Глава девятая

Перед ужином меня пригласили на перевязку.

Признаться, печень меня беспокоила больше, чем все остальное, кроме надоевших гипсовых повязок. Но от них я с помощью долговязого профессора уже избавился. Значит, осталась только печень. Сами переломы уже практически не болели. У меня вообще организм так устроен, что заживает все быстро. И переломы срастаются быстро. Но с ампутацией части печени я столкнулся впервые, как впервые услышал о способности печени регенерировать. Но мне еще заведующий отделением на следующий день после операции сообщил, что печень обладает удивительными регенерирующими способностями. Тогда пожалел, что у человеческой головы такой способности нет. Я не намекал врачу на свое лицо. Но он, видимо, именно так и понял, осмотрел мое лицо внимательно.

— По пластической хирургии я не специалист, но, если есть желание, могу посоветовать специалиста. Хотя бы для консультации…

— Спасибо, переживу, — отказался я, вызвав его глубокое непонимание.

Медсестра то ли заступила на суточное дежурство, то ли вообще была ко мне приставлена на постоянной основе и перешла на казарменное положение, но на перевязку меня позвала та самая Светлана, что поила крапивным чаем и помогала избавляться от экспериментального костюма. Пригласили меня на перевязку впервые с моего поселения в госпитале. Раньше перевязку делали на месте. Но, видимо, считалось, что я активно вхожу в боевую форму, следовательно, могу уже преодолеть в коридоре полосу препятствий. Это, конечно, не специальная полоса препятствий спецназа ГРУ. Я довольно бойко и ловко лавировал между стульями с сидящими на них больными, и единственным моим огрехом был момент, когда я слегка задел ногу бронелобого подполковника. Ту самую, которую танк переехал. Подполковник поморщился, хотя я, как мне кажется, легче танка. Но даже не матюгнулся. Он вообще относился ко мне, кажется, с уважением. И с тем же уважением передо мной почти извинился:

— Ничего, старлей, я сам виноват, что ногу вытянул.

Я вежливо не улыбнулся в ответ. И поспешил дальше. Футбольным болельщиком я не был и потому телетрансляцией не интересовался. Так и добрался до перевязочной.

Там меня ждало новое испытание. Хотя, если говорить по правде, испытанием это было больше для медсестры. Она отдирала пластырь с моего живота, а для меня это, признаюсь, гораздо неприятнее самой операции по удалению части печени. И потому я корчил такие рожи, что ввел Светлану в тихий ужас. Сильно побледнев, она сказала только одно слово:

— Подождите…

И стремительно убежала. А ведь я, кажется, ни разу не улыбнулся. Хотя и допускаю мысль, что непроизвольно это сделал.

Видимо, вернуться в одиночестве Светлана не решилась и привела с собой дежурного врача, мужчину немолодых лет, от которого, мягко говоря, слегка попахивало свежим спиртом. Наверное, врач перед выходом «саданул» для храбрости. Я его понял, не одобрил, но принял все это как должное. И вдвоем они принялись осматривать мои швы, что-то обсуждая шелестящим шепотом, в котором я смог уловить только их удивление.

— Сколько дней после операции прошло? — спросил врач.

Медсестра ответила.

— Такого не бывает …

При этом сам же начал сразу себе противоречить.

— Надо это сфотографировать.

Светлана вытащила из кармана трубку и затрещала камерой. Мой правый бок, кажется, стал каким-то предметом медицинского несоответствия.

— Вы слышали про препараты, которые ему дают? — спросила медсестра врача.

— Краем уха. Что-то китайское…

— Может быть — это?

— Кто его знает, — врач выпрямился. — Это выше моего понимания. Швы снять не забудь. Там все уже заросло. А с печенью что?

Он стал пальцами продавливать мою печень, определяя границы.

— А где была ампутация? В каком месте? — Врач откровенно не находил место, где мне кусок печени откромсали. — Нет, это выше моего понимания… Абсолютно…

Он резко выпрямился и сразу шагнул к двери. Еще раз напомнил Светлане:

— Швы…

И вышел.

Она же смотрела на мой правый бок.

— И что? — спросил я.

— Не могут швы так быстро зарастать. Не могут. Природа против этого, — сказала Светлана.

— Значит, могут, — постарался я быть не менее категоричным, чем дежурный врач.

— А скажите, зачем вам эти редкие препараты прописали? Да еще с таким строгим учетом… У наркосодержащих препаратов учет не столь жесткий.

— Военная тайна.

У Светланы глаза расширились от удивления и возмущения.

— Мы вас по кускам собирали, а вы… — медсестра готова была обидеться.

Но кто ей сказал, что я болтливый человек и просто обожаю на каждом углу горстями государственные и военные тайны разбрасывать!

— Это в связи с переходом на новую службу.

