ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1. Рота капитана Герасимова. Спецназ ГРУ. Откуда приходит помощь?
Капитан Герасимов наблюдал за бандитами, которые начали передвижение по склону, почти по открытой местности, где не было деревьев, но были только кусты. Ну, что же, если бегут по открытому месту, пусть бегут. Там им лучше видно, хотя и их самих тоже видно. И естественным показалось желание зайти бандитам в тыл. А для этого требовалось только продвинуться им навстречу.
Здесь, правда, существовала другая опасность. Там, дальше, вполне могла находиться еще одна группа бандитов, и тогда можно было бы попасть в окружение. Но окружение в лесу не бывает полным, если нет достаточных людских ресурсов, и у бандитов их не было. Для плотного кольца требовалось не менее сотни человек. Герасимов это понимал и считал, что всегда есть возможность ускользнуть за счет маневра.
Группа двинулась навстречу бандитам параллельно их движению и, возможно, сумела бы проскользнуть незамеченной. Подвел старший лейтенант Шамсутдинов. Нервы у него не выдержали. Один из бандитов задержался на месте и начал поливать лес и кусты автоматными очередями, не видя цели. Устрашающее действие или истерика – непонятно, что это было. Но одна из бандитских пуль царапнула Шамсутдинова по виску. Герасимов видел, как тот потрогал висок пальцем. На пальце осталась кровь.
– Живой? – спросил командир.
– Живой, – зло ответил Шамсутдинов и добавил что-то по-башкирски. Видимо, сбросил эмоции.
Герасимов отвернулся. В это время старший лейтенант прицелился и короткой очередью снял продолжающего стрелять бандита.
– Не стрелять! – рявкнул Андрей с опозданием.
Дистанция была слишком большой для прицельной стрельбы. Если бы лейтенант Корепанов рискнул на такую очередь, Герасимов не удивился бы. И характер лейтенанта позволял ему это, и стрелок он был отменный. Но всегда выдержанный Шамсутдинов, на которого Герасимов мог, казалось, надеяться, в этот раз сорвался. Нервы не выдержали. Но попал старший лейтенант точно, и бандит, неуклюже завалившись, остался лежать без движений. Однако нападавшие тут же сменили тактику. Видимо, их командир понял, что идти по открытому месту – убийственно. Он дал команду, и бандиты тут же бегом рассыпались цепью по мелколесью, перекрывая военным разведчикам путь, который они выбрали.
Именно в этот момент Герасимов понял свою ошибку, но было уже поздно. Близость бандитов не давала возможности отступать, поскольку за спиной оставалось почти открытое, хорошо простреливаемое пространство. Приятного в таком отступлении было мало, а шансов успешно уйти от преследования было еще меньше. И Герасимов сразу отбросил эту мысль.
– Что делать будем, товарищ капитан? – как обычно, слегка легкомысленно спросил лейтенант Корепанов. – Из окопов – в полный рост? Или помощи запросить?
И лейтенант, и старший лейтенант самостоятельно оценили свою позицию и, похоже, пришли к тому же выводу: отступать поздно. Отступать нужно было сразу, когда дистанция для стрельбы была слишком большой. Тогда имелась возможность за счет скоростных качеств оторваться еще дальше. Можно было попытаться прорваться вправо, в сторону более густого леса. Однако в этом случае предстояло бежать вдоль бандитской цепи, и те могли стрелять поочередно.
– Что делать? – мрачно сказал Герасимов. – Работать на уничтожение…
Сам он включил переговорное устройство своей роты.
– Слушаю, товарищ капитан, – сразу отозвался старший лейтенант Патрикеев.
– Нас окружают. Поднимай роту. Мы ближе к левому склону. Движение напрямую.
– Понял, товарищ капитан! Еще приказания будут?
– Все, выполняй. Мы завязываем бой. Спешите. – Герасимов отключился от связи и посмотрел на своих офицеров. – Продержаться нужно около часа. Раньше не успеют…
– Будем работать на уничтожение, – согласился Корепанов.
Бандитская цепь приближалась.
– Сколько их? Кто-нибудь считал?
– По-моему, больше десятка, – чувствуя свою вину, тихо сказал Шамсутдинов.
– Двенадцать осталось. Тринадцать было, двенадцать осталось, – уточнил Корепанов.
– Точно. Двенадцать, – согласился Герасимов. – По четыре на брата. Надо аккуратно уменьшить это число. Начинать будем с краю.
Он сам приподнялся над кустом, чтобы было лучше видно, приложил автомат к плечу, но выстрелить не успел, потому что с разных сторон начали стрелять в него. И две пули срикошетили от бронежилета, к счастью, не пробив стальные пластины, а только разорвав обшивку.
– Не высунуться. Обзор у них хороший. Засекли позицию. И с разных сторон одновременно лупят.
– Хреново, – заметил Корепанов.
Где-то в стороне рвались мины. «Краповые» минометчики начали подбираться к снайперу.
– Снайпер может нас видеть, – констатировал старший лейтенант. – Если у него тепловизор, нам некуда спрятаться.
