Глава шестая
Конечно, вовсе не обязательно то, что отряд спецназа внутренних войск увидит дым костра, который «краповые» сами же жгли нынешним утром, примет его за сигнал и вернется к камням. Во-первых, могут и не увидеть, если вдруг они находятся в глубине какого-то ущелья. Во-вторых, увидев дым, они могут и не поспешить на него, потому что заняты выполнением каких-то других, собственных конкретных задач. В-третьих, вот-вот уже должна была подступить ночная темнота, и тогда этот белый дым рассмотреть можно только со сравнительно небольшого расстояния. А с дистанции его и увидеть невозможно. Не зря же бандиты жгут костры в своих землянках и на своих кухнях только по ночам. В-четвертых, «краповых» давно могли попросту «снять» отсюда, скажем, вертолетом, и они уже спокойно отдыхают у себя на базе. Был ли тогда смысл застревать здесь на ночь, дожидаясь возможного, но вовсе не обязательного возвращения спецназа внутренних войск? Старший сержант Семисилов считал, что смысла такого нет. О чем и сообщил всей своей команде. Он принял решение идти даже ночью, чем сильно расстроил эмира и чуть-чуть бомжей, непривычных к таким длительным переходам. Бомжи уже ноги переставляли с трудом.
Спецназовцы же к сообщению старшего сержанта отнеслись спокойно и сразу поднялись, показывая свою готовность. Автоматы за плечом, как бандиты, спецназовцы не носили. Автомат всегда должен быть даже не на животе, а только на груди, на коротком ремне, который позволяет по максимально короткой траектории прижать приклад к плечу или к бицепсу, как стреляют некоторые, и глаз к высокому коллиматорному прицелу. В боевой обстановке это считается привычным и наиболее рациональным способом ношения оружия. Это оценил своим опытным глазом даже эмир Дагиров, который присматривался к спецназовцам и с удивлением понимал, что эти мальчишки умеют и воевать, и убивать лучше, чем его моджахеды. И вообще действуют чуть ли не на каком-то механическом уровне. Он понимал, что засада в камнях была, и понимал, что засада эта, скорее всего, уничтожена, хотя об этом не было напрямую сказано ни слова, только младший сержант Васнецов сказал бомжу Бородино, подтверждая опасения эмира:
– Теперь эта шапка твоя. Никто у тебя ее не заберет…
Это было единственным, хотя и косвенным подтверждением того, что мальчишки-спецназовцы расстреляли его моджахедов. А ведь все моджахеды его джамаата воюют уже не первый год, все опытные, злые как волки, неуступчивые мужчины с сильным характером, настоящие бойцы, как видел их эмир. Как же они могли уступить этим пацанам? Может быть, пацаны просто лучше обучены? Выдрессированы так, что действуют на уровне боевых роботов. Это было единственным достоверным предположением. С боевыми роботами простому человеку соревноваться сложно. У боевого робота может быть только одна психология – направленная на уничтожение противника. И он во всех ситуациях стреляет раньше, и всегда первым.
О своем будущем эмир не хотел думать в черных красках. Он, конечно, бравировал, когда разговаривал со старшим лейтенантом, когда угрожал тому и всеми доступными ему в том положении средствами показывал, что не боится ареста и уверен в своем скором освобождении. Тем не менее эта бравада в какой-то степени тоже делала его уверенным в том, что все завершится благополучно. В основном эта уверенность была основана на том, что спецназ не знал, где находятся десять бойцов его джамаата. И уверен был, что они постараются его освободить. Наверное, уже постарались, но нарвались на этих молодых роботов-«волкодавов», которые постарались оправдать принадлежность к породе. Одновременно к породе роботов и к породе «волкодавов». Сколько моджахедов погибло в засаде? Неужели все? В это не верилось и даже верить в возможность подобного не хотелось. Стрельбы слышно не было. Конечно, спецназовцы стреляли. Но разве с такого расстояния услышишь выстрелы их автоматов, снабженных глушителями? Но ведь не могли же все десять опытных моджахедов поднять руки и встать к стенке, дожидаясь расстрела, когда увидели четверых приближающихся солдат-роботов? Обязательно должны были бы прозвучать ответные очереди. Десятерых расстрелять