Книга: Идеальный калибр
Назад: ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Дальше: Примечания

ГЛАВА ПЯТАЯ

1. Рота капитана Герасимова. Спецназ ГРУ. Знакомство с волками состоялось
Кровь на камнях, скорее всего, была действительно волчьей. Тот волк, которому отстрелили хвост, следов не оставил: он бежал по камням, а мелкие царапины на камнях могли быть оставлены и его когтями, и другими камнями, когда-то прокатившимися здесь. Но волков было два, и второй после выстрела не убежал в сторону, а продолжал бежать рядом с раненым собратом. И он оставил следы на участках земли между камнями. Причем этот след был свежим, даже не заветренным. И не покрытым пылью.
– Когти у этих волков какие-то короткие, – разглядывая след, сказал старший лейтенант Шамсутдинов. – У меня такое впечатление, что их стригли, как собакам.
– В пещерах камни, – высказал предположение лейтенант Корепанов. – О камни стачивают. Собаки в городе об асфальт стачивают, а волки о камни…
– Возможно, – вроде бы и согласился старший лейтенант, но не полностью. – Но уж больно ровно сточены. На всех лапах одинаково, чего в природе не бывает. Аккуратные, должно быть, камни в здешних горах…
Мало понимающий в волчьих следах капитан Герасимов промолчал, но информацию запомнил и сразу представил возможные варианты, из нее вытекающие.
– Ты предполагаешь, что волки дрессированные? – спросил он старшего лейтенанта.
– У меня причин для предположения нет, товарищ капитан, я просто обращаю внимание на конкретный факт, возможно интересный, но не отбрасываю и вариант лейтенанта Корепанова. Его вариант тоже вполне возможен. Я знаю, что в городе у собак когти об асфальт стачиваются. А у лесных волков когти длиннее, чем собачьи. У нас в горах тоже камней много, но я ни разу не встречал у волка таких аккуратно обработанных когтей. Я про следы говорю.
– Я спорить не буду, – сказал лейтенант Корепанов.
Рота догнала своего командира. Капитан быстро отдал распоряжения по осмотру скал, прилегающих к почти вертикальной неприступной стене хребта, и сам, наравне с солдатами, отправился на поиски расщелин, которые могли вывести куда-то дальше. При этом следовало обращать внимание на то, что в эти расщелины должны проходить и волки. Расщелин в потрескавшихся скалах было множество, но в большинство из них невозможно было втиснуться даже боком. Самые длинные из них позволяли углубиться на метр-другой, и дальше было сужение и тупик. Втроем осмотреть весь массив скал было бы сложно. Но для роты это была недолгая работа. Почти одновременно было найдено три расщелины, способные быть проходами в пещеры. Во второй были обнаружены следы крови. Углубляться ротой одновременно во все три капитан не пожелал, и сам решил обследовать каждую из них. С собой, естественно, взял тех, кто уже был задействован в поиске: старшего лейтенанта Шамсутдинова и лейтенанта Корепанова. Солдаты одного из взводов прикрывали стволами сзади на случай, если возникнет критическая ситуация. Остальные бойцы роты остались снаружи, чтобы держать под прицелом еще не обследованные расщелины.
Первая разведка была медленной, потому что пробираться приходилось боком и меняя положение тела. Даже оружие из-за тесноты держать на плече было невозможно.
– Едва ли здесь кто-то ходит, – высказал сомнение Корепанов.
– А я на месте бандитов именно такой проход и предпочел бы, – возразил Шамсутдинов.
Герасимов молча согласился со старшим лейтенантом и продвижение не прекратил, несмотря на то что в одном месте пришлось освободить разгрузку от автоматных рожков, иначе пролезть было невозможно, а во втором командир роты хотел сначала даже бронежилет снять, но потом просто присел и таким образом миновал узкое место. Какой успех принесли такие старания, сказать сложно. Расщелина закончилась под вертикальной монолитной стеной с небольшим и неглубоким гротом чуть выше каменной поверхности. Однако здесь были следы костра, очевидно, многолетней давности, валялся пластиковый (и оттого сохранившийся) шприц и полностью проржавевшая консервная банка. Кто и когда нашел в этом месте убежище, сказать было трудно. Однако главным было то, что дальше прохода не было.
Разведчики внимательно осмотрели каждый клочок почвы под ногами, каждый камень, но ничего интересного найдено не было.
– Тем же порядком в обратную сторону, – распорядился капитан.
Солдаты, не выдвинувшиеся из расщелины, чтобы не помешать поиску, двинулись к выходу. Командиры выходили последними.
Вторая расщелина обещала больше; туда и уходили следы волчьей крови. Перед тем как двинуться в путь, Герасимов приказал старшему лейтенанту Патрикееву:
– Возьми свой взвод, обследуй последнюю расщелину. Мы здесь отдохнем.
Старший лейтенант, козырнув, бегом побежал выполнять приказ. Ждать его возвращения пришлось недолго. Патрикеев вернулся один, оставив солдат на месте. Значит, есть что доложить, сразу понял капитан.
Так и оказалось.
– Есть вход в пещеру, товарищ капитан. Только на высоте около четырех метров. Если оттуда спустить лестницу или веревку, можно подняться… В расщелине толстый слой пыли. Пыль утоптана. Много человеческих следов.
– Взобраться не пробовал?
– Парочку шестов бы. Но их туда никак не протащить. Будем пробовать становиться друг на друга. Чтобы хотя бы кто-то один поднялся и осмотрел. Если есть лестница, спустит.
