Ветер задувает снежинки за шиворот. И воротник поправить нельзя – наручники мешают. За воротник Разина поднимали с пола в кабинете Шерхана Алиевича в доме Дзагоевых в Грозном. С тех пор он и загнулся. Простая военная аккуратность требует от Разина даже в такой обстановке содержать свою одежду в порядке. И потому загнувшийся воротник так беспокоит. А снежинки только напоминают об этом.

– Вы думаете, мне очень удобно будет идти в наручниках? – поинтересовался подполковник Разин.

– Придется потерпеть, – мимоходом, но довольный собой, сказал Шерхан Алиевич. Хамзат хотел что-то, судя по всему, возразить, но остановился, промолчал, потом отвлекся новой мыслью.

– Хасан, позови мне Мусу.

Мальчишка в ментовских брюках бросается исполнять приказ.

Шерхан насторожился. Муса – не человек Толукбаева. Зачем ему может Муса понадобиться?

Разин с любопытством наблюдает за противоборством двух лидеров, одного природного, второго – только желающего власти среди этих серьезных людей, рвущегося к ней всеми силами. Однако власть дается не каждому, и не всякая власть. Например, власть руководителя министерства ничего не значит в военно-полевой обстановке.

Подошел Муса. Симпатичный аккуратный молодой чеченец в бронежилете подполковника. Смотрит на Толукбаева с некоторым даже вызовом. Тоже не желает принимать власти естественного командира, потому что у него командир другой и задачу перед ним поставили другую.

– Отдай ему жилет, – распорядился Хамзат.

– Что? – не понял Муса, уже привыкший к чужой амуниции. У чеченцев это вообще общепринято, быстро привыкать к чужому, как к своему кровному.

– Бронежилет, говорю, отдай…

Разговор идет по-русски. Разин понимает, что это не случайно. Единственный слушатель здесь, кто чеченского не знает, это он. Значит, важно, чтобы слова Хамзата дошли до подполковника.

Муса посмотрел на Шерхана Алиевича.

– С чего бы это вдруг я так расстарался? – спрашивает с откровенным недоверием. – Ты своими людьми командуй. Пусть они с себя хоть последние штаны снимают, меня это мало волнует.

– Может, ему еще и пистолет вернуть? – ехидно спросил и Шерхан. И губы брезгливо скривил. Он откровенно обижается.

– Пистолет… Да… Если только позже… – кивнул Толукбаев, не отметая такую мысль. – Когда нас обложат со всех сторон. Я не думаю, что грузовик сюда гнали ради трех человек. Там, должно быть, по крайней мере, не меньше двух десятков ментов…

– Я знаю тот грузовик, – сказал Хасан. – И хозяина знаю. Он – мент из Грозного…

– Скорее всего, работает вместе с парнями из прокуратуры, – добавил Хамзат.

Разин не удержался и подсказал:

– Один часовой около машин на дороге – в ментовских брюках. Как Хасан…

– И что? – спросил Шерхан.

– А то, что они нас караулят. Скоро стемнеет. В темноте они могут подполковника подстрелить. Могут?

– Могут, – резонно согласился Разин вместо промолчавшего Шерхана.

– Куда мы пойдем без подполковника? Соображаете? Потому он и должен быть в бронежилете…

Хамзат не любит объяснять. Привык, чтобы его команды выполнялись без объяснений. И потому говорит сердито, как дураку вдалбливает. Это Разин только одобряет. До приказа можно и посоветоваться. А после приказа следует приступать к выполнению.

Шерхан молчит. Ниже его достоинства подчиняться Хамзату. Но на Мусу все же глянул. Словно совет дал. Муса помялся и стал снимать бронежилет. Липучки на морозе скрипят громко. Не хотят отстегиваться, словно тоже привыкли к новому хозяину. Но и к подполковнику снова привыкнут с таким же успехом. В этом при такой погоде можно не сомневаться.

– Я еще раз подсказываю. В наручниках я могу с первого же обрыва свалиться, – Разин решил настоять на своем. Теперь уже в глаза Хамзату смотрит, словно повторяет слова Толукбаева о том, что без подполковника им до пещеры не добраться.

