Разин успел чуть-чуть выспаться по дороге до городка. Но уже на месте, прибыв в казарму, ложиться не стал, хотя осталось еще время, чтобы вздремнуть и там. Он хотел лишний раз продумать сценарий своего поведения на предстоящее утро, чтобы не получилось ошибки в самом простом. Опыт подсказывал, что в сложных вопросах, как правило, не случается ошибок. Сложные вопросы продумываются заранее, при решении сложных вопросов человек бывает сосредоточен, мыслит выверенно и четко. А какой-то пустяк, мимоходом пролетающая деталь – может все дело испортить.

Вопрос, который сейчас не позволил уснуть подполковнику, внешне тоже выглядит достаточно простым, хотя имеет столько тонкостей, что любое упущение или небрежность способны вызвать подозрение противника. Как-то аккуратно, органично следует ввести в операцию Парамошу со Стоговым, чтобы они одновременно и не опоздали в действии, и не обнаружили себя раньше времени. Если бойцы начнут поиск только завтра – это ни к чему не приведет и не сможет подогнать события, ускоряя темп действий боевиков. Тогда как «запустить» их в работу? Вывод напросился сам собой. Парамоша и Стогов должны поехать в Грозный вместе с командиром. И уже там «потерять» его. Белую «Ниву» выделили для дороги в один конец. Оставлять бойцов без транспорта неразумно. Им тоже неплохо бы иметь возможность передвижения. Отказаться от «Нивы»? Поехать на БМП? Что же, это даже интересный вариант. БПМ более заметна. И если бойцы будут мотаться на такой серьезной боевой технике по городу, то обязательно привлекут внимание. Поднимется шум. И шум ускорит события.

Да, решено. Поедут все вместе на БМП. Около прокуратуры подполковника высадят, сами поедут дальше. А через какое-то время вернутся за ним. И начнут искать…

Зримо представив всю ситуацию, Разин успокоился и поставил на плитку чайник. Посмотрел на часы. В отдел ФСБ звонить еще рано. Веллер со Страховым приедут на работу не раньше чем через час. В самом Грозном уже готовятся к операции не менее активно. Оттуда должны к утру передать шифровкой самые последние инструкции для Разина.

Выехав одновременно с рассветом, в Грозный БМП прибыла уже около одиннадцати часов утра.

Прапорщик Старков не обманывал, говоря об идеальном состоянии своей машины. На ровной скорости преодолев трассу, они въехали в город, задержавшись только на блокпосту, где предъявили документы. Подполковник показал, куда ехать. Остановились на противоположной стороне дороги.

Разин, стараясь сделать это незаметно, принял таблетку нитроглицерина и не поторопился выйти. Надо дать возможность боевикам понять, что это именно он приехал. Ждут белую «Ниву», а он сменил транспорт. Могут и пропустить. Знают ли они его в лицо? Неизвестно.

На этот случай придумали ход. Когда Разин наконец вышел, перешел дорогу и направился в сторону прокуратуры, тут же из БМП высунулся Парамоша, замахал рукой:

– Товарищ подполковник!..

Разин обернулся, поднял вопросительно голову. Парамоша показал на часы и сделал жест в сторону, потом сам вскинул подбородок. Дескать, они сейчас поехали. Через какое время следует вернуться, чтобы не опоздать? Подполковник кивнул: понял – и громко сказал, почти крикнул:

– Через полчаса. В госпиталь меня отвезете!

Парамоша кивнул и скрылся. БМП тут же лязгнула узкими гусеницами и резко набрала скорость. Подполковник проводил машину глазами и повернулся в сторону прокуратуры. Он уже увидел бордовый джип «Шевроле» и зеленую «Ниву», о которых говорилось в шифротелеграмме республиканского управления ФСБ. Пройти предстояло мимо них. Не обращая внимания…

– Подполковник Разин? – спросил его низкий бархатистый голос.

Разин резко остановился и посмотрел на водителя «Шевроле», что только что вышел из машины. Высокий, стройный, красивый человек, весь в черном. Даже часы на руке черные. Только белая сигарета в руке, пуская кучерявый дымок. Хамзат Толукбаев – узнал Разин по описанию, предоставленному республиканской ФСБ по запросу майора Веллера. Фотографии Толукбаева под рукой не оказалось. Говорят, он не любит фотографироваться. И вообще всегда старается держаться в тени.