– Попробуй. Четыре метра – это не высоко. У тебя есть же крепкие ребята. Действуй. Я пока волчьим ходом займусь.
Патрикеев ушел. Прежде чем углубиться в волчий ход, командир роты попытался рассмотреть в бинокль скалу, где сидел снайпер или даже двое. С этой точки ее было видно хорошо. Снайперы не стреляли уже давно, и даже бинокль не позволил увидеть ни их самих, ни хотя бы стволы их винтовок. Может быть, они уже спустились со своей точки и пошли на соединение с «краповыми», если «краповые» уже заняли позицию полностью и получили контроль над всем перевалом? Это было бы разумным решением. Хотя если там, на скале, действительно снайперы спецназа ГРУ, то они могут и остаться, чтобы в случае необходимости прикрыть выстрелами из «дальнобойки» своих. Но опасность своей позиции и возможность защитить ее в случае атаки бандитов снайперы должны оценивать самостоятельно и на лишний риск не идти.
Волчий путь был не таким высоким, как другие, и в отдельных местах довольно часто приходилось или пригибаться, или приседать, чтобы миновать сблизившиеся скалы. Здесь каменистая почва под ногами была устлана толстым слоем пыли, скрадывающей шаги, но оставляющей нечеткие отпечатки. Однако легко было увидеть, что волки здесь бегали многократно. В пыли не оставалось, как на камнях, следов крови, которая сразу же сворачивалась. Но сомневаться в правильности пути не приходилось, потому что никаких боковых ответвлений в расщелине не существовало.
Герасимов опять шел впереди и потому первым заметил волка. Тот смотрел из-за поворота напряженным взглядом желтых, почти опаловых глаз внимательно и с недоверием. Хотя пыль шаги и скрадывала, волк все же услышал их и вышел навстречу. Но полностью из-за поворота не высовывался.
Капитан поднял автомат, помедлил и… опустил. Волк знал, что такое оружие, и наполовину убрал голову за камни, но совсем не ушел и продолжал следить одним глазом. Должно быть, людей он опасался, но не боялся настолько, чтобы бежать от них опрометью, как поступил бы обычный лесной волк.
– Следит… – сказал из-за спины капитана старший лейтенант Шамсутдинов. – Не надо стрелять, товарищ капитан. Он не агрессивен.
Капитан решительно шагнул вперед. До волка оставалось немногим более пяти метров. И только после этого шага капитана волк молча, без рычания оскалился, показывая старые желтые стертые клыки, и спрятался за поворотом. Даже с автоматом в руках и с бронежилетом на теле капитан подходил к повороту узкой расщелины, где он полностью лишен возможности маневра, с естественной опаской. Думалось, что волк может выпрыгнуть из-за угла, невзирая на людей. И Андрей даже мысленно прогнал в голове эту картину, соображая, как защищаться в каждом конкретном случае, в зависимости от того, в какую часть тела волк попытается вцепиться. И готов был встретить его стремительный прыжок не менее стремительным ответом. Но за поворотом никого не оказалось. Хотелось вздохнуть с облегчением, но до следующего поворота было всего два метра, и волк мог дожидаться там. Мог, но не оказался, а взгляд капитана сразу отыскал очередной поворот, и показалось, что волчий хвост мелькнул перед тем, как закрыться скалой. Может быть, это просто показалось, но вполне возможно, что волк не сильно спешил и только незначительно опережал спецназовцев, оставляя за собой право контролировать их приближение. Но, судя по ощущениям, расщелина сворачивала в сторону и уводила спецназовцев от отвесной стены, куда-то ближе к проходу, где в настоящее время пытался подняться взвод старшего лейтенанта Патрикеева. Однако, лишь немного, как показалось Герасимову, не добравшись до места, расщелина круто свернула, сначала в обратном направлении повела и потом вывела туда, куда и должна была вывести: к вертикальной монолитной стене, в которой зиял чернотой проход в пещеру высотой в половину человеческого роста. Волка уже не было видно. Он наверняка был внутри, а быть может, и не один. Поэтому капитан не двинулся сразу вперед и дал возможность идущим следом солдатам выбраться из расщелины и прикрыть стволами офицеров от возможной атаки опасных хищников.
– Приготовить фонари! – скомандовал капитан. – Полукругом вокруг входа, светить во все стороны. Мы идем втроем. Стрелять на движение.
– Не нужно стрелять, – раздался вдруг из пещеры голос с легким восточным акцентом.
– Кто ты? – спросил Герасимов. – Выходи. Оружие над головой. Роняешь за спину у нас на глазах. На резкое движение стреляем.
– У меня нет оружия. Мое оружие вокруг меня…
– Какое оружие? – не понял Шамсутдинов.
– Мои волки. Они выйдут со мной. Только не стреляйте в них. Они никого не тронут.
– Выходи, – потребовал капитан.
– Не будете в волков стрелять?
– Если они ни на кого не бросятся, стрелять не будем, – пообещал Герасимов.
– Я иду… Сейчас… Я животных успокою.
Ждали чуть больше минуты. Из горловины пещеры доносился какой-то невнятный, чуть ли не нежный шепот. Похоже было, что ее обитатель так общался со своими волками. Потом в проеме появилась фигура. Вернее, появились только ноги фигуры, потому что сразу после входа следовал крутой подъем. Однако раньше человека пытались выйти два волка. Но человек как-то по-особому шикнул на них, и волки остановились, дожидаясь, когда человек выйдет первым.