не так просто, как двоих-троих, даже имея оружие с глушителем. Предположим, несколько человек засядет на передней линии, несколько человек на задней. Расстреляют сначала заднюю линию, потом возьмутся за переднюю. Реально это? Теоретически, наверное, вполне. Хотя на практике обычно все бывает не так – у падающего бойца хоть что-то загремит. Оружие ли уронит или просто запасной магазин ударится о землю. Другие на этот звук обернутся и сразу ответят огнем. Стрелять моджахеды тоже умеют быстро и точно, может быть, и не хуже роботов. Это не сваны, с которыми эмир Дагиров сегодня, имея численное преимущество, проиграл бой. Сваны были без опыта, они вообще ничего не умели – ни укрыться от пуль противника, ни сами точно стрелять. У них вообще никакого боевого опыта не имелось. И им тягаться с боевыми роботами бессмысленно. А бойцы джамаата Бабаджана Ашуровича прошли суровую школу. Он многих людей потерял за два последних года. Но с ним остались только лучшие, которые всегда составляли конкурентную силу любым федеральным силам. Хотя и приходилось эмиру Дагирову действовать в основном против подразделений полиции, разных плохо обученных СОБРов и ОМОНов и против полицейского спецназа. Эти почему-то считали, что форма и автомат в руках уже делают из человека воина. Ошибочное мнение! Форму можно натянуть даже на восьмидесятилетнюю бабушку и сунуть ей в руки автомат. Воевать она все равно не сможет. Но его бойцы действовали всегда лучше этих ментов. Вовремя атаковали и вовремя организованно отходили, четко отсекая от себя любое возможное преследование. Никогда не выказывали ни паники, ни растерянности. Всегда друг друга поддерживали и демонстрировали хорошую реакцию и быстроту мышления. И потому Бабаджан Ашурович не мог поверить, что в только что уничтоженной засаде были все его моджахеды. Скорее всего, один или два человека. От силы – три или четыре, которых можно сразу уничтожить одновременным обстрелом сзади. Четыре человека в засаде, четыре робота-«волкодава» подкрались сзади. Четыре очереди в спину. Рисковать никому не хочется. И эти солдаты мечтают живыми и здоровыми вернуться домой, а потому, как предполагал эмир Дагиров, его моджахедам даже не предложили сдаться, а сразу расстреляли. Конечно, никто из его парней сдаваться не пожелал бы. Тем не менее теперь приходилось думать, что потери джамаата большие. В общей сложности – серьезные потери. Шестеро убито утром. Сколько-то сейчас. Может быть, очень большие потери. Хотя и не катастрофические. Катастрофа произойдет только тогда, когда эмир останется один. А пока у него есть хотя бы два моджахеда, он по-прежнему остается опасным. И пусть эти моджахеды сейчас не с ним, но они обязательно пойдут по их следу. Они не оставят преследования только потому, что наступает ночь. Ночь – лучшее время для неожиданного нападения…
* * *
Опять пошли быстро. Старший сержант Семисилов снова встал во главе группы и шел, как считал Бабаджан Ашурович, так, как могут ходить только стопроцентные боевые роботы. Словно не чувствовал усталости. Включал в голове какую-то программу и выполнял ее. И другие спецназовцы шли так же. А как быть простым людям, которые идут рядом с ними? Как быть раненому эмиру, как быть в конце-то концов бомжам, которые и без того еле живы?
Но бомжи терпели, терпел и Бабаджан Ашурович. Как раз потому терпел, что не жаловались на судьбу бомжи, которых он презирал. Они шли, стиснув до посинения губы, едва переставляли ноги, но двигались. Как же мог он, пусть и раненый, позволить себе выказать слабость. Рана сейчас не кровоточила, хотя и болела. И эмир шел, приволакивая ногу, иной раз заметно присаживаясь на нее, но все же не хуже бомжей, хотя, конечно, тягаться с боевыми роботами, как Бабаджан Ашуровичы уже начал называть спецназовцев, он не мог.
Так, двигаясь низинкой, они обогнули половину первого холма, обогнали половину второго и вышли к валунам на склоне. Судя по взглядам, которые боевые роботы бросали на камни, у них с этим местом связаны какие-то воспоминания. Но по этим взглядам понять что-то конкретное было невозможно. И потому еще больше казались Бабаджану Ашуровичу похожими на роботов.
