Создать завал любого прохода в пещеры, да еще при наличии множества камней вокруг, – для толпы это дело нескольких минут... Да и разобрать этот завал тоже недолго. А вот разминировать... А вот каждый камень предварительно проверять, не тянется ли за ним растяжка, не придавливает ли он сам пружинный взрыватель мины-ловушки, настроенной на высвобождение... На это требуется время немалое, и поспешность в этом деле подобна смерти...

Кропотливая работа шла всю ночь – при свете луны и фонарей. Камень за камнем. Осторожно, без спешки, без убийственного дрожания уставших рук... По три мины в каждом завале! Один завал вообще оказался простым нагромождением камней у стены, никуда не ведущим, но тоже заминированным – Талгат позаботился, чтобы спецназовцам было на что потратить время. Таким образом, разбор и разминирование благополучно заканчиваются только к полноценному утру, своей жарой больше похожему на день. Но опять вперед готовятся идти минеры и оснащенные приборами ночного видения офицеры группы Разина. Сохно желает было увязаться за ними, когда неожиданно получает по связи вызов снизу:

– «Бандит», внимание! «Бандит», как слышишь? Я «Рапсодия»...

– Я «Бандит». Нормально... Я следую за «Волгой»...

– Черт! Осторожнее... Это не тебе... «Бандит»... Тормози... И «Волгу» тоже тормозни... В темпе спускайтесь вдвоем ко мне...

Подполковник Разин стоит неподалеку. Слушает по своему «подснежнику». И вскидывает вопросительно голову, словно вопрос задает. Сохно недоуменно пожимает плечами. И вопрос и ответ понятны, но непонятен сам вызов.

– Я «Волга». Новые данные? – спрашивает Разин.

– Новая обстановка... Наверху оставь только своих, остальных гони ко мне. Там они уже не понадобятся.

– Понял... То есть не понял... Иду за «понятием»...

Разин быстро отдает распоряжения. Сохно поджидает его. Они спускаются быстрее, чем поднимались, где возможно – просто спрыгивают с уступа на уступ. Полковник Согрин сидит на камне, приваленном к большому валуну. Кресло со спинкой – так кажется издали. Подходят ближе. Распоротый рукав камуфляжной куртки со следами крови и светящийся белизной чистый бинт под рукавом объясняют, что в настоящее время это не кресло для отдыха, а кресло скорее операционное. Рядом стоит и солдат-санитар.

Объяснять Согрин начинает сразу, как только подполковник с майором оказываются рядом.

– Вертолетная разведка только что доложила... Они засекли банду в количестве приблизительно тридцати боевиков. Движутся от нас тремя отдельными джамаатами. Есть предположение, что это прорвался отряд Талгата...

– Тебя сильно зацепило? – первое что спрашивает Сохно.

– Осколком камня трицепс порвало... Еще вечером... Пустяк... Я не сразу и заметил... Сейчас только перевязку сделал. Не обращайте внимания...

– Не обращаем... – соглашается Разин. – Как Талгат мог прорваться? Каким путем?

– Где-то вышел... Оставил про запас выход в стороне и выбрался... У нас людей не хватало, чтобы везде заслоны выставить. А выставлять посты – на смерть людей посылать... Кто знает, где выход из норы...

– В принципе здесь больше и быть некому... – соглашается Разин. – И движутся не к нам, а от нас... Другие бы к нам двигались, на выручку Абдукадырову. Что делаем?

– Разделяемся... Ты со своими обыскиваешь пещеры... На случай... Разминируешь и минируешь заново проходы... Я с остальными силами гоню в преследование.

– А если он не вышел, если это другой отряд? – спрашивает Сохно. – И Разин со своими попадает в незнакомую подземную обстановку, нарывается на засаду втрое превосходящих сил...

– Он вышел... Он не мог отряд бросить... Есть еще одно сообщение, специально для тебя... Отряд Талгата, думается, остался без командира и движется в заранее продуманном направлении. А сам Талгат в настоящее время уже подлетает к Нижнему Новгороду. А это, – полковник показывает пальцем в небо, откуда раздается хлопанье вертолетных винтов, – транспорт и за тобой тоже. Шесть машин к нам, одна к тебе... Тебя срочно отзывают в Москву. Персонально...