Человек неторопливо подошел. Где-то в стороне и позади щелкнула, открываясь, дверца «Нивы». Но шагов подполковник не услышал. Кто-то мягко ходит. Не суетится.

– Что-то не припомню… – сказал Разин, внимательно и почти доброжелательно всматриваясь в глаза человеку из «Шевроле».

– И не припомните… Мы с вами не встречались. Извините, товарищ подполковник, мне необходимо задать вам несколько вопросов. Будьте любезны, пройдите за мной в машину.

– Мне вообще-то предписано явиться в прокуратуру…

– Меня мало волнуют ваши отношения с прокуратурой…

Что-то уткнулось на секунду в бронежилет на спине. Глупо – даже при выстреле в упор армейский бронежилет из пистолета не прострелить. Так не угрожают. Так только уговаривают. И уговаривают, нельзя не признать, не очень настойчиво. По крайней мере, неумело. Нельзя подходить к человеку в бронежилете, тем более опытному офицеру спецназа, на такую непростительно короткую дистанцию. И, при других обстоятельствах, Разин только одним круговым движением уложил бы обоих – и переднего, и заднего.

Но в этот раз он вынужден говорить мирно, несмотря на все свое желание преподнести показательный урок.

– Я не понял вас…

Однако и мирный разговор прозвучал с его стороны насмешливо-угрожающе. Иначе нельзя. Разин должен изобразить человека не робкого десятка. Иначе ему не поверят и что-то заподозрят.

– Я же говорю не по-чеченски… – человек из «Шевроле» начал терять терпение. – По-русски вы должны понимать. И не советую суетиться. Вы находитесь под пристрелом с трех сторон.

– Интересно… – усмехнулся Разин и неторопливо осмотрелся.

Тот, что сзади, – это понятно. Еще и в глубине «Нивы» светится автоматный ствол. Очень глупо светится. Выстрел с той стороны больше угрожает человеку из «Шевроле», стоит стрелку чуть-чуть промахнуться, а Разину прочувствовать момент выстрела и чуть-чуть посторониться. Но подполковник остался уверен, что на автомате даже предохранитель не опущен. Он им нужен только живой. А где же третий стрелок? Или этот, что впереди, считает стрелком и себя? Но Разин успел бы гораздо быстрее выхватить свой «АПС», чем тот достать пистолет из подмышечной кобуры. Подмышечная кобура тем и неудобна, что за оружием очень далеко рукой тянуться…

– Ну, что же… Я вас слушаю… – Разин сделал вид, что удовлетворен осмотром. И усмехнулся при этом. Они должны понять, что он человек, себе цену знающий. Все естественно.

– Я вам предложил пройти в машину.

– Пойдемте в машину, если вы не желаете говорить здесь. И далеко мы поедем? – Он сразу показал, что не строит иллюзий относительно краткости разговора.

Ему не ответили.

Подполковника посадили на заднее сиденье. Слева уже сидит небритый тип с изумительно неаккуратно сломанным носом. Справа сел еще один, нос которого всей своей величиной усиленно просил, чтобы его сломали – тот дятел, что стучал пистолетом в бронежилет. Впереди, рядом с водителем, где обычно сидит руководитель мероприятия, сейчас оказался молоденький, почти мальчик, боевик, и держит на коленях пистолет-пулемет «узи„. «Узи“ показался в его руках тяжеловатым оружием.

Большую кобуру с пистолетом у Разина тут же отстегнули.

Волки окружили волкодава. Но им трудно понять, что волкодав не всегда пытается давить мощной грудью. Он еще умеет и заманивать волков туда, где затаились другие волкодавы.

«Шевроле» поехал неторопливо, не привлекая к себе внимания. Разин не обернулся, но этого и не потребовалось, чтобы понять – зеленая «Нива» идет следом. И ни один из участников действия, кроме самого подполковника, не знает, что их всех снимают в это время на видеокамеру. Впрочем, наличие такой улики, как оперативная видеосъемка, едва ли способно сохранить подполковнику жизнь в случае обострения ситуации. Человеческая жизнь везде, где часто стреляют, стоит мало. Люди так привыкли к смерти, словно целыми днями смотрят кино про убийства.

Миновали центр города.

– Мешок! – скомандовал человек за рулем. Тот, что первым окликнул Разина, Толукбаев.

Боевик достал из-за пазухи черный холщовый мешок, размеры мешка сами по себе объясняли предназначение. Специальный.

