Звук выстрела почему-то остался неслышимым. Звук пробитого стекла, как ни странно, тоже. Никакого переполоха. Значит, часовой на посту спит более крепко, чем пленник в своей комнате, и сны ему, должно быть, снятся с выстрелами, если он не слышит то, что услышать должен. Часовой просто обязан был обратить внимание на такой звук. А если он опытный, он обязан и понять его происхождение. Ни бесшумные винтовки типа «винтореза», ни пистолеты с глушителем не способны стрелять совсем без звука. Это известно всем. И этот звук должен слиться воедино со звуком пробитого стекла. Есть шум... Реагируй! Поднимай тревогу! Вызывай командира!

Впрочем, рядом проходит оживленная автомобильная трасса. Оттуда звуки доносятся даже в комнату к Алданову. Вполне можно допустить, что часовой принял эти звуки за пришедшие именно оттуда. И все равно – плохой часовой, никуда не годный часовой...

Некоторое время Виктор Егорович стоит у стены в задумчивости. Что предпринять? Потом усмехается и решает дать возможность событиям развиваться своим чередом. Но на кровать, как человек опытный и мудрый, пока не возвращается – все еще всматриваясь в стекло. И не напрасно. Минут через пять через двор в трех шагах от окна выходит горилла с человеком, держащим в руках «калаш» со сложенным прикладом. Все ясно. Горилла договорился с часовым. Они даже останавливаются на пару секунд против окна, рассматривая отверстия и прислушиваясь к звукам. Потом расходятся в разные стороны. Если нет реакции, считают, что задача выполнена с ювелирной точностью. Виктор Егорович удивляется – где таких наивных делают?.. Результат обязательно надо проверять! Это закон. А они удовлетворены выстрелом и дырами в стеклах...

Теперь за окном тишина. И потому Алданов может уже спокойно прилечь, уверенный, что проверка состоялась. Не захочет горилла рисковать с контрольным выстрелом. Он и без того слишком рискнул. Но, прежде чем прилечь, отставной ликвидатор любуется чужим непрофессионализмом. Пальцем забирается в горячую еще дырку, оставленную в подушке. Пуля прошила ее насквозь, прошила матрац и застряла скорее всего в панцирной сетке. Сетка спружинила и выдержала удар. Этот звук Алданов слышал, а звук удара в стену – нет.

Теперь лежа можно все спокойно обдумать и сделать вывод. А вывод Виктор Егорович делает однозначный. Не все в группе бандитов так уж благополучно, и авторитет ичкерийского куратора Зинура далеко не стопроцентный, как тому самому, похоже, кажется... Этим при необходимости можно воспользоваться, хотя действия самого Зинура покажут расстановку сил. А там и свои действия не грех предпринять... Может быть, уже пора?

Заснуть после такого происшествия, естественно, уже невозможно. И Алданов просто лежит, забросив руки за голову и слегка свесив ноги с кровати. Это не совсем удобно, но он человек аккуратный. Пусть матрац коротковат и узковат, пусть он грязный, но ложиться на него с тапочками, в которых приехал сюда, он не может – натура не та, не позволяет...

В этой позе его и застает сначала шум двигателя машины и голоса встречающих во дворе. Свет фар по окнам прогуливается, освещая комнату, и тут же вызывает за стеклом возгласы удивления, а потом и откровенный приглушенный шум, словно сильный ветер идет по листве. Обычно такой шум может издавать шепот толпы. Но здесь толпе взяться неоткуда, и Алданов удивляется звуку, только потом понимая, что обильное количество гортанных звуков в голосах создает похожий эффект. Что там произошло, понятно без слов незнакомого языка. Заметили пробоины, подходят. Что-то говорят. Возбужденные, злые голоса, судя по интонации, кого-то зовут. Голос Зинура к ним присоединяется. Это не голос. Это крик... От испуга и отчаяния, словно он боится потери близкого родственника, дорогого ему человека. И тишина, как актерская пауза... Потом еще больший шум. И топот... Теперь топот в коридоре... Поворот ключа в замке, резко распахиваемая дверь, включенный свет...

– Дверь закрой, поговорим... – спокойно встречает Зинура Виктор Егорович.

Но Зинур с ситуацией справиться уже не в состоянии. Он сам возбужден, и другие возбуждены, они тоже в комнате... Их человек пятнадцать. Это в самом деле толпа...