На склоне холма, между тропой и ближайшим камнем, валялась ствольная коробка от автомата. Видимо, солдаты разобрали автоматы моджахедов и выбросили часть деталей. Чтобы оружие было разукомплектованным и никому уже не могло служить. Но эта ствольная коробка привлекла внимание эмира Дагирова и еще больше утвердила его в мысли, что засада была именно здесь. И он, кивнув на камни, не постеснялся спросить идущего за ним следом младшего сержанта Васнецова:
– Здесь вас дожидались?
– Здесь, – кивнул младший сержант, не вдаваясь в подробности.
Эмир рассчитывал на какое-то хвастовство, но, видимо, хвастовство роботам не свойственно. Вообще впечатление складывалось такое, будто для этих мальчишек обыденное дело победить и уничтожить таких серьезных бойцов, как моджахеды Бабаджана Ашуровича. Но в обыденность произошедшего сам эмир Дагиров поверить не мог.
– Отсюда к моей шапке ноги росли? – спросил идущий последним бомж Бородино.
– Отвалились эти ноги, – сказал младший сержант. – Ходить разучились навсегда.
Это уже значило, что Алигайдар Барзулавов убит и сиротами остались семь его дочерей и один сын, самый младший в семействе. И некому будет о них позаботиться. Был бы Бабаджан Ашурович на свободе, он бы позаботился, он бы не оставил сирот. Но он пока не на свободе и помочь ничем не может. Однако хотелось все же выяснить, сколько моджахедов погибло в засаде. И ничто не мешало эмиру спросить об этом напрямую.
– Жалко, что вас они не перестреляли. Сколько их было?
– Сколько ни было, все на месте остались, – не захотел младший сержант делиться информацией. – Плохо ты их готовил. Ни на что не годные вояки.
С этим Бабаджан Ашурович согласиться не мог, но спорить не хотелось. А тут еще рядовой робот, идущий впереди Дагирова, сказал через плечо:
– Чтобы хорошо готовить, нужно самому хоть что-то уметь. А он не умеет…
Это было и вызовом, и оскорблением, но как можно было доказать обратное? Только действием. А действовать Бабаджан Ашурович возможности пока не имел. Любое его действие сразу пресеклось бы коротким негромким хлопком, который издает автомат с глушителем. И потому эмир, ничего не сказав, продолжал идти.
Группа уже дошла до следующего плавного поворота, когда где-то за спиной разорвала темнеющий вечерний воздух автоматная очередь. И сразу, среагировав на нее, в прыжке отыскивая себе прикрытие, упали на землю спецназовцы. Но стрелять они начали еще до того, как залегли. И стреляли, как сразу догадался Бабаджан Ашурович, на источник звука, еще не увидев цель. Как и когда они успели опустить на своих автоматах предохранитель, оставалось для эмира Дагирова загадкой. Но он сам недавно обратил внимание на то, что предохранители у всех подняты в блокирующее стрельбу положение.
Стрельба на звук – это, как понимал Бабаджан Ашурович, тоже из арсенала боевых роботов, способных начать действовать быстрее, чем человек успевает что-то сообразить. Это казалось ненормальным. Мальчишек просто изуродовали, лишив привычной человеческой вдумчивости.
Залегли все, кроме эмира. Он понимал, что в него его моджахеды стрелять не станут. И потому он увидел, как растекается кровавая лужа под идущим последним бомжом Бородино. Не долго ему довелось носить шапку с чужой головы. Видимо, шапка несчастливая. Не успел прежний владелец остыть на ночном морозце, как следующий поспешил за первым вдогонку. Да и у младшего сержанта Васнецова, идущего перед Бородино, виднелась пробоина на обшивке бронежилета на спине. Видимо, пуля попала куда-то в область прикрытого броней позвоночника, и младшего сержанта сильно ударило. Но на ногах он устоял. Кто-то стрелял именно в младшего сержанта, но бомж с большой родинкой под глазом закрывал видимость. И потому именно ему досталась первая очередь. Только вот почему за первой не последовала вторая, а за второй третья и четвертая – было непонятно. Бабаджан Ашурович даже рискнул предположить, что стрелял не один из его моджахедов, а кто-то другой, посторонний, случайно здесь оказавшийся. И вообще – почему только один стрелял, а не шестеро. Шестеро могли бы атаковать и уничтожить роботов и бомжей.
Информация появилась только тогда, когда младший сержант Васнецов поднял бинокль и рассмотрел камни, что остались у группы за спиной.