– Зачем? – не понимает Сохно.

– Там и объяснят... Понадобился... Дожидайся, а мы выступаем... С другой стороны выбрасывают десантуру, чтобы перекрыть все тропы...

– Ты-то как? – Сохно кивает на перевязанную руку.

– Я на ногах хожу, – морщится полковник. – Этого мне хватит. И даже бегом могу бегать, если только не на четвереньках...

Площадка большая, хотя и с сильным уклоном. Возможности устроить аэродром нет. Вертолеты зависают в полуметре от каменистой почвы. Подполковник Разин к этому времени уже преодолевает половину пути до подготовленных проходов в пещеры, где его дожидается группа с приданными минерами, а полковник Согрин уже заканчивает давать подробные инструкции командирам взводов спецназа и омоновцам. И отряд всеми свободными силами начинает быструю погрузку. Не очень удобно забираться на висящую в воздухе машину, но это быстрее, чем самим перемещаться на противоположный склон, где вчера была произведена высадка. Сохно растерянно смотрит на происходящее, не понимая своей роли во всем этом. В себя приходит от окрика в наушнике «подснежника»:

– «Бандит», вертолет тебя ждет... – напоминает Согрин. – Напрямую в Ханкалу, а там сразу на самолет... Полетишь спецрейсом...

– Спецрейсом только генералов грузят, – отзывается Сохно. – Меня скорее в грузовой отсек засунут... Но я привычный... Забери «подснежник»... Здесь кому-то из командиров сгодится...

– Отдай омоновцу...

Сохно оглядывается. Видит, как от крайнего вертолета машут ему рукой. И бежит туда, по пути останавливаясь возле вертолета, в который грузятся омоновцы. Передает коротковолновую рацию подполковнику Лопухину:

– Держи связь... Здесь все настроено. Переключатель не трогай. После операции вернешь Согрину или Афанасьеву.

– Спасибо. Ты куда?

– В Кремль вызывают... Посоветоваться хотят...

И бежит дальше, к крайнему вертолету. Он всегда имеет обыкновение бегать, когда следует делать что-то быстро...

К его удивлению, Сохно не собираются сразу запихивать в грузовой отсек отлетающего самолета. Он даже самолета, готовящегося к вылету, не видит. И, повинуясь жесту командира вертолетного борта, идет в сторону командного пункта. Дверь распахнута.

– Разрешите доложить, майор Сохно...

– Зачем ты так срочно в Москве понадобился? – не дожидаясь полного доклада, перебивает его усатый генерал-майор, едва он переступает порог.

– Не могу знать, товарищ генерал. – Сохно привычно кривляется. – Моя персона всегда отличалась скромностью...

– Президентским рейсом летишь... – Генерал смеется. – Не летал президентским рейсом?

– Было как-то... – Майор тоже усмехается. – В Африке... Попросили мы одного местного президента подвезти нас...

– Подвез?

– А куда он денется, когда ему пистолет к брюху подставили...

Генерал косится, но ничего не говорит. Ему уже рассказывали про этого майора Сохно. И приказ, который генерал получил, подтверждает репутацию. Так не отправляли отсюда ни одного пассажира, даже в самых высоких чинах. Только президент однажды уподобился...

– Не боишься истребителей?

– Только когда они на меня летят... Нервничаю... Это еще со Вьетнама...

– Вот и полетишь...

– Истребителем?

– Истребителем... На сверхзвуке... Час с небольшим, и ты в Москве...

– Ладно... Только пусть покажут, как им управлять...

Генерал усмехается. Он шутки понимает даже тогда, когда они произносятся серьезным голосом и при полной серьезности физиономии.

– Оружие придется сдать...

– Такого приказа я не получал... – Сохно вдруг сухо поджимает губы.

– Я такой приказ отдаю, – настаивает усатый генерал.