Капитан Герасимов читал как-то статью про волкодавов, у которых обязательно сильно развито чувство доминантности. И человеку, чтобы не позволить сильному зверю чувствовать себя вожаком даже среди людей, следует выполнять множество обязательных, хотя и простых требований. Одно из них: вожак везде следует первым. Он первым входит куда-то и первым выходит. Если этим пренебрегать, звери перестанут его уважать. У волков чувство доминантности развито значительно сильнее, чем у волкодавов. И среди них человек особенно обязан проявлять свои качества вожака, иначе ему несдобровать. И потому человек шикнул на волков, останавливая их. А потом сам наклонился, встал чуть не на четвереньки и вылез из лаза.
Перед спецназовцами стоял старик с прямой спиной и гордо расправленными плечами, как это часто бывает у горцев. Глаза были полны достоинства, внешность благородная и властная. Старик смотрел на пришедших в его горы людей чуть свысока, как ему позволяла легкая возвышенность перед пещерой, и словно бы ждал, что они ему скажут. Волки выходили вслед за человеком по одному и попарно и занимали проход по бокам от старика. Автоматы были наставлены на животных, но не на человека. Однако никто не стрелял, и сами волки не проявляли агрессивности, хотя чувствовалось, что животные обеспокоены. Последним вышел волк, у которого хвост был привязан к палке и замотан бинтом. Видимо, подручными средствами была наложена шина. Жертва спецназовской пули держалась особенно настороже и даже остановилась дальше всех; казалось, в любую секунду волк готов скользнуть в темноту быстрее пули.
– Так это и есть те самые оборотни, волколаки? – спросил с насмешкой командир второго взвода лейтенант Балаклава.
– Может, кто-то и считает их оборотнями, но это нормальные звери в своем собственном естественном облике. И мне за семь лет, что мы здесь живем, ни разу не доводилось видеть, чтобы они обращались в людей и наоборот, – сказал старик. – Люди любят придумывать сказки. Пусть придумывают. Если это мне не вредит, я не против того, что даже меня будут оборотнем звать.
– Извините, отец, я хотел бы задать вам несколько вопросов, – прерывая постороннюю болтовню, перешел к делу капитан Герасимов. – Поскольку вы, как я понимаю, находились на территории базы банды или были членом банды, не обижайтесь, но нашу беседу можете рассматривать как допрос. Отвечать на вопросы обязательно. От ваших ответов зависит не только ваша судьба, но и судьба ваших волков. А вы, как мне кажется, к ним очень привязаны.
– На территории базы, да, – согласился старик. – Только формулировка не совсем правильная. Это они находились на моей территории. Я сюда пришел раньше и начал здесь жить. А потом уже Султан привел сюда своих людей. Но в банде я не был, и здесь меня обвинить совершенно не в чем. Мне хватит тех обвинений, которые действительно имеют ко мне отношение. Но это совсем иная история. При этом я понимаю ваше положение и подозрения и потому готов отвечать, раз уж до меня добрались. Отвечать надо за все… А что касается волков, то я действительно к ним очень привязан. Это, можно так сказать, мои дети и воспитанники, и им без меня будет очень трудно прожить. Хотя, видимо, придется приспосабливаться. Я надеюсь, они смогут…
Он говорил слишком грамотно и слишком правильно для простого жителя гор. Андрей сразу понял, что имеет дело с человеком, несомненно, образованным и знавшим не только жизнь пещерного человека. При этом слова старика были полны загадочности. Но решать загадки пока не входило в планы командира роты, и потому он задавал только те вопросы, которые казались ему необходимыми.
– Начнем по порядку. Кто вы такой? Представьтесь. Кстати, если вам трудно стоять, можете присесть…
И Герасимов сам первым сел на камень. Но собеседник остался стоять в окружении своих девяти волков, как царь в окружении свиты.
– Меня зовут Али Магомедов. Я профессиональный дрессировщик. В молодости с разными животными работал. Позже стал работать только с волками. Они пришлись мне по душе и по характеру. У нас внутренний мир схожий.
– Что такое профессиональный дрессировщик? – не понял Герасимов.
– Я – бывший артист цирка. Работал с таким аттракционом, может быть, слышали: «Дрессированные волки Али Магомедова»…
– Нет, – сдержанно ответил капитан. – Я никогда не любил цирк и мало им интересовался. Я не слышал про ваш аттракцион. И вообще я не слышал, чтобы цирковые представления устраивались так высоко в горах… Как вы здесь оказались?
Он все-таки задал вопрос, не имеющий отношения к проводимой спецназом операции. Но вопрос сам просился сорваться с губ.
– Просто. Собрал своих волков и ушел в горы. Нашел пещеру и стал здесь жить.
– Не понравилось в городе – заметил лейтенант Корепанов. – И в цирке разочаровались…
Старик хмуро посмотрел на молоденького лейтенанта из-под косматых седых бровей.
