Первый взгляд нового гостя, шагнувшего за порог, непонимающий. Не растерянный, а именно непонимающий. Вообще, судя по лицу, этот властный взгляд растерянным быть не может.

– А ты кто такой? – сразу и резко спрашивает вошедший.

Он явный кавказец, но говорит совсем без акцента. И одет вполне цивильно, при галстуке, выглядывающем из-под мохерового шарфа, от всех обыкновенных кавказцев, ошивающихся на базарах и возле них, отличается тем, что гладко выбрит. Полностью цивилизованный и урбанизированный человек с претензией на интеллигентность.

Сохатый улыбается.

– Гость этого дома…

– Где Халил?

Сохатый кивает в сторону комнаты. Второй кавказец без пистолета. Но у него руки, как стволы крупнокалиберной пушки. Такими руками только бронированные двери пробивать. Головой, похоже, можно делать то же самое, без всякого ущерба для себя. По крайней мере, лицо откровенно сообщает об этом, словно на лбу вывешена надпись.

– Присмотри за ним… – Интеллигентный и властный кивает напарнику в сторону Сохатого и неосторожно поворачивается к Дым Дымычу спиной.

Так поворачиваться означает не уважать противника. Но все законы боевых действий и даже простых спортивных единоборств говорят о том, что нельзя неуважительно относиться к противнику, которого не знаешь, что Дым Дымыч тут же и доказывает.

Тяжелая рука второго кавказца похлопывает Сохатого по плечу. Не с размахом, но с откровенным желанием наглядно объяснить весомость этих лапищ. На лице нарисована радостная улыбка прирожденного дегенерата. Потом одна из лапищ пытается повернуть его в сторону комнаты. Дым Дымыч поворачивается послушно, но гораздо более резко, чем противник ожидает. И, сделав круг, его локоть точно попадает в подбородок. Хряст раздается впечатляющий.

Первый кавказец медленно, с недовольным лицом оборачивается на звук падающего тела, уверенный, что увидит одну картину, но видит другую. Однако поднять опущенный ствол пистолета не успевает, потому что Сохатый бьет его ногой в печень и заставляет упасть на колени в другом конце коридора. Отлетевший пистолет сразу уходит в руки нежданного оппонента, хотя интеллигентный и властный кавказец пытается нащупать его на полу рукой.

К сожалению, с собой Дым Дымыч взял только две пары наручников. Но в жилой квартире всегда найдется что-то, необходимое для использования в качестве подручных средств. Заглянув в ванную комнату, Сохатый просто срывает веревку, на которой над ванной вывешивают выстиранное белье, и связывает ею одного и другого по проверенному спцназовскому методу, в просторечье называемом «баба-яга». Руки стягиваются за спиной, конец веревки петлей охватывает горло и тянется снова за спину, обхватывает одну из ног в лодыжке. В этом случае ни руками, ни ногой пошевелить невозможно – сам себя рискуешь удушить. И, если желаешь дышать нормально, то ляжешь на бок, придавив руку и ногу, и постараешься не шевелиться.

Дым Дымыч, взяв за шиворот, как тяжеленные кули, перетаскивает связанных в комнату. И видит испуг на лицах первых чеченов. И этот испуг становится ему понятен. Чечены, живущие в одном городе, обычно знают друг друга хотя бы в лицо.

– Они тоже пришли за деньгами? – спрашивает Дым Дымыч.

Муса кивает головой, не в силах произнести ни слова пересохшим ртом. Глаза готовы из орбит выскочить. Халил выглядит не лучше, но у этого во взгляде и злость, и отчаяние, эту злость пробуждающее.

– Убей их… – говорит Халил. – Убей, или они убьют тебя…

– Кто это? Что за парни?

Интеллигентный и властный пытается пошевелиться и повернуть голову, но метод связывания доставляет, видимо, ему некоторые неудобства, и он только злобно, по-волчьи хрипит. Натуральный хищник, попавший в сети, чувствует свое бессилие.

– Убей… – настаивает Халил. – Убьешь, я буду говорить…

– Я посажу тебя в одну камеру с ними… Если говорить не будешь…

Теперь и Халил пугается не на шутку.