Тот думает. Потом ключ достает и наручники молча снимает.

– Зря… – говорит Шерхан и отходит в сторону. Не одобряет, дескать, а если не одобряет, то и смотреть на это не хочет.

– Скажи мне, подполковник, – откровенно спрашивает Хамзат. – Как солдат солдату… Если заваруха начнется… Как себя поведешь?

– Что ты хочешь услышать?

– Попытаешься сбежать?

– Под пули?

– Пойми… Мы с тобой идем в пещеру, забираем что нужно…

– А что нужно? – Взгляд Разина невинен и несведущ, как у младенца.

– Это не твое дело. Мы забираем что нужно и возвращаемся. Нам тебя предстоит обменять на Батухана, поэтому нам ты нужен живой. А этим… – он кивает в сторону леса. – Этим нужна только пещера, а живой подполковник – только угроза разоблачения. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю. Пистолет верните.

Хамзат сомневается только несколько секунд.

– Керим, держись поближе к подполковнику. Если нас попытаются атаковать, верни ему оружие.

Потрогав пристегнутую к поясу кобуру «стечкина», горбоносый Керим согласно кивнул. Керим к кобуре тоже привык. Разин на это только усмехнулся и демонстративно достал из кармана трубочку с нитроглицерином. Положил на язык таблетку.

– Я иду первым.

– Есть у нас человек, который пойдет следом за тобой, рядом с Керимом, – добавляет Толукбаев и смотрит на Шерхана. – Ему сам Аллах велел тебя охранять…

Шерхан такому только обрадовался и, судя по лицу, чуть не хохотнул.

Разин осмотрел отряд. Все готовы. Машины приготовились развернуться и уехать.

– Вперед! Отставить курение! На маршруте – это категорично! Кто курит, тому и первая пуля из кустов…

Снег, словно по команде, вдруг повалил сильнее. Это только обрадовало подполковника. Остаются следы. Много следов. Парамоша со Стоговым сумеют догнать и не собьются с пути…

Дорога с приближением вечера опасна и пустынна, и от этого выглядит более холодной. В низинах метет рваными порывами поземка – жесткая и колючая. Кажется, это она глухо стучит в броню БМП. На самом же деле услышать поземку невозможно. Двигатель не самый беззвучный, траки узких гусениц не лязгают звонко, как у танка, а беспрестанно шелестят по асфальту с легким подзвоном. И вся машина слегка вибрирует.

Но чем выше в горы, тем внешне становится теплее, вроде бы даже изменяется покрытие дороги, и перестук гусениц звучит иной мелодией, словно к звуку добавилось мокрое и монотонное быстрое шлепанье. Может быть, в самом деле становится теплее. В смотровую щель этого не понять, хотя можно догадаться. По времени темнеть еще рано, особенно наверху. Но уже темнеет, причем одновременно со всех сторон. Это облака серой плотной массой окутывают горы. И понятно, что такие облака обязательно принесут снег.

Чем БМП приятно отличается от легковых машин, так это равномерностью движения. Там, где легковая машина обязана притормозить перед выбоиной в асфальтовом полотне дороги, БМП со своей тяжестью пролетает без остановки – длина гусеницы скрадывает удар. И потому через двадцать минут мелкой постоянной тряски привыкаешь, и кажется уже, что не трясет совсем.

Миновали поворот на Асамги.

– Командир, командир, наши оппоненты впереди – навстречу!

Прапорщик Старков своим командиром однозначно выбрал старшего лейтенанта Парамонова. И проникся к нему доверием. Наверное, потому, что Парамонов больше других говорит.

Парамоша сразу открывает глаза. Словно не спал. Взгляд ясный. Совсем не так он просыпается в казарме, когда глаза открывает по очереди.

– Вижу… Только не кричи в микрофон, а то я скоро заикаться с перепугу начну.

Оба присматриваются внимательно.