– Дело обстояло не совсем так. Один из моих волков укусил человека. Служащего цирка. Тот ночью прокрался к клеткам и дал волкам отравленное мясо. Я застал его там. Утром у меня умерло два волка. И я убил отравителя моих детей. А потом вынужден был бежать вместе с волками. И семь лет уже скрываюсь здесь. Семь лет добровольного заточения… Долгий срок, срок раздумий и тоски… Здесь я дожил до старости и иногда со смехом вспоминал, как красил волосы, чтобы не выглядеть в манеже стариком. Но семь лет… Это уже без смеха. Я устал скрываться и готов сдаться вам, хотя мог бы просто уйти в пещеры, и вам потребовалось бы много месяцев, чтобы меня найти. Но я устал… Можете отправить меня в милицию. Волков только жалко. Боюсь, пропадут, хотя могут и приспособиться… Трудно сказать. Они наивные и, к сожалению, верят людям. А этого даже другим людям я делать не советую. Верить можно только самому себе и другим волкам… Ну, может быть, еще собакам. Я в молодости работал и с собаками. Знаю, что им верить можно…
– Я ловлю вас на слове. «Уйти в пещеры»… Вы хорошо знаете пещеры? – спросил капитан.
– Я пройду по ним, не зажигая светильник. Это людям Султана нужны были светильники и фонари, а мне они не нужны. Я ориентируюсь в пещерах с закрытыми глазами. И мои поводыри не позволят мне зайти в тупик…
– Кто такой Султан? – прозвучал следующий вопрос, вполне естественный.
– Вы ловите, как я понимаю, не меня, а Султана. Ловите, и не знаете, кто он такой?
– Мы ловим банду.
– И не знаете, кто бандой командует?
– Не знаем.
– Султан – молодец… Я могу о нем сказать только одно – его зовут Султан. Больше я ничего не знаю.
– Трудно в это поверить, но я попробую поверить, – сказал Герасимов. – Тем не менее вы сказали, что хорошо знаете пещеры. Тогда у меня к вам будет просьба. Мне, понимаете, тоже жалко ваших волков. Они без вас точно пропадут. Люди перебьют их, потому что они сами лезут на глаза к людям. Лучше будет, чтобы они оставались с вами. И потому я предлагаю вам обмен. Я и мои люди сделаем вид, что не встречали ни вас, ни ваших волков; мы не будем вас задерживать, потому что не слышали вашего рассказа. Хотите – живите с волками, хотите – сами сдавайтесь милиции, что я лично вам делать не советую. Но это ваше дело…
– А взамен? – В глазах старика промелькнуло любопытство.
– А взамен проведите нас на другую сторону хребта. В соседнюю долину.
– Как я вас проведу? Там все проходы заняты людьми Султана. Это меня они пропустят, а вас перестреляют. Их не меньше, чем вас, но они там все знают. Я не смогу вас провести…
– Там нет людей Султана. Султан покинул пещеры навсегда и вышел на ту сторону хребта. Он даже взорвал там что-то. Я боялся, что проход. Но вы говорите про проходы, значит, их много. И вы сможете нас вывести.
У старика округлились глаза.
– Султан ушел отсюда?
– Ушел и увел своих людей. Их сейчас уже добивают, наверное, в соседней долине.
– Он не мог уйти, не предупредив меня! – Старик сердито топнул ногой, и волки вокруг него ощерились и зарычали. – Но взрыв я тоже слышал…
Последняя фраза звучала очень тихо.
Капитан вздохнул. Али Магомедов задумался.
– Значит, он меня бросил… Значит, не я его предал, это он меня предал. И не просто бросил, он даже не предупредил… Ах, Султан, Султан!.. Нехорошо бросать старых друзей…
– Значит, вы все-таки друзья…
– Мы с ним в одной труппе работали. Сначала он был коверным…
– Кем, простите?
– Коверным. Клоуном… Потом кто-то стал учить его гипнозу, и он попытался сделать свой аттракцион с психологическими опытами. Аттракцион получился скучным, и Султан ушел из цирка. Я потерял его из вида, а потом он объявился здесь. Ему сказали, что я здесь. Единственный человек, который знал, где я, сказал Султану перед смертью. И он пришел сюда…
– Фамилия Султана…
– Магомедов.
– Он ваш родственник?
– Нет, просто однофамилец. Здесь ему никто не мешал работать с людьми. Здесь была тишина, пока не пришли вы.
– Как это, работать с людьми? – не понял Герасимов.
– Он стал имамом. Не знаю уж, настоящим или это тоже клоунада. И проводил над своими людьми психологические опыты. Здесь ему это удавалось лучше, чем в цирке.
– Он готовил шахидов? – спросил Герасимов напрямую.
– Я не знаю, кого он готовил. Но после психологических бесед люди подчинялись ему слепо. Он умел заставить их подчиняться… Ах, Султан, Султан… Ладно, я проведу вас. Не сам. Я дам вам мирную волчицу. Надену ошейник и дам вам поводок. Она старая, цирковая… Не боится света, шума и людей. И даже любит аплодисменты. Идите с фонарями. Волчица выведет вас на ту сторону. Я скажу ей, куда идти… Я же стар. Я не могу ходить быстро…
Волки неожиданно дружно зарычали и все как один обернулись внутрь пещеры.
– Кто-то там есть, – сказал Али Магомедов и посмотрел на командира роты, как на обманщика. – Там могут быть только люди Султана…
– Четверо убежали в эту сторону. Из тех, что вышли в лес. Султан послал их в лес, чтобы нас отвлечь. Он их тоже бросил.
– Товарищ капитан, – раздался из пещеры голос старшего лейтенанта Патрикеева.
– Но и это не они, это мои люди, – сказал капитан.
– Они нашли дорогу?
– Нашли.
– Там высокое окно. Кто-то должен был спустить им лестницу.