– Невозможно, товарищ генерал... У меня оружие персональное... Без оружия – я не лечу!

Генерал поворачивается, величественно распрямляет плечи, смотрит на майора, собираясь прикрикнуть, но встречает такой твердый взгляд, что теряется. И вспоминает про репутацию Сохно.

– Ладно, в Москве тебя встретят, все равно разоружат... Шлем надеть придется... Вон, кстати, твой пилот идет... Машина готова. Отправляетесь сразу...

– Есть отправляться сразу, товарищ генерал...

Мочилов очень удивляется, когда спускается с крыльца и видит джип старшего Ангела лишенным картинок. Взгляд к реактивным и турбовинтовым ангелам уже привык настолько, что сейчас машина кажется обнаженной. Полковник где-то слышал, что делать рисунки на машину – удовольствие дорогое. Но не предполагал, что их так легко смыть – он ведь был в кабинете Даутова совсем недолго. Удивление Юрия Петровича разрешается быстро, когда он по дороге к бункеру доходит до первой же урны, из которой торчат обрезки разрисованной пленки.

Мочилов хмыкает над причудами старшего Ангела, оглядывается: не видно ли где виновника торжества, но внимание полковника отвлекает звонок сотового телефона. Определитель высвечивает незнакомый номер.

– Слушаю, Мочилов, – отвечает Юрий Петрович.

– Доброе утро, товарищ полковник. Это генерал Астахов.

– Здравия желаю, товарищ генерал. Чувствую, если здесь до меня добрались, то с какими-то интересными вестями!

– Очень интересные вести... Хочу с вами и с вашими спутниками посовещаться...

– Вы не в курсе, наверное... – слегка смущенно возражает Юрий Петрович. – Мы сейчас не в Москве...

– Я в курсе... Я здесь же, неподалеку. Вместе с генералом Легкоступовым... И еще кое с кем я желал бы вас познакомить. Приезжайте в военный городок, в старую казарму, где расположились офицеры-переподготовщики... Партизаны, как их здесь уже зовут...

– Ангелова и Пулатова брать с собой?

– Обязательно.

– Через полчаса будем у вас, товарищ генерал.

– Жду...

Юрий Петрович тут же звонит на мобильник старшему Ангелу.

– Алексей Викторович...

– Что, профессор созрел?

– Хуже... Созрели два генерала, которые желают побеседовать со всей нашей бригадой. Вы уже, как я вижу, подготовили машину...

– Мы спускаемся... – Старший Ангел краток, когда подходит время действовать.

На половине дороги к военному городку, неподалеку от шлагбаума, джип Ангела пытается обогнать «Ауди» профессора Даутова.

– Странно, – говорит полковник. – Профессор собирался до обеда заниматься с вашими документами... А тут погнал...

– Я его пропущу, – Ангел заметно снижает скорость, – но далеко не отстану...

– А где здесь отставать... – Мочилов пожимает плечами. – Мы скоро в городок въедем. Там всего одна улица с тремя половинками... Половинки – это переулки...

– Другой выезд из городка есть?

– Только через станцию ПВО. Через антенное поле... Там его не пропустят...

– Значит, раньше поехал домой. Пообедать захотел...

– Пусть едет, не приклеивайтесь к нему... – решает полковник.

Старший Ангел послушно сбрасывает скорость еще больше. Он не притормаживает, а просто убирает ногу с педали акселератора и позволяет тяжелому автомобилю профессора удалиться за поворот. Но поворотов на дороге много. Когда и джип поворачивает, «Ауди» уже не видно.

Второй шлагбаум, на самом въезде в городок, поднят. Солдат-дежурный отдает честь, из чего Мочилов делает вывод, что дежурного предупредили об их появлении.

– Старая казарма на противоположном конце, за школой... – Мочилов показывает рукой.

– Откуда здесь столько жителей? – удивляется Пулат. – Неужели все в нашем центре работают? Должно быть, под землей слишком много спрятано, если здесь так много шахтеров...

– Наш здесь только один, помнится, дом... Остальные – с радиолокационной станции ПВО.