– Да… – вздыхает Парамоша. – Теперь вокруг подполковника целая толпа собралась. Две машины добавились. Максимум двенадцать человек. Назад едут одни водители… Остальных высадили. Реально, восемь человек, потому что нормальные люди на боковых сиденьях ездить не любят…

Парамоша вспомнил, должно быть, как ему недавно пришлось ехать на таком сиденье.

Прапорщик скорость не снизил, и встречные машины промелькнули быстро.

– Придется, похоже, и нам основательно попотеть, – сказал лейтенант Стогов, глянув на Парамошу. – Надо быстрее догнать и вплотную идти, цепляться. Чтобы из прицела не выпускать… – Кто-то их уже, думается, не выпускает… – мрачно сказал старший лейтенант и кивнул в сторону смотровой щели.

Они проехали мимо грузовика с тентированным кузовом и «уазика».

– Здешние места становятся популярными. Кто это? Дополнительные силы? – Прапорщик поправляет микрофон «подснежника» так, чтобы при его привычке громко говорить в шумной машине голос не бил слушателей по ушам.

– Сомневаюсь. Разин должен высадить своих дальше. Я думаю, это те, что стреляли в белую «Ниву» на дороге к Грозному. Теперь они уже здесь охотятся на подполковника. Им тоже денег хочется, как и мне… Ситуация, хуже не придумаешь. Как бы они самостоятельно на месте не оказались раньше Разина. Значит, надо быстрее входить в зону. Ребят предупредить…

Парамоша поправил свой микрофон «подснежника», словно надеялся, что группа в пещере его отсюда услышит.

– На двух машинах прикатили. Солидная облава. Что они могут предпринять?

– Два варианта. Первый – атаковать на подходе. Перебивают сопровождение и захватывают Разина. Новый плен не хуже первого.

– Хуже, – подал голос сзади Стогов. – Первый плен оставляет надежду на обмен.

– Может быть. Значит, нам надо и этих отшивать.

– Сначала надо на них не нарваться!

– Они впереди будут… Тормози! Место, что ли, не помнишь! – прикрикнул Парамоша на прапорщика. – Отсюда напрямую дуешь до блокпоста. У них есть рация. Они знают, кому сообщить. Номера грузовика и «уазика». Пусть вызывают подмогу в дополнение к тем, кто будет участвовать в «зачистке» в Асамгах, и блокируют машины. Номера помнишь?

Прапорщик назвал оба номера.

– Правильно. Молодец. Разрешаю остаться служить в частях ГРУ. Дальше… На блокпосту… Отдыхаешь. «Подснежник» не снимаешь, на случай нашего экстренного сообщения. Это категорично. Машина может срочно понадобиться. Можешь в наушнике отоспаться. Как вернемся, разбудим.

– Есть, отсыпаться в «подснежнике», – прапорщик смеется и добавляет: – А если я храпеть начну? Вот будет вам музыкальное сопровождение!

– Микрофон подними. И храпи на здоровье… – на всякий случай Парамоша сам поднял микрофон Старкова от уровня рта до уровня глаза. – Вот так…

Они выбрались на свежий воздух. Осмотрелись. Снег валит и валит, в машине на скорости это было не так заметно – сыроватый, сразу липнущий на лапы придорожных елей, стремительно меняющий приметы окрестностей. Не теряя даром драгоценное время, вышли за обочину. Разошлись в две стороны. Связь включили сразу, чтобы не выдать себя перекрикиваниями в таком многолюдном, словно городской парк, лесу.

– Здесь, – сказал в «подснежник» Стогов. – Начало тропы.

Парамоша быстро оказался рядом. Стали рассматривать.

– Человек тринадцать-пятнадцать. Никак не меньше.

– Похоже на то, – согласился Парамоша. – Зря, что ли, я патронами запасся…

И он погладил до времени зачехленный оптический прицел «винтореза».

– Вышли минут десять назад.

– Догоняем…

Вокруг стремительно темнеет, словно уже начался вечер. В такой обстановке обзор ограничен. Поэтому догнать отряд необходимо быстрее. Догнать и не приближаться к нему, но контролировать со всех сторон…

– Нет, мой друг, догонять мы не будем, мы стороной пойдем, как вольные охотники…

И Парамоша опять погладил свой «винторез». Похоже, винтовку он любит не меньше, чем женщин. И потому винтовка любит его, как настоящая верная женщина.