– Они обошлись без лестницы. Они у меня почти циркачи…
– Цирковые, – поправил старик. – Так звучит приличнее. Пусть они отойдут на верхний горизонт, я уберу волков. Не все из них добрые. А потом я отправлю с вами волчицу…2. Младший сержант Петя Востриков, почти готовый снайпер, готовится к смерти
Когда не видят глаза, должны работать уши. Этот старый принцип я постарался претворить в жизнь сразу, как только понял, что поднять голову и произвести прицельный выстрел мне не позволят. Бандиты патронов не жалели, и пули пели свою злую песню над моей головой не переставая. Прикрывают тех, что подбирается ближе. Это было ясно. Опасность стала, можно сказать, смертельной, но о смерти даже в этот момент думать не хотелось. Я вспомнил, как Валерка Братишкин говорил, что человек всегда откладывает свое сближение с Богом на более позднее время, считает, что никогда не будет поздно. А потом приходит смерть, и оказывается, что времени-то и не было дано. Вспомнил я это и перекрестился. Я сам удивился, что не возникло чувства страха. Тот же Братишкин говорил мне как-то, почему с христианской точки зрения люди не хотят верить в Бога. Верить в Бога – значит самому меняться. Люди понимают, что, когда они предстанут пред Богом, все их поступки и все мысли раскроются не только перед самим Богом, но и перед другими, кто ушел туда раньше. А это для людей страшно. Страшно открыться, стыдно. И потому предпочитают не верить. Им так спокойнее. Но мне, кажется, ни перед кем стыдно быть не должно; я подлостей не делал, хотя тоже, как и все, грешен. Я подумал об этом и стал слушать. Конечно, песнь автоматов сильно мешала понимать все другие звуки. Но в момент наивысшей опасности человеческий организм всегда мобилизуется. Мобилизуется и слух, обостряясь до такой тонкости, которая недоступна в простой обстановке. И я этим пользовался, старался выделить все звуки, не имеющие отношения к стрельбе, к свисту пуль и сухим щелчкам после попадания пуль в камни.
И выделил…
Как я сам забирался на эту скалу, вспомнилось легко, каждый камень и каждый уступ вспомнился, и потому я легко мог представить, как бандиты подкрадываются ко мне. Тогда, несколько часов назад, здесь находился Лукман. И Лукман услышал нас с Рамазаном только в самый последний момент. Я, несмотря на грохот автоматов, все же сумел услышать посторонний звук раньше, без труда определил, где находятся те, кто ко мне подбирается, спокойно снял с пояса гранату и с каким-то даже удовлетворением послал ее туда, откуда шел звук. Да ее и посылать больше было некуда, потому что подступ к скале был единственным. «Ф-1» – граната опасная даже для того, кто ее бросает. Слишком велика сила удара осколков, и слишком далеко они разлетаются в сравнении с той же гранатой «РГД-5». Но меня в этом случае защищала скала, а бандитам, наверное, очень хотелось получить гранату. Они ее и получили. Даже моя скала слегка качнулась от взрыва. Облако пыли поднялось большое, и автоматная стрельба сразу стихла, словно автоматы пыли наглотались и им потребовалось время, чтобы дыхание перевести. Значит, я удачно кинул гранату. Правда, стонов раненых слышно не было. Но эти парни, насколько я знаю, вообще стонать не любят. Местные горцы – народ в большинстве своем мужественный и любое ранение могут перенести молча. Не исключено, что были уничтожены все, кто ко мне подбирался. Сколько их там было? Двое, трое, четверо? На такую группу осколков хватит с лихвой, останутся даже лишние, и могут угостить тех, кто прикрывает попытку передовой группы. Официально считается, что осколки «Ф-1» разлетаются до двухсот метров, хотя в действительности это расстояние бывает меньшим.
Я воспользовался моментом и попытался через облако пыли хоть что-то рассмотреть. Подножие моей скалы меня уже мало интересовало, там после взрыва гранаты «Ф-1» все должно было обстоять для меня благополучно. Мне даже не интересно было полюбопытствовать, скольких я там завалил. Главное, что я хотел знать, – как бандиты подобрались ко мне незамеченными. Представил себе все, что помнил вокруг, грубо говоря, «задним зрением» осмотрел все подступы и пришел к единственному возможному выводу; где-то ближе ко мне есть еще один выход из пещер. Может быть, слишком сложный и неудобный, чтобы идти всей банде. Может быть, там есть подъем в клети наподобие той, в которой нас с Валеркой содержали, или еще какая-то сложность для общего передвижения, и потому сюда пошла передовая группа, посланная перед смертью имамом Султаном Магомедовым. Бандиты, таким образом, миновали простреливаемую тропу и потому были для меня невидимы. Они вышли где-то неподалеку от пика, спустились ниже, поскольку не имели возможности взобраться на пик, и начали обстрел. Я даже зримо представил себе, откуда они стреляли. А представив, сразу же поднял винтовку с включенным тепловизором, чтобы посмотреть через облако пыли, сам оставаясь при этом невидимым, следовательно, и не представляя собой мишень. Облако пыли для тепловизора, к моему удивлению, оказалось серьезным препятствием. Наверное, пыль, поднятая взрывом, была слишком горячей, сама выделяла много тепла и оттого светилась в фокальной плоскости прицела. Тем не менее интенсивные зеленые светящиеся пятна у подножия пика я увидел. Их было четыре. И в одно я сразу послал пулю. Но скорострельность крупнокалиберной винтовки слишком низкая, чтобы удачно отстреляться по всем бандитам. Будь у меня с собой «Винторез», я сумел бы обезопасить себя полностью. Естественно, только от этих наиболее близких врагов. А дальние тем временем сумели бы приблизиться вплотную. Они и сейчас, надо полагать, уже вышли из своих щелей и, как тараканы, торопятся преодолеть по тропе как можно большее расстояние. И на трупы своих же товарищей, наверное, второпях наступают, потому что тропу те занимали плотно.