– Это убийцы… Тот, Немой… – он кивает в сторону громилы с мощными руками: – Настоящий палач… Его так и зовут – Хасан-палач… Или – Немой Палач… Второй еще хуже… Второй чужими руками убивает… Убей их… Иначе их завтра же выпустят… Убей… Мы подтвердим, что они оказывали сопротивление…

– Их не выпустят.

– Они всегда откупаются…

В дверь снова звонят. Долго и требовательно. Сохатый смотрит на часы.

– А теперь кто?

– Не знаю… – обреченно говорит Халил.

Дым Дымыч вздыхает, вытаскивает пистолет и идет к двери. Выглядывает в «глазок» и видит людей в касках и бронежилетах. Оказывается, «альфовцы» поторопились «выручить» задержанных чеченов, тоже зная способности Сохатого к развязыванию языков.

– Заходите, а то мне некогда, – распахивает Сохатый дверь.

Во избежание эксцессов, вызванных непониманием, с группой захвата приехал капитан Рославлев, контактирующий с интерполовцами во многих операциях, и хорошо знающий Сохатого в лицо.

Выйдя из дома и усевшись в машину, Дым Дымыч видит за углом троицу своих уголовных друзей. Они, конечно же, не поверили ему на слово и решили дождаться и посмотреть, как будут развиваться события. По их мыслям, Сохатый должен чеченов «грохнуть», а деньги забрать… Репутация всегда впереди человека бежит… Но три машины с прибывшими парнями в бронежилетах, судя по всему, произвели на уголовников соответствующее впечатление.

Сохатый машет рукой. Подходят торопливо. Физиономии не выражают на себе претензий. Поняли, что чуть было не влезли в дело, которое явно не по зубам таким, как они, и уж совсем им не нравится статья уголовного кодекса, под которую они чуть было не загремели…

– Садитесь, подвезу уж, – смеется Дым Дымыч.

Машина выезжает из двора.

– Сдал нас? – спрашивает Красный.

– Если бы я вас сдал, вас уже повязали бы.

– Тогда их сдал? – Квадрата волнует термин «сдал» гораздо больше, чем суть сделанного.

– Их я не просто «сдал», я за ними охотился. А вы мне просто помогли.

– В менты, что ли, подался? – теперь и Ерема смелость проявляет.

Сохатый резко тормозит, не забыв посмотреть в зеркало заднего вида – нет ли поблизости машины, которая может въехать ему в багажник.

– Выпрыгивайте… Пешком пойдете… Я не люблю, когда меня оскорбляют…

– Не обращай внимания, – миролюбие, обычно не свойственное Красному, проявляется, когда не хочется ехать на городском транспорте. – Это он по природной дурости…

Сохатый едет дальше, но во двор не заезжает, высаживая уголовников около поворота дороги.

Перед тем как вернуться в бюро, Дым Дымыч заезжает в кафе, чтобы пообедать, потому что знает – во время операции обедать не всегда удается, а иногда не удается даже завтракать и ужинать. Если уж закрутится колесо, то оно закрутится на такой скорости, что невозможно из круга вырваться для удовлетворения каких-то собственных потребностей. Но пока это колесо только раскручивается и набирает обороты. Если бы появилась срочная работа, ему уже позвонили бы…

После обеда, опять «поплавав» в дворовой луже, Сохатый ставит машину на стоянку и поднимается в офис. Басаргин через общий коридор возвращается из своей квартиры как раз тогда, когда Тобако открывает дверь Дым Дымычу.

– Новостей нет?

– Пока всякие мелочи, – фраза отчего-то звучит, как угроза.

– А «двух капитанов» куда дели?

Ангел с Пулатом, как объясняет Доктор, отправились в ГРУ, чтобы там попытаться выяснить что-то по прямой связи, которую полковник Мочилов взялся наладить с группой Согрина. Сохатый чувствует какое-то непонятное общее состояние и вопросительно оглядывает всех оставшихся.

– Что-то случилось?