И никогда не подводит…

Разин лучше других знает, как снижает внимательность и боеспособность обыкновенная усталость. И потому намеренно взял соответствующий темп движения. Керим, идущий сзади и чуть слева, задышал так, словно готов язык на плечо выложить, а Шерхан Алиевич вдруг потерял всю свою вздорную гордость и безнадежно отстал, уступив свое место рядом с подполковником опытным боевикам, которые по горам ходить умеют, хотя настоящий марш-бросок и среди них не каждому по плечу. Разин тихо посмеивается, представив, как дает сейчас команду «Газы», и отряд напяливает на искаженные лица маски противогазов. Вот тогда бы они поняли всю прелесть службы в спецназе. Хотя за все время этой службы самому подполковнику воспользоваться противогазом в боевых условиях ни разу не приходилось, но во время тренировочных марш-бросков бег в противогазе считается обязательной составной частью.

В конце концов, как ему и положено, ситуацию оценил Хамзат, который до этого шел в середине растянувшегося строя. Он догнал Разина, хотя это и далось ему тоже не без труда. И говорить начал не сразу, потому что потребовалось время, чтобы дыхание привести в норму.

– Подполковник, ты специально хочешь моих людей замучить? – топая, Хамзат сбивает с ног налипший мокрый снег. Чем выше в горы, тем снегопад сильнее. Он не густой, но хлопья крупные и сырые, значительно усложняют маршрут.

Разин откровенно усмехнулся и качнул головой.

– Слабо?…

– Многие к такому не привычны.

– Многие, но, вижу, не ты… – это комплимент, и заслуженный. Хамзат идет хорошо, дышит ровно. Подготовка высокая. – Во-первых. Это нормальный для спецназа темп. Мы на марше так ходим всегда. Во-вторых. Я знаю, что только в скорости наше преимущество, а промедление вообще опасно. Менты с тех машин вышли раньше. У меня есть сомнения относительно их неосведомленности. Высадились почти на нужном месте. Это о чем-то говорит. Они могли захватить еще кого-то из моих людей, и этот боец ведет их в пещеру.

– Это возможно?

Разин говорит вполне серьезно.

– Невозможных вещей не бывает. Бывает только непонимание возможности. Третий вариант еще хуже! А что, если это не те конкуренты, которых вы знаете? Что, если это новая группа? Что, если здесь сейчас одновременно находится и вторая, и третья группы? И все готовы сделать друг другу гадость… Если бы знать, что мы ищем, я мог бы предполагать более точно.

– Деньги.

– Много?

– Много.

– Тогда, зная твоих соотечественников, я могу предположить наличие еще нескольких групп… И потому идти следует еще быстрее.

– Черт! – только и сказал Хамзат. – А твое сердце?

– Сердце работает, пока оно работает. Когда работать перестанет, ты заметишь.

– А если серьезно?

– А если серьезно, барахлить оно начинает, когда нервы шалят. На марше у меня нервы успокаиваются. Идеомоторный акт всегда успокаивает нервы. У всех. Это хорошее лекарство.

– Смотри… Сильно не усердствуй… – сказал Хамзат, чуть не сочувствуя – Разин уловил даже нотку симпатии в голосе боевика. И сразу же Толукбаев отстал, не настаивая больше на снижении темпа.

Только через час пути, когда отряд далеко растянулся по тропе, подполковник дал команду Кериму, который передал ее по цепочке следующему, а тот дальше:

– Привал – пятнадцать минут. Сгруппировать силы и незаметно проверить оружие. Незаметно… За нами следят…

Сам Керим – молодец. Выдохся и позеленел от усталости, но хватило характера от подполковника не отстать. И передав команду, сел там, где стоял, словно силы покинули его полностью. Но собой доволен.