– Извини, подполковник, это необходимая предосторожность. Чтобы ты не запомнил дом, в который тебя повезут… – сказал Толукбаев, намеренно успокаивая и давая понять, что в дальнейшем подполковнику будет предоставлена свобода.

Этот жест ясен. Он обеспечивает минимальное сопротивление даже тогда, когда свободу человеку предоставлять не собираются. Но ему оставляют надежду, и он не сразу решается на шаг отчаяния, который может привести к непредсказуемым последствиям. А у подполковника спецназа ГРУ такой шаг может быть просто опасен для окружающих. Разин легко уже просчитал: два одновременно выброшенных вверх и в стороны кулака – отработанный на многочисленных тренировках удар! – и он хозяин на заднем сиденье.

Но подполковник усмехнулся и молча подставил голову, показывая, что на шаг отчаяния он пока не решился. И при этом тяжело вздохнул. Такой вздох обязателен. И даже следует несколько раз его продемонстрировать. Только так, чтобы это не показалось назойливым и умышленным. Он характеризует боли в груди, затрудненность дыхания.

– Что вздыхаешь, подполковник? – спросил Толукбаев. Обратил-таки внимание на вздох.

– Не вижу причины, чтобы смеяться… – глухо ответил Разин из мешка.

И отвечать после вздоха он должен глухо. Это тоже обязательно. Они знают, зачем он приехал… Разин очень старался, чтобы они узнали это. Но не знали, к какому врачу он может обратиться. Есть врачи в воинских частях, есть в госпитале, есть в военной поликлинике, есть в гражданской поликлинике. Там трудно было перехватить. И народ там кругом военный. Заметно. Для этого и организовали вызов в прокуратуру. Но о предынфарктном состоянии боевики хорошо осведомлены. И рассчитывают, что это сыграет свою роль в их деле. Власти должны позаботиться о человеке, который находится в таком состоянии, и не тянуть с обменом долго.

В шифровке республиканского управления ФСБ Хамзат Толукбаев характеризуется как опытный боевик. Он должен ориентироваться в обстановке. Тем более что на глазах Хамзата Парамоша крикнул, что подъедет через полчаса. Зачем же тогда Разина везут в какой-то дом? Скоро перекроют дороги. Прорваться будет значительно сложнее. Это очевидная ошибка, решил Разин. Значит, не такой он и опытный, каким хочет показаться. Или просто имеет возможность миновать посты, не допуская осмотра машины.

Есть такие пропуска в районе. Специальные военные, используемые при перевозке секретных грузов, и пропуска администрации президента. Министр строительства может пользоваться только уважением, но не правом на проезд без досмотра. Есть ли у Хамзата пропуск? Это вопрос. Если такого пропуска нет, то дело может затянуться. А его затягивать нельзя.

Машина скорости не прибавила. Движение равномерное. Поворотов мало. Остановок нет вообще. Подполковник Разин повел отсчет, чтобы приблизительно определить расстояние, которое они преодолеют. Расстояние небольшое. Вот машина просигналила, слегка притормозила, потом повернула налево и медленно двинулась вперед. Разин понял – они въехали во двор…

Шерхан в это утро встал рано. Умывался и одевался быстро и тихо. В отличие от вчерашнего дня, старался не разбудить жену, хотя и не уверен был, что она спит. Слишком уж тихо, неслышно дышала. Будто хитрила, затаясь. Сам он спать уже не мог. Даже просто так лежать без сна – и то казалось мучением. Состояние свое Шерхан понимает хорошо. Трудно спать, когда начинается большое и опасное дело.

Очень нервное дело.

Может быть, для небритых боевиков, считающих риск своей профессией, оно и не такое нервное, но для него, привычного к размеренному трудовому распорядку, где самая большая нервотрепка вызывается закулисными интригами и повсеместным воровством, исключая недавний случай с покушением, переход к деятельности похитителя людей дался нелегко. Для них это – обычная жизнь. Для них обычная жизнь – и постоянная угроза последствий. Привыкли. Боевикам и терять нечего. У них все существование ограничено узкими рамками, за которые шагнуть они не имеют возможности. Перед ним же – это заметно всем! 174 открыты большие, просто громадные перспективы. И все потерять для Шерхана – страшно…

В кабинете, дожидаясь начала событий, он, чтобы, во-первых, успокоиться, а во-вторых, не терять даром драгоценное время, достал листы распечатки коммерческих предложений, присланные из Москвы. Решил составить приблизительный сравнительный обзор и попытался писать. К его удивлению, пальцы подрагивали так сильно, что буквы выводились неровные, строчки прыгали и забегали одна на другую, словно писал он в темноте. Стыдно такие записи кому-то показать. Секретарша, когда отдашь напечатать, ничего не разберет и поймет его состояние, словно ясные слова о нем прочитает, нормальным почерком написанные.