Длится это больше минуты. Боевики дыхание переводят.

– Кто стрелял?

Алданов молча поднимает подушку и протягивает. Зинур рассматривает обе дыры. Проходит к окну, ковыряет пальцем стекло и сует палец в рот – порезался об острый край, кровь облизывает.

– Часового! – рявкает Зинур по-русски.

Он хочет, чтобы Виктор Егорович знал ситуацию и смог объяснить потом Абдукадырову, что произошло. Это понятно без слов по бледности, покрывшей смуглое лицо. Должно быть, бывший лейтенант Абдукадыров умеет спрашивать с подчиненных по всей строгости.

Часовой выходит из-за спин. Тот же автомат в руке. Ствол смотрит в пол.

– Ты слышал выстрел?

– Нет, не слышал... – Часовой отвечает тоже по-русски, но с таким акцентом, что простые слова можно разобрать с великим трудом.

– А где ты тогда был? – Голос Зинура награды не обещает.

– На поста стоял...

– Спал!..

– Нет, не спал... Просто не слышал...

– Как ты мог не слышать...

– С глушитель кто-та стрелял... Дорога близко... Машины шумит... Не слышал...

Виктор Егорович наблюдает сцену с интересом. С большим интересом, чем мог бы наблюдать эту же сцену с пулей в голове. Говорят, когда человек умирает, он еще долго летает над тем местом, где умер, и не может сообразить, что под ним происходит. И уж тем более вмешаться в события. А живой может. Виктор Егорович живой, потому и предполагает это сделать, чтобы обезопасить себя на последующее.

Зинур возвращается к стеклу. Смотрит через два отверстия во двор.

– С дерева стреляли... Кто во двор из цеха выходил?

– Никто... – Часовой отрицательно мотает головой.

– Но кто-то же стрелял! Если наши все были в цехе...

– Чужой...

– Ты кого-то видел?

– Не видел...

– Откуда здесь взяться чужому!

Толпа за плечами часового шевелится. Горилла смотрит через плечи.

– Это его дружки... Те, что сбежали... Хотели его убрать...

Виктор Егорович даже не напрягается, но информацию сразу принимает к сведению. Значит, Соколов с Пахомовым вышли из игры... Но ему выходить еще рано. Момент сейчас, конечно, удобный. Много их, правда, но справиться можно. И нет этих пистолетов со снотворным зарядом. Не приготовились, а если он «включится», им уже поздно будет готовиться. Но он ничего еще не узнал. И неизвестно, располагают ли какими-то сведениями Соколов с Пахомовым. Им не давали персонального задания. Не успели сообразить. А ему дали. И это задание следует выполнить. Тем более что сейчас перед ним простые исполнители, «черновики», от которых невозможно добиться вразумительного объяснения даже с применением психотропных средств. А впереди светит встреча с бывшим лейтенантом Абдукадыровым, и эта встреча может что-то прояснить. Нет... Рано...

– А кто мог со стороны увидеть, где лежит этот человек... – Зинур тычет пальцем, чуть не попадая в лицо, в Алданова. – Надо было знать комнату, надо было знать расположение кровати, чтобы так выстрелить...

– Ладно... – примирительно говорит сам Виктор Егорович. – Не убили, и ладно... Пусть все выйдут, поговорить надо...

Зинур властно машет рукой. Боевики не слишком торопятся, но выходят за дверь. И даже дверь закрывают. Но стоят за ней, не удаляются.

– Меняемся? Сведения на сведения...

– Что? – Зинур не понимает.

Алданов говорит тихо, чтобы слышно было только одному Зинуру:

– Я скажу тебе, кто стрелял. Думаю, что эти люди и тебе готовы пулю в спину пустить при удобном случае. А ты мне скажешь, что случилось с Соколовым и Пахомовым...

Зинур раздумывает несколько секунд. Плечами пожимает, потому что большого секрета не видит, и сообщает, впрочем, без радости:

– Их держали вместе, рядышком... Они перебили охрану и сбежали... После этого, чтобы это не повторилось, Талгат Хамидович позвонил тебе и договорился о встрече. С ними договориться не успел... Ты знаешь, где их искать?

– Не знаю. И не советую. Они убьют и тех, кто их найдет. Сразу... Объяснить ничего не сумеешь... И не будут ждать телефонного звонка...