– Нам и без снайпера невесело. Ладно, – решился капитан. – Работаем так. Вы на месте. Я отползаю в сторону, ближе к бандитам. Подойдут, я заведу разговор. Встану без оружия. Они приблизятся, вы стреляете. В меня не попадите…
– Может, я? – предложил Шамсутдинов. – Кто музыку заказывал, тот и…
– Я не советуюсь, я отдаю приказ, – сказал капитан строго. – Готовьтесь. Я пошел.
– Может… – лейтенант Корепанов постучал пальцем по подствольному гранатомету. – С двух стволов накроем сразу.
– Давайте. По моей команде, – согласился капитан. – Там низинка есть, я в ней остановлюсь, чтобы вам сверху, прямой наводкой…
* * *
Капитан Герасимов хорошо понимал всю опасность задуманного им дела. Хотя бы у одного из бандитов не выдержат нервы – и дело закончится плачевно для командира роты. А нервы у них должны быть измотанными. Бандиты слишком привыкли к собственной безопасности в Погорелом лесу. И наверняка знают, что случается с теми бандами, которые бывают обнаружены. Здесь пока есть возможность держаться. Но не бесконечно же. Все равно федералы не отступят. И в плен в последнее время, как все хорошо знали, брать никого не спешат. Работают на уничтожение даже против тех, кто уже сопротивления не оказывает. И каждый из бандитов понимал неизбежность своего поражения, а следовательно, и неизбежность смерти. И потому они готовы были драться до конца. И потому они, нахлебавшись решимости, могут сорваться, как совсем недавно старший лейтенант Шамсутдинов. И тогда одна только очередь какого-то психопата может решить дело. Оставалось надеяться, что среди двенадцати все люди с крепкими нервами и не склонные к истерике.
Вообще-то, если судить по правильности постановки задачи, выставлять себя в качестве подставы следовало, конечно, старшему лейтенанту Шамсутдинову. Лейтенант Корепанов обладает способностью быстро и точно стрелять, и его, без сомнения, необходимо ставить в прикрытие. Такое прикрытие всегда должно выручить. А Шамсутдинова следовало отправлять на самое рискованное место. И не потому, что его нервы сдали в критический момент и старший лейтенант сорвался очередью. Это, конечно, плохо, но все равно не решающий фактор. Просто командир роты должен управлять ротой и ее офицерами, а капитан Герасимов, в дополнение к своим непосредственным обязанностям, должен был еще и отрядом «краповых» командовать. В итоге если с ним что-то случится, то общее командование может от этого пострадать. Командовать ротой старший лейтенант Патрикеев еще сможет, а вот усилением группы в виде отряда «краповых» – это уже для него слишком много. Это может отрицательно сказаться на выполнении общего задания.
Это все было правильно и логично, и никто не осудил бы Герасимова, отправь он в качестве подставы старшего лейтенанта Шамсутдинова. Никто, кроме самого Герасимова. А суд своей совести всегда более тяжелый и жестокий, чем чужие слова. И у него просто язык не повернулся бы послать кого-то из своих офицеров на такое рискованное дело. А сам пошел, чтобы отсечь всякие сомнения.
Создав десятиметровую дистанцию от своих офицеров, Герасимов выбрал куст, за которым можно было хорошо спрятаться. И замер, поджидая бандитов. Они шли в его сторону, перекликаясь частью на своем языке, частью на русском, из чего можно было сделать вывод, что в банде представители многих национальностей Северного Кавказа, а может быть, и не только его. И нужно было выбрать подходящий момент, чтобы обратиться к ним.
Минуты тянулись, как часы. Бандиты перебегали от укрытия к укрытию, хотя никто в них не стрелял, но, наученные горьким опытом, уже после первой потери стали проявлять осторожность. Они словно бы куда-то торопились, но капитану Герасимову, наоборот, казалось, что они еле двигаются. По голосам он определил, что на него полукругом выходит не меньше пяти человек. И ждать их он уже начал уставать.
Тем не менее момент настал, и пришло время вступить в разговор.
– Эй, там… – сказал капитан. – Слышите меня?
Пауза удивления длилась недолго.
– О! Объявился кто-то. Говори, говори. Я тебя очень внимательно слушаю, – ответил голос с сильным акцентом.
– Кто у вас старший?
– Сдаешься, что ли? Выходи с поднятыми лапами.
– Я не сдаюсь, я предлагаю вступить в переговоры.
– О чем с тобой говорить можно? Складывай оружие. Руки за голову и выходи. Потом говорить будем, если ты говорить сможешь. У меня руки чешутся тебе рожу размолотить. И вообще, я больше руками привык работать, чем языком. Выходи, пока не пристрелили.
Капитана Герасимова на испуг взять было трудно.
– Есть о чем поговорить.
– Говори.
– О вашей сдаче.
В ответ раздался громкий хохот. Но смеялись только два человека. Оставшиеся трое, видимо, были мрачными натурами и юмор ситуации не оценили.