– Лежит, голубчик, носом в камень… Голову ему размозжило. Несколько пуль, похоже, попало. А больше никого не видно. Один, кажется, был.
Стрелять на звук, практически не видя противника, да еще в вечернем сумраке, хотя и не в полной темноте, и угодить человеку в голову несколькими пулями – это уж точно из арсенала боевых роботов. Нормальные люди на такое не способны.
– Если бы их было несколько, сразу все стреляли бы, – согласился рядовой Стрижаков.
– Крюков!
– Я!
– Вперед. Мы прикроем. Посмотри…
Рядовой Крюков побежал, совершая резкие повороты то вправо, то влево. Как недавно бегал второй рядовой. Стрижаков, кажется… В бегущего таким манером, как знал Бабаджан Ашурович, трудно бывает попасть, потому что бегущий не сохраняет периодичности своего бега – может влево свернуть через пять шагов, а потом через один шаг вправо. И наоборот. И вообще как угодно бежит. Но за его бегом внимательно наблюдали и спецназовцы, и два оставшихся бомжа, и даже пленный эмир. Все словно бы ждали, что вот-вот прогремит новая автоматная очередь, и она прервет бег. Но новая очередь не раздавалась. Рядовой Крюков добежал до камней, проскочил между несколькими из них без остановки, словно бы что-то рассматривая. Остановился у одного из камней, наклонился и выпрямился, поднимая автомат, и тут же снял с него ствольную коробку, чтобы вытащить затвор. Автомат без затвора можно использовать только в качестве дубинки.
Рядовой Крюков махнул рукой, приглашая.
– Егорыч! – позвал старший сержант.
– Я! – отозвался бомж.
– Мы сбегаем, глянем. Ты присмотри за Дагировым. Условия прежние. Начнет трепыхаться, стреляй. Мы быстро.
– Будь спокоен, присмотрю… – пообещал бомж.
Солдаты одновременно вскочили и устремились назад, к камням. Но не остановились там, где лежал убитый, а пробежали дальше, обыскивая пространство. Они бы могли там долго искать, потому что быстро темнело. Но услышали с той стороны, где оставили бомжей и пленника, короткую автоматную очередь. И тут же побежали назад. Новая очередь раздалась им навстречу. Одна, потом вторая и третья, но пули летели над головами и никого не задели. Однако по ярким огненным мазкам, появившимся в сумраке вечера, можно было определить, что стреляли из трех автоматов. А потом прозвучал и традиционный бандитский клич:
– Аллах акбар!
– Воистину акбар! – спокойно, как всегда в таких случаях говорил, сказал старший сержант Семисилов и дал встречную неслышную очередь. Другие спецназовцы тоже дали несколько таких же неслышимых очередей. И этого, кажется, хватило. Но бандиты стреляли вслепую, не видя противника. А спецназовцы могли ориентироваться на огненные мазки, вылетающие из стволов бандитских автоматов и хорошо различимые в ночи. Пламегасители на автоматах или вообще отсутствовали, или были слабыми. Но даже самый качественный пламегаситель не в состоянии полностью скрыть в темноте огненную вспышку. С этим справляется только глушитель.
И больше в солдат не стреляли. Они подбежали к бомжам, уже пригибаясь, чтобы не подставить себя следующему случайному обстрелу. Но обстрела так и не последовало. Бандитам, видимо, было не до того.
Егорыч лежал на спине, как гвоздями прибитый к земле пулями. Серафим Львович сидел рядом, невредимый, но ничего не понимающий, с остекленевшим испуганным взглядом. Позади Серафима Львовича валялись в неестественных позах два тела. Спецназовцы, имеющие возможность определить направление стрельбы более точно, и стреляли более удачно, чем бандиты, и сумели уложить двоих.
Эмира видно не было…
* * *
– Серафим Львович, сколько их было? – спросил Семисилов в то время, когда рядовой Стрижаков склонился над Егорычем, проверяя, можно ли еще оказать тому какую-то помощь.
– Не знаю. Много… Двоих вы ранили. Самого эмира… Во вторую половину… Симметрично, и еще одного… В бедро… Толстяка…
Стрижаков оставил Егорыча, которому помощь уже не требовалась, посветил фонарем в землю и обнаружил кровавые следы. На это спецназовцы сразу обратили внимание. Если есть кровавые следы, организовать преследование легче и догнать раненых легче.