– Оружие… – жестко напомнил Разин. Керим передвинул к себе автомат. Небрежно, чтобы якобы не мешал отдыхать. Автомат тоже снегом засыпало. Керим стряхнул снег и заодно опустил предохранитель. Передернуть затвор и поставить предохранитель на место – дело двух секунд. Исполнительность боевика Разин отметил еще раньше.

Хамзат подошел ближе. Остановился рядом с Керимом.

– Что-то заметил, подполковник? – спрашивает спокойно, никак не показывая опасений.

Разин ответил не сразу. Сначала осмотрелся. Внешне – невнимательно, просто любуясь пейзажем.

– Чужие посты впереди. По сторонам стоят. Дорогу не перекрывают. Менты. Это значит, основные силы дальше по тропе. Засада возможна. Но можно предположить и вариант худший.

– Что именно?

– Что они знают путь, которым мы идем. Посты с двух сторон. Пропускают нас посредине. Если сил у них достаточно, могут попробовать окружить. Слушать мою команду. Выполнять – кто хочет жить! – сразу.

Эти достаточно небрежные с профессиональной точки зрения посты – два человека справа и три человека слева – подполковник Разин заметил уже около пяти минут назад. Правые выше по склону, левые ниже. Маскируются неумело. Навыков откровенно не хватает. В такой обстановке надо тихо сидеть и ждать, когда весь отряд окажется в зоне видимости. Сидячего трудно вычислить. А эти перебегают от куста к кусту, от камня к камню, стремясь рассмотреть все раньше, чем позволяют обстоятельства. Или передвигаются параллельным курсом по более неудобной тропе. Надеются на плохую видимость. Серый облачный сумрак в таких случаях, конечно, может быть помощником, но у Разина слишком большой опыт, чтобы пропустить чье-то передвижение, ухваченное краешком глаза. Он полет птицы не оставляет без внимания. Людей тем более не пропустит…

Один за другим к ним подтягиваются другие боевики. Походка демонстрирует характерную «ватность» ног. То, чего Разин и хотел добиться. Последними идут министр со своими людьми. Шерхана Алиевича поддерживают с двух сторон. Ему без министерского транспорта трудно. Не привык. А уж темп держать – это вообще не для него.

Боевики собираются кучей.

– Так близко друг к другу не садиться… – командует Разин. – Рассредоточиться, иначе вас запросто перебьют тремя очередями.

Его слушаются.

– Отдыхать лучше всего лежа на спине, руки и ноги разбросить в стороны.

Опять слушаются. Выполняют. Авторитет спецназа даже среди боевиков велик.

Сам подполковник не ложится. Не потому, что не устал, а потому, что это знак. Минуту дышит полной грудью, легкие прочищая. Потом, посчитав, что знак уже должны были увидеть и на него отреагировать, осматривается, сняв с груди Керима бинокль и приложив к глазам окуляры. Любого противника вид бинокля в этот момент не должен смутить. Работать с оптикой на маршруте – это естественно, есть подозрения или нет их. Но и без бинокля Разин заметил, как старательно спряталась за кусты верхняя тройка. А куда пропала нижняя двойка? Их не видно. Так хорошо спрятались? Обычно менты не умеют этого делать. Хоть задница, но торчит и просит пулю. Но внизу спрятаться легче. Там есть деревья и кустов больше. Да и камни крупнее, валуны.

Только бинокль помогает заметить ногу, выглядывающую из-за черных, с проблесками слюды, камней. Нога неестественно вывернута. Лежать так – очень неудобно даже для пьяного. Нормальный человек так вообще не ляжет. И недалеко, поперек упавшего ствола старой ели, второй боевик. Бессильно свесил руки. Автомат из рук выпал. Голову не видно за кустом. Оно и слава богу – зрелище должно быть не из приятных. Подполковник знает, что Парамоша предпочитает стрелять в голову. Пуля, когда входит, оставляет дырку диаметром в девять миллиметров. Но когда выходит – отверстие солиднее. Если стреляют в затылок, от лица мало что остается.