– Я серьезно говорю. Вы из долины не выйдете. Проходы заперты. Если вы не сдадитесь, мы вызываем авиацию, и тяжелые бомбардировщики за полчаса сровняют хребет с землей. Тогда уже здесь ни одной пещеры не останется. Хватит пары глубинных бомб, чтобы они достали от верхней точки хребта до основания. Этот вариант уже прорабатывался командованием. И потому я повторяю…
– А ты кто такой, покажись-ка, – сказал первый голос. – А то прячешься, как заяц, и серьезных дяденек насмерть пугаешь.
Этот человек, вероятно, имел какие-то основания командовать. Но если кого-то убивать, то именно командира группы, чтобы обезглавить ее. Тогда легче будет выпутаться. А командир бандитов, видимо, умел головой работать. По крайней мере, на выстрел старшего лейтенанта Шамсутдинова он среагировал правильно, чем поставил военных разведчиков в трудное положение. Этот, впрочем, заявляет, что кулаками работает лучше, чем языком. Он может и не быть командиром, хотя умение работать кулаками у бандитов тоже в почете.
– Ты хоть имеешь право переговоры вести? – спросил Герасимов, по мере сил оттягивая время и предоставляя возможность другим бандитам стянуться к этой точке, чтобы осколки гранат, которые будут сюда посланы, накрыли как можно больше из них.
– Я переговоры ни с кем не веду. Я могу только условия твоей сдачи обговорить. А потом передать их своему командиру, Имрану. Он идет с другого фланга.
– Я с ним поговорю, а не с тобой.
– Покажись, кто ты такой, – требовал бандит.
В принципе Андрею самому хотелось лучше знать обстановку. Разговаривать можно и в открытую. И он встал, не выпуская автомат из рук, но пряча его за кустом. Однако ствол все же направил в нужную сторону. И палец держал на спусковом крючке, готовый дать короткую резкую очередь туда, куда потребуется. Стрелять с пояса командир роты умел похуже, чем лейтенант Корепанов, но тоже умел, и в подобной ситуации это могло его выручить.
В пяти шагах от него стоял высокий, крутоплечий и крепкий телом бандит, весом, кажется, намного больше сотни килограммов. Снять его очередью было проще простого, в такого стреляй – не промахнешься. Но товарищи бандита оказались не так просты и залегли среди кустов. Таким образом, применять подствольники в этой ситуации смысла не было. Как и не было смысла давать офицерам команду на отбой гранатной атаки. Они сами все видят и решают. Герасимов не сомневался, что они примут правильное решение.
– И где твой командир? – громко спросил Андрей Александрович, чтобы предупредить голосом своих о подходе бандита, которого следует уничтожить в первую очередь. – Или ему волки мозги выгрызли?
– Ты мне сдавайся, а не командиру, – засмеялся бандит, держа автомат у пояса, но повернув ствол в сторону спецназовца.
– Не дорос ты до того, чтобы тебе сдавались, – с грубой насмешкой сказал капитан. – Впечатления достойного противника не производишь…
Герасимов выбрал скользкую тактику. С одной стороны, он вроде бы и переговоры предложил, с другой – он эти переговоры срывал, чтобы бандиты не жаловались, что были убиты парламентеры. И потому старался разозлить этого здоровенного парня, заставить его поднять оружие в боевое положение.
– По-моему, тебя я на голову перерос… – Бандит все еще смеялся, уверенный в собственном преимуществе.
Он в самом деле ростом был на целую голову выше Герасимова, хотя капитан не побоялся бы сойтись с этим великаном в рукопашной схватке. Там побеждает не физическая сила, а умение, а в нем командир роты был уверен. Но сейчас разговор не о «рукопашке» зашел.
– Не в росте дело. Голова у тебя слаба, значит, и говорить с тобой не о чем.
Видимо, это задело бандита за живое.
– Имран идти что-то не хочет, а ты мне надоел, – сказал он, как сплюнул, и начал уже поднимать руки с оружием, как вдруг резко опустил их, а сам всем телом вздрогнул.
А капитан вдруг увидел, что бандит остался почти без головы. Только нос висел над отвалившейся челюстью, а верхней части лица, начиная с глаз, не стало. И только через пару секунд бандит откинулся на спину. Времени разбираться в произошедшем не было. Герасимов вскинул автомат, ожидая, что оставшиеся четыре бандита поднимутся и обнаружат себя. Но никто не поднялся.
Рядом оказался старший лейтенант Шамсутдинов.
– Андрей Александрович, снайпер бандитов лупит… Всех, кто с этим пришли, положил. И на правом фланге двоих.
– Их пятеро осталось, – констатировал Герасимов. – Справимся. Заходим со спины и сбоку.
Он не сразу сообразил, что за снайпер стреляет. Но распростертое тело бандита-великана и остатки его головы что-то напоминали. Вспомнить, что, оказалось нетрудно. То же самое вспомнили и командиры взводов.
– Не понимаю, – сказал лейтенант Корепанов. – Сначала снайпер «краповых» расстреливал. Теперь нам против бандитов помогает. Что это за снайпер, откуда он взялся?
