Все не поместились в знакомом микроавтобусе «Фольксваген». Пришлось позаимствовать в разведцентре еще и «Скорую помощь». Перед выездом капитан Яблочкин вторично уже позвонил «своему» человеку в службу аэропорта.

– Говорить можете?

– Минутку.

Через несколько секунд ответили снова:

– Порядок. Я в коридор вышел.

– Это Яблочкин.

– Я узнал голос.

– Нашли пилотов?

– Они ждут приказа. К вылету подготовились. Самолет заправлен.

– Сможете их показать?

– Вы когда подъедете?

– Возьмите в руки три листа бумаги, разверните веером. И держите в правой руке. Выходите к автомобильной стоянке. Там вас встретят четыре человека. Я сейчас сообщу им. Этим людям и следует показать пилотов. В дальнейшее не ввязывайтесь. Идет серьезная операция. Уровень контроля – начальник Генштаба. Не беспокойтесь. В случае чего мы сможем вас прикрыть по всем статьям.

– Я выхожу. Сообщайте своим людям.

Яблочкин сразу доложил полковнику Мочилову результат разговора.

– Подключайте своих. Мы выезжаем – уже пора.

Мочилов позвонил. Он понимал, что рискует, отдавая такие приказы по простому сотовому телефону. Но шифрующих разговор телефонов скрытой связи на всех не напасешься. Они только начали поступать на вооружение. И две трубки сразу застряли у Пулатова и Ангелова. Телефонов спутниковой связи вообще практически нет на вооружении. Российская армия бедна. И потому приходится идти на риск. Но машина операции уже запущена. И остановить ее уже трудно, даже если кто-то и попытается это сделать.

Перед отъездом полковник постучал в дверь кабинета, который прочно занял генерал-лейтенант Спиридонов, выселив в «курилку» местных офицеров. Впрочем, те не возмущались.

– Мы же уже прощались? – сказал генерал недовольно. Он был окружен офицерами своего отдела. Разговор, очевидно, шел серьезный.

– Товарищ генерал, я подумал, что могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Если вам нетрудно, попросите начальника управления на все запросы отвечать, что идут учения.

– Генштаб уже в курсе. И ФСБ тоже.

– На все вопросы... Еще много вопросов может возникнуть... По всей стране.

– Хорошо-хорошо...

Генералу было не до спецназовцев. У него у самого закрутилась аналогичная машина. Спиридонов и Яблочкина-то согласился отпустить только потому, что там, в логове Структуры, можно было найти какие-то концы к вопросу о пропаже Решетова. А именно это сейчас волновало генерала, потому что концы, которые удалось обнаружить здесь, вели к московской криминальной группировке, тесно связанной с аналогичной европейской группировкой. Прослеживался заказ, но предстояло выяснить координаты первоначального заказчика.

– Парашюты загрузили?

– Так точно.

– Кто мой парашют укладывал?

– Не знаю.

Шрам на лице Мочилова побагровел. Время поджимало, самому полковнику некогда было укладывать парашют, и этим он нарушал одну из главных заповедей спецназа – все прыгают только с парашютом, уложенным лично. Но сейчас предстояло положиться на подчиненных. Впрочем, на этих парней он полагался.

Мочилов сел на переднее сиденье «Фольксвагена». Ему уже подготовили необходимые документы для проезда через город полностью экипированной и вооруженной группы. Документы делались здесь же, в подвале, где недавно делались документы на предполагаемого, но несостоявшегося покойника, потому что для подписания настоящих документов при известной российской бюрократической волоките требовалось не меньше двух недель.

Опять нервировала дорога, в вечерние часы изобилующая пробками и непредвиденными остановками. Полковник дал команду ехать прямо по газонам и даже по тротуарам, если больше негде. В одном месте навстречу им шагнул от своей машины дорожный инспектор, готовый уже возмущенно поднять жезл, но увидел через стекло людей в камуфляжке, ощетинившихся автоматами, и отвернулся. Мочилов понял по выражению лица инспектора, что этот даже не сообщит на следующий пост о такой подозрительной машине – ему стыдно будет признаться, что он не сделал даже попытки к остановке.

«Вот так, – подумалось, – из-за таких инспекторов можно проехать любым вооруженным террористам в любую точку столицы. И захватывать заложников, и взрывать здания...»