Значит, ребята поступили правильно. Не пошли по следу основной группы, а подстраховали ее сбоку. Обратили внимание на дополнительные машины и сделали соответствующие выводы. И следят за своим командиром, чтобы читать принятые в группе знаки. Но заострять на этом внимание боевиков Хамзата нельзя. Они не ждут помощи. И в гордости своей могут ее неправильно понять. Потому подполковник перевел бинокль в другом направлении. Стал рассматривать дорогу впереди. Там сквозь снегопад чернеет лес в долинке с ручейком. Долинку предстоит пересечь, и что-то шевелится, перемещаясь, дальше и выше по склону, на который предстоит взобраться. Разин смотрит на часы. Время идет, и Парамоша со Стоговым должны успеть сменить позицию. И вообще пора двигаться, потому что приближается вечер. А вечером начнется самое интересное.

– Подъем. Минута до выхода. Размяли ноги.

И сам несколько раз приседает, показывая пример, хотя ему этого и не надо. Он не ложился на снег и не расслаблялся. Даже присесть не пожелал.

Но теперь примеру никто не следует, кроме Керима. Керим единственный – исполнительный. Остальные предпочитают слушать команды только тогда, когда это касается отдыха. Разин предвидел это заранее и потому сейчас улыбается. Неисполнительность чревата. Через несколько минут у кого-то начнет сводить ноги. Это проверено. Только Хамзат сейчас сможет идти так же, как Керим, потому что привал тоже провел на ногах. Идти, как подполковник, находящийся в предынфарктном состоянии, они все равно не смогут.

– Вперед!

Разин поймал затравленный, страдающий взгляд Шерхана Алиевича, который, показалось, сейчас отдал бы целый миллион баксов из всей суммы, лишь бы кто-то прекратил эту пытку и сходил в пещеру за него. Ответить бы ему таким же пинком в физиономию, каким тот бахвалился перед видеокамерой.

Подполковник двинулся опять первым, внимательно посматривая на верхний склон. При скорострельности «винтореза» реально можно снять и троих, если они будут идти цепочкой.

Пора уже Парамоше и о них позаботиться…

Командир не успел так подумать, когда увидел, что от очередного укрытия до следующего перебегают уже только двое. А еще через тридцать секунд только один добежал до большого валуна. Но спрятаться за него не сумел, потому что упал на камень и сполз в сторону. Судя по выстрелам, Парамоша со Стоговым сменили позицию, поднявшись, пока боевики отдыхали, на более высокий уровень. Но их не видно.

– Как самочувствие? – опять догнал Разина Хамзат.

Неужели, в самом деле, беспокоится? Только за что он беспокоится – за здоровье подполковника или за пещеру? Его предупредили, что Хамзат хитрый и опытный боевик, наносящий удар тогда, когда ему раскрывают объятия. И безжалостный.

– Мне легче. Приступ был вчера. Сегодня легче…

И нельзя показать, что не веришь в заботу.

– Может быть, снизим темп? Люди выдохлись.

– Надо спуститься до середины склона.

– А дальше что?

– Дальше будет ручей.

– И что?

– За ручьем подъем.

– Ну и…

– На подъеме засада. Менты. Они ждут, что мы сделаем привал у ручья. Естественное место отдыха. Сами к ручью не спускаются, чтобы не оставлять следов. Если мы там решим отдохнуть, будем у них как на ладошке. А мы отдохнем чуть раньше. Предупреди людей. Привал, как только углубимся в лес. Там я сориентируюсь.

– Сколько людей в засаде? – наивно спросил Хамзат.

– Не знаю. Учти и тех людей, которые обходили по сторонам… – надо держать Толукбаева в напряжении, чтобы, когда пойдет настоящая атака, он не понял, что ведут ее спецназовцы из группы Разина.

– Думаю, людей у них хватает. Что делать будем?

– Сразу после привала стемнеет. В темноте они вперед пойдут. Ждать не будут. Есть риск совсем нас потерять.

– Значит, пещеру они не знают?

– Этого я не могу утверждать. Может быть, они желают тебя и твоих людей уничтожить, чтобы не мешал…

– Черт!

– Потихоньку предупреди всех, чтобы не суетились.

– Сделаю.