Новые взрывы мин заставили всех повернуть головы туда. Подумав пару секунд, Андрей вытащил «переговорку» для связи с «краповыми».
– Слушаю, – ответил знакомый голос.
– Толстощекин, ты?
– Я, товарищ капитан.
– Что там со снайпером?
– Там, похоже, целое гнездо снайперов. Выводок из яиц вылупился, что ли… Пытаемся достать минометом. У нас еще одна потеря в минометном расчете. Застрелили подносчика мин. Но мы минометы спрятали.
– Что ты про гнездо говорил?
– Мы видели там три человеческие фигуры. Наш офицер в бинокль наблюдал. Три человека там стояло. Сейчас залегли.
– Дело в том, что снайпер или снайперы только что выручили нас, застрелив семь бандитов, которые пытались нас окружить. И я не понимаю, что это за снайперы, если они бьют и бандитов, и вас.
– Я еще меньше понимаю. Минутку, товарищ капитан… Понял… Да… Вот, мне подсказали, что со скалы было сброшено тело. Наш наблюдатель видел. Должно быть, там смена караула произошла. Одновременно со сменой власти. Так что, они теперь в нас стрелять не будут?
– Я подозреваю, что на точке сейчас находятся два моих потерянных снайпера. И именно они расстреляли бандитов. А перед этим уничтожили их снайпера. Отменить минометный обстрел! Бандит в бандитов стрелять не будет. И спутать нас невозможно…
– Есть, отменить минометный обстрел. Максимов, передай приказ! Бегом! Все, товарищ капитан, стрелять больше не будут.
– Поднимитесь на перевал. Возможно, остатки бандитов попытаются прорваться по ту сторону хребта. Но перевала им все равно не миновать. Заприте соседнее ущелье. Моя рота…
– Ваша рота ушла в лес, товарищ капитан.
– Я знаю, я сам их вызвал. Ты держи перевал. Даже ночью. Мы будем искать вход в пещеры. И попробуем выдавить оттуда бандитов. Это значит…
– Это значит, что вы их на нас погоните. Вместе с волками.
– Да. Волков постарайтесь не трогать. Пусть себе бегут, куда хотят…
– Есть, не трогать оборотней…
Теперь уже слово «оборотень» звучало совсем не страшно и даже вызывало улыбку.
– Конец связи, – сказал Герасимов.
– Конец связи, – подтвердил Толстощекин и убрал рацию в карман.
Где-то внутри хребта, в каком-то тоннеле, тоскливо и протяжно снова завыл волк. Но теперь даже этот звук не заставлял никого подергивать плечами. Ведь основной критерий страха – неизвестность. А когда все известно, страх пропадает.
– Идем… Заходим бандитам в спину, спереди их рота подожмет и на нас выгонит. И снайпер поможет.
Капитан обернулся, посмотрел в сторону скалы, где сидел снайпер, и приветственно помахал рукой. Расстояние, конечно, большое, но снайпер в прицел должен увидеть этот знак. Может, и он помахал в ответ, но у капитана не было в наличии оптического прицела, и он не мог этого видеть…2. Младший сержант Петя Востриков, почти готовый снайпер, в одиночку принимает новый бой
Ситуация в лесу складывалась явно не в пользу спецназовцев. В инфракрасном режиме мне невозможно было разобрать, кто там находится, но по экипировке, в основном по головным уборам, я понял, что это офицеры нашей роты. Просмотреть людей в нормальном режиме мешали кусты. Но это точно были не «краповые», которые носят или свои яркие береты, или кевларовые каски. Наши в полевой обстановке обычно предпочитают бандану, сделанную из старой майки камуфлированного цвета. Здесь все три офицера были в банданах. А кроме наших и «краповых», в ближайшей округе никого и быть не должно. В принципе я не делал разницы в том, кого следовало выручать. Я одинаково выручал бы и своих командиров, и «краповых», хотя за своих, естественно, душа болела больше.
Я подсчитал количество бандитов. Двенадцать человек. Нашел Имрана. Он командовал группой и шел замыкающим на левом фланге, надеясь, что спецназовцы если побегут, то именно туда, где лес густой и где легче спрятаться. А они не побежали, а шли навстречу. Двое вместе, один чуть впереди. И на него выходило сразу пятеро. Еще двое могли вот-вот выйти на двоих чуть отставших, и тогда идущий впереди лишился бы их поддержки и прикрытия. И вообще разорвалась бы линия между ними. Не размышляя долго, я мысленно позволил себе выразиться по поводу минометчиков, которые в этот раз послали две мины с перелетом хребта, угостив зарядом соседнюю долину, и перевел прицел из режима поиска в режим прицеливания. Первый выстрел я хотел произвести максимально точно, поэтому на прицеливание, а больше на выбирание момента потратил полторы минуты. Я дождался, когда боевики окажутся рядом и один закроет другого. И только тогда выстрелил. Пуля прошла через голову первого и угодила в грудь второму. Винтовка сразу отлично зарекомендовала себя. Там все было кончено. Но разглядывать результаты своего труда я не стал, потому что следовало сделать еще несколько быстрых выстрелов, а интервал между выстрелами из «Харриса», как, впрочем, и из «Гекаты», довольно большой. Во-первых, пороховые газы заставляют отвернуться, проморгаться и перевести дыхание, во-вторых, отдача в любом случае сбивает с прицела, несмотря на амортизирующее приспособление в прикладе. Без этого приспособления, мне думается, приходилось бы после каждого выстрела менять на плече гипсовую повязку.