На выезде из города позвонил Спиридонов:

– Полковник, специально по твоей просьбе предупредили даже штаб ПВО. Там дадут кодограмму по всем внутренним округам с приказом о содействии. Слушай дальше. Болотов передал. Профессор Тихомиров находится в федеральном розыске. Специалист по зомбированию людей. Будь осторожен...

– Понял. Спасибо, товарищ генерал.

Уже на подъезде к Жуковскому, недалеко от шлагбаума военного аэродрома на дорогу вышел человек с поднятой рукой.

– Наши. Тормози...

Человек заскочил в микроавтобус почти на ходу.

– Сразу на взлетную полосу. Самолет готов.

На шлагбауме два солдатика все же остановили их. Полковник показал свою бумагу, не передавая в руки:

– Спецназ ГРУ. Учебные занятия.

Солдат растерялся. Его не предупреждали, как вести себя в таких обстоятельствах.

– Поднимай шлагбаум. Быстрее! – прикрикнул полковник.

Все оказалось гораздо проще, чем должно было бы быть при полном соблюдении порядка. Через две минуты они уже подрулили прямо к самолету. Микроавтобус и «Скорая помощь», ни разу не отставшая на трудной дороге через город, встали так, чтобы из служебных зданий не было видно, сколько человек совершает посадку.

– Поднимай трап, – скомандовал полковник.

Машины сразу ушли.

Трап подняли, но один из пилотов вышел в салон. Сразу определил Мочилова за старшего группы и обратился именно к нему:

– Извините, не знаю вашего звания...

– Полковник Мочилов.

– Товарищ полковник, в районе аэропорта назначения идет грозовая полоса. Мы не сможем совершить там посадку.

– Летим на ближайший аэродром. Где принимают... Чтобы быть в максимальной близости. В крайнем случае будем садиться на ближайшее шоссе. Есть там шоссейка?

Пилот пожал плечами.

– Но вы умеете хоть на шоссе садиться?

– Не пробовали, товарищ полковник.

– Попробуете... И на грунтовку сядете... И в голую степь, если понадобится, сядете... Сядете туда, куда вам прикажут! Хоть на крышу, как вертолет... Летим!

И только когда «Як-40» круто, как только он один из пассажирских самолетов, пожалуй, и может, взмыл в безоблачное небо, Мочилов успокоился. Это не завод кончился, это просто произошла временная остановка. Но он уже включился в боевой ритм, как включался раньше, когда сам в спецназе служил, и знал, что всегда за долю секунды опять войдет в завод, будет как пружина, готовая при необходимости выпрямиться. Человек не может постоянно быть в напряжении. Умение при первой возможности расслабиться очень важно. Но это умеют многие. А вот резко собраться и включиться в прежний жесткий ритм – это специфическое умение спецназовца.

Когда полет выровнялся, трое из «террористов», участников захвата самолета, переоделись в приготовленную для них выкладку. Поворчали на бронежилеты скрытого ношения, которые мало от чего защитят, кроме пистолета. Переглянулись и вздохнули, когда получили парашюты. Каждый испытывал те же чувства, что недавно и полковник.

– Обстоятельства, парни... – сказал Мочилов.

– Понятное дело... Обстоятельства.

Один пошел сменить четвертого в кабину пилотов. Надежды на пилотов не было никакой. Их обязательно следовало контролировать. Кто знает, как беседовал с ними профессор-гипнотизер, кто знает, какие причины заставили их сотрудничать со Структурой...

Через минуту Мочилова позвали в кабину.

– Что случилось? – окинул он непривычным взором количество приборов, которое невозможно, казалось, запомнить.

– Если сделаем часовой круг, грозовой фронт уже пройдет. Сможем сесть в аэропорту. Если сможем.

– Что значит – если сможем?

– Диспетчер предупреждает, что местной части ПВО приказано сбить нас...

– Уточните: приказано сверху или приказ исходит от местного начальства?

Пилот вступил в переговоры с диспетчером – своим хорошим знакомым.

– Говорят, в местной части какой-то переполох. Прочесывают степь. Кого-то ищут. Выставили охрану в аэропорту.

– Понятно. Наши там уже активизировались. Без лишнего круга мы сможем подойти вплотную?

– Если будет координация с диспетчером, сможем подойти сразу за грозовым фронтом. Если только нас подпустят. Ракеты шутить не любят...

– Степь-то ровная, – сказал Мочилов.

– Ровная, – согласился пилот.