Нет, лучше бросить ручку и… И взять в руки пистолет…

Этот пистолет вместе с маленькой поясной кобурой оставил ему брат в одно из своих последних посещений. Такая маленькая кобура для такого большого пистолета сначала показалась несоответствующей. Но Шерхан сразу примерил, прицепив ее на правый бок, под пиджак. Оказалось, удобно. Сам пистолет легко лег в ладонь, показавшись продолжением руки.

– Глядишь, да когда-нибудь сгодится… – сказал Батухан. – Хорошая штука. Такие всегда в цене среди… Ну, скажем так, среди тех, кто не каждый день стреляет…

– А кто каждый день стреляет? – задал Шерхан естественный вопрос.

– Кто стреляет часто, предпочитает оружие металлическое. Пластмассе трудно верить. Все время кажется, что сейчас рукоятку разобьешь о чью-то голову, – Батухан улыбнулся.

Сейчас, снова примеряя в руке удобную рукоятку, Шерхан чувствовал, как рука перестает дрожать. Это тоже брат рассказывал. Про магическую силу оружия. Каждое оружие этой силой обладает. И когда сжимаешь его в руке, сила в ладонь перетекает. Потому в старину все мужчины на Кавказе носили кинжал. Положишь руку на рукоятку, и мужества добавляется. Тогда мужество было так же необходимо, как и сейчас. А сейчас в Чечне дела плохо идут, потому что мужчины кинжалы не носят.

Брат не обманул, как убедился Шерхан. Подержав пистолет в руке всего несколько секунд, он даже духом окреп. Пришла уверенность в благополучном завершении дела. Захотелось усмехнуться. Чуть высокомерно.

«Глок-17», семнадцатизарядный, калибр 9 миллиметров, автоматический пистолет. Мощное оружие.

– Спасибо, брат…

Ему показалось, что Бату услышал его там, за стенами республиканского управления ФСБ. И словно бы он здесь, у себя в кабинете, услышал в ответ его обычную чуть горьковатую усмешку. Не такую, которая рвалась сейчас из уст Шерхана. Бату давно уже усмехается так, словно ему очень невесело.

– Спасибо… – повторил Шерхан, прицепил к брючному ремню кобуру и убрал в нее пистолет.

Пусть будет под рукой. Так надежнее. Так себя с Хамзатом равным чувствуешь.

Во дворе послышались голоса. Шерхан подошел к окну, выглянул. Это вышли курить парни, которых вчера передал Казбек. Они ведут себя тихо и смирно. Даже курить во двор выходят. Это Хамзат может себе позволить курить в кабинете. Они нет. Знают свое место. И Шерхан этим доволен.

С ними был вечером долгий разговор за столом. Просто о жизни. Не о делах. Шерхан умеет такие разговоры вести и умеет направлять их в нужное русло, создавая определенное впечатление. Он понравился парням. И заметил это. А потом, когда все вместе ушли в кабинет для разговора делового, оказалось, что инструктаж проводить не надо. Казбек все уже сказал, все предусмотрел. Интерес Казбека понятный. Он своего упускать не желает. И не позволит ни Хамзату, ни самому президенту лишить его обещанной доли.

Пятьсот тысяч баксов… Шутка ли…

Только вот два дня назад брат предлагал Шерхану вложить такую же сумму в производство. Шерхан был просто счастлив, даже зная, что эти деньги ему не принадлежат. Только на проценты рассчитывая – был счастлив. А к прокурору эта же сумма – вся сумма, а не проценты! – приходит просто так. А к президенту просто так приходит еще большая сумма. Захотят ли они упустить свое счастье?

Но и Шерхану кое-что останется. Он понимает: делиться надо, чтобы жить самому. Это правильно. Главное здесь, чтобы никто не проявил слишком большого аппетита, тогда все пойдет как полагается. Все будут друг другу помогать и все будут счастливы.