– Против них не я работал. Там другие люди. Я должен был тебя к ним присоединить, а потом уже звонить эмиру... – Эмиру?

– Талгату Хамидовичу... Ладно. Твоя очередь...

– Это горилла стрелял, – говорит Алданов. – Скорее всего пистолет с глушителем. Договорился с часовым. Потом они вместе под окном гуляли...

– Они из одного тейпа... Тем хуже для них... Расстреляю... – свирепеет Зинур так, словно покушение было совершено на него.

Он выкрикивает что-то резкое на своем языке. Алданову кажется, что Зинур произносит какое-то длинное имя. Дверь тут же распахивается, и заходит человек. Зинур что-то объясняет ему шелестящим шепотом. Тот кивает, криво и довольно ухмыляется и выходит. А уже через минуту из коридора раздаются крики.

Теперь дверь открывает сам Зинур. Виктор Егорович стоит сбоку от него. И видит, как у часового уже отобрали автомат, горилле закрутили руки за спину и вытаскивают из-за брючного ремня со спины пистолет с глушителем. Пистолет передают Зинуру. Тот рассматривает, нюхает глушитель и показывает Виктору Егоровичу. – «Глок-17»... – Алданов слегка выпячивает губу. – Модификация «Zoom», специально для усиленного глушителя под сто выстрелов в автоматическом режиме...

– Я говорю, глушитель порохом пахнет... – объясняет Зинур.

– Я и не сомневался.

Зинур поворачивается к распахнутой двери. Двоих арестованных держат перед ним.

– В подвал их. Там пристрелите...

Алданов испытывает огромное желание попроситься в подвал с арестованными для беседы с глазу на глаз. Но он сдерживает себя...

– А нам пора ехать... – Зинур поворачивается к Виктору Егоровичу. – Обещаешь, что не попытаешься убежать?

– Я уже обещал Абдукадырову. Мы с ним встречались когда-то... Хочу встретиться снова...

– Я верю слову мужчины. Тогда я беру с собой только одного человека, кроме водителя... Остальные пусть ищут твоих друзей... Хотя ты и не советуешь им это делать... Пусть ищут...

«Может быть, мои друзья уже ищут их...» – думает Виктор Егорович, но вслух этого не говорит. Кто предупрежден, тот вооружен...

Ангел матерится виртуозно.

– Где такому учат? – со скромным вопросом, как ученик у учителя, интересуется Пулат. – Адрес, пожалуйста, дай...

– Смотри, мать его, что твой Тобако натворил...

Ангел обходит свою машину кругом.

– И здесь, подлец, тоже... Да, когда успел-то... Это ж сколько времени на такую ерундистику потратить требуется...

– Вообще-то с Тобако меня ты познакомил, и он твой больше, чем мой... А что, мне эта новогодняя елка вполне нравится... Правда, рановато.

Днем Тобако попросил для каких-то своих нужд машину Ангела. Сказал, что не может поехать на свидание на своей. Такому водителю, как Андрей, Ангел вручил ключи без сомнений и никак не ожидал подобной подлости.

– Интересно, во сколько ему это обошлось? – Пулат чешет коротко стриженный затылок. – Я слышал, такое удовольствие стоит чуть ли не больше, чем вся машина...

Ангел подходит ближе, наклоняется. Вся машина разрисована стремительно, как истребители, летающими ангелами небольших размеров. У одних за спиной крылья, у других пропеллеры «а-ля Карлсон». А на передних дверцах красуются громадные бело-розовые крылья. Должно быть, они, по замыслу художника, принадлежат самому водителю.

– Слава богу... – Ангел пробует рисунок пальцем и выпрямляется с облегчением. – Пленку приклеили... Я уж боялся, придется кузов красить...

– Зачем. По мне – красиво... – сомневается Пулат.

– Зачем мне нужны особые приметы... Ладно... Прощаю. Ты сегодня ездил за пиццей на машине Тобако...

– Ездил...

– Ключи ему отдал?

– Я запасные брал.

– Где они?

– Вот... – Пулат вытаскивает из кармана ключи от серого «БМВ», стоящего тут же.

– Открывай, садись в салон...

– Зачем? – интересуется Виталий, но он привык выполнять распоряжения Ангела и выполняет их сейчас.

