеко. Но голову я все же «посадил на кол». Задержал дыхание и плавно, без рывков нажал на спусковой крючок. Винтовка ударила меня в плечо особенно сильно. И дыхание перехватило от удара волны пороховых газов. Слишком долго я не дышал и не вовремя раскрыл рот, чтобы продышаться. От волнения и чувства ответственности совсем забыл про газовую атаку. Но я все же положил свою винтовку и торопливо схватил вторую, чтобы увидеть результат своего выстрела.

Толпа сначала просто расступилась. И в образовавшемся наклонном круге лежал, раскинув крестом руки и ноги, имам Султан Магомедов, сразу потерявший при и без того небольшом росте еще целую голову. Бандиты оцепенели и не двигались. Я воспользовался моментом и выстрелил еще раз, уже не так тщательно прицеливаясь, но прямо в толпу, надеясь, что пуля поразит несколько человек. Потом торопливо взял третью винтовку и опять выстрелил быстро, только в этот раз бандиты уже бежали к расщелине, чтобы спрятаться там: было непонятно, сколько я убил вторым выстрелом, потому что на земле лежало слишком много людей. Те, что были физически сильнее, сбивали других, кто послабее, чтобы раньше добраться до спасительной расщелины. В банде была паника…

Я торжествовал, я чувствовал себя настоящей и сильной боевой единицей, способной сдержать натиск такой значительной по численности банды. Конечно, мне помогли узость тропы и крутизна склона, но это не умаляло моих заслуг. Так что лавровый венок победителя я заслужил и даже позволил себе проявить благодушие и не расстреливать тех из первой партии бандитов, что еще лежали на тропе впереди. Они словно почувствовали мое настроение. Сначала один приподнялся на руках, как я видел невооруженным взглядом, осмотрелся, неуверенно встал, потом сделал два несмелых шага и вдруг резко сорвался и побежал, переступая через тех, кто был уже убит, и перепрыгивая через тех, кого пуля обошла стороной. За ним последовали и остальные. Чтобы добавить им скорость, я один раз все же выстрелил и свалил сразу двоих. Бандиты бронежилетов не носили, и пуля, легко прошив первого, не даровала спасения и второму. Остальные после громкого звука выстрела сразу же показали, что бегать умеют. Я больше не стрелял. Как можно стрелять, когда радуешься победе. Полной, уверенной победе. Мне хотелось подпрыгнуть и радостно выкинуть руки вверх, как на олимпийском стадионе. Не каждый же день удается наблюдать рекорды. И я еще раз почувствовал свою причастность к этим рекордам…

В своем благодушии и стремлении сохранить патроны я стрелять уже не хотел. Я позволил бандитам добежать до расщелины, уже освободившейся для прохода, и слегка потолкаться в желании пробраться в укрытие. Я снял со всех винтовок магазины и открыл затворные планки, чтобы остудить винтовки. Если моя слегка остыла, то винтовка Валерки, перешедшая ко мне по наследству, работала без отдыха и уже была, кажется, готова показать характер. Но бандиты дали возможность остыть и этому оружию, хоть прямо поблагодари их за это.

Без магазина с патронами винтовка показалась мне совсем легонькой. Я поднял ее и в прицел рассмотрел позиции «краповых». На самой седловине перевала они подготовились качественно и могли, как мне показалось, отбить любую атаку боевиков. Без артиллерийской подготовки штурмовать такую позицию сложно. На дальних скалах от перевала «краповые» уже успели оседлать господствующие скалы и начали возводить из камней бруствер. На ближних скалах подъем, видимо, был более сложным, и «краповые» все еще карабкались на верхнюю площадку. Там я никого не увидел. Если бы бандиты заняли ее раньше, выбить их оттуда со стороны перевала было бы просто невозможно, и всех, кто пытался бы взобраться на скалы, расстреляли бы на первых метрах подъема.

Мне, по большому счету, было безразлично, оценят ли «краповые» мою помощь. Оценят – хорошо, не оценят – и то ладно, что я сделал это. Мне важно было самому знать, что я банду не пропустил, что стал состоявшейся боевой единицей, сумел не по приказу, а по собственной воле сохранить много солдатских жизней и, по сути дела, не допустил губительного сбоя в ходе операции.

Оставалось сделать совсем немного: дождаться, когда «краповые» поднимутся на ближайшую к перевалу высокую скалу – и после этого можно будет собрать винтовки и отправиться к ним. Туда же, скорее всего, должна будет подойти и моя рота. Им нужно только убедиться, что имам взорвал проходы на другую сторону перевала, и сразу после этого можно будет смело отправляться на соединение со спецназом внутренних войск.