Из пяти бандитов я начал, естественно, с дальнего. Он как раз сидел за кустом, озираясь по сторонам и готовясь перебежать туда, где он мог бы спрятаться. Я не позволил бандиту подняться. Пуля вошла куда-то в грудь, и он сразу зарылся в куст лицом. Пока я снова прильнул к прицелу, прошла, казалось, уйма времени. Но я успел вовремя. И сразу нашел нужного бандита. Этот тип оборачивался через плечо, стараясь понять, что случилось с его товарищем. Я не позволил ему удовлетворить естественное любопытство.
Четвертый удачный выстрел заставил меня с легким содроганием сердца подумать о том, какое страшное оружие я держу в руках. Конечно, бандиты не ждут, что их будет расстреливать снайпер, и потому не опасаются атаки с дистанции. Но если бы и знали, что могло спасти бы их от тепловизорного прицела? Только пещера… Но до пещеры добежать я им не позволил бы. Четыре выстрела – пять уничтоженных противников. Это очень качественный результат. И заслуга в нем не столько моя, сколько техники. Винтовка себя оправдывает. Но во что превращается в таком случае война и во что она превратится через пару десятков лет, если техника будет развиваться, как сейчас, в геометрической прогрессии…
Против офицера, занявшего передовую позицию, осталось только два бандита. Я слегка подрегулировал «zoom» прицела, чтобы снова оценить ситуацию, и не понял, имеют ли возможность два отставших спецназовца помочь первому. Прицел винтовки не давал точного понятия о величине и густоте кустов. Но вполне могло получиться так, что отставшие не видят всю картину целиком и потому с поддержкой могут опоздать. Я решил не медлить. Поскольку два бандита стояли неподалеку, в трех метрах один от другого, я снова выбрал заднего, надеясь, что он будет падать аккуратно и не привлечет внимания напарника своим падением. Стрелял я в область горла, чтобы звук после попадания пули был более мягким. Выстрел снова оказался удачным. Еще бы ему быть неудачным, когда встроенный компьютер винтовки делает за меня практически все, а я только вовремя даю ему команды джойстиком или кнопками, а потом нажимаю на спусковой крючок. С этой винтовкой даже снайпером быть не обязательно: достаточно уметь обращаться с джойстиком, изучить функциональное предназначение кнопок, и можно стрелять без промаха.
Теперь на троих спецназовцев остался один бандит. Правда, еще пятеро были неподалеку, но этих пятерых я пока в расчет не брал, поскольку они не приближались к офицерам, а только отреза€ли им возможность вернуться к перевалу.
Две новые мины легли почти под основание моей скалы, а третья умудрилась ударить в пик, и при этом на меня посыпались каменные осколки. Приятного тоже мало, потому что каменные осколки от взрыва мины могут быть разными. Так, чего доброго, и сам пик на меня завалят. Но как предупредить минометчиков, что стреляют по своему снайперу? Меня интересовало, есть ли у спецназовцев в лесу связь с минометчиками. Может, да, а может, и нет. Если спецназовцы догадываются о моей поддержке, они должны попытаться как-то сообщить минометчикам. Если не догадываются, надо наглядно показать им, что я здесь и что я поддерживаю их. Значит, не стоит ждать. И я нашел прицелом последнего из пяти бандитов. Он о чем-то разговаривал – то ли вел беседу со своим убитым товарищем, не понимая еще, что за спиной у него никого нет, то ли с офицером спецназа. Последнее было для меня более предпочтительно. Это значило бы, что спецназовец увидит результат выстрела.
На сей раз я прицеливался более тщательно, стараясь сделать такой выстрел, на который невозможно будет не обратить внимания. Точку прицеливания я определил между двух тесно посаженных к увесистому носу глаз бандита. И плавно нажал на спусковой крючок. Выстрел получился зрелищный. И, судя по тому, как отреагировали на выстрел офицеры, они все поняли. И тут снова ударили минометы. Скала подо мной зашаталась уже сильнее. Положение могло стать опасным. Но зря, что ли, я демонстрировал свою работу? Тот офицер, что был впереди, вышел на открытое место и посмотрел в мою сторону. По коренастой сильной фигуре я узнал нашего командира роты капитана Герасимова. Значит, это я его выручал. Герасимов ситуацию прочитал. Он вытащил переговорное устройство и стал с кем-то беседовать. Подошло время следующей серии выстрелов из миномета, но они не стреляли. Значит, капитан Герасимов дал им «отбой». Это уже легче.