— Уходите из спецназа?

— Ухожу.

— Куда — тоже военная тайна?

— Не очень. В Федеральную службу охраны. Буду охранять президента. Отбор туда, сами, Светлана, должны понимать, какой. А я свою службу, можно сказать, уже начал. Препараты из Китая будут поставлять ему. А на мне их испытывали, — говорил я так серьезно, что сам в это поверил.

И Светлана поверила. Точно.

И принялась вытаскивать из моего тела только что срезанные медицинскими ножничками шелковые нитки операционных швов. Это было не больно…

Из невнятного объяснения медсестры я понял, что у меня не просто нежданно-негаданно заросли операционные швы, но и сразу начали рассасываться коллоидные рубцы, что обычно происходит лет через десять после наложения таких швов. После полостной операции этот процесс обычно затягивается. Более того, врач на ощупь не нашел места, где у меня была прооперирована печень. Печень могла и должна была бы регенерировать в течение года, может быть, больше. Но за неделю произойти восстановление никак не должно.

— А за какое время у ящерицы отрастает новый хвост взамен утерянного? — спросил я, не совсем уверенно считая себя в чем-то сродни ящерице .

Медсестра этого не знала. Я тоже не знал, как объяснить происходящее со мной. Как и медсестра, мог только предположить, что сработали китайские препараты. Возможно, электромагнитные колебания костюма образовали вместе с этими препаратами какую-то совместную оздоравливающую систему. Но это были только предположения.

В перевязочную вернулся дежурный врач. От него спиртным пахло уже сильнее, и запах был более свежим.

— Я написал на завтрашнее утро направление на УЗИ. Посмотрим, что там у вас в организме происходит. УЗИ у нас на втором этаже делают. На один этаж спуститься, я думаю, не проблема для вас. Лифт у нас, к сожалению, не работает.

— Не получится, — спокойно отказался я. — Завтра меня в госпитале не будет.

— Как? Совсем? Выписывают? — не поверил врач.

— Нет. Просто с самого раннего утра уезжаю по делам. Кроме того, на УЗИ меня можно доставить только в бессознательном состоянии. Сам я туда не пойду даже по приказу старшего по должности. У меня у друга жена работала на аппарате УЗИ. Когда была беременная, рассматривала постоянно свой плод. В результате родился психически больной ребенок. Умные ученые говорят, что УЗИ — хуже радиоактивного облучения.

— Вы игнорируете мои предписания? — строго спросил он.

После спирта врачу хотелось, кажется, поскандалить. Я же был настроен миролюбиво.

— Что вы. Просто служба у меня такая, она важнее моего здоровья. Мне надо ехать. Значит, нельзя идти на УЗИ. Извините…

Врача мои слова, кажется, еще сильнее обидели.

Или он вспомнил, что у него еще спирт остался, и решил догнать.

Место снятия швов мне снова обработали зеленкой.

— Я свободен?

— До утра. Утром я буду вас в костюм облачать. Заведующий отделением меня отправил с вами в поездку. Буду за вами присматривать. Обещаете слушаться?

— Нет. Обещаю слушаться только своих ощущений. И подчиняться необходимости, исходя из ситуации. Так вы сколько без сна можете работать?

— Я успею выспаться. Сегодня не дежурю.

— Муж ругаться не будет? Он, наверное, чувствует себя брошенным.

— Я не замужем. Была, не понравилось.

— Соболезную. Тогда — до утра. Приходите вместе с полковником Михайленковым. Он обещал вам помочь. Память у полковника, должно быть, хорошая.

— Ждите…

Утром я чуть не проспал. О причине могу только догадываться. Уж так, видимо, сладко спалось без гипса, без «вертолета», что не хотелось просыпаться в привычное время. Хотя подсознание все же положение тела контролировало и не позволяло мне принять наиболее удобную для сна позу. И это же подсознание контролировало график сна. Оно все же оказалось в итоге сильнее лени и заставило меня открыть глаза, глянуть за окно и окончательно проснуться. Обычно, даже не видя солнца, даже не имея возможности на чистый горизонт посмотреть, просто по куску неба, по его цвету, безотносительно погоды, приблизительно понимал, который час. Ошибка редко превышала в общей сложности десять минут, а это значит — пять минут в одну и пять минут в другую сторону. Я поднялся, правда, не рывком, как делаю это обычно, а, памятуя даже во сне, где и по какой причине я нахожусь, спокойно и без резких движений. В данном случае «поднялся» означало не то, что я взлетел на обе ноги и начал делать интенсивную зарядку, как всегда поступал в нормальном состоянии, а только лишь то, что сел на японской кровати с помощью собственных мышц, а не с помощью электродвигателей. Конечно, и часть спасительного костюма, заменившая мне гипсовый «вертолет», плечо сковывала существенно и не позволяла забываться. Тем не менее, сравнивая не только предыдущее утро, но даже предыдущий вечер, я уже начал понимать, что здоровье возвращается в мое тело стремительно.