– С тебя бутылка коньяка, – басит Доктор Смерть. – Давай деньги, я сам сбегаю, ты нормальный по неграмотности не выберешь. Ты всегда самый дорогой и самый плохой покупаешь. Самые дорогие всегда плохие. Особенно если пишут, что это французский…

– По какому поводу? – не понимает Дым Дымыч.

– Тебе американцы премию дадут – десять миллионов долларов.

– Я согласен, только не знаю, за что…

– Говорят, твоих пленников сегодня железнодорожным составом вывозили. Целую гору «повязал»… – улыбается Тобако.

– Всего-то четверых. Пару любителей «шпор», и еще одну пару, которая этих бить, как я понял, пришла. Тоже чечены… Пришлось заступиться, чтобы передать своих подопечных в нормальном неразобранном виде.

– Там только один чечен – Немой Палач, – объясняет Зураб. – Он давно уже в федеральном розыске. Многих людей замучил до смерти. А второй – афганский курд по кличке Биржевик Забар. Один из организаторов акции 11 сентября в Нью-Йорке. Американцы за его поимку обещали десять миллионов баксов…

– Что с деньгами делать будешь? – спрашивает Доктор.

– В зубной кабинет схожу. При нынешних ценах, этого может и хватить.

– Я не уверен. – Доктор улыбается. – Я тоже в прошлом месяце имел удовольствие посетить такой кабинет и пришлось основательно раскошелиться.

– Ладно, – говорит Басаргин. – Давайте по-серьезному говорить. Как они там оказались? Зачем пожаловали?

– Вы поторопились предупредить генерала Астахова. «Альфовцы» приехали раньше, чем я успел их допросить.

– Генерал тоже сетовал на торопливость своих бойцов, – усмехается Доктор. – Они попали в «зеленую улицу» и не застряли ни в одной пробке, хотя время рассчитывали именно со скидкой на это… В их присутствии, разумеется, допрашивать можно только при наличии адвоката или сажать Сохатого в одну камеру с задержанными .

– Это уже проехали, – возражает Сохатый. – Мне не нравится подвал Лубянки. Сейчас дело международное, и можно применять скополамин . Любой прокурор подпишет санкцию.

– Но хоть что-то ты узнал?

– Узнал не я, узнал Халил Мадаев – пришедших. И Раздоев тоже узнал. Из этого я делаю вывод, что они встречались. Только следует узнать, где и при каких обстоятельствах. Оба парня сильно перепугались. Раздоев чуть язык не проглотил, а Мадаев настоятельно просил их убить… Говорит, что они уже задерживались и всегда откупались… Надо проверить. Задерживались скорее всего ментами.

– У наших ментов нет портретов людей, проходящих по международному розыску, – пытается Басаргин проявить объективность и защитить ментов.

– Но у них есть большая коллекция портретов по всероссийскому розыску, – возражает Тобако. – И Немой Палач там присутствует.

Телефонный звонок прекращает спор.

– Генерал Астахов, – сообщает Доктор и включает на телефонном аппарате спикерфон.

– Слушаю вас, Владимир Васильевич. – Басаргин склоняется над микрофоном.

– У меня к вам, Александр Игоревич, не совсем обычная просьба.

– Слушаю.

– Биржевик Забар, конечно же, проходит по розыску Интерпола?

– Конечно. Мы уже полюбовались его портретом и изучили все данные на него.

– В Лион, надеюсь, сообщить не успели?

– Не успели.

– Слава богу… А можете пока не сообщать?

– Не уверен в правильности таких действий, товарищ генерал… Задержание, пусть и непреднамеренное, произвел наш сотрудник. Человек проходит по розыску согласно нашим спискам. В данном случае я говорю не о премии, обещанной правительством США, а только о представлении успешной работы нашего бюро в Лионе. Там с нас тоже спрашивают соответственно, и в наших интересах отчитаться сегодня же…

– Тут есть некоторые тонкости. Единственное, что мы можем в данном случае предъявить Биржевику – незаконное ношение оружия… Больше у нас на него ничего нет. В сравнении с тем, что ему предъявляют американцы, это незначительный пустяк.

– И что?

– Вы знаете основные положения статей об экстрадиции?

– Только в общих чертах.