Раздавшийся в это время трубный волчий вой, который, как я уже понимал, шел через шахту, где мы с Валеркой висели в клети, и выходил из хребта где-то наверху, уже совсем меня не волновал. Кажется, волки показались мне даже симпатичными тварями. Мне они вреда не причиняли, и я им причинять не собирался, и потому их вой не заставлял меня содрогнуться.
Я между тем видел свою дальнейшую задачу в уничтожении оставшихся в лесу бандитов. И дело даже не в том, что меня сильно волновал боевой рекорд бандитского снайпера Адама, который я сумел пока только повторить – правда, затратив на это на один выстрел меньше. Перед своими командирами, воюющими там, в лесу, я имел значительное преимущество: во-первых, в собственной безопасности, что немаловажно, во-вторых, в способности видеть то, что не видят они, в-третьих, в высокой позиции, дающей возможность обзора. Следовательно, мне и предстояло обеспечить безопасность своих командиров, отстреляв бандитов, и не дать последним дать очередь в сторону офицеров военной разведки. А в густом лесу, где каждая ель со своими нижними лапами представляет собой прекрасное укрытие, под которым можно устроиться чуть ли не с уютом и комфортом, это сделать значительно проще, нежели на мелколесье у склона.
Способность и многофункциональность моей винтовки вызывала во мне, младшем сержанте контрактной службы Российской армии, легкую зубную боль – оттого, что наша прославленная оружейная промышленность делать такую великолепную технику не научилась. Чем тогда она славится, непонятно. Тот же автомат Калашникова, действительно достойный славы, уже давно стал вчерашним днем в сравнении с более современными зарубежными аналогами. Инструкторы рассказывали нам, что в грузинской армии, что стоит на границе с Южной Осетией против российских военных баз, винтовки, подобные «Харрису», имеются в каждом взводе. Точно так же бинокли с тепловизором имеет каждый командир взвода, тогда как у нас, если не считать трофейные бинокли некоторых офицеров, такой есть только у командира бригады, который сам участия в боевых операциях, естественно, не принимает. Обидно было мне этой винтовкой пользоваться, а еще обиднее было сознавать, что дело не только в оружии, а в боеготовности всей армии, с чьей-то глупой подачи переведенной на годичную службу. Я сам служил срочную службу и хорошо знаю, что за год невозможно подготовить солдата, способного воевать. За год можно научить солдата мыть туалеты, да и бордюры на территории военного городка известкой красить. И все это продолжается…
Но такие мысли не заставляли меня отказываться от возможности воевать американской винтовкой. И я начал искать цели. Винтовка и ее прицел, повинуясь моему приказу, начали, как сообщил компьютер, поиск биологических объектов…
* * *
Объектив сделал широкий охват территории, и компьютер не поспешил сузить изображение, дожидаясь моей команды. Значит, в поле зрения прицела попали дополнительные объекты, которые мне тоже предстояло определить. Но я, кажется, понял, что за объекты могут присутствовать в лесу. Если «краповые» блокируют перевал, то спецназ ГРУ непосредственно работает против бандитов. Капитан Герасимов с двумя офицерами пошел не прямо в сторону леса, а в глубину долины, постепенно срезая путь и сдвигаясь вправо. То есть в тыл пятерке бандитов. Смысл в таком маневре мог бы быть только в том случае, если бы со стороны перевала шли другие силы, способные выбить бандитов. Так оно и получилось. Тепловизор показал многочисленную цепь, выходящую двумя флангами в широкий обхват. Значит, Имрану и его команде предоставляется единственная возможность: выйти на командира роты и его спутников. Вот только будет ли это спасением, неизвестно. Имрану не известно. А мне, как и капитану Герасимову, все было уже ясно. Пять бандитов пройти через засаду из трех офицеров спецназа ГРУ не смогут ни при каких условиях. Может быть, даже помощь моя им будет не нужна, и лучше поберечь патроны, которых у меня не так и много. Правда, Лукман взял с собой запасную обойму к моей винтовке. А Адам принес мне винтовку Валерки – впрочем, с одной обоймой. Да в его «Гекате» обойма была полная. Так что лишних выстрелов мне все же лучше не делать.
Нужно было только решить вопрос о своем дальнейшем поведении: идти в сторону перевала на соединение с «краповыми» или же проконтролировать поиск спецназом ГРУ пятерых бандитов и оказать помощь, если потребуется. Без моей помощи обойтись наша рота, пожалуй, сможет. А «краповые» могут и напоить, и накормить. Язык во рту опять начал сохнуть, и желудок слегка подтягивало. Подкрепить силы хотелось бы. Да и Рамазан, наверное, ждать устал…
Я глянул в сторону «краповых». Они свернули минометы и переносили их выше, на самый перевал, где оборудовали новую позицию. И до меня, стало быть, теперь станут ближе. Удержаться было трудно. Голод и жажда толкали меня к спуску со скалы. Но в глубине души я понимал, что толкает меня к этому не жажда, и даже не голод. Просто элементарно хотелось как можно быстрее добраться до своих и наконец-то ощутить себя в безопасности. После плена, пусть и краткосрочного, это вполне естественное желание.