Потребовалось собрать в кулак свою волю, чтобы побороть естественные опасения, отбросить в сторону желание дать себе поблажку из-за общего и общепринятого физического состояния и принудить себя встать с постели и делать пусть не полноценную интенсивную зарядку, не ту, что я раньше делал, лежа в гипсовых повязках. Тогда я поочередно прорабатывал сильным напряжением отдельные группы мышц. Теперь же я мог себе позволить напрягать мышцы не просто так, а в динамике. И это было более существенным средством, чем врачебные процедуры. Конечно, растирание мышц спины спиртом предохраняет от пролежней. Но несколько интенсивных пружинящих наклонов дают телу гораздо больше пользы.

За зарядкой меня и застал стук в дверь.

— Войдите.

Вошли полковник Михайленков и медсестра Светлана.

— Да вы что! — возмутилась медсестра, увидев, как я разминаю плечевой пояс, делая руками круговые вращения.

— Нормально! — дал оценку моим действиям полковник. — Будет жить, думаю. Давай собираться, старлей. Твой «скафандр» тебя уже заждался. И взвод ждет своего командира.

Медсестра начала не очень умело извлекать отдельные составляющие «скафандра» и раскладывать их, постоянно сверяясь с записями в блокноте, в порядке очередности облачения. Я, хотя и не старался запомнить эту очередность, когда меня в первый раз наряжали, все же кое-что тоже запомнил и дал Светлане пару подсказок. Полковник Михайленков наблюдал за нашими действиями молча и не вмешивался.

Сам процесс облачения занял времени меньше, чем раскладывание составляющих. Крепления были в основном однотипными, на стягивающихся защелках, и собрали меня довольно быстро.

— Завтракать будем в дороге. Препараты принимать после еды. Света, не забудьте взять препараты.

— У меня все готово.

— Тогда — едем. Машина нас внизу дожидается. Спустишься сам, старлей?

Я попробовал поднимать коленки. Получалось вполне сносно.

— Лестницу на прочность, товарищ полковник, не испытывал, но не думаю, что могут возникнуть проблемы. В любом случае, это лучше, чем прыгать в окно. Когда лифт не работает, у нас только два варианта. И я выбираю лестницу.

— Есть еще третий вариант, — возразила медсестра. — Санитары. Они вынесут на носилках, если что.

— Тогда зачем мне этот «скафандр»? — спросил я. — Только вместо бронежилета? Кажется, он ни одну пулю не выдержит.

— Заменяет бронежилет второго класса, — объяснил Михайленков. — От пистолетной пули, может быть, и защитит.

— Идемте, товарищ полковник…

«Волга» — не самый лучший вид транспорта, хотя когда-то, в советские времена, претендовала на звание машины для высших чиновников второго и более низкого звена. Но в любом случае это был не тряский армейский «уазик», на котором, как я слышал, ездит командующий спецназом ГРУ. В «уазике» меня основательно растрясло бы вместе с костюмом, который собственных амортизаторов не имеет.

Полковник хорошо, видимо, знал ситуацию и потому выбрал для поездки такой ранний час. И, несмотря на это, дорога уже была загружена, и передвигались мы достаточно медленно. «Волга» не имеет штатного кондиционера. А опускать стекла в машине было рискованно — слишком много автомобильных выхлопов устремляется сразу в раскрытое окно. И потому в машине было душно.

Михайленков, как все полковники Российской армии и как большинство генералов, предпочитал ехать на переднем пассажирском сиденье, предоставив мне и медсестре Светлане большие удобства заднего сиденья. Я даже ноги мог вытянуть, хотя и не полностью…

Медсестра рядом со мной почти сразу задремала и время от времени слегка похрапывала. Зная, как женщин обижают обвинения в храпе, я ее даже ни разу не толкнул в бок. Пусть себе…

— Товарищ полковник, — сказал водитель, — у меня такое впечатление, что за нами едет машина. Такси «Форд Фокус». Практически от самого госпиталя. Как мы за угол свернули, машина прилипла.

Михайленков попытался в правое зеркало посмотреть, но это было нелегко. Тогда он обернулся, как и я, и сквозь заднее стекло стал смотреть. Белая машина-такси держалась в отдалении.

— Близко не подъезжала? — спросил полковник.

— В зависимости от наполненности дороги. То ближе, то дальше, но из виду нас не теряет.

«Форд Фокус» пропал из зеркала только на выезде из города, уже после того, как мы миновали эстакаду МКАД. О чем водитель нам сообщил.

— А кто там может быть? — не открывая глаз, спросила медсестра.