Я хотел было в прицел второй винтовки рассмотреть тропу и послать туда пулю, как от подножия пика снова начали стрелять. Они не видели, куда стреляли. Облако пыли закрывало обзор; тем не менее бандиты посылали очередь за очередью. Но теперь они, как я догадался, не прорыв передовой группы прикрывали, а истерично отстреливались после моего, надеюсь, удачного выстрела.
Поднять винтовку и прицелиться под таким обстрелом было невозможно. Я попытался было сдвинуться к дальнему краю тесного пятачка, с которого стрелял, и с той позиции присмотреться к тропе, но пули летели уже так полого, что и это оказалось невозможно. При первом обстреле пули, как я помнил, летели по другой траектории. Должно быть, еще несколько бандитов вышли из пещеры, нашли возможность забраться выше других и стреляли оттуда. Мне теперь оставалось только одно. Не поднимая головы, я ощупью нашел автомат Рамазана, так же ощупью зарядил подствольник, прикинул примерно, откуда могли в меня стрелять под этим углом, и понял, что стрелять должны были, находясь почти на весу. Может быть, так дело и обстояло. А что, прокинуть через скалу пару веревок и даже без блока подтянуть кого-то выше? Облако пыли скрывает людей, но продолжается это недолго. Значит, бандиты рассчитывали уничтожить меня до того, как облако осядет.
Я мысленно нарисовал их диспозицию и выстрелил из подствольника не туда, откуда стреляли, а туда, откуда должны были тянуть веревку. Но подствольный гранатомет – штука тяжелая в эксплуатации. Автомат из моих рук вырвало и чуть не сбросило со скалы, поскольку стрелял я вообще без упора и даже автоматную рукоятку к плечу не прижимал. Но активная и опасная стрельба снова стихла. Правда, новое пылевое облако снова закрыло мне обзор, но оно же закрывало обзор и бандитам, и они не имели возможности смотреть сквозь пыль, а я имел. Поэтому я сразу схватился за винтовку, чтобы проконтролировать тропу, и сделал это вовремя. Бандиты двигались бегом и преодолели уже больше половины тропы. Еще немного, и они доберутся до «мертвой зоны», где будут для меня невидимыми и смогут тогда подойти на дистанцию прицельного огня из автоматов. Они будут иметь возможность полностью облепить все подножие пика и не давать мне поднять голову. Тогда мне придется совсем скверно и останется только молиться. Жалко, я ни одной молитвы так и не успел выучить. Значит, буду только креститься…
Но это в том случае, если они прорвутся, а пока…
А пока я сразу выстрелил по группе на тропе. И воспользовавшись замешательством бандитов у подножия пика, успел врезать и из второй винтовки. Но на третий выстрел мне времени не дали. Обстрел опять был интенсивным и безостановочным. Поскольку высунуться с винтовкой у меня возможности не было, я перезарядил подствольник и ловил момент, чтобы послать вторую гранату из четырех, имеющихся у меня в запасе. Правда, оставалась еще одна «Ф-1», но, вспомнив Валерку, я решил оставить «Ф-1» на крайний случай. Ситуация может обернуться и стать более сложной. И тогда граната сможет выручить.
В этот раз я сжал автомат в руках предельно крепко, чтобы его не вырвало отдачей, послал гранату, почувствовав удар в кисти, оружие в руках все же удержал, тут же перебросил его в положение для автоматической стрельбы и вслед за гранатой отозвался несколькими короткими неприцельными очередями. Не знаю, насколько удачно я стрелял, но меня опять «отпустили» и дали возможность произвести еще два выстрела из винтовок. Но взгляд на тропу через прицел настроения мне не добавил. Бандиты уже прорвались на опасно близкое расстояние. Еще немного, и они свернут на склон – и тогда смогут подойти ко мне близко.
Снизу стреляло уже только три автомата, и я сумел сдвинуться на дальний край своего пятачка. Оттуда я дал по тропе еще подряд три выстрела. Я уже понимал, что они бандитов не остановят. Впечатление было такое, что у них за спиной стоял пулемет, который грозился расстрелять всех, кто повернет назад или замедлит бег. При той плотности строя, которым бандиты передвигались, пули крупнокалиберных винтовок снимали по два, если не по три человека. Но бандиты бежали только вперед. Да у них и выхода другого не было. Они еще не знали, что и это тоже не выход, не знали, что «краповые» заняли перевал и скалы вокруг перевала и никого не выпустят. А дорогу в пещеры они себе, наверное, уже отрезали. И потому жили надеждой на прорыв. А я был главным препятствием на этом пути. Вернее, казался им главным препятствием, потому что на самом деле главным и непреодолимым для банды препятствием были «краповые».