– Идем на бреющем... Чтобы радары не засекли.

Пилот усмехнулся.

– Мы не на вертолете, товарищ полковник. С бреющего полета «Як-40» посадить практически невозможно. Я не успею среагировать на полосу. Диспетчер тоже помочь не сможет. Его радар «увидит» нас после самого диспетчера.

– Все равно. Хотя бы подходим к ним на бреющем... Там посмотрим. Со ста метров радар нас увидит?

– Увидит.

– Плохо. Меньше ста парашют бесполезен. А если выйти из бреющего прямо над воинской частью? Над собой они нас сбить не смогут.

– Да и со ста метров не собьют. Прицелиться не смогут. Только зениткой. А там зениток нет – ракеты. Сто метров – мы сделаем.

– Договорились. Сделаешь – к награде представим. Сам к начальнику управления с наградным листом пойду...

Пилот, кажется, вошел в раж. Это приятно. Но контролировать его все равно пока стоит.

Почти незнакомый человек – Андрей... Вот сидит еще рядом как живой и вздрагивает, когда машину подбрасывает на неровностях почвы. И сколько их, таких вот почти незнакомых, с которыми сталкивает служба... Только-только, перед вылетом сюда, похоронил майора Мороза. Теперь Андрей. Кто будет третьим? Не сам ли?

– Ангел! Вопрос... Майора Мороза вы убили?

Ангел всматривается в темноту вокруг светлого пятна, оставляемого яркими галогенными фарами, и непонятно как ориентируется. Сам бы Геннадий Рудольфович ни за что не понял, в какую сторону следует ехать.

– Нет. Это Югов.

– А где сам Югов?

– Его Труповоз убрал.

– Труповоз – это кто?

– Захватов.

– Да, ему подходит эта кличка. А сам Захватов – ваша работа?

– Нет. Я в тот день прилетел в город с опозданием на пару часов. В момент его смерти еще в воздухе был. А то бы я с удовольствием...

Как он видит дорогу? Как понимает, куда ехать?

Захватов... Бывший подполковник ФСБ... Еще один вестник смерти. Сколько смертей кругом гуляет... И это в мирное время, когда простые люди спокойно спят и не думают ни о чем плохом. Но и они уже приучены к окружающей смерти, страницами газет приучены, экранами телевизоров, где за вечер убивают минимум по двадцать человек.

Смерти генерал Легкоступов не боялся. Служба такая, что приходится с ней встречаться чаще, чем к этому обязывают обычные похороны родственников. Но в последнее время что-то особенно часто. До неприятного часто...

Машину тряхнуло так сильно, что опять вздрогнуло, подкинув кверху подбородок, и чуть не свалилось на генерала тело Андрея.

Да знает ли Ангел, куда едет?

– Капитан, как вы выбираете в этой темноте дорогу? – Голос у генерала сухой, даже чуть суше, чем обычно, будто бы с легкой трещинкой. Он сам чувствует это и потому старается говорить коротко.

– А я ее, товарищ генерал, не выбираю. Я за грозой еду. Гроза идет напрямую от моря на городок и дальше. А дальше, насколько я знаю, воинская часть ПВО и аэродром. Ошибиться трудно.

– Не проще было бы на дорогу выехать?

– Там могут быть выставлены патрули. Наш сонный охранник предупреждал.

– Почему сонный?

– Он спит сейчас в камышах после дозы снотворного. Так вот, он предупреждал, что профессор сильно дружен с командиром местного гарнизона. Этот командир зомбирован и выполнит все, что профессор прикажет. Я думаю, что в помощь охранникам уже высланы воинские патрули. А я не люблю случайные выстрелы. Случайные выстрелы всегда почему-то попадают в пассажиров с заднего сиденья. Не знаю даже, почему... Сколько раз с этим сталкивался. Обязательно в тех, кто на заднем.

На заднем сиденье только тело Андрея и генерал Легкоступов. Геннадий Рудольфович еще раз сказал себе, что он не боится смерти. Мысленно изобразил мужскую пренебрежительную усмешку. И понял, что это только он сам уверяет себя в этом. А уверяют тогда, когда на самом деле боятся. Впрочем, глупости... Боятся смерти все, кроме вдохновенных самоубийц. Главное, не делать из боязни страха. Человека губит не боязнь, а страх. Когда страх управляет поступками, он заменяет собой разум. А боязнь – это только естественное чувство самосохранения, присущее, как известно, всему живому. Это все так. Боязнь есть. А страха нет. Но глупо и обидно было бы погибнуть от случайной пули. Просто обидно...