Ангел открывает багажник своего «Гранд Чероки» и вытаскивает два узких рулона. Самоклеющаяся прозрачная пленка. На пленке что-то написано.

– Ты клей спереди вот это, я сзади наклею вот это... Прямо на стекло...

Пулат изнутри приклеивает пленку, не прочитав надпись с оборотной стороны, и выходит, чтобы прочитать с улицы.

– God the God – my second pilot!– читает он и переходит к заднему стеклу, над которым еще трудится, выравнивая углы, Ангел. – I miss only the plane, flying up on the right!

Ловит вопрошающий взгляд товарища сквозь слаботонированное стекло «БМВ».

– Вопрос поставлен по существу! – одобряет.

Ангел выбирается из машины Андрея и садится в свою.

– Поехали, – торопит Пулата. – Мочилов ждет и мечет...

– Что – мечет?

– Бутерброды...

Полковник Мочилов, заранее предупрежденный по телефону и вооруженный объемным опечатанным портфелем, встречает их на подъезде к служебной стоянке. Садится в машину на заднее сиденье.

Пулат, обернувшись через левое плечо, сразу смотрит на портфель. Демонстративно и с намеком. Мочилов в ответ смотрит внимательно на самого Пулата.

– Я надеюсь, что вы не весь портфель набили одной закуской, – интересуется Виталий таким тоном, словно между ними и полковником была предварительная договоренность о том, что следует брать с собой. – Я обычно закусываю мало, больше пью, если ситуация позволяет это делать... И всегда предпочитаю, чтобы в багаже было больше стеклянного перезвона...

– В данном случае ситуация не позволяет... – Юрий Петрович категоричен.

Пулат вздыхает. Ангел посмеивается. Он знает, как любит «маленький капитан» шокировать начальство, изображая собой заштатного пьяницу. После недавней операции, где ГРУ вынужденно задействовало двух отставных капитанов, при «разборе полетов» в кабинете начальника агентурного управления генерал-лейтенанта Спиридонова Пулат спокойно попивал из банки джин-тоник и «не замечал» взглядов, которые бросали на него утяжеленные званиями подчиненные генерала и полковник Мочилов, представляющий на совещании диверсионное управление.

– На какой высоте лететь будем? – язвит Мочилов по поводу рисунков на машине. – Воздушный коридор выделили? Иначе в тех местах нас могут просто сбить...

– Я предпочитаю бреющий полет... – Ангел не смущается ангельским видом своей машины. По крайней мере, старается не показать своего недовольства шуткой Андрея Тобако. – На бреющем наземные средства ПВО бессильны, не успевают среагировать... А пока они поднимут авиацию, я успею приземлиться на ближайшей дороге... У вас же есть опыт бреющих полетов на гражданских самолетах...Подскажете, если что-то не то сделаю... Но... К делу... Как вы намерены представить нас полковнику Даутову?

– Я уже позвонил ему домой. Он живет неподалеку в военном городке. Попросил его съездить на работу и заглянуть в головной компьютер реабилитационного центра, где для него есть шифрованное послание. И предупредил о нашем приезде.

– А послание...

– Краткая версия... История болезни того и другого в моем изложении... Предпенсионные медицинские книжки я везу с собой... Как и документы по экспериментам профессора Радяна... Профессор Даутов профессора Радяна хорошо знал. Правда, сам он в то время тоже был только капитаном, как и вы, и готовился к защите кандидатской диссертации... Он просил Радяна быть на защите оппонентом, тот сослался на занятость и не согласился... Был увлечен работой с вами...

– Естественно, вы сообщили Даутову, что мы в настоящее время являемся сотрудниками Интерпола... – лениво не спрашивает, а почти утверждает Пулат.

Полковник знает манеру «маленького капитана» общаться слегка витиевато и потому не обращает на его слова внимания, продолжая тему:

– Я выскажу профессору ту же самую версию, что разрабатывалась нами в предыдущее исследование. Вас донимает ФСБ, пытаясь вытащить из ваших умных голов то, чего вы сами не знаете. А нам важно вытащить это самим и не разрешить ФСБ пользоваться результатами нашего труда. Эксперименты Радяна оплачивались из бюджета ГРУ... С Легкоступовым я это согласовал. Он близко подходить не будет, только выставит негласную охрану в военном городке и в ближайших населенных пунктах. Там где-то рядом уже отыскалось целое хозяйство, купленное чеченами. Скотоферма и еще что-то. Русские у них работают по найму за копейки...