Я прикинул свои запасы патронов и поморщился. Трофейная «Геката», хотя и грелась меньше, чем «Харрис», после очередного выстрела была отложена в сторону, как запасная дубинка, чтобы дать ею по голове тому, кто попытается на мою скалу взобраться. Иной пользы от этой винтовки я пока не видел, а снаряжение магазина «Гекаты» патронами от «Харриса» заняло бы слишком много времени. Потеряв время, я пропущу передовую группу в «мертвую зону» и сам обеспечу сложности. А пока время терять не стоит. И я посылал в бандитов на тропе пулю за пулей, почти физически ощущая их приближение на дистанцию эффективного огня из автоматов.
Моя стрельба стала почти монотонной, что не мешало ей быть убийственной. Но и это, в свою очередь, мало мешало продвижению бандитов вперед. Имей они возможность двигаться по тропе хотя бы попарно, они уже прорвались бы, превратив мое положение в плачевное. Но пока такой возможности бандитам не представилось, и я сильно тормозил их.
По большому счету, я даже сознавал, что имел, наверное, время, чтобы спуститься с площадки и уйти к «краповым». Небольшой промежуток, но имел. Для этого необходимо было следить за каждым движением защитников перевала и в тот момент, когда они поднимутся на вторую скалу, сразу же самому спускаться и уходить. Тогда я был бы в безопасности. Но я промедлил; я еще чего-то ждал, я ощущал себя могучей боевой единицей. Слишком могучей для того, чтобы меня прошли. И не предусмотрел возможности прохода бандитов иным путем. А этот проход сделал боевую единицу уже не настолько могучей, чтобы сдержать передвижение бандитов. Более того, не отступив вовремя, возгордившись, пропитавшись ощущением силы и успеха, я поставил себя почти в безвыходное положение. Сейчас уже спуститься и уйти возможности не было. Если только уничтожить оставшихся трех бандитов у подножия пика… Но они, мне думается, уже нахватались опыта и подозревают мою возможность воспользоваться подствольником, а потому хорошо укрыты и при этом полностью контролируют ту часть моей скалы, с которой я могу в них стрелять. Бросать в бандитов ручную гранату тоже смысла особого не было. Если они спрятались за камнями, граната не принесет им смертельного вреда. И когда я, воспользовавшись пылевым облаком, начну спускаться, времени на спуск у меня, может быть, и хватит, но его не хватит, чтобы уйти из зоны обстрела: до «краповых» по открытой тропе по крайней мере еще около сотни метров. Пробежать стометровку с тремя тяжелыми винтовками на плечах невозможно. А оставлять винтовки бандитам – тоже удовольствие малое. Даже если я все патроны отстреляю, у них, возможно, имеется запас патронов, и они смогут винтовки использовать против «краповых», к которым я стремлюсь. Три такие винтовки в состоянии иногда решить исход боя. Исход этого боя я не решил, но значительно изменил, это несомненно. А исход моего личного боя, как мне казалось, уже предрешен, и я его проиграю.
Проиграю…
Это слово в моей голове вертелось и вертелось, на каком-то, скорее всего, на подсознательном уровне заменяя собой понятие смерти. И потому я не боялся погибнуть. Но мысли у меня в голове гуляли шальные и дурные. Я думал даже не о том, что следует сделать, чтобы улучшить свое положение, не о том, как нанести противнику наибольший урон. Я стрелял машинально и монотонно и, как гвозди, вбивал пули в бегущих людей на тропе. Думал совсем о другом. Сначала о том, кто сейчас руководит бандитами. Имама Султана Магомедова я благополучно от командования отстранил. Имран, бывший ментовский капитан, ушел в лес и там, кажется, погиб. Он пользовался у бандитов авторитетом, это я видел. Наверное, есть у них и другие авторитетные командиры, которых я не знаю. И кто-то сейчас командует, кто-то посылает людей на смерть ради прорыва, и люди идут. А я не знаю кто и не могу с этим командиром поступить так же, как поступил с имамом.
Вспомнив про имама Султана Магомедова, я вспомнил и о своем письме Вере. Что стало с моим письмом? Имам собирался отправить его не читая. Вернее, не так… Он собирался было прочитать, но помешал Валерка Братишкин, когда взорвал и себя, и своих палачей. И Султану Магомедову стало не до того. Если бы он прочитал, конечно, отправлять не стал бы. Но у него и возможности отправить, мне кажется, не было. Хотя вполне возможно, он посылал из банды гонцов куда-то во внешний мир, мог и письмо отправить. В любом случае дойдет письмо или не дойдет, для меня это, возможно, уже и значения иметь не будет, потому что остановить бандитов на тропе я уже не в состоянии. Последние мои выстрелы кого-то свалили, а идущие следом остались невредимыми и свернули за скалы, войдя в «мертвую зону». Они своей цели добились, а я повлиять на события никак не мог. Еще несколько минут назад у меня была надежда, что нервы бандитов не выдержат и они сначала остановятся, потом попятятся, а потом и побегут. Надежда не оправдалась, но я почему-то не расстроился. Все равно уже ничего изменить невозможно, так что нечего и расстраиваться. Я думал о происходящем так, словно это все не имело ко мне никакого отношения. И при этом я отстреливал последние патроны. И когда затвор в последний раз сухо щелкнул, показывая, что магазин пуст, я с каким-то удивлением вдруг понял, что с тремя дальнобойными винтовками сделал столько, сколько делает в продолжительном бою целая рота. Но у меня даже гордости за сделанное не было. Только лишь легкая грусть, показывающая, что я, как оказалось, стал примером. Именно на моем примере следовало бы провести анализ и, как следствие, может быть, формировать новые подразделения. Нам еще в школе снайперов говорили, что несколько отдельных взводов снайперов Великобритания отправила в Афганистан и там эти снайперы наводят на талибов ужас. Но то в Великобритании. У нас, как обычно, на собственный опыт внимания не обратят и про мою оборону тропы благополучно забудут.