– Если я правильно понимаю сущность военной архитектуры, то вижу казарму, – говорит Ангел. – Но там же я вижу и профессорскую машину... Нам обязательно встречаться с ним?

– Мне бы не хотелось... Тормозите... – Мочилов вытаскивает из кармана трубку, отыскивает в памяти номер мобильника Астахова и звонит:

– Владимир Васильевич, это Мочилов. Нас по дороге обогнал Даутов...

– Да-да... Это я его вызвал. Вы подъезжаете?

– Мы уже приехали. Нам обязательно встречаться с профессором?

– Обязательно...

Полковник пожимает плечами, убирает трубку и недовольно говорит старшему Ангелу:

– Вставай рядом с «Ауди»...

Не успевают они еще покинуть машину, когда на крыльцо выходят два генерала в гражданском и с ними профессор Даутов с каким-то пожилым, если не сказать, что с откровенно старым чеченцем, которого профессор держит за руку.

– Это, как я понимаю, Алимхан Даутов... – говорит младший Ангел, пригибаясь на заднем сиденье, чтобы лучше видеть происходящее на крыльце. – Папа пожелал проведать сыночка... Грудь колесом... Вся в орденах...

Вся грудь заношенного и слегка помятого пиджака Алимхана в самом деле увешана орденами и медалями. На офицеров это производит впечатление, потому что они больше других знают, как такие украшения зарабатываются. Ни один из них подобной коллекцией похвастаться не может.

Ни генералы, ни отец с сыном не уходят. Должно быть, ждут приехавших офицеров. Первым к ним направляется полковник...

– Здравия желаю...

– Я понимаю ваше уважительное отношение к Талгату Хамидовичу Абдукадырову, – втолковывает генерал Астахов старому Алимхану, – тем не менее утверждаю, что он обманул вас, и его в данном случае интересует вовсе не лечение, а выполнение задачи, поставленной ему руководителями террористической организации «Аль-Каида».

– Я не верю, что Талгат способен на обман... – мрачно твердит свое Алимхан, глядя в поверхность стола. – Я еще мальчишкой его знал... Он не может стать террористом... Он не из тех, кто стреляет в спину... Он – воин...

– Он был воином, и воином был хорошим, я сам его знал, потому что воевал вместе с ним, – говорит старший Ангел. – Я не скажу, что был его другом, мы только в лицо один другого знали... Но сейчас времена переменились... И Талгат переменился...

– Я не верю... – Старик уперся и стоит на своем. – Он не будет взрывать мирных людей. Я разговаривал с ним. Он сам сказал, что воюет с солдатами. Его не в чем обвинить...

– Разве террористы только взрывают? – спрашивает Легкоступов, устроившийся в стороне от стола и, как всегда, держащийся скромно, незаметно.

– А что они еще делают?..

Владимир Васильевич вздыхает. Так трудно дается разговор со старейшиной, который не хочет верить в то, что его посмели обмануть.

– Хорошо, вы имеете право не поверить нам, но вы поверите своему сыну?

Алимхан бросает на Ахмада короткий взгляд.

– Мой сын давно не виделся с Талгатом и не знает, чем тот занимается.

– Мы встретились с вашим сыном на ваших глазах и не могли сказать ему ничего. Пусть он сам расскажет вам, что может сделать террорист, подготовленный Талгатом...

– Что я могу сказать? – спрашивает профессор.

– Мы только назовем вам кодовое наименование операции, которую проводит сейчас Талгат Абдукадыров.

– Я слушаю.

Пауза длится долго, и напряжение висит в воздухе.

– Эта операция называется «Электрический айсберг»... Вам это название что-то говорит?

Последний вопрос можно было бы и не задавать. Все, в том числе и старый Алимхан, замечают, как вздрагивает профессор Даутов.

– Это мне многое говорит. Я был ассистентом профессора Васильева, когда он разрабатывал аналогичный проект. Но одинаковые названия могут быть у разных операций... Где гарантия...