За воротами раздался двойной автомобильный сигнал, торопящий. Дежурный охранник оставил разговор с Мусой, пошел открывать. Но никто не вошел. Только охранник что-то крикнул во двор, и парни прокурора стали выгонять машину. Значит, так рано приехал Хамзат.

Хамзат свое дело знает и необходимость просчитывает вперед. Еще вчера было обговорено, что он проведет вместе с Мусой и другими парнями рекогносцировку – пешком прогуляются вокруг прокуратуры. Присмотрятся. Там наверняка должны происходить какие-то подготовительные действия.

Конкуренты… Только бы они не помешали. Но Хамзат обещал блокировать их в случае обострения ситуации. Конечно, у него много людей. Те, которые постоянно рядом, не в счет. На него работают и невидимки. Постоянно что-то сообщают на «мобильник». Во время вечерней беседы несколько раз звонили и докладывали. Министр это оценил. Точно так же, как до него оценивали и Дудаев, и нынешний президент.

Шерхан накинул на плечи пальто и вышел во двор. Посмотреть, как идут сборы. Зеленая «Нива» подготовилась выехать. Открылись ворота. Шерхан вышел, вслед за ним вышел и охранник с автоматом. Он свое дело знает хорошо и смотрит не за тем, как хозяин и Хамзат пожимают друг другу руки, а контролирует обстановку по сторонам. После покушения охрана настороже, а после инструктажа Хамзата настороже втрое.

Хамзат достал из багажника легкий бронежилет скрытого ношения. Протянул министру:

– Вам это сгодится.

– Спасибо. Я сам давно хотел купить…

Машины уехали. Теперь они вернутся только через несколько часов. Вернутся вместе с этим подполковником Разиным, которого зовут не Степаном, а Александром.

Взгляд Шерхана рассеянно упал на окно спальни. Колыхнулась шторка. Значит, Гульчахра не спит. Наблюдает за непривычным оживлением во дворе. Очень, должно быть, скверно себя чувствует. Как же так – что-то происходит, и происходит, судя по всему, важное, а она остается в стороне, никто не спрашивает ее совета, никто не дает ей права покомандовать.

Но Шерхану сейчас не до Гульчахры. Мысли другим заняты. И будут долго еще заняты. До тех пор, пока за воротами не раздастся новый автомобильный сигнал, опять торопящий…

Сейчас же остается только тревожиться и ждать…

Он тревожился и ждал, нервно разгуливая по кабинету за закрытыми на два оборота ключа дверями. Зачем закрылся на ключ, Шерхан и сам не понимал, но этим он словно бы отгородился от всего мира и где-то в глубине подсознания неслышимо уверял себя, что у него еще есть шанс сделать шаг назад, пока не привезли подполковника. Есть шанс не открыть дверь, когда они приедут. Но сознание упорно подсмеивалось. Реальность жестока. И она говорит однозначно, что из такого положения назад уже не шагают…

В какой-то момент Шерхан испытал желание убежать, скрыться в министерстве за делами и заботами. Или разыграть обострение болезни и залечь в больницу. И это желание было таким острым, что он чуть не заплакал от него, от внутренней борьбы, так его изводящей. А потом нечаянно положил руку на рукоятку пистолета и слегка успокоился.

Он слышал, как Гульчахра провожала детей в школу. Но за дверь не вышел. Слышал, как гремела на кухне посудой мама, но сейчас этот звук только раздражал.

И опять по кабинету – из угла в угол, из угла в угол…

Сколько он нагулял здесь за несколько часов? Наверное, весь Грозный обойти – столько же шагов сделать! И даже слегка устал. Остановился у окна и приподнял штору.

Серое утро уже начало сменяться ранним серым днем. Осенний свет царит во всем городе. Серый цвет… Почти маскировочный… Он принес успокоение. И внес своей тихой умеренностью – уверенность. Все пройдет хорошо. И совсем незаметно. Хамзат умеет быть незаметным. Он и сам не любит сильного шума. Много делает, но тихо. Хорошо делает. С умом. Все пройдет как надо…

И, словно в ответ на эти мысли, за воротами раздался торопящий сигнал автомобиля. Опять двойной, хотя, казалось Шерхану, что сейчас он мог бы быть и более настойчивым, более требовательным. Тройным, четверным… Охранник готов. Он тоже ждал, проинструктированный Хамзатом. И торопливо побежал к воротам. Сразу – открывать.

Створки распахнулись. Сначала во двор въехал джип «Шевроле», за ним, чуть в бампер не упираясь, зеленая «Нива» Мусы. Ворота за машинами закрылись, словно отсекая двор и дом от всего остального мира. Да, они отсекли. Они отсекли его от дня вчерашнего, от спокойной размеренной жизни.

Обратной дороги нет!

Шерхан вышел на крыльцо, но во двор не спустился. Дожидался, как и положено дожидаться человеку его положения. Первым из машины вышел Хамзат. Даже здесь осмотрелся – осторожничает. Мало ли кто ненароком пожалует в гости к министру. Навестить после ранения и справиться о состоянии здоровья. И только потом дал жестом команду. Раскрылась дверца заднего сиденья, сначала выбрался боевик, держа в руках большую пластмассовую кобуру с пистолетом, как дубину. Протянул руку, небрежно помогая выйти широкоплечему человеку с черным мешком на голове.

Вот он какой, этот подполковник, что захватил брата! Среднего роста, мощный, сильный. Тяжелый в бронежилете и в «разгрузке». Держится прямо. Голову запрокидывает то ли от гордости, то ли от желания что-то увидеть под ногами. Но мешок не дает.

Второй боевик выбрался с заднего сиденья. Не через другую дверцу, а через эту же, следом за Разиным. Третий, молоденький, легко выпрыгнул с переднего сиденья и сразу пристроился с «узи» за спиной пленника.

Все остановились. Только Хамзат поднялся на крыльцо и протянул Шерхану маску «ночь»:

– Наденьте…

Шерхан повиновался. В маске было неудобно, непривычно, зато совсем не видно выражения его лица. Не видно растерянности, которая вдруг подступила. Это была даже не растерянность. То есть не такая растерянность, которая вызывается непониманием ситуации. Шерхан все отлично понимал. Это была растерянность, вызванная пониманием того, что он уже перешагнул черту, которая когда-то отделяла его от брата. Единственное различие – Бату не имеет возможности сделать обратный шаг. А Шерхан имеет. Если только кто-то не выдаст его…

– Куда? – спросил Хамзат, тоном поторапливая.

Голос Толукбаева вернул Шерхана к действительности, к необходимости что-то предпринимать.

– В кабинет. Там все готово.

Хамзат обернулся:

– Наручники…

В руках одного из боевиков тут же появились наручники.

– Руки, подполковник… Это мера безопасности. Необходимая…

Подполковник молча протянул руки. И тяжело вздохнул, словно ему долго не давали дышать. Словно не холщовый мешок ему на голову натянули, а целлофановый. Ничего. Придет время, дождется и целлофанового. Наручники защелкнулись, показалось Шерхану, очень громко.

Подполковника повели, поддерживая за руки.

– Осторожно, ступеньки… – сказал Хамзат.

Надо же, даже заботу о пленнике проявляет… А надо было бы дать один раз возможность споткнуться. Чтобы на колени упал. Пусть и в такой ситуации, но приятно видеть подполковника спецназа на коленях. Теперь Разин и сам в плену. Пусть поймет, что это такое.

Шерхан распахнул дверь шире – обе створки. Чтобы подполковника могли ввести, поддерживая с двух сторон. Такая поддержка, понятно, не помощь, а тоже мера безопасности, как и наручники. Спецназовцы народ опасный. И воли им лучше не давать.

В конце коридора остановилась мама. Шерхан сделал знак рукой, чтобы ушла.

Она отрицательно покачала головой. Не уйдет.

Хочет посмотреть на человека, который захватил в плен ее старшего сына. Это желание естественно. Нервы у мамы крепкие. Она будет молчать и никак себя не выдаст. Не покажет своими словами дом, в котором подполковник сейчас находится. Шерхан предупреждал маму об этом.

В кабинете все уже готово.

– Заходите, гость дорогой, – сказал Шерхан. – Не споткнитесь на пороге, не расшибите нос! А то…

Он сам почувствовал, сколько скользкой ненависти, сколько злобы проявилось в его голосе… А ведь брат когда-то говорил, что злоба – это порождение бессилия и безволия, говорил, что только ничтожный человек позволяет выбрасываться из себя злобе… Сильный всегда силен и потому величествен.

Вспомнив эти слова, Шерхан замолчал.

Грудь подполковника колыхнулась под бронежилетом. Разин усмехнулся…