– В военном городке могут заметить посторонних.

– Их привезли под видом курса переподготовки офицеров запаса. Там есть казарма и учебные классы. Будут контролировать дом и семью Даутова на случай каких-то эксцессов.

– Я сомневаюсь, что Талгат посягнет на семью профессора, чтобы принудить его к какому-то действию, – качает головой Ангел. – Не тот он человек... Он в душе остался хорошим и честным спецназовцем, каковым был в Афгане, и не будет действовать методами бандитов...

– Я тоже так думаю, – соглашается Мочилов. – И даже возражал Геннадию Рудольфовичу. Но у Легкоступова на все это одно обоснование – Абдукадыров готовит террористов, значит, сам он террорист, вот и все. Это, соглашусь, аргумент весомый, но он не привязан к обстоятельствам. Ярлык, приклеенный без учета психограммы самого Абдукадырова. Мы как поедем?

– Нам на другой берег Волги. Лучше всего переехать в Ярославле по мосту... Я боюсь, что Геннадий Рудольфович проявит себя человеком радикальным, как вся их Контора, и наломает дров. Они могут работать просто на уничтожение Талгата, лишь бы сорвать его планы. Я лично вижу задачу чуть-чуть иначе...

– Как вы ее видите? – хмуро спрашивает полковник.

– Извините, Юрий Петрович, но уничтожение такого опасного человека даст нам, конечно, что-то, но далеко не все, что можно выжать из ситуации. Если правда то, что Талгат сотрудничает с Аз-Завахири, то я хотел бы выйти на него или хотя бы вывести на него лиц, которые могут достать этого неукротимого.

– То есть вы собираетесь работать не на собственные спецслужбы, а на своего сына...

– Не на своего сына, а работать в соответствии с планами «Пирамиды», специального подразделения ООН, учрежденного Советом Безопасности ООН с подачи постоянных членов Совета Безопасности, в число коих входит и Россия. Да, я хотел бы работать по их планам, поскольку нахожу их более дальновидными, чем наши сиюминутные интересы...

– Тогда получается...

Договорить полковнику не дает звонок мобильника. Он вытаскивает трубку из кармана, смотрит на определитель номера и пожимает плечами.

– Слушаю, Мочилов... Да... Да... Я сейчас в машине... Только выезжаем из города... Хорошо, соедините... Да... Слушаю, товарищ генерал. Да... Да... Я как раз еду в командировку по этому вопросу. Слушаюсь. Только не очень понимаю, зачем они нам нужны... Так. Так. Так точно. Я понял, товарищ генерал. Так точно... Есть...

Он убирает трубку и взглядом побитой собаки смотрит на Ангела, который вытаскивает свою, потому что звонят и ему.

– Начальник ГРУ... Сам... Приказ – работать совместно с «Пирамидой» и согласовывать действия... Говорит, указание с самого верха...

Ангел удовлетворенно кивает и отвечает на телефонный звонок:

– Слушаю тебя, Сережа... Нет, никак не могу... Выехал в командировку... На окраине Москвы... А тебе куда? Так... Понял... Жди, я сейчас подъеду...

Он убирает трубку и в зеркало заднего вида смотрит на полковника. Юрий Петрович тоже пользуется зеркалом. Взгляды встречаются.

– Ну... – Полковник понимает, что ему предстоит что-то выслушать.

– Сын звонил. Его допустили для работы в точке, в которую мы сейчас направляемся... Он хотел попросить у меня машину, но мне проще взять его с собой...

– Разворачиваемся? – довольно улыбается Пулат.

– Разворачиваемся...

– Зураб объявился...

Доктор Смерть включает спикерфон:

– Мне иногда кажется, что он берет свои данные из сводок информационных агентств. Всегда быстро и всегда «по слухам»... – говорит из своего угла Дым Дымыч Сохатый. – Единственно, удивляет, что слухи, как правило, в отличие от журналистских данных, оказываются точными...

– Зураб знает, что следует слушать, – с гордостью за сотрудника говорит Басаргин, – а главное, кого надо спрашивать и как...

Все эти слова произносятся вполголоса и издали. Потому что спикерфон может донести разговор и до человека, находящегося на другом конце провода. А Доктор Смерть склоняется к аппарату, чтобы его весомый бас уж точно был услышан.