– Что Дагиров? – продолжал Родион допрос бомжа.
– Матерился сильно. Ковыляет еле-еле. Как будто в штаны наделал. Крови много течет…
– Кто напал?
– Я двоих узнал. Парни Дагирова. Вон тот… – Серафим Львович кивнул на лежащего ближе к нему убитого бандита с длинным острым носом. – И еще одного узнал… Усы у него заметные. Левый ус седой… Остальные тоже, похоже, его парни. Но я не всех знаю. Я не общительный, не всех видел и не рассматривал. Рабу положено в землю смотреть.
– Значит, их пятеро осталось? Вместе с эмиром… – спросил старший сержант, хотя только что Серафим Львович говорил, что не знает.
– Да, скорее всего, пятеро. Кажется, так. Я, честно скажу, испугался. Думал, меня застрелят. Мне же автомат к голове приставили, и я зажмурился. Так и сидел – все отнялось, пошевелиться не мог, выстрелов ждал. Потом вы, видимо, стрелять начали. И в моего несостоявшегося убийцу попали. Вон он… – Серафим Львович кивнул на второго убитого, лежащего за его спиной. – Так я и жив остался. А смотреть стал только, когда Дагиров ругаться начал. Тоже, наверное, от испуга глаза открыл, вижу, он весь в крови и задницей, как трясогузка хвостом, мотает. Тогда только увидел, куда пуля попала…
– Я ему это обещал, – сказал Семисилов.
– Очень он обозлился. Но как увидел убитых, решил, что уходить надо. И команду дал…
– Ладно, Серафим Львович, вставай, пойдем догонять… Надо добить эту падаль. Иначе обозлятся, совсем от них житья людям не станет. Будем преследовать.
– Я уже устал… – пожаловался немолодой бомж.
– Не оставлять же тебя здесь. Вдруг они круг сделают и сюда вернутся!
Последний аргумент оказался весьма убедительным и заставил бомжа подпрыгнуть раньше, чем это сумел бы заставить его сделать солдатский пинок.
К сожалению, в наступившей темноте пользоваться тактическими фонарями было опасно, потому что из темноты приходилось постоянно ждать автоматной очереди на любой звук или свет. И, если сначала бандиты торопливо скрылись, без всякого сомнения в нервной панике, потому что двоих потеряли ранеными и двоих убитыми, то уже через короткое время они могут успокоиться и пожелать двинуться назад, чтобы рассчитаться со спецназовцами. Их пять человек, если считать и раненых. Тем более ранение в нижние конечности, что вообще-то мешает ходить, но не мешает стрелять. А второе ранение Бабаджана Ашуровича, на долгое время лишившее его возможности сидеть и лежать на спине, вне всякого сомнения, ввергло его в ярость. Следовало воспользоваться традиционной мстительностью восточного человека. Как правило, подобное проявление эмоций бывает сильнее хладнокровия, сильнее разума, сильнее желания воли. И уже многих бандитов приводило к гибели.
Ожидая возвращения бандитов, спецназовцы шли настороженно, прислушиваясь и чуть ли не принюхиваясь к своему пути. Время от времени кому-то из них приходилось почти ложиться на землю, чтобы не потерять кровавые следы. Кровавых следов было два – двое раненых, как и говорил Серафим Львович. И шаги одного из них становились все короче и короче. Это свидетельствовало о том, что идти раненому тяжело. И крови он потерял много. Скорее всего, это был не Дагиров, потому что эмира бандиты могли бы и понести. Но, если эмир получил вторую пулю тоже в ягодицу, то второй раненый, как успел заметить Серафим Львович, был ранен в бедро. Такое ранение может оказаться весьма опасным. Во-первых, опасно, когда пуля пробивает бедренную кость. Пуля крупного калибра в состоянии вообще вырвать кусок кости даже гораздо большего диаметра, чем диаметр самой пули. Но тогда человек, как правило, вообще не в состоянии ступить на ногу. Любая попытка сделать шаг вызывает болевой шок и приводит к потере сознания.
Идущий первым Семисилов сделал за спину знак раскрытой ладонью. Спецназовцы замерли. Серафим Львович старательно выполнял все действия, которые выполняли солдаты, и тоже замер.
– Василий, глянь-ка… – Родион встал на колени и низко склонился над землей. – Похоже, они здесь отдыхали и совещались…