— Кто угодно, от бандитов и террористов до случайных попутчиков, — ответил Михайленков спокойно, но я заметил, как он передвинул кобуру с пистолетом со спины ближе к боку.

Чуть легче стало ехать только после Балашихи и уже почти свободно после Ногинска. При всех своих недостатках, «Волга» имела и собственные достоинства. Правда, достоинства эти можно было сравнить с достоинствами танка на автомобильной дороге, тем не менее. Разогнаться выше запретного уровня машина не могла, значит, и инспектора ДПС на наш транспорт внимания не обращали. Кроме того, тяжелая машина сама ощущала свою весомость, и нам передавалась ее устойчивость на четырех колесах.

Разговаривать в присутствии водителя и медсестры полковник Михайленков желания не проявлял, ехали молча. Даже без музыки, поскольку машина не была оборудована магнитолой. Я по привычке в машине дремать не любил. Когда едешь в машине старшим, обычно в кабине грузовика, всегда смотришь на дорогу и на то, что дорогу окружает, очень внимательно. Это уже в привычку вошло, потому что не водитель отвечает за то, что может произойти на дороге, а старший машины. Я по привычке продолжал наблюдение. И нечаянно заметил, что полковник Михайленков смотрит примерно так же. Уже из одного этого можно было предположить, что раньше полковник в войсках служил и только недавно на управленческую должность переведен. И, скорее всего, ему приходилось в соответствии со званием ездить старшим автомобильной колонны, а раньше и старшим машины.

О том, что в регионе проводятся масштабные войсковые учения, догадаться можно было задолго до того, как мы прибыли на место. Не доезжая Владимира, свернули на суздальскую, нам стали часто попадаться машины с черными армейскими номерами. Причем большинство машин принадлежали Западному военному округу. Правда, встречались и машины Генерального штаба, имеющие особый код, и машины ракетных войск стратегического назначения, и машины воздушно-десантных войск. Я знал, что многие главные управления Министерства обороны имеют собственные автомобильные коды в номерах, но знал также, что ГРУ таких кодов не имеет. И вообще, садясь в «Волгу», не поленился на номер посмотреть. Номер был московский, гражданский, как и большинство машин нашего ведомства, кроме официальной боевой спецтехники.

«Волга» свернула вправо и покинула асфальт. Конечно, для какой-нибудь иномарки эта дорога могла бы показаться непроходимой. Наша же отечественная, пусть и не полноприводная машина легко справлялась с ухабами. Полковник Михайленков держал на коленях планшетный компьютер с включенной программой-навигатором, которая время от времени давала команды, куда повернуть. На удивление, навигатор не обманывал, как порой случается.

Несколько раз полковник оглядывался, пытаясь увидеть, не едет ли кто-то за нами. Но никого не заметил.

Мы миновали несколько деревень. И тут я увидел стоящую прямо в поле танковую колонну. За деревней мы снова выехали на асфальт. А еще через пару километров свернули на узкий бетонный съезд, который привел нас к металлическим воротам с надписью над ними «Пионерский лагерь». Хотелось надеяться, что солдат у ворот охраняет не детские дружины, а место, к которому я стремился. Хотя солдат был и не из спецназа ГРУ, тем не менее надежда на то, что мой взвод находится где-то рядом, была.

Едва «Волга» заехала на территорию, у полковника Михайленкова зазвонил «мобильник».

— Полковник Михайленков, слушаю вас… Так… Да. Да. Я понял. Спасибо за оперативное предупреждение. Так. Да. А каким образом он может это делать? Понятно. Спасибо.

Полковник убрал трубку и обернулся ко мне.

— Кот, есть новости. Нас сопровождал в этой поездке сам Айтмырзаев. Не знаю, как он на нас вышел… Сначала вел визуальное наблюдение. Потом отстал, чтобы не быть заметным, и ехал вдалеке, вне зоны прямой видимости. Наши спутники предполагают, что у нас есть какой-то прибор, который Айтмырзаев использует в качестве радиомаяка. И потому знает, где мы находимся. Есть еще данные… — полковник покосился на медсестру, но та дремала по-прежнему. — Айтмырзаев звонил капитану Лосовски в США. Говорил с капитаном в повышенном тоне. Словно на скандал нарывался или какие-то претензии высказывал. Переводчик, видимо, плохо владел арабским языком, и потому плохо понял суть разговора. Пригласили еще одного, они вдвоем пытались разобрать, но тоже ничего не поняли. Сейчас ищут третьего переводчика. Выясним, что там произошло. Но пока он здесь, рядом. Наверное, ищет встречи с нами.

— Буду рад такой встрече, — сказал я, заранее улыбаясь, как улыбнулся бы самому Айтмырзаеву. — Вот и возможность костюм испытать…