Я перевел прицел на Погорелый лес, пытаясь отыскать свою роту. Но даже тепловизор мало сумел помочь мне. В лесу были биологические объекты, излучающие тепло, но свечение было неподвижным и слабым. И я легко догадался, что это только трупы погибших бандитов. Пока они полностью не остынут, будут светиться. Кто-то говорил мне, что слабое свечение будет продолжаться вплоть до девяти дней. Но в данной ситуации меня этот вопрос интересовал мало. Мне хотелось знать, где застряла моя рота вместе с капитаном Герасимовым. В лесу ее определенно не было. Миновать лес и выйти в «мертвую зону», где мне ее не было видно, рота еще не могла. Расстояние от пещер до «мертвой зоны» слишком велико, чтобы преодолеть его так быстро. В последний раз я видел свою роту уходящей в скалы у подошвы хребта, там, где кончается пологий лесистый склон и начинается непреодолимая каменная стена. Рамазан говорил, что там есть проход в пещеры. Но этот проход охраняют волки. Конечно, для роты волки не страшны. Пусть они хоть все у входа встанут, рота в секунду расстреляет их в клочья. Да и не те волки создания, чтобы охранять проход от такого множества людей. Волк все еще существует в живой природе как вид только потому, что имеет сильно развитый инстинкт самосохранения и всегда старается избежать опасных ситуаций. Волки обязательно уступят людям дорогу. А если так, то куда может податься рота? Это был вообще неразрешимый вопрос, беспокоящий меня. Я видел множество ходов и проходов, ведущих от главного тоннеля, но не знал, куда они ведут. Что-то, конечно, имам Султан Магомедов взорвал. Но не мог же он взорвать все? Зато он мог заминировать основные проходы. И тогда роту, прошедшую куда-то в глубину пещер, может просто где-то или завалить новым взрывом, или же отрезать от остального мира. И я, не желая об этом даже думать, постоянно прислушивался, не раздастся ли новый взрыв в глубине хребта, и радовался, что скала под моим телом пока не содрогается.

Чтобы найти хотя бы какие-то следы, я попытался с тепловизором пошарить по щелям в скалах близ вертикальных откосов, где, как мне почему-то казалось, и должны располагаться проходы в пещеры или хотя бы один проход, которым пользуются волки. И нашел все-таки два источника тепла. По синему излучению можно было предположить, что это оставленные Герасимовым часовые. Но потом я вспомнил откуда-то слышанное утверждение, что у собак температура тела выше, чем у людей, и предположил, что и у волков тоже. А источники тепла, первоначально неподвижные, вдруг одновременно начали двигаться параллельным курсом в сторону Погорелого леса. И двигались так быстро, как не могли двигаться солдаты. Значит, это были два волка. А следов роты мой прицел так и не нашел.

Вообще-то мне уже можно было бы и отправляться ближе к позиции «краповых», поскольку ближняя ко мне скала со стороны перевала была успешно покорена и спецназ внутренних войск обеспечил плотную защиту всех входов и выходов из Погорелого леса. Но я тянул время, ожидая, что моя помощь может вдруг понадобиться роте. И потому покидать удобную точку не пожелал.

Так прошло около двух часов. Бандитскую тропу и скалы, откуда они могли бы выйти, я не терял из виду и время от времени проверял свое зрение с помощью прицела. Бандиты сидели тихо или же отошли, чтобы использовать какой-то обходной путь. Но любой обходной путь, скорее всего, должен привести их к перевалу, где у «краповых» давно руки чешутся рассчитаться за своих погибших. Я обходного пути не знал, хотя на всякий случай осматривал все пространство перед собой. Однако найти новую цель мне не удалось. Быстро бандиты научились уважать снайпера. Эта мысль повышала мое чувство собственного достоинства, и я лежал расслабленный, ощущающий себя почти героем, когда в скалу вдруг ударили автоматные очереди, а потом громыхнул посильнее моих винтовок выстрел из гранатомета «Муха». Граната взорвалась, немного не долетев до скалы. А пули свистели в нескольких сантиметрах над моей головой.

Откуда в меня стреляли и кто? Мне хотелось бы это понять, но я не видел приближения противника. Вернее, я не видел его на тропе. А кто-то появился ближе, причем уровнем ниже меня. Автоматные очереди снова и снова вышибали пыль из камней на самом краю моей площадки, снова и снова пролетали чуть выше, и я не мог свеситься, чтобы определить, откуда стреляют.

Мое положение стало предельно опасным. Кто-то появился совсем рядом, в зоне, из которой мог вести прямой огонь на поражение. Я не видел, кто это был, но понимал, что у этого кого-то очевидное намерение меня уничтожить и открыть бандитам путь к перевалу. И еще я понимал, что такие плотные, почти безостановочные очереди имеют только одну цель: прикрыть других бандитов, которые в это время были под самой моей скалой, и может быть, уже начали на нее карабкаться. А здесь путь не такой длинный и сложный, чтобы на нем застрять. На раздумья мне были даны секунды…