– Там есть такой пункт, что если задержанный сам выражает согласие на экстрадицию, его передают стороне, оформившей запрос, в течение суток. В противном случае мы имеем право запросить все документы, подтверждающие обоснованность ареста и экстрадиции, что может затянуться на длительный срок. У нас есть опасения, что, в случае, если Биржевик пожелает отправиться в Америку, мы ничего не сумеем из него вытянуть. А он, судя по всему, желает поступить именно так. Вы понимаете, чем вызвано это желание?

– Он не хочет срывать операцию, которую намеревался провести на территории России. Я думаю, у Биржевика есть уверенность, что с его арестом дело будет продолжено. А американцам его выдадут в любом случае, только позже. И он предпочитает американцев, но сразу. То есть заявляет, что вы обязаны отправить его сегодня же в Америку…

– Вот-вот. Верно мыслите. И потому мы решили пока официально не опознавать его. То есть мы заявляем, что задержали человека, похожего на Биржевика Забара, потому что информация об этом может пройти, помимо нас, от тех же террористов, и тогда нам не избежать дипломатических запросов, а это не всегда приятно. Террористы тоже понимают свою выгоду и догадываются, что Биржевик Забар в Америке для них гораздо безопаснее, нежели здесь… Но мы конкретного заявления делать не собираемся, и, насколько это возможно, будем тянуть время. Более того, мы заявим, что задержали двоих человек, похожих на него, и каждый утверждает, что именно он и есть Биржевик Забар… Понимаете тонкость?

Басаргин с улыбкой оглядывает своих сотрудников, взглядом призывая оценить генеральскую хитрость. Впрочем, к таким хитростям он сам привык за время работы в ФСБ и потому не особенно удивляется.

– Вы не можете экстрадировать двоих по одному запросу. И требуется время для уточнения. Время, в данной ситуации, на вашей стороне.

– Правильно.

– А где вы второго взяли?

– Они на каждой привокзальной площади толпами собираются. И искали даже не слишком долго. Нашли похожего бомжа. Чуть-чуть подчистили, вымыли, загримировали. С его согласия. В тепле и при постоянной кормежке ему живется лучше… И, понимаете, какое мы создали положение? Такое положение вы и можете описать в своем докладе руководству в Лион. Вы взяли одного, мы взяли второго. Думаю, мы недолго будем оспаривать лавры первенства один у другого. Разберемся. Прокурор не будет против применения психотропных средств, а если это не поможет, попросим у вас Лосева. Как смотрите на такое предложение, Александр Игоревич?

– Я думаю, – улыбается Басаргин при взгляде на невозмутимого Сохатого, – что Дым Дымыч поверит вам на слово.

– Не понял…

– Дым Дымыч поверит, что вы не «прокинете» его в вопросе американской премии. Это шутка, товарищ генерал.

– Итак, договорились?

– Договорились.

Едва Доктор отключает спикерфон, как звонит Ангел.

– У нас самые последние новости из Чечни. Разговаривали с Кордебалетом. У него как раз был сеанс связи… Там завершена операция, в результате которой уничтожены значительные силы боевиков. Больше тридцати человек захвачено в плен, среди них несколько эмиров-террористов. Единственная неприятность – сумел уйти Абдул Мадаев и унести с собой, предположительно, миллион долларов.

– Вот это зря. Куда же Сохно смотрел?

– Сохно ранен. Кажется, не слишком серьезно, так мне кажется.

– Откуда такое мнение? Из Москвы всегда виднее?

– Он придумал какую-то ловушку для эмира Абдула. Я передал Кордебалету список вопросов для допроса Мадаева, если удастся его захватить. В том числе просил поинтересоваться и его московским племянником…

– Это уже ни к чему. Племянник арестован.

– Ладно. Там много вопросов. Спросить есть что.

– Хорошо. Возвращаетесь?

– Дождемся здесь полного окончания операции. Я хочу поговорить с самим Сохно…

– Какая связь? – спрашивает Тобако. – Разговор не прослушают?

– Нет… В полевых условиях это невозможно… Мы говорим по высокочастотному радиотелефону…