Вот я, младший сержант, показал, что может сделать один человек, имеющий в руках такое мощное оружие. А если бы таким оружием вооружить целые взводы, как в Великобритании… Я думал об этом, но думал без боли и обиды. Мои старания, моя, можно сказать, жертва пропадет без толку, если только не считать сохранение многих жизней «краповых», которым я обеспечил возможность для эффективной победы. И Вера меня не дождется, если ждать будет. Наверное, придет к воротам бригады, спросит, ей сообщат. А может быть, даже не сообщат.
Меня скоро убьют, но жизнь-то будет продолжаться. Хотелось бы, чтобы люди жили лучше и безопаснее. А я ничего конкретного сделать больше не смогу. А впрочем, могу бросить одну «Ф-1», дважды выстрелить из подствольного гранатомета и опорожнить три магазина с патронами. Но и это будет большим вкладом в дело уничтожения банды.
Я отложил винтовку, погладил горячий затвор, словно бы поблагодарил ее, и вставил в подствольник предпоследнюю гранату. И вовремя, потому что на мою скалу снова обрушился шквал огня. Те бандиты, что вошли в «мертвую зону», успели бегом добраться до точки, с которой меня можно обстреливать и прижимать к скале. Знали они или нет, что у меня кончились патроны во всех трех винтовках? Даже если знали, они все равно постараются уничтожить меня – хотя бы из чувства мести. Я один заставил их понести потери, равные потерям в серьезном бою. Это для них, гордых горцев, оскорбительно и унизительно. Ладно, пусть стараются. Я тоже буду стараться…
Чтобы произвести выстрел из подствольника, мне даже высовываться необходимости не было. Я просто определил место, откуда огонь ведется наиболее интенсивно, на мгновение высунул ствол и послал туда гранату. Столб пыли и перерыв в активной стрельбе показали мне, что гранату я потратил не напрасно. Пока в меня не стреляли, я несколькими очередями сквозь пыль опорожнил уже начатый магазин и вставил второй. И вторую гранату тоже вставил. И стал ждать случая. Когда бандитов снова станет много, они должны повторить попытку пробраться ко мне. И я слушал звуки со стороны. Пока звуков никаких не доносилось, но не было и плотного прикрывающего огня. Прошло около минуты, прежде чем пыль рассеялась. И тогда автоматы заговорили с новой, повышенной яростью. Мне вообще показалось, что вся долина стреляет в меня, все бандиты, что сумели добраться до «мертвой зоны», ведут по мне непрестанный огонь, стремясь превратить в пыль мою скалу, которая дрожала, но держалась. Теперь я уже и гранату берег. Я ждал звуков приближения противника. Последняя граната в подствольном гранатомете на какое-то время бандитов остановит. Но потом они все равно полезут. И у меня будет два магазина, чтобы отстреливаться. Всего два магазина, но я постараюсь стрелять точно. А когда кончатся патроны, я просто останусь на скале дожидаться, когда сюда поднимутся те, кто пожелает меня убить. Я дождусь их с гранатой в руке. Пусть убивают. Как только убьют, граната из руки выпадет…
Я все ждал, не поднимая головы, потому что при такой активной стрельбе голову поднять невозможно. И вдруг с удивлением понял, что пули не бьют больше в скалу, хотя интенсивность и плотность стрельбы вроде бы только усилилась. А потом понял, что и над моей головой больше не пролетает ни одна пуля. Что-то изменилось в ситуации, хотя я не понимал, что именно. А потом звуки автоматных очередей пришли с другой стороны. Я понял, что «краповые» устали лежать в обороне и пошли мне на выручку. Наконец-то сообразили, хотя для них такой переход крайне опасен. Я выглянул за край и все увидел. Основная часть бандитов уже миновала меня и заняла половину стометровой тропы по открытому месту. Но дальше бандитов уже не пускали «краповые», которые передвигались по траверсу хребта и зависли над тропой. Маневр трудный и серьезный, но он застал бандитов врасплох. Да и силы уже были неравны.
Но и с другой стороны, там, откуда пришла банда, шел активный бой. «Краповых» в той стороне быть не могло. Там могло быть только вот что: имам Султан Магомедов не сумел взорвать все проходы в пещерах, и капитан Герасимов провел свою роту на эту сторону хребта. Покинув расщелины в скалах, бандиты остались на неприкрытой тропе. Они, конечно, пытались отстреливаться, но и здесь у них не хватало ни сил, ни умения.
Под моей скалой собралось множество бандитов. И мне показалось, именно отсюда шли команды. Какой-то сухощавый человек распоряжался, взмахивая руками. Недолго думая, я прицелился и послал в самую гущу толпы последнюю гранату из подствольника. Следом за ней полетела и «Ф-1». Выждав несколько секунд после взрыва, чтобы самому не угодить под осколок, я поднял автомат. У меня оставалось целых два магазина. И стрельбу можно было вести прицельно.
Я начал стрелять и вроде бы совсем не к месту вдруг подумал, что после боя нужно будет найти тело Султана Магомедова, вытащить у него из кармана неотправленное письмо, если оно там, дописать его, а потом самому передать Вере…

notes

Назад: ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Дальше: Примечания