– Вам что-нибудь говорят имена подполковника Пахомова, майора Соколова и майора Алданова? Вы встречались с этими людьми? – напористо добавляет полковник Мочилов.

Профессор на несколько секунд замирает.

– Да, – говорит наконец, словно выдавливает из себя. – Я этих людей готовил вместе с Васильевым... И хорошо знаком с каждым из них...

– Тогда, может быть, вы сумеете нам объяснить, зачем Талгат Абдукадыров захватил этих людей, если они не могут его интересовать, если он не занимается разработками по той же линии?

– Он захватил «айсбергов»? – возмущенно удивляется Даутов. И даже слегка усмехается при этом. И в голосе звучит откровенное недоверие. – Как подобное возможно?

– Вообще-то это не сложно... – говорит Мочилов. – Усыпить человека... И захватить... Но там дело обстояло иначе. Они умышленно позволили ему это сделать. Правда, потом Пахомов и Соколов уничтожили охрану и вернулись восвояси, а Алданов до сих пор находится в руках помощников Талгата. Но только для того, чтобы узнать правду о целях похищения. Сейчас нам эта правда известна, и как только мы сумеем передать весточку Алданову, охрана перестанет существовать, а сам майор вернется домой. Вы в этом, думаю, не сомневаетесь...

– Не сомневаюсь... – Голос Даутова подрагивает. – Это страшные люди... И их нельзя оставлять без контроля...

– Не совсем так... В нормальной обстановке это нормальные люди... И, кроме того, они под постоянным контролем, хотя и не в изоляции... Но вы так ничего и не сказали о Талгате Абдукадырове, – настаивает Астахов.

– Если это правда... То... – Он смотрит на отца. – Папа... Талгат задумал страшное дело...

Старый Алимхан поднимает глаза. В этих глазах боль и сомнение. Но теперь уже и вера сыну.

– И именно как участник проекта «Электрический айсберг» вы, профессор, понадобились Талгату. Лечение – это предлог. Он готовится захватить вас и с вашей помощью развернуть свою операцию по подготовке «шахидов-айсбергов»...

– Это страшно...

– Что это такое? «Айсберги»... – спрашивает старик.

– Это человек, – объясняет сын, – который заходит в толпу и вдруг начинает убивать всех, кто стоит рядом. Голыми руками... Он обладает в состоянии «включения» необыкновенной силой и подготовлен для убийства... Убивает одним касанием... Чем больше людей рядом, тем больше смертей... И он не выбирает кого-то одного... Для него все равны... Он в этот момент безумен, как... как... как взрыв... Это гораздо хуже и опаснее взрыва...

– Вот теперь мы, кажется, пришли к взаимопониманию, – говорит Астахов.

Генерал встает.

Встает и старый Алимхан. Смотрит в стол взглядом, показывающим настоящую физическую боль. Руки держит за спиной.

Ордена и медали на его груди, кажется, потускнели...

Отец с сыном уходят. Сын повел отца к себе домой – с правнуками познакомиться. Им всем вместе принимать участие в операции. Профессор двумя невнятными словами объясняет на ходу полковнику Мочилову, что сейчас не та обстановка, чтобы плотно приступать к работе с двумя капитанами. Он еще не понял, что приезд Ангела с Пулатом – только маскировка. Мочилов молча кивает, не разубеждая профессора. Он тоже надеется, что «два капитана» не откажутся от проведения эксперимента. Дверь закрывается.

– Итак... Мы приступаем к завершающей фазе... – говорит генерал Астахов, принявший, похоже, командование операцией на себя. – Скоро прилетит вертолет. Привезут майора Сохно и группу чеченцев... Прошлым вертолетом доставили куратора вашего майора Алданова и интерполовца Зураба...

– Зачем они? – спрашивает Ангел.

– А выпить ничего не привезут? – одновременно интересуется Пулат.

– Кран в туалете... – сухо говорит Легкоступов в ответ на последний вопрос. – Стаканами нас не обеспечили...