– На всякий случай, товарищ генерал, обменяемся содержимым карманов. Я имею в виду – информацией, – предложил капитан Пулатов, подпрыгивая на переднем сиденье. Машину сильно затрясло, словно пашню на скорости пересекали. Степь только на поверхностный взгляд кажется идеально ровной, в действительности никто ее асфальтовыми катками не выглаживал. – Все под богом ходим, мало ли что, а остальным может не хватить какой-то детали, которую ты забыл выложить.

И этот о смерти. Причем имеет в виду, конечно же, не свою смерть. Капитан хочет сказать, что если генерал погибнет, то им с Ангеловым может не хватить информации. Им, а не ему, если погибнет кто-то из них, потому что тогда останется второй... Впрочем, Пулатов прав. Он рационалист и знает, что иногда следует плюнуть на неверно понятую речь и спросить то, что спросить необходимо. Вот он и спросил.

– Вся информация укладывается в несколько фраз. Остальное догадки, которыми я с вами поделюсь с удовольствием. Может, найдем золотую середину. Я не могу определенно сказать, кто всем здесь заправляет. Но из того, что я видел, я делаю вывод, что главный здесь – профессор Тихомиров. Впрочем, я уверен только процентов на девяносто. Есть вариант, что профессор – «серый кардинал». Где-нибудь в Москве сидит человек, который считает себя руководителем. Я даже предполагаю, что такой должен быть обязательно.

– Какую цель они перед собой ставили?

– Приход к власти. Постепенный, ненасильственный. Установление образцового порядка в стране. Более сильного, чем коммунизм или фашизм.

– Утопия.

– Я сказал то же самое. Но их порядок организационно гораздо страшнее любой политической религии. Общество, состоящее из людей-зомби. За которых все решает совет во главе с кем-то.

– Это не из области фантастики?

– Отнюдь. Это более чем реально. Аналогичные разработки проводились в лабораториях КГБ, одной из которых руководил когда-то мой покойный друг Андрей. В других странах тоже плотно занимаются подобными проблемами. Во время войны с Югославией американцы испытывали установку «Ползущий туман». Несколько иная модификация тех же разработок по использованию звука как оружия. И были достигнуты положительные результаты.

Профессор Тихомиров пользовался головой Андрея, пока она была ему нужна, а потом просто отодвинул его в сторону, отыскав какой-то предлог. У профессора на сегодняшний день есть созданная Андреем маленькая установка, способная воздействовать на одного человека. Сегодня должны были завершить монтаж и провести испытание большой установки, способной воздействовать на толпу. Вы вовремя отключили электричество. У них там, насколько я понял, чуть не все сгорело или взорвалось из-за этого. Не выдержали перепада какие-то платиновые мембраны, которые только под напряжением можно смонтировать. И сгорели все компьютеры с данными. Так сказал Андрей. Мы слышали разговоры специалистов, когда все произошло. Держали нас прямо там, в машинном зале. И только после отключения электричества перевели в подвал. Мы с ним должны были первыми выступить в качестве подопытных кроликов, и вы спасли нас от полного зомбирования.

– Вас, – сказал Ангел. – Но не его. Его просто настигла расплата за содеянное. Нас всех когда-то настигнет расплата. И меня, и вас...

Генерал даже не спросил, за что его лично должна постигнуть расплата. Расплата приходит всегда только свыше.

«Что-то я слишком часто стал задумываться о вечном... – подумал Геннадий Рудольфович со злым сарказмом. – Не к добру это».

– Что-то еще есть? – спросил капитан Пулатов.

– Есть и еще. Командир части ПВО, генерал, который прячет свои погоны под камуфляжкой.

– Видел я его, – сказал Ангел.

– На мой взгляд, он просто глуп и потому очень вреден. Может натворить много дел, не понимая их сути. Тихомиров пользуется им очень ловко.

– Его обезвредить необходимо первым. Хотя первым следовало бы до самого Тихомирова добраться, но для этого нужно положить всех охранников. Жалко парней, они не виноваты. Если бы ими просто разум управлял, я не пожалел бы. А этих – жалко. Они как дети.

– А тех четверых первых вам было не жалко?

