– Еще несколько минут посидите… – сказал профессор Луковников, заметив, как Василий Иванович помотал головой, сгоняя остатки гипнотического сна, и собрался встать с кресла.

Как человек дисциплинированный, старший лейтенант остался сидеть, но не смог не ответить, хотя вопрос ему никто не задавал:

– Я уже в порядке.

– Я понимаю. Но во время глубокого трансового состояния меняется ритм сердцебиения. Вам нужно, чтобы сердце учащенно заколотилось? Если не нужно, то пару минут потерпите. Сейчас подполковник Совкунов придет.

Владилен Борисович сказал что-то почти на ухо Надежде Павловне.

– Машина там, где вы ее оставили. Водитель ждет, – ответила она. – Спасибо вам. Для меня это был урок. Вы легко обошли те места, на которых я и боялась споткнуться.

– Вы все помните, о чем мы говорили, – не спросил, а сказал уверенно и с напором профессор, снова обращаясь к старшему лейтенанту.

– Я все помню. Только слегка туманно. Как сон. Знаете, бывает, проснешься, помнишь, а пока умываешься, забываешь. Я не забуду это?

– Не знаю. Это от вашей памяти зависит. Но Валерий Валерьевич записал сеанс – как раз на случай, если вы забудете.

Как раз в это время в кабинет вошел подполковник Совкунов.

– Спасибо, Владилен Борисович. Машина вас ждет. Помощник дежурного в коридоре, он вас до машины проводит. И Надежда Павловна тоже.

– Надеюсь, сумел быть вам полезным… – Луковников посмотрел на старшего лейтенанта.

Арцыбашев все же встал, как велит это делать армейский устав при появлении старшего по званию. Встал и в ответ на слова психотерапевта только неуверенно пожал плечами. Подполковник повернулся к нему:

– По горячим следам побеседуем, Василий Иванович? Ты не устал?

– Я в норме.

– Тогда ко мне в кабинет… Там уже Твердовский ждет.

– И Елизаров? – Старший лейтенант показал, что у него даже чувство юмора успело проснуться.

– Елизарова мы пока беспокоить не будем…

Запись прослушали четыре раза, заново запуская CD-диск в компьютере начальника штаба. В принципе, старший лейтенант все прекрасно помнил и без записи, но подполковник Совкунов хотел прояснить для себя некоторые моменты, а капитан Твердовский вообще слушал это впервые и потому был самой непонимающей стороной. После прослушивания некоторое время молчали, соображая.

– Значит, это всего-то навсего рецепт изготовления стали? – спросил наконец, прерывая молчание, капитан Твердовский.

– Всего-то… – усмехнулся подполковник Совкунов. – Это, Дмитрий Евгеньевич, не всего-то. Секрет изготовления хорасанского и дамасского булата считается давно и безвозвратно утерянным. Над попыткой создать восточный булат заново бились многие поколения специалистов. И никто не сумел создать аналог. Правда, в девятнадцатом веке в Златоусте на государевых заводах под руководством знаменитого Павла Аносова был выплавлен русский булат. Он слегка уступал по качеству и «хорасану», и «дамаску», но обладал близкими качествами. Однако впоследствии и этот рецепт был утерян. Славянский булат, так называемый «харлуг», существовавший одновременно с арабским булатом, производился совсем по иной технологии. Славянские кузнецы просто соединяли слоями мягкое железо и углеродистую сталь, нагревали, закручивали косичкой и расковывали. Эффект был точно таким же, но отдельные характеристики арабским уступали. Сейчас, кстати, по «харлужной» технологии работают многие современные мастера, изготавливающие ножи. А древняя арабская технология неизвестна до сих пор. Более того, современная металлургия только с помощью нанотехнологий может добиться аналогичных с арабским булатом показателей стали. А просто так выплавить что-то подобное не в состоянии. И потому меня не удивляет, что несколько столетий находились охотники получить в руки эту саблю.

– Вы, товарищ подполковник, основательно подготовились к теме разговора, – заметил старший лейтенант Арцыбашев, – о булате вы знаете больше, чем я.

– Если мы говорим о булатном клинке, я не поленился лишний час потратить, чтобы набрать в Интернете информацию, – усмехнулся Валерий Валерьевич. – И сделал это всего-то несколько часов назад. Потому и забыть не успел.

– Значит, отец понял, что там написано… Придется мне засесть за его бумаги, чтобы найти адрес того специалиста, что разбирал письмена. Или хотя бы фамилию. Древних алфавитов не так уж и много, а специалистов по ним еще меньше.

– И сделать это требуется срочно.

– Я сегодня же начну разбирать документы. Кстати, не успел доложить: мне звонил отставной полковник КГБ Самойлов.

– Даже так! Это не слишком ли нагло?

– Он, похоже, не думает, что может попасть в число подозреваемых.

Василий Иванович кратко изложил суть разговора.

– Фотографии… – понял Совкунов. – Ему тоже нужны фотографии. Но ему-то зачем, если сабля у него в руках? Или саблю украл не он?

– Сабля без ножен. В ножнах ключ к прочтению текста, – подсказал старший лейтенант. – Отец говорил про отметки на клинке. Я подозреваю, что клинок необходимо вытаскивать до этих отметок и читать текст через несимметричные отверстия в ножнах. Иначе само существование этих отверстий непонятно. Они не могут быть украшением, а вентиляции сабля не требует. Кроме того, часть написанного есть и на ножнах. Немного, но, может быть, это что-то важное.

– У товарища генерала был компьютер? – спросил подполковник.

– Был, – ответил Василий Иванович. – Я снял с него винчестер, чтобы посмотреть документы. Хотел еще и со служебного компьютера снять, но мне не разрешили. Компьютер из кабинета вообще забрали следователи, изучают контакты отца. И меня попросили все, что покажется подозрительным или даже странным на домашнем компьютере, переслать им.

– Сам винчестер подключишь?

– Что в этом сложного?

– Хорошо. Будем ждать результата, – сказал подполковник. – А пока я свои собственные соображения выскажу. Вернее, даже не свои. Меня командир на мысль навел, а я уже развил ее. Самое простое сразу в глаза не бросается. Мы обычно ищем какие-то тонкости и хитросплетения и не замечаем, к сожалению, элементарного, что на поверхности плавает. В этот раз тоже не заметили. Это я о миссии подполковника Елизарова.

– И что же мы не заметили? – спросил капитан Твердовский.

– Ну, вот приехал этот Михаил Афанасьевич. Вроде бы вполне естественная у него миссия и ничего особо странного. Но как мы определили цель его визита? Мы определили, что он пытается выудить сведения у Василия Ивановича. И фотографии клинка и ножен.

В это время у Арцыбашева зазвенела трубка.

– Извините. Разрешите, товарищ подполковник?

Совкунов согласно кивнул.

– На ловца, как говорится… Елизаров, – сказал Арцыбашев и нажал кнопку приема.

– Слушаю вас, товарищ подполковник.

– Василий Иванович, не оторвал от важных дел?

– Оторвали, но это не страшно. У вас что-то срочное?

– Да. Я так подозреваю, что вы сейчас дома?

Василий Иванович не ответил и ждал продолжения.

– Алло.

– Да-да, я слушаю вас.

– Мне из Москвы позвонили. Фотографии, что мы им переслали – там сильные блики по лезвию, и невозможно рассмотреть рисунок. А рисунок этот, судя по всему, имеет какое-то значение. Вы не можете поискать другие фотографии? Может быть, что-то есть у вас в запасе?

– У меня точно нет. Но я вывез архив отца. Еще не разбирал. Я посмотрю там.

– Буду очень вам признателен. А вспомнить вы еще не пытались?

– К сожалению, у меня пока времени на воспоминания не было. Ничем, товарищ подполковник, не могу вас обрадовать.

– Но вы все же попытайтесь.

– Я попытаюсь…

– А что у вас за тревога сегодня объявлялась? Что-то случилось?

– Это вопрос не ко мне – к командованию, товарищ подполковник…

– Ладно. Тогда до завтра.

На этом разговор закончился.

– И что ему нужно, чем Михаил Афанасьевич недоволен? – поинтересовался Совкунов. – Тревоги испугался?

– Недоволен качеством предоставленных материалов. На снимке клинка сильный блик на лезвии. Изображение разобрать невозможно. Просит поискать другие снимки.

– Переживет, – категорично решил капитан Твердовский.

– Да, лучше ему обойтись без других материалов, – почесав подбородок, согласился подполковник. – Я не знаю, зачем ему это нужно, тем не менее, не всегда считаю жадность отвратительным качеством человека. Итак, я продолжаю… Мы определили, что Елизаров прибыл к нам только для того, чтобы выудить у Василия Ивановича все возможные данные о клинке. И добыть фотографии, о существовании которых он, возможно, что-то знал. А первоначальные намеки на использование в «автономке» – это лишь прикрытие основной задачи. Но командир бригады у нас человек по натуре простой и прямой и спросил в соответствии со своим характером: а что, если старший лейтенант Арцыбашев отказался бы съездить на допрос в следственный комитет или в ФСБ и ответить на все те же вопросы? Я подумал и согласился, что в нормальной обстановке Василия Ивановича в самом деле должны были бы вызвать на допрос. И ответить на все вопросы следствия чистосердечно и наиболее подробно – в его же интересах. Он сам захотел бы помочь следствию. Зачем такая хитрость со стороны подполковника Елизарова? Кто даст мне ответ, который там же, рядом плавает?

– Значит, Василия Ивановича все же собираются использовать. И «автономка» состоится, – сделал вывод Дмитрий Евгеньевич.

– Не состоится «автономка», – строго сказал Валерий Валерьевич. – Я забыл вам сказать. Еще перед сеансом гипноза Елизаров мне звонил и предупредил, чтобы не готовились. Его руководство отказалось от этой мысли, и все уговоры Михаила Афанасьевича оказались бесполезными. Значит, от этого варианта они отказались. Есть еще варианты?

– Есть, – сказал сам Василий Иванович. – Они собираются запустить меня в «автономку», но без собственного участия. Попытаются подбить меня на самостоятельные действия, на кровную месть, еще на что-то подобное… И, по всей вероятности, одновременно «подставить» или впоследствии «сдать». «Сдать» не нашим властям, а властям другого государства, где будет находиться объект моей мстительности. Офицер спецназа ГРУ убивает предположительно миллиардера, на которого меня натравливают, за пределами границ собственной страны. Скандал международного уровня. Драку заказывали? Получите счет…

– Все верно, Василий Иванович. И я рад, что ты сам сумел просчитать ситуацию правильно. Следовательно, понимаешь, что раз так все складывается, ты никак не имеешь права вмешиваться. От тебя только этого и ждут и готовы тобой пожертвовать, чтобы свалить на спецназ ГРУ кучу грехов. Там, куда тебя направят, возможно, и без тебя куча спецов объявится и наворочают такую гору трупов, что… А виновным будешь ты даже в том случае, если ни разу не выстрелишь, понимаешь?

– Понимаю, товарищ подполковник. Разрешите идти отдыхать?

– Правильно понимаешь, Василий Иванович. Отдыхай.

Дома, только поужинав, Василий Иванович сразу вытащил привезенную тяжелую сумку с бумагами отца. Сумка закрывалась замком-«молнией», но его заело, и Арцыбашев никак не мог открыть его. На пыхтение мужа в комнату зашла жена. Коротко глянула, сразу оценила ситуацию и состояние мужа и сказала категорично:

– Отставить все активные действия, товарищ старший лейтенант! Быстро умываться, раздеваться и под одеяло. Никаких возражений не принимаю.

Василий Иванович сам понимал, что жена права. После психотерапевтического сеанса он все еще чувствовал вялость, да и нервная нагрузка трех дней, связанных с похоронами, еще не прошла.

– Что хоть тебя заставляли вспоминать? – спросила Людмила, интуитивно отыскивая причины дополнительной нагрузки на нервную систему.

– Слова отца, связанные с саблей.

– Ну вот. Надежда Павловна хотя бы могла сообразить. У тебя после похорон стрессовое состояние. Подсознание знает, что генерал Арцыбашев убит, а тебя заставляют видеть отца живым и здоровым. Они тебя изнутри взорвать хотят… Без разговоров – под одеяло! Это я тебе как специалист говорю.

Усталость взяла свое, и Василий провалился в глубокий сон. Когда проснулся, сначала и не понял отчего. Только потом сообразил, что в кармане оставленной на вешалке камуфлированной куртки звонит трубка.

Монитор трубки светился. Взгляд сначала упал на часы и только потом на номер звонившего. Было без пятнадцати пять. Еще не утро, но уже и не ночь. А звонил начальник штаба бригады подполковник Совкунов.

– Слушаю, товарищ подполковник.

– Извини, что разбудил. Меня самого час назад подняли. Шифротелеграмма из Москвы. Срочная. Требуют как можно быстрее прислать подробный отчет о твоих злоключениях и обо всем, чем интересовался подполковник Елизаров. Короче, все материалы вчерашнего дня, касающиеся тебя. У меня есть запись твоего разговора с Елизаровым и запись психотерапевтического, назовем его так, сеанса. И еще в компьютере экземпляр фотографий сабли и ножен. Все остальное у тебя. Потому попрошу умыться и больше не ложиться. Можешь в штаб прийти, можешь на домашнем компьютере набрать подробный рапорт и принести. Много времени это не займет.

– Понял, товарищ подполковник. Сделаю. На домашнем компьютере.

– Все. Жду в штабе. Работай.

То, что сначала показалось простым, в действительности заняло почти час раздумий перед клавиатурой, с которой старший лейтенант Арцыбашев не очень-то и дружил, и пришлось приложить много усилий, чтобы напечатать неполную страничку текста. Текст этот был по-военному краток, то есть это был не отчет, а обычный рапорт, какие старшему лейтенанту приходилось писать нередко. Закончив работу, он перебросил документ по внутренней сети, объединяющей и домашние компьютеры офицеров, на штабной сервер в папку начальника штаба. Никто посторонний, не зная пароля, прочитать документы в этой папке не мог, но в принципе рапорт не носил предупреждения о режиме секретности и потому перебрасывался с компьютера на компьютер в открытом виде.

Только после этого, глянув на часы, Арцыбашев позвонил подполковнику Совкунову, чтобы сообщить о выполнении задания.

– Поскольку поднял я тебя ночью…

– Уже не ночью, товарищ подполковник, уже утром.

– Так вот, можешь до обеда отдыхать. После обеда, как только в роту заглянешь, пожалуй ко мне.

– Понял, товарищ подполковник. Сразу после обеда буду у вас… Хотя, в принципе, я уже выспался…

– Мне жена посоветовала предоставить тебе дополнительное время для отдыха после вчерашнего сеанса психотерапии. Говорит, такой глубокий и продолжительный сеанс сильно утомляет нервную систему. Тебе же еще, грубо говоря, «на старые дрожжи досталось». Потому даю время для отдыха, чтобы потом видеть тебя в наилучшей форме. Много не пей. Отбой, товарищ старший лейтенант.

Людмила на кухне готовила детям завтрак, а на холодильнике лежала ее телефонная трубка. Догадаться было нетрудно, что Людмила позвонила Надежде Павловне, а та, в свою очередь, – мужу. Отсюда и настоятельное требование подполковника Совкунова.

Покачав головой, Василий Иванович ушел в свою комнату и забрался под одеяло. В доме было прохладно, а растапливать печь не хотелось, потому что физическая работа совсем разгонит сон и тогда уже вообще не уснешь. Да и вообще Людмила с печкой справлялась лучше мужа. Справится и в этот раз.

И старший лейтенант уснул почти мгновенно, не слыша, как жена собирает и уводит детей. Будильник он не ставил, зная, что организм сам проснется в нужное время. Так всегда бывало. Но до того как организму захотелось разбудить его, это снова сделал телефонный звонок. Но на сей раз трубка лежала на письменном столе, а не в кармане куртки и, чтобы взять ее, нужно было сделать только два шага.

Звонил опять подполковник Совкунов.

– Василий Иванович, как спалось?

– Выспался на неделю вперед, товарищ подполковник.

– И то хорошо. Что недоспал, то в самолете наверстаешь.

– В самолете? – не понял Арцыбашев.

– Да-да. Материалы я все отослал, уже успели познакомиться, теперь тебя вызывают в головное управление, к командующему напрямую. У них там, кстати, и какой-то специалист есть по древним языкам. Летишь вечером одним самолетом с командиром бригады. Так тебе проще. По крайней мере, машину встретить пришлют. Время вылета сообщат чуть позже. Самолет не пассажирский, фельдсвязь согласилась вас принять на свое крыло. Так что будь готов. Пока в роту наведайся, что там у тебя во взводе делается, полюбопытствуй. От взвода тебя, насколько мне известно, пока никто не освобождал. До вечера, скажем так, не освобождал. А там посмотрим, что будет…

До следующего сообщения от начальника штаба Василий Иванович успел исправить все расписания занятий своего взвода, составленные без него, и привел их в необходимую норму, убрав перекосы в сторону любимых солдатами занятий и увеличив количество часов нелюбимых, но необходимых. Просмотрев работу старшего лейтенанта, командир роты остался доволен, но больше всего радовался тому, что не пришлось делать эту нудную работу самому и он теперь может только утвердить ее.

– А что в Москве? – не выдержал все-таки Твердовский и показал, что уже беседовал с начальником штаба. – Они-то чего хотят?

– Ты произвел меня в командующие? – вопросом на вопрос ответил старший лейтенант.

Следующий вопрос Дмитрий Евгеньевич задать не успел, поскольку в канцелярию позвонил подполковник Совкунов и потребовал на связь Арцыбашева.

– Здесь он, у меня, товарищ подполковник, сидит. – Капитан Твердовский передал трубку.

– Слушаю, товарищ подполковник.

– Василий Иванович, вылет в семнадцать пятнадцать. Значит, в шестнадцать пятнадцать быть в полной готовности около штаба. Машина подойдет к крыльцу. Не опаздывать – полковник, сам знаешь, ждать не будет.

– Понял, товарищ подполковник.

– А до этого тебе предстоит побеседовать с подполковником Елизаровым. Он просился в ваш самолет, но, по нашей настоятельной просьбе, фельдъегерская служба ему отказала. Пусть поездом добирается. Однако с тобой попрощаться желает.

– Если спросит про причину моей командировки?

– Простая причина – служебная.

– Понял. Подробностями не баловать…

– И без подробностей не баловать.

– Где найти товарища подполковника?

– Позвони в гостиницу. Он там сидит. Говорит, что у крыльца какая-то дурная собака прохода ему не дает. Специально его дожидается. На других не лает, а его караулит. Это Товарищ Старший Прапорщик Черноносенко после вчерашнего обжорства оклемался, чувствует вину за содеянное и таким образом извиняется перед людьми в форме. Молодец, Черноносенко! Службу знает. Ладно, иди. Кстати, постарайся вызвать его на неосторожные высказывания. Разговор будет записываться.

Положив трубку, Василий Иванович стал собираться. Аппарат ротной канцелярии динамик имел чуткий, и командир роты слышал, о чем разговор.

– Помяни мое слово, – предупредил Дмитрий Евгеньевич, – будет товарищ подполковник тебя на кого-то натравливать. На провокации не поддавайся, но, если будет данные подсовывать, загребай обеими руками. Пусть считает, что рыбка клюнула. Я думаю, он и приехал для того, чтобы данные подсунуть.

Арцыбашев кивнул и, уже одевшись, все же позвонил в гостиницу:

– Здравия желаю, товарищ подполковник. Старший лейтенант Арцыбашев…

– Да-да, Василий Иванович, я узнал голос. Я сегодня уезжаю, потому хотел бы попрощаться. Зайдете?

– Да, мне подполковник Совкунов звонил, приказал зайти. Вы сейчас на месте?

– Жду вас.

– Иду.

– К сожалению, мое руководство не решилось привлечь вас к активной фазе операции, – сразу сообщил подполковник Елизаров. – Мои доводы о вашей опытности и прекрасной боевой подготовке не возымели действия. И я вынужден принести свои извинения за беспокойство, которое доставил вам своим визитом, в итоге оказавшимся бесполезным. Наверху посчитали, что риск «автономки» слишком велик даже для офицера спецназа ГРУ. Поскольку, случись что, в конечном итоге отвечать будет, естественно, организатор акции, то есть опять мое непосредственное руководство, а оно брать на себя ответственность не желает и предпочитает оставить вопрос на совести следственного комитета при военной прокуратуре. То есть ФСБ вроде бы как из игры выходит. Мне не слишком приятно сообщать вам это. Пришлось и самому побеспокоиться, и вас побеспокоить, и ваше командование озадачить. Но, сами же знаете, мы не можем докладывать высшему руководству о своих планах, пока не согласовали ваше участие с вами и с вашим командованием. А когда согласовали и своему высшему руководству доложили, оно оказалось категорически против.

– Это бывает, – согласился старший лейтенант, показывая лицом корректную бесстрастность и выдержку. Ни к чему было раньше времени лезть со своими предложениями, они должны были прозвучать от подполковника Елизарова. Только тогда можно рассматривать его действия как подготовленную и спланированную провокацию. – С командованием спорить бесполезно и, наверное, даже опасно. Но дело и без меня, думаю, не застрянет на месте. К тому же меня самого в Москву затребовали. Значит, могли бы последовать другие осложнения.

– Да. А по какому делу вас вызывают?

– По служебному… – скромно использовал Арцыбашев подсказку своего начальника штаба. И произнесено это было, при всей вежливости, так, что расспрашивать дальше не имело смысла.

И подполковник Елизаров это понял.

– Дело-то не застрянет, только пока я не вижу путей его продолжения. Конечно, мои варианты развития событий были связаны с некоторым риском, который опытного человека с хорошей подготовкой не остановит. И выполнить все было реально. Но руководство посчитало иначе. В итоге почти две недели выброшены и мне нечего делать с моими данными.

Василий Иванович услышал в этих словах открыто то самое предложение, которого ждал. Услышал явственно, потому что без этого предложения не было смысла в приезде подполковника ФСБ в бригаду, и об этом же пять минут назад говорил капитан Твердовский.

А подполковник Елизаров ждал вопроса, который показал бы заинтересованность старшего лейтенанта в данных и его готовность включиться в активные действия, невзирая ни на какие преграды. То есть миссия подполковника Елизарова в этом случае считалась бы успешно выполненной, поскольку именно этого он, скорее всего, и добивался.

И вопрос прозвучал. Вдумчивый, ненавязчивый, с интонациями, свойственными человеку, ищущему, как лучше представить свою просьбу:

– Товарищ подполковник, понимаете, как бы вам это лучше объяснить… Мне бы тоже не хотелось, чтобы ваша работа пропала даром. Я, конечно, ничего обещать и тем более гарантировать не могу, но у меня есть желание выполнить пусть не вашу задачу – поскольку с вас ее, как я понял, уже сняли, – но свою. Не служебную, не официальную. Задачу сына погибшего генерала. Понимаете, о чем я говорю?

Глаза подполковника Елизарова засветились радостью. Не было сомнений – удар достиг своей цели, только каждая из сторон считает, что именно она нанесла его.

Теперь должна была бы начаться классическая дипломатия, то есть каждый должен был говорить не то, что думает.

– Это я понимаю. – В руках Михаила Афанасьевича откуда-то появилась папка, которую Арцыбашев уже видел минувшим днем, словно бы подполковник специально приготовил ее к приходу гостя. – Но здесь вопрос совсем в другом. Вопрос в том, что данные, о которых я говорил, в настоящее время охраняются грифом «совершенно секретно», и я не могу совершить должностное преступление и передать вам документы.

Это было естественно, и Василий Иванович просто заподозрил бы неладное, если бы ему такие документы передали или даже дали бы скопировать их. И сам Михаил Афанасьевич понимал, что подобная передача слишком сильно походит на организованную утечку информации. Однако папка была приготовлена специально к приходу старшего лейтенанта и оказалась у подполковника Елизарова в руках, надо полагать, не для того, чтобы тот отказался в нее заглянуть. Да и выражение лица подполковника, скорее всего, много раз проверенное перед зеркалом на соответствие моменту, говорило о его глубокой, заранее подготовленной задумчивости.

– Разве я просил о передаче документов? – удивился Василий Иванович, даже не разыгрывая простачка, а просто условно изображая его. Настолько условно, что это было ясно обоим. – Я прекрасно понимаю, что€ такое сохранение служебной тайны, и потому не мог себе позволить подобного. Но и что обычно представляют собой секретные и совершенно секретные документы, я тоже знаю. В целой странице текста может быть всего несколько слов, делающих документ закрытым строгим грифом, а остальные слова и факты такой нагрузки не несут. И потому я могу подумать, что здравомыслящий человек в состоянии выбрать из существующего текста что-то такое, что не окутано туманом тайны, но может оказаться полезным другому человеку и одновременно общему делу. Я правильно мыслю?

– Разве на историческом факультете изучают казуистику? – усмехнулся подполковник Елизаров. – То, что вы говорите, как раз из раздела казуистики…

– Наверное, при каких-то обстоятельствах и казуистика не является отрицательным понятием, – мягко стоял на своем Василий Иванович.

– Ну, если подходить к казуистике с этой стороны, то я готов, пожалуй, помочь вам, чем только смогу. Итак, мы считаем, что убийство генерала Арцыбашева совершил вместе со своими помощниками полковник в отставке Иван Александрович Самойлов. Действовал он при этом по заказу своего босса, бывшего владельца одного из московских рынков миллионера Алишера Алишеровича Нариманова.

Михаил Афанасьевич медленно, вроде бы изображая сомнение, расстегнул замок-«молнию» своей папки и раскрыл ее, в задумчивости перебрал пальцами некоторые бумаги; потом поднял взгляд на старшего лейтенанта Арцыбашева.

– Делать такие выводы нам позволяют результаты прослушивания телефонных разговоров – к сожалению, несанкционированного прослушивания, результаты которого мы не имеем права предоставить в суд в качестве доказательства вины, – и постоянный контроль за деятельностью самого Нариманова. Я не скрою, что нашей конечной целью является не расследование обстоятельств убийства, а только желание заманить Нариманова на территорию России и арестовать. Это наш профиль, в отличие от следственного комитета, и мы стараемся выполнять свои обязанности. Вы это должны понимать.

Василий Иванович сдержанно кивнул, соглашаясь с неоспоримым фактом, что каждая служба должна выполнять свою работу.

– Опять же, к сожалению, – продолжил подполковник, – Алишер Алишерович Нариманов человек крайне осторожный, знает за собой множество грехов на территории России, в том числе и несколько убийств, совершенных по его прямой указке, что тоже можно доказать только косвенными уликами, и потому нашу границу пересекать не собирается. Потому я передаю вам некоторые данные, надеясь, что вы сможете, если удача будет вам сопутствовать, доставить Нариманова на нашу территорию. Это как раз тот вариант, в котором мы предполагали вас использовать. Но если такой возможности не представится, физическое уничтожение убийцы вашего отца тоже будет выходом. Преступник наказание понесет в любом случае… Но я все же хотел бы попросить вас информировать меня хотя бы несколькими телефонными звонками о том, как обстоят у вас дела.

– Если будет возможность, – согласился Василий Иванович.

– Вот что я хотел бы вам передать. На одной страничке тоже стоит гриф «секретно», но он зачеркнут и нет регистрационного номера документа. Следовательно, насчет секретности можете не заморачиваться.

Михаил Афанасьевич вытащил из разных мест стопки документов – шесть разрозненных страниц – и положил на стол перед старшим лейтенантом.

– Это записи разговоров Нариманова, адреса и планы двух его домов в Таджикистане и в Азербайджане, где он часто бывает, и аэрокосмические карты местности вокруг этих домов. И список телефонных номеров Нариманова и его окружения. В том числе и номер отставного полковника Самойлова, но, как я уже говорил, Иван Александрович, по нашим предположениям, номер сменил и старым уже не пользуется. Его sim-карта не активирована и постоянно находится в одном и том же месте.

– Вы проводили прослушивание…

Арцыбашев словно забыл, что разговор об этом уже заходил.

– Через спутник управления космической разведки ГРУ. У нас своих спутников, к сожалению, пока нет.

– Меня, как одиночку, к этим спутникам никто не допустит… – Просмотрев список, старший лейтенант Арцыбашев аккуратно дистанцировался от ГРУ, показывая, что действовать будет самостоятельно.

– Может быть, это тоже сгодится…

– Без спутника – нет. Возьмите, – он вернул лист подполковнику.

– Как хотите. Ну хотя бы пару друзей в поддержку себе найдите. Трое спецназовцев многое могут. Некоторые спецы сравнивают вашу подготовку с подготовкой нашей «Альфы». – Это была ложка дегтя, которую добавляют для специфического вкуса в бочку меда.

Елизаров откровенно расстроился, и Василий Иванович понял, чем это расстройство вызвано. Подполковник ФСБ рассчитывал, что Арцыбашев будет работать при поддержке ГРУ. Но такой отказ однозначно показывал, что у старшего лейтенанта подобных надежд нет. Однако что ответить на ложку дегтя, он тоже нашел.

– Да, я слышал, что у «Альфы» тоже неплохая, скажем так, подготовка. Там сама система подготовки хорошо отработана.

– Там – традиции… Когда четыре с небольшим десятка бойцов, будущий костяк «Альфы», берет штурмом дворец Амина, и не дворец по большому счету, а крепость, это уже о многом говорит. Дворец два батальона отборных афганских гвардейцев защищало, и не смогли удержаться. Я вас, Василий Иванович, на что-то подобное толкаю. Правда, масштаб иной. Главное, чтобы подготовки хватило…

– А вы знаете, как так получилось, что вся заслуга в штурме дворца Амина досталась четырем десяткам офицеров «Альфы»? А про остальных забыли…

– А кто там были остальные? Так, вспомогательные силы, охрана посольства и торгпредства.

– Там, товарищ подполковник, было два мусульманских батальона спецназа ГРУ. Да, они охраняли и посольство, и торгпредство, и формировались из мусульман, предпочтительно чеченцев и дагестанцев. А какие это бойцы, вы сами, наверное, знаете. А два батальона спецназа ГРУ – это несравнимая величина против двух батальонов афганских гвардейцев. А ничего не говорили про них только потому, что в те времена официально у нас не существовало такого рода войск, как спецназ ГРУ. Их просто десантурой называли, потому что они десантную форму носили. Но уровень в подготовке был высочайший.

– Не знаю, не знаю… Я знаю, что второстепенные задачи выполняли солдаты двух мусульманских батальонов, которых сняли с охраны посольства.

– Второстепенные задачи – это и штурм самого дворца вместе с «альфовцами», это блокирование полка жандармерии, это захват узла связи и еще много чего.

Подполковник слегка стушевался. Его неуклюжая попытка поставить старшему лейтенанту Арцыбашеву высокую планку по собственным меркам получилась неудачной.

– В принципе, сейчас разговор не об этом. Я просто к слову сказал, чтобы сложность вашей задачи подчеркнуть.

– Спасибо, товарищ подполковник. Значит, остальные бумаги я забираю. И, извините, мне уже надо бежать, чтобы успеть подготовиться к отъезду. Самолет меня ждать не будет. А надо еще взводу отдать кое-какие распоряжения. С командования взводом меня никто не снимал.

– Надеюсь, еще встретимся… – Последняя фраза прозвучала почти зловеще.

– Я постараюсь вам звонить, – Арцыбашев на прощание даже улыбнулся.

Из гостиницы старший лейтенант быстрым шагом двинулся в ротное помещение, там сразу пошел в канцелярию, где сидели, дожидаясь его, подполковник Совкунов и капитан Твердовский. Василий Иванович сразу выдвинул ящик стола, вытащил лист бумаги и ручку и стал быстро записывать.

Валерий Валерьевич подошел ближе и заглянул через плечо.

– Это тот список, от которого ты так красиво отказался?

– Так точно, товарищ подполковник. Извините, что я сразу так вот, без приветствия начал. Боялся забыть что-то.

– Ну, память у тебя! Прямо как у меня, – засмеялся начальник штаба. – Семь сотовых номеров, один номер спутниковый. И все имена и фамилии. С одного секундного, как я понял, взгляда.

– Секунд пять примерно.

– Это неважно. Все равно с одного взгляда. А отказался ты в самом деле красиво. Предполагаю, как вытянулась у Елизарова физиономия.

– Челюсть слегка отвисла, – улыбнулся Василий Иванович. – И глаза основательно потухли. На это стоило посмотреть.

– А уж относительно штурма дворца Амина ты его совсем «побрил». Он, похоже, как и большинство, верил в легенду «Альфы». А легенды спецназа ГРУ знать не желает, как министр обороны и те, кто этим министром руководит.

– Оставим, товарищ подполковник, этот грех на их совести…

– Согласен. Тебе на сборы сколько времени требуется?

– Две минуты, чтобы жене позвонить. И еще восемь минут, чтобы туалетные принадлежности из дома захватить. Летом я за пять уложился бы, сейчас через сугробы не пролезешь, уйдет восемь. Итого – десять.

– Значит, имеем время, чтобы прикинуть, чем нас подполковник Елизаров наградил, и подумать, с какой стати он это сделал.

– Грубо говоря, он сообщил, что хотели бы от меня они… И здесь почти все понятно.

– Доставить на эту сторону границы Нариманова? Это сказки. Пусть «Альфа» доставляет. Для такой операции по крайней мере взвод требуется и серьезное материально-техническое обеспечение. Но они все же надеялись, что ты будешь работать не один, а при поддержке Службы. Не понимаю только, с чем их надежды связаны. Возможно, принимают желаемое за действительное. Или специально нас интригуют, чтобы мы вмешались? Однако, судя по всему, что-то им удалось, иначе тебя не вызывали бы в Москву. Прямо хоть самому с тобой лететь, чтобы свои сомнения высказать.

– Я ваши сомнения выскажу, товарищ подполковник.

– Так и так тебе придется, если одновременно с тобой вызывают командира бригады. Правда, его по другому вопросу. Но вдвоем мы улететь не можем – значит, надежда на тебя. А я вдогонку шифротелеграмму отошлю со своими размышлениями. Кстати, документы я у тебя заберу пока. Копии сделаю и в Москву отправлю. Пусть глянут.

И Валерий Валерьевич аккуратно собрал разложенные по столу листы.