– Талгат Абдукадыров должен вскоре встретиться с Алдановым, – объясняет Астахов, не реагируя на вопрос «маленького капитана». – Надо показать Алданову куратора, чтобы тот понял существование контроля и не применял раньше времени жестких мер. Иначе он может просто уничтожить Абдукадырова. Мне на рассвете звонил Басаргин. Они зафиксировали разговор Зинура с Абдукадыровым и определили, где Зинур находится. Очевидно, вместе с Алдановым. Куратор навестит его... А потом мы заменим бандитов Зинура на других чеченцев... И одного из них тоже будут звать Зинуром... Для куража...

– Не очень понимаю... А Сохно?

– И с Сохно может получиться интересная история... Это идея того же Басаргина... По замыслу, старшего Даутова и Сохно необходимо будет показать Талгату... В какой-то нестандартной обстановке, не подходящей случаю, не соответствующей действительности... Пусть он их узнает, а они его – нет... Шоковое положение... Наш эксперт предполагает, что у Талгата в самом деле не все в порядке с психикой. Из-за этого он должен чувствовать себя не совсем уверенно. Непонятная ситуация, даже – необъяснимая, с точки зрения логики, ситуация, что-то невероятное... Мы таким образом просто добьем Талгата... Здесь же понадобится и Зураб. Он не знаком с Талгатом и потому вполне заменит Мансура, владельца хозяйства, где планирует остановиться Абдукадыров со своими людьми. У Зураба своя роль... Очень непростая... Он тоже будет вводить Талгата в состояние непонимания ситуации... Усилит путаницу... А потом он встретится с Алдановым... И произойдет та же самая история... Такие меры способны усугубить болезненные ощущения и ввести Абдукадырова в замешательство... Может быть, даже в панику... И это может заставить его совершить звонок Аз-Завахири... Именно это, а не успех задуманного... Я думаю, и одного звонка будет достаточно...

– В таком случае, – вступает в разговор младший Ангел, – мне следует предупредить своих сотрудников, чтобы они были готовы.

– Они готовы. Они сидят у Басаргина и ждут результата. Мы поддерживаем связь... И любой звонок Абдукадырова контролируется... К настоящему времени уже установлены некоторые его явки, остальное вычислим потом... Сейчас торопиться еще рано...

Деревенька умирающая, хотя, наверное, еще не слишком старая. Просто людям здесь делать нечего, потому все жители и рассыпались горохом по ближайшим городам... Да и Москва под боком, она манит, там всегда найдется возможность устроиться, если голову и руки имеешь. Каждый считает, что уж он-то имеет, что уж он-то не пропадет, как иные... Тем не менее пропадают...

Электричество здесь еще не обрезали, как в некоторых почти полностью покинутых деревнях, хотя на самих домах провода висят, как заметил Виктор Егорович, по стенам. И скреплены кое-как... Опасно это... Загореться всегда может... Никто не следит... А по стенам они висят как раз потому, что уже обрезали электричество, поскольку никто за него не платит...

«Тойота Ленд Крузер» с разбитой дорогой справляется легко и с удовольствием. На звук двигателя распахивается калитка одного из дворов. Ворота не раскрываются. Их и раскрывать рискованно – могут рассыпаться. Вышедший навстречу – типичный кавказец. Заросший щетиной, сонный. Поднимает приветственно руку.

– Нам сюда... – говорит Зинур почти весело.

И первым покидает машину. За ним выходит тот парень, почти мальчишка, что поехал с ними в качестве охранника, и воровато оглядывается, прячет завернутый в легкую ветровку автомат. Последним выбирается Виктор Егорович. Водитель даже двигатель не глушит. О чем-то говорит с Зинуром по-чеченски. Прощаются. «Ленд Крузер» величественно разворачивается, поблескивая отсветами восходящего солнца на тонированных стеклах, и сразу отправляется в обратную дорогу. Только облако пыли заполняет улицу.