– Производственная необходимость. Вопрос встал: или – или... Сейчас другое дело. Им из степи некуда деться. Они как за решеткой сидят вместе со своим профессором. Ничего. Мы и до него доберемся.

– Мы должны уже подъехать. Если судить по времени и по скорости, с которой передвигались...

– Однако мы никак не можем за грозой угнаться, – посетовал Ангел. – Слабовата машина, чтобы по небу летать. Впрочем, нам гнаться за тучами вовсе и ни к чему. Если я не ошибаюсь, вон те огни над степью – это антенны воинской части.

Генерал пригнулся, чтобы видеть с заднего сиденья то, на что показывал где-то впереди Ангел.

– Похоже. Какой у вас план действий?

– У вас с собой, товарищ генерал, документы какие-нибудь есть? – спросил Пулатов.

– Удостоверения личности у меня никто не забирал. Сначала меня просто вербовали. Потом, когда арестовали, было уже не до того. Никто про удостоверение не вспомнил.

– Тогда прямо к воротам. Сначала разведка. Никто не подумает, что мы напрямую сюда заявимся. И мне почему-то кажется, что Тихомирову было не по силам зазомбировать целую воинскую часть. Но будем действовать в соответствии с обстановкой.

– Насколько я знаю основы военной архитектуры, все аналогичные части ПВО построены по одному типовому проекту, – сказал Пулат.

– Почти все, – согласился Ангел. – Даже если часть квартируется в лесистой местности. Спиливают деревья и строят типовой городок, чтобы залетные диверсанты не заблудились...

– Я по такому городку ночью с завязанными глазами могу на велосипеде кататься и ни разу с дорожки не сверну.

– Я тоже, – сказал Ангел, – и даже зимой.

– Значит, чтобы подобную часть обезвредить и позволить самолету свободно приземлиться, следует захватить командный пункт и пульт управления.

– Есть и резервный пульт. Передвижной.

– Значит, надо и его обезвредить.

– Мы не много на себя берем? – спросил Легкоступов.

– Если бы в каждом холодильнике был ядерный реактор, – засмеялся Пулат, – мы давно перестали бы бояться ядерной войны.

– Просто некому было бы бояться... – добавил Ангел.

– Нет, – не согласился маленький капитан, – люди потеряли бы чувство страха. Каждая операция спецназа, товарищ генерал, это маленький ядерный реактор на персональной кухне. Мы не боимся ответственности за захват воинской части. А если не боимся, то мы ее захватим. Понадобится – я лично гранату брошу в самые потроха пульта.

– Вот этого я и опасаюсь, – сознался Легкоступов. – Вы рискуете целый участок воздушной границы оставить на время без прикрытия. За это нас никто не погладит по головке.

– Прикладом... – Пулатов оставил последнее слово за собой. – Но это не впервой!

Оказалось, я чуть-чуть промахнулся. Выехал сразу из степи и уткнулся не в забор воинской части, а в стену пятиэтажного жилого дома с выбитыми окнами. Пристроенная на крыше джипа рама с тремя прожекторами управляется из салона – удобно. Я посветил по сторонам и обнаружил заброшенную, заросшую травой дорогу. Прогретый за период жары асфальт после грозы дышал черной свежестью и словно приглашал по нему проехать.

– А что, товарищ генерал, – поинтересовался Пулат, – вы со своим удостоверением имеете право арестовать, скажем, командира здешней части.

– Нет, – Геннадий Рудольфович невозмутим и категоричен, как увезенный несколько лет назад с Лубянской площади на свалку истории памятник Дзержинскому, – не имею.

По-моему, генерал просто боится выйти за пределы осторожного гуляния по тропинкам местного городка. Погулял, посмотрел. А потом уже и вызвал кого следует в кабинет, дал ему нагоняй за то, что трава сквозь асфальт пробилась.

– А вот я бы на вашем месте просто присвоил себе это право, – не унимался Пулат.

– Присвоить можно то, что есть. А если права нет, его не присвоишь.

– Вот потому, товарищ генерал, – вступил и я в разговор, – мы с капитаном Пулатовым и не взяли бы вас с собой в разведку. Вы сами чувствуете разницу между ФСБ и спецназом ГРУ?

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу этим сказать, что ваши методы работы хороши для сдувания пыли со стола в кабинете. И легкие разрабатываются, и уборщице приятные мгновения доставляете. А для полевых условий вы как офицер непригодны.