– У тебя быстрые ноги, Зураб... Что-то еще нашел?

– Нашел. Доктор, я знаю, где держат какого-то пленного. Его захватил Зинур. Скорее всего это тот самый человек, про которого рассказывал полковник Мочилов... Что будем делать?

– Надо бы сообщить Мочилову и привлечь его к поиску, но он уехал вместе с Ангелом и Пулатом. И я не знаю, кто из ГРУ сможет принять участие в наших действиях. Сотрудники привлекались к делу по отдельному допуску... Мы попробуем дозвониться Мочилову на мобильник... – Доктор делает жест рукой Дым Дымычу, тот начинает со своего мобильника набирать номер. – Дело срочное?

– Дело срочное... Сегодня ночью Зинур берет машину. Куда-то поедет. Я предполагаю, что он перевезет пленника в другое место и мы потеряем его.

– Мочилов потерялся... – говорит Сохатый. – «Абонент выключил телефон или находится вне зоны досягаемости связи...» – имитирует он компьютерный голос оператора связи.

– Попробуй еще, может быть, под каким-нибудь мостом проезжает...

Сохатый повторяет попытку с тем же успехом и разводит руками. Зураб ждет, Доктор по-прежнему склонен над аппаратом в позе оперирующего хирурга.

– Этот момент мы не согласовали... – поднимается Тобако и почесывает бок. Андрей недавно вернулся с важного и опасного свидания, к которому заранее готовился и даже ездил на него на джипе Ангела, чтобы не «светить» свой «БМВ». Под спортивной майкой у него легкий кевларовый бронежилет, а в такую погоду носить бронежилет жарко. – Подключать генерала Легкоступова мне не очень хочется, потому что он переведет работу на своих парней и благополучно все завалит, не получив информации для себя и не дав добыть ее нам. А если и получит, от жадности не пожелает делиться... В любом случае нам следует проконтролировать объект.

Поднимается из угла и Дым Дымыч, поправляет на правом боку, ближе к спине, поясную кобуру. Обычно такое расположение кобуры слегка мешает сидеть в кресле. Наверное, потому Сохатый всегда пользуется только стулом и не посягает на свободное мягкое кресло Пулата. Тем более что «маленький капитан» оставил в кресле, чтобы не занимали, целую стопку альбомов с картинками, которые любит рассматривать.

Андрей с Дым Дымычем смотрят на Басаргина, поскольку решение принимать командиру.

– Сделайте... Действуйте по обстановке. Я остаюсь на связи, – соглашается Александр. – Если что, звоните, я подключу или «Альфу», или даже сам к вам присоединюсь.

Последнее звучит почти угрозой.

– Ты где сейчас? – спрашивает у аппарата Доктор.

Аппарат голосом Зинура объясняет, где его следует забрать. И просит захватить из сейфа его пистолет.

– Мы будем в машине Тобако. Встречай...

Он выключает спикерфон и поднимается тоже во весь свой грозный рост. Любые силовые акции Доктор уважает всей своей широкой натурой.

Доктор Смерть привычно широко распахивает тяжеленную металлическую дверь подъезда. Хорошо, что он не ходит туда-сюда каждый час, иначе мощные петли наверняка уже погнулись бы. Такие опасения несколько раз высказывал «маленький капитан». Выходят во двор, всей группой направляются к стоянке, где оставили свои машины. Ехать решили все-таки на одной, чтобы не распылять силы – за Андреем не способен угнаться ни Сохатый на своем стареньком «БМВ» с двигателем вовсе не форсированным, ни Доктор на тяжелом «пятисотом» «Мерседесе». А в такой операции лучше не расставаться надолго.

На стоянке, кроме транспорта Интерпола, посторонних машин нет.

– Что это ты за красоту налепил? – с легким удивлением рассматривает Доктор плоды труда Ангела и Пулата. Его познаний в английском хватает, чтобы перевести такие простейшие надписи без проблем. Это при работе с техническими текстами он прибегает к помощи Андрея. – Гонщик, стало быть, охрененный...

– Это отвечает моей сущности... – с достоинством отвечает Тобако и делает вид, будто совсем не удивлен появлением наклеек на стеклах, словно сам он их и лепил. Но он понимает, что это скоротечная месть Ангела, задумавшего сделать другу пакость одновременно с тем, как сам Тобако замыслил пакость собственную. Иначе Ангел просто не успел бы приготовить пленки.