– Мы теперь, значит, без колес остались? – потягиваясь, спрашивает Алданов. Потягивается Виктор Егорович естественно. Он в самом деле слегка вздремнул в машине, понимая, что запомнить дорогу в темноте слишком сложно. Хватит и того, что он знает направление, знает, что они проехали Ярославль и пересекли Волгу. А чтобы ориентироваться среди проселков и одинаковых деревень, надо, по крайней мере, знать несколько местных названий. Но на проселочных дорогах не ставят указателей с обозначением опустевших населенных пунктов. Это привилегия дорог асфальтированных. Хотя при въезде в эту деревню он увидел столб, на котором должна бы быть надпись. Но кто-то ее уже «приватизировал»...

– Чужая машина... – объясняет Зинур и наклоняется, чтобы пройти в калитку. Низкая поперечина грозится стукнуть в лоб любого неосторожного, тем более обладающего ростом под сто девяносто, как у чечена.

Виктор Егорович идет следом – наклониться приходится даже ему, хотя его рост даже в лучшие времена, когда плечи держал старательно развернутыми, немного до ста восьмидесяти не доходил. Во дворе он осматривается. Это привычка – обстановку фиксировать. Дом с покосившимся от времени крыльцом. Сам дом одним боком в землю врос, покривился, и оттого грозит развалиться шиферная кровля. Справа сарай. Дальше – огород, заросший крапивой и всем остальным, чем зарастают напрочь заброшенные участки, – признак временности жилья. Если люди желали бы обосноваться здесь надолго, они бы хоть чуть-чуть за огородом проследили. Огород плавно стекает к реке, над которой стоит, как парок, легкий утренний туман, цепляется за ветви склоненных к воде кустов. Когда-то, наверное, огород был в самом деле огорожен, как ему и положено быть в соответствии со своим именем собственным. Остались еще столбы от забора напоминанием о нем, но самого забора давно уже нет.

Виктор Егорович шагает за Зинуром в низкую дверь. Дом оказывается не домом в современном, городском понятии этого слова, а простой избой. То есть состоит из кухни с печкой и большой единственной комнаты. Здесь печь тоже установлена – посредине. Но уже первый взгляд дает понять, что это не жилая изба, а временный бивуак. По углам набросано тряпье, и на тряпье спят четверо небритых чеченов.

И автоматы у каждого под рукой. Дополнительный штрих к временному боевому убежищу. Не боятся, что кто-то посторонний заглянет, если есть в деревне посторонние. А посторонние, вернее местные, здесь есть, потому что Алданов уловил запах печного дымка, идущего с улицы. Если бы здесь жили городские, они не топили бы печь, а пользовались бы обыкновенной электроплиткой. Да и вставать в такую рань могут только деревенские жители.

– Ложись где-нибудь, досыпай... – машет рукой Зинур.

Виктор Егорович только головой качает.

– Надолго мы сюда?

– Как Талгат Хамидович скажет...

Зинур смотрит на часы, несколько секунд думает, потом вытаскивает мобильник и набирает номер. Виктор Егорович может подсказать ему, какой номер надо набирать, но Зинур и сам, кажется, помнит его хорошо.

Разговор идет на чеченском, Алданов не понимает ни слова, кроме первого традиционного «алло». И потом улавливает свою фамилию, странно произнесенную. Почти на французский манер. Тем не менее, и этот разговор – уже информация.

Зинур убирает трубку.

– Талгат Хамидович будет через четыре часа... Можешь отдохнуть...

– Бритва здесь есть? – Виктор Егорович трогает свой основательно заросший подбородок.

– Едва ли... Они бриться не любят... – кивает Зинур на спящих.

– А сеновал есть?

– Это что?

– Над сараем чердак... Там есть сено?

– Трава? Есть... Старая... – говорит тот чечен, что встречал их.

– Я там посплю... – Алданов вроде бы и не сомневается в своем праве находиться вне окружения вооруженной охраны. Это тоже проверка. Насколько прочно в него вцепились? Насколько доверяют?

Но Зинур не противится, молча наблюдает, как Виктор Егорович выходит из дома, чтобы забраться на сеновал. Он, кажется, верит чужому слову. В таких случаях на слово этого человека тоже можно полагаться. Значит, потом, когда все закончится, Виктору Егоровичу будет слегка жаль Зинура...

Никто не мешает просто убежать... Ведь уже есть что передать, уже есть какие-то начальные данные, есть фамилия главного человека в этой истории. Или хотя бы одного из главных. И убежать можно спокойно, без кровопролития. Но все-таки стоит поговорить с самим Абдукадыровым...

А это значит, что надо ждать...

Виктор Егорович останавливается перед торцом сарая. На сеновале когда-то существовала дверца. Сейчас она сорвана. Рядом со стеной, в крапиве, валяется лестница. Приставить ее и забраться наверх – дело минуты.

Запах сена, пусть и старого, понизу пропревшего, все же вызывает ностальгические нотки. Забытым воспоминанием всплывают ощущения детства. Виктор Егорович ложится прямо в сено, расслабляется. Как хорошо здесь уснуть... И он засыпает сразу...

Алданов смотрит на часы. Двадцать минут десятого. Пора просыпаться окончательно, тем более когда будят с шумом. Вообще-то с таким треском и грохотом приличные машины не ездят... А в понятии Виктора Егоровича бывший лейтенант Абдукадыров должен приехать на приличной машине. Тем не менее грохот приближается. Более того, он замирает как раз около ворот дома, занятого чеченцами. Не беспокойство, а простое любопытство заставляет Алданова перевернуться и чуть-чуть сместиться в глубину сеновала, к дальней боковой стенке. Здесь множество щелей, позволяющих рассмотреть визитеров. И первый же взгляд заставляет слегка напрячься...

Около дома остановился старенький и весь разбитый сельскими дорогами милицейский «уазик». С правого переднего сиденья выбирается пожилой милиционер. Маленькие звездочки на его погонах трудно разобрать с такого расстояния, но Алданову кажется, что пожилой милиционер в звании старшего лейтенанта. Но это в принципе и не важно, сам Виктор Егорович хорошо знает, что в нужный момент маленькие звездочки на этих плечах могут смениться большими. То есть старший лейтенант станет полковником...

Куратор...

Куратор осматривается невнимательным взглядом, косолапя и покряхтывая, идет к калитке и громко стучит. В избе должны уже проснуться и ощериться в окна автоматами. Впрочем, суетиться причины нет. Старший лейтенант идет один, водитель остался в машине. Двигатель включен. Значит, ненадолго... Чечены умеют общаться с ментами...

К калитке выходит Зинур. Открывает. Молча смотрит на пожилого старшего лейтенанта.

– Здравствуйте, – козыряет тот. – Я, так сказать, буду местный участковый старший лейтенант Лизунов... С кем, так сказать, честь имею?

– А чего надо-то? – Зинур не волнуется и в спокойном недоумении почесывает затылок.

– Надо посмотреть, кто здесь у меня объявился, на каком основании поселился... – говорит старший лейтенант строго.

– Да дом вот купить хочу... Пока присматриваюсь...

– А хозяин где?

– Вот я сам и ищу хозяина... – зевает Зинур.

– И поселились, стало быть, без разрешения...

Зинур молча лезет в карман и вытаскивает сто долларов. Молча кладет в уже протянутую руку.

– Вот временное разрешение. Годится такое?

Старший лейтенант смотрит в ладонь, но руку не убирает. Зинур добавляет еще одну банкноту аналогичного достоинства. Ладонь сжимается.

– Годится... Надолго поселились?

– У меня квартира в Москве... Там слишком жарко... Отдохну недельку-другую...

– Добро... – соглашается старший лейтенант. – Две недели... Через две недели я приеду...

Он козыряет и косолапит обратно к машине. Зинур закрывает калитку.

Виктор Егорович провожает громыхающий «уазик» и остающееся после него облако звенящей пыли долгим взглядом. Он понимает сигнал. Появление куратора – это прямой приказ продолжать операцию. Срок дается – две недели... Эти две недели суетиться не стоит... Пусть Зинур еще поживет... Пусть поживет бывший лейтенант Абдукадыров...

Алданов снова откидывается на спину и закрывает глаза...

Он и здесь под привычным контролем...