Заросшая черной щетиной, физиономия моя настолько мрачна и взгляд настолько суров, что любого гипнотизера напугать берусь.

Я, конечно, хватил через край. Но его следовало немедленно «раскачать», завести, вызвать из исхудалой, задавленной аккуратной тихой жизнью генеральской страсти вспышку природной ярости. Человеком в конце концов сделать живым, а не расчетливой машиной. Без творческого авантюризма в нашем деле совсем пропадешь.

– Потому они и не справились с тобой всем своим никчемушным громадным аппаратом, – поддержал меня Пулат. – Что сделаешь – Контора...

– Вы не забываетесь, товарищи офицеры? – повысил голос генерал.

– Это вы, товарищ генерал, забыли, что мы отставные офицеры. И потому можем себе позволить порассуждать о ком угодно. С полной присущей нашему уму критичностью.

– Ну-ну... – Голос такой, будто ледяную воду мне за шиворот льет, и своими телодвижениями генерал, как истый эстет, любуется. – И чего вы хотите?

– Мы хотим, чтобы вы стали полноценным участником нашей операции. Не грузом, не обузой, которую следует только защищать, а именно участником. Иначе я, как и капитан Пулатов, вообще не вижу смысла в вашем пребывании здесь.

– Конкретнее, пожалуйста.

– Куда уж конкретнее! – возмутился Пулат. – Я со всей конкретностью и говорю, что вы должны пройти вместе с нами в кабинет местного генерала, показать ему удостоверение и объявить, что вы его арестовываете. Предположим, как чеченского шпиона и диверсанта, как международного террориста, пособника бен Ладена. Или как еще кого угодно...

– Я вам говорю, что не обладаю такими полномочиями.

– Вы считаете нас опытными боевыми офицерами? – спросил я.

– Да. Я считаю вас таковыми.

– Вы считаете нас людьми достаточно развитыми интеллектуально?

– Да. Считаю.

– Вы считаете, что мы должны знать ваши возможности и полномочия?

– Естественно.

– Да бросьте вы! – Пулат с откровенным смешком махнул рукой. – Не делайте из себя пупа земли. Ни мы, ни другие офицеры и даже генералы понятия не имеют, что вы уполномочены делать, а на что ваши полномочия не распространяются. Генерал ФСБ – это звучит грозно, но не более. Вас или пошлют подальше, или подчинятся. А мы прикроем стволами.

Я думал, он не решится. Все-таки школа у генерала старая, тех времен, когда учили, что инициатива наказуема. И за свое место он привык всегда бояться.

– Австриец Адольф Шикльгрубер, будучи рядовым в Первую мировую войну, один арестовал шестнадцать солдат противника. Не помню, французов или англичан... Потому и стал тогда ефрейтором и получил Железный крест... Те солдаты понятия не имели, есть ли у этого рядового право их арестовывать или нет у него такого права. Неужели вы, генерал, хуже?

– Не сравнивайте меня с Гитлером.

– Я никого ни с кем не сравниваю. Я провожу аналогию, – настаивал Пулат.

И вдруг Легкоступов улыбнулся.

– Актер из меня плохой. Но... попробуем!

– Годится, – сказал я и нажал на акселератор.

Мы подъехали прямо к КПП. И все вместе направились к часовому. Тот смотрел настороженно. Особенно на нас с Пулатом. Без погон. С автоматами. Оба от природы и от помеси национальностей чернявые. С лицами, заросшими щетиной. Чем не чеченские боевики, которыми по телевизору каждый день пугают? Растерялся часовой. Что с него возьмешь... Совсем молодой солдатик, судя по прическе и по растерянному взгляду. Форма на нем висит, как кимоно на японке на взгляд европейца. Это только японец поймет, что кимоно красиво, что каждая складка красноречиво выражена и о многом говорит. Европеец же подумает, что на женщину напялили шелковый мешок. Так же и солдат. Только другой солдат сообразит, что это форма. Иногда и офицер сможет сообразить тоже.

– Вызовите дежурного по части.

Генерал умеет говорить жестко и внушительно. Еще бы, столько лет погоны проносил... Грех не научиться.

– Что доложить? Кто спрашивает?

– Скажите, генерал ФСБ из Москвы с двумя сопровождающими.

Ох как испугался солдатик!

И дежурный, судя по всему, тоже. По крайней мере, примчался он меньше чем через минуту. Толстоватый подполковник с легким запахом хронического перегара.

Легкоступов показал свое удостоверение личности. Подполковник изучал его долго и внимательно, неоднократно сверял фотографию с оригиналом. Наконец несколько раз кивнул, соглашаясь, что Легкоступов в самом деле генерал ФСБ.

– Чем могу быть полезен, товарищ генерал? – спросил наконец.

– Мне нужен командир части. Где я могу его найти в это время?

– Генерал Сидоров сейчас на главном пункте управления. – Подполковник барственным жестом протянул руку, в которую часовой собрался вложить телефонную трубку.

– Отставить, подполковник, – приказал генерал тоном, не терпящим возражений. – Проводите нас к нему.

– Без доклада?

– Без доклада. Такова оперативная необходимость. И побыстрее. Время не терпит.

– А эти люди с вами?..

– Это офицеры группы захвата. Быстрее!

– Есть, товарищ генерал. – Подполковник пожал плечами совсем не по-уставному, повернулся через левое плечо гораздо более неуклюже, чем это сделал бы новобранец, и зашагал первым по мокрому асфальту.

На территории части, как ни странно, асфальт был совсем не потрескавшийся, более того, тщательно выметен, бордюры аккуратно выбелены, фонари горели блеклым неоновым светом, и вообще весь внешний вид городка говорил об аккуратности и порядке.

– Офицеры тоже с документами? – на ходу спросил подполковник.

– Офицеры спецподразделений, – за генерала ответил Пулат, – отправляясь на выполнение боевой задачи, согласно штатному расписанию, сдают документы на хранение своему командованию. Так повелось, товарищ подполковник, еще с русско-турецкой войны позапрошлого века.

Мы вышли к большой железобетонной коробке без окон, присыпанной по стенам слоем земли. Рядом стоял с зажженными подфарниками тягач с объемным «кунгом».

– У вас тут настоящее боевое дежурство? – спросил я мимоходом. – Резервный пункт управления выкатили...

– Да, у нас боевая тревога, – подтвердил дежурный. – Какой-то самолет ведут.

Он покосился на Легкоступова, но подумал, вероятно, что прибытие из Москвы генерала ФСБ напрямую связано с этой самой тревогой. И потому спешно добавил:

– У нас тут в боевом отношении полный порядок. Небо чистым держим. Птица не пролетит.

Около дверей главного пункта управления дежурил часовой.

– Со мной... – сказал подполковник.

Часовой не пошевелился. Тоже молодой солдатик. Явно первого года службы.

Мы прошли по бетонному коридору, где шаги звучали, подобно горному эхо, потом спустились по лестнице до мощной бронированной двери, гостеприимно распахнутой. Из-за двери слышались возбужденные голоса. Дежурный остановился, то ли давая возможность гостям послушать, то ли не решаясь войти. Я подумал, глядя на его хитрую физиономию, что первое ближе к истине.

– Куда они могли деться? Не локаторы у вас, а сплошной поломанный телевизор!

– Я думаю, товарищ генерал, они до бреющего полета снизились.

– Ну и что?

– Тогда их никакой локатор не возьмет. Слежение и наводка только со спутника возможны.

– Соединяйтесь со спутником! Немедленно!

– А нету у нас, товарищ генерал, спутников. Они только в семидесятые летали и в начале восьмидесятых немножко. Потом перестали. Только у стратегических остались...

– Со стратегическими свяжитесь!

– Это другие войска, товарищ генерал. С ними только вы через Москву связаться можете.

– Олухи вы все! Службы не знаете! Олухи, одно слово!

Легкоступов, отстранив дежурного, вошел первым. Мы следом за ним. И оказались в большой подземной комнате со множеством приборов.

Местный генерал стоял спиной к нам. Офицеры командного пункта перед ним. И они первыми нас увидели. По тишине и сам командир догадался, что за его спиной что-то происходит. Он обернулся резко для своей более чем центнеровой туши.

– Что такое? Кто такие? – И всмотрелся с изменившимся лицом, узнавая генерала.

– Генерал Легкоступов, Федеральная служба безопасности, – сурово представился Геннадий Рудольфович. А еще говорил, что у него нет актерских способностей. – Генерал Сидоров, довожу до вашего сведения, что согласно приказу начальника Генерального штаба генерала Квашнина вы отстранены от занимаемой должности немедленно. А согласно приказу директора ФСБ я арестовываю вас по подозрению в