Еще раз осмотрев в прицел диспозицию в лесу, я пришел к выводу, что бандиты прорваться никак не смогут. Командир роты и его сопровождающие заняли правильные позиции, так что обойти их было нельзя.
Таким образом, моя задача на этой точке, кажется, была уже выполнена. Пора было спускаться, звать Рамазана, если он уснул, и двигаться к перевалу. Я передвинул от края свою винтовку, переложил ближе винтовку Валерки и почесал затылок, раздумывая, как мне пристроить за спину «Гекату». В любом случае с тремя винтовками будет идти неудобно. Придется Рамазана все же нагрузить. Я подошел к краю, чтобы окликнуть, и увидел его. Это я первоначально учил Рамазана отдыхать, разложив руки и ноги крестом. Он и сейчас лежал так же, только лицом вниз. Лежал рядом с воронкой от взрыва мины. И даже сверху было видно, как истерзано его тело осколками, как изорвана этими же осколками его одежда и трепещутся на ветру полуразорванные лоскутки камуфлированной куртки. «Краповые» минометчики не смогли попасть в меня, хотя мою скалу видели. Но они попали в Рамазана, которого не видели. Это, наверное, и было то, что называется судьбой, и спорить с этим было бесполезно.
Вздохнув с сожалением, я вспомнил Валерку, тоже погибшего от осколков, перекрестился от этого воспоминания и посмотрел на тропу, которую минувшим днем мы преодолевали вместе с Валеркой, а обратно шли уже с Рамазаном, и оба они погибли. Я посмотрел на тропу. И интуитивно присел…
* * *
Вдали на тропу выходили из расщелины в скалах бандиты. И продвигались вперед быстрым темпом, почти бегом. Я удивился их количеству. Если в Погорелом лесу их было только двенадцать человек, то здесь вышло уже никак не меньше двух десятков, и появлялись все новые и новые. Я понятия не имел, сколько всего бандитов прячется в пещерах, и у Рамазана спросить не догадался. Посчитал, наверное, что допрос Рамазана должен проводить командир роты. Но похоже было, что все бандиты сорвались с места, чтобы уйти из запертого пространства. Их торопливость говорила о том же.
Я оглянулся. «Краповые» только снимались с места, но сильно не торопились. Если бандитам хватит дыхалки, они раньше смогут захватить перевал. Более того, они еще и ближайшие к перевалу высоты хребта оседлают и тогда смогут расстреливать «краповых» с близкой дистанции. Бандиты будут сидеть на естественных крепостных стенах, с которых видно и сам перевал, и все, что под ним лежит, и тогда «краповым» поневоле придется отступить в Погорелый лес к спецназу ГРУ, который тоже окажется запертым внизу.
Долго думать у меня просто времени не было. Оставив все три винтовки на своем пятачке, я торопливо спустился на тропу и склонился над телом Рамазана. После стольких одновременно полученных осколочных ранений, конечно, не живут. Мина разорвалась у Рамазана за спиной, уронив его лицом в каменистую землю, и я даже в лицо старался не смотреть, когда переворачивал его на спину, чтобы забрать автомат и запасные рожки к нему. Три полных рожка. Стрелять можно до тех пор, пока автомат не заклинит.
Мои снайперские винтовки – оружие хорошее во всех планах, кроме одного: они лишены скорострельности и при низкой плотности огня не сумеют остановить бегущую толпу. А толпу эту необходимо или остановить, или хотя бы задержать на какое-то время, чтобы дать возможность «краповым» занять перевал и ближайшие подступы к нему. Хотелось надеяться, что они поймут, насколько сильна и убийственна для них позиция на скалах, разделяющих сам перевал и хребет, и займут эти скалы. Все зависит от опытности их командира. Но если я сейчас отступлю к «краповым», тогда уже бандитов ничто не задержит. Я сумею прорваться к своим, но сами «краповые» едва ли успеют занять выгодную позицию. А отсюда, со своей скалы, я смогу задерживать продвижение бандитов. А вот если они будут пытаться прорваться мимо меня, то смогу ли я удержать свою точку – это еще вопрос. И совсем уж не ясным был другой вопрос: подойдут ли ко мне на помощь «краповые»? Для этого им следовало знать проходы через скалы. А они их не знают. Я же не имею связи ни с ними, ни со своей ротой и потому не могу дать сигнал об опасности.