Выезжают на улицу. Стемнело уже полностью, но, кажется, именно в это время Москва начинает жить в гораздо более быстром ритме. Машин на улицах, конечно, не так много, как днем, но скорость их передвижения при этом возрастает вдвое. С наступлением темноты водители словно стремятся проехать улицы как можно быстрее. Тобако и днем-то с медленной ездой не дружит, а уж в темноте-то дает «прогуляться» своему «БМВ» так, чтобы мотор почувствовал свою природную силу. А заодно и водитель с пассажирами. К месту встречи они прибывают раньше Зураба и ждут пару минут. Зураб без разговоров садится к Сохатому на заднее сиденье и получает от последнего свой пистолет, который тут же проверяет.

– Куда едем?

Зураб начинает объяснять.

– Старый механический заводик... – кивает Тобако. – Знаю... Это и не завод, а мастерская...

На перекрестке, где мигает желтый сигнал светофора, «БМВ» чуть не сталкивается с выезжающим слева тяжелым джипом «Тойота Ленд Крузер». Тот вылетает из сумрака улицы и прет вперед как танк, не обращая внимания на приближающуюся машину, которую обязан пропустить согласно правилам дорожного движения.

– Черт! – ругается Тобако. – Рожа наглая...

Он жмет на тормоза, избегая столкновения, пропускает джип, а потом поворачивает налево.

– Я номер запомнил... – мрачно говорит Доктор, который ударился лохматой головой о ветровое стекло и как-то умудрился его не выбить. – Завтра выясню, что это за позорная личность, и загляну побеседовать... – и поднимает свой кулачище. – Не люблю тех, кто наглее меня...

На место прибывают, когда уже совсем стемнело. Андрей объезжает завод по периметру, давая всем возможность присмотреться и выискивая одновременно место, где машину можно поставить на стоянку без опасения за ее сохранность. Такого места не находится, и Андрей вздыхает, слегка растерянно озираясь.

– Поставь во дворе прямо у подъезда... – Доктор без слов понимает вздохи друга.

– Да, так и сделаю... – соглашается Андрей. – Итак... Кто что видел? Слушаю предложения...

– Два варианта, – говорит Зураб. – Двор и окна цеха. В окнах цеха горит дежурный свет. Возможно, они там.

– Три варианта... – поправляет его более опытный Дым Дымыч. – Пожарная лестница на стене цеха. Я туда, проверяю сверху. Сверху хорошо видно. Ждите звонка, распределяйте обязанности...

– Не торопись... – Тобако не привык работать сразу. Ему план нужен вдумчивый, с минимумом импровизации. Он не спецназовец, чтобы работать от обстановки, как Дым Дымыч и Доктор Смерть. Он бывший альфовец. И потому предпочитает все просчитывать заранее. – Четыре варианта... Даже пять, но их следует совместить... Во-первых, кто-то обязательно есть в воротах – обыкновенный часовой, все по законам военного времени, в котором они живут, если решились на захват. Это дальний пост. Надо попросить часового поспать... Доктор?

– Обеспечу...

– Хорошо... Во-вторых, пленника могут держать не в самом цехе, где слишком много пространства. Каждый заводик имеет контору. Там отдельные помещения, там подвалы, рядом склады...

– Мне сказали, Зинур своего пленника сильно уважает... – уточняет Зураб.

– Тем паче, – соглашается Тобако. – Он постарается его устроить с большими удобствами. Это как раз и возможно в конторе. Контора, судя по всему, то здание... Крышу видно за забором... Одноэтажное...

– А если это склад?

– Нет, склад в стороне... С односкатной крышей из профнастила. А в конторе крыша шиферная... Я знаю такие предприятия, бывал... – утверждает Тобако.

– Тем не менее цех посмотреть надо... Сверху... – настаивает Дым Дымыч. – И в первую очередь... Если свет там...

– Свет может быть и еще где-то. Нам за забором не видно.

– Вот и прекрасно. – Сохатый согласен. – Заезжай на тротуар, я с машины перескочу на забор, с забора на пожарную лестницу цеха. Оттуда все и увижу. И позвоню уже сверху...

– Годится. – Тобако включает зажигание...