Да у меня, по сути дела, оставался только один вариант: издали расстреливать бандитов и не подпускать их на ближнюю дистанцию. Но тропа скоро должна сделать поворот, и бандиты окажутся в мертвой зоне, недоступной для моего оружия. Ближний пик будет закрывать обзор, и бандиты подойдут совсем близко. Значит, уже пора начинать стрелять. И чтобы подать хоть какой-то сигнал, необходимо снять со всех трех винтовок глушители. Без глушителя крупнокалиберная винтовка лупит, как пушка. Ее услышат все, а раз услышат, то постараются отреагировать. Пусть даже не ко мне прорваться, а хотя бы скалы над перевалом занять…
Снять глушители – дело нехитрое, хотя резьба на них мелкая и вертеть приходится долго. Тем не менее с задачей я справился. Все три глушителя сложил в стороне и все три винтовки выставил рядом, чтобы стрелять из них поочередно. И сразу же приступил к делу. При этом, памятуя о том, что запас патронов у меня ограничен, и помня свой удачный выстрел по бандитам, я старался подбирать цель так, чтобы пуля, пробив первого противника, угодила и во второго. Пуле моей винтовки бронежилет не страшен, но все же не позволит ей пролететь навылет. Поэтому я дал приказ прицелу показать наибольшее укрупнение и выбрал горло высокого бандита, идущего одним из первых. Он как раз удобно стоял и закрывал следующий ряд.
Отвыкнув стрелять без глушителя, я на какую-то секунду даже оглох от звука выстрела. Звучал он совсем не так, как выстрел из автомата, и даже гораздо громче, чем выстрел из охотничьего ружья. Но я сразу, не переводя дыхание, положил винтовку перед собой, а сам сместился к следующей. Здесь прицел был настроен, и я успел увидеть переполох, вызванный моим выстрелом в рядах бандитов. Я даже не сразу понял, что произошло, потому что не меньше десяти человек лежали и не шевелились. Но всех десятерых я, естественно, не мог уложить одним выстрелом, хотя впечатление складывалось именно такое. Сразу вспомнился рассказ отца, как он, будучи ребенком, пошел на охоту с дедовским ружьем. И нарвался на стаю куропаток, облепивших дерево. Отец выстрелил в одну, а с дерева свалились все. Но пока он радовался своему успеху, все до одной куропатки успели подняться и улететь. Просто он промахнулся, а куропатки упали в обморок от выстрела. Мне подумалось, что нечто похожее произошло и на тропе. Но я быстро разобрался. Трое бандитов лежали лицом к небу, хотя я рассчитывал на двоих. Прицел помог рассмотреть, что у двоих было пробито горло, а третьему, более низкорослому, пуля попала в рот. Безболезненно проглотить пулю калибра 12,7 бандиту не удалось. Умер, должно быть, от несварения желудка, тогда как первые двое – от удушья. Удивляться убойной силе пули не стоило, если она броню бронетранспортера и боевой машины пехоты прошивает с восьмисот метров. Американцы испытывали эти винтовки на своих хваленых монстрах «Брэдли», и два самых защищенных броней места – механика-водителя и командира экипажа – оказались полностью пробиваемы. Нашу технику можно пробить только сбоку, где броня потоньше.
Грохот выстрела, далеко пробежавший по ущелью, и смерть сразу троих бандитов заставили остальных залечь, чтобы спрятаться от следующего выстрела. Но это спасло бы их в том случае, если бы я находился на одном уровне с ними или ниже. Моя же позиция была более высокой, чего они, кажется, еще не поняли. И передовой бандит, что нес на плече гранатомет «Муха», как лежал, уткнувшись носом в тропу, так и остался лежать. Пуля пробила ему затылок и, как я мог предположить, через голову вошла глубоко в тело. Пока бандиты не отреагировали на второй выстрел, я опробовал и «Гекату». У этой винтовки отдача оказалась не такой сильной, хотя «газовая атака» винтовки после выстрела была более значительной. Я же быстро перебрался к первой винтовке, уже выплывшей из газового облака, и поднял ствол.
Однако, пока я перебирался от винтовки к винтовке, бандиты уже что-то сообразили и начали перегруппировываться, отыскивая камни, за которыми можно было спрятаться. Таких камней было немного и на всех не хватало, а подъем на хребет был слишком крутым, чтобы забраться по нему и найти убежище на высоте. Если бы они определили место, с которого по ним стреляли, то могли бы и вперед по тропе ринуться. Естественно, при этом были бы и потери, но большинство успело бы добежать до мертвой зоны, а там укрыться, перегруппироваться и осмыслить свое положение. Это осмысление привело бы бандитов к очевидному выводу, что им следовало бы идти на меня в атаку.
После следующего выстрела у меня промелькнула мысль, что я попал в какой-то склад боеприпасов – так вздрогнула и зашаталась скала подо мной. Она и от прямого попадания мины так не шаталась. И только после того, как я взял в руки следующую винтовку и посмотрел в прицел, я понял, что произошло. Бандиты все как один смотрели себе за спину, где поднималось большое пылевое облако. Значит, они взорвали свои пещеры. Может быть, не все, может быть, взорвали только выходы, чтобы отсечь возможность преследования. Но этим действием они и себе только одну дорогу оставили: через простреливаемую мною тропу.
Я повернулся вместе с винтовкой и посмотрел на «краповых» через прицел. Они не торопились и даже остановились, преодолев только четвертую часть подъема. Впрочем, остановились они для того, чтобы посмотреть на последствия рукотворного землетрясения. От этого любой человек остановится. А вот слышали ли «краповые» звуки моей стрельбы, поняли ли, что здесь идет бой, – этот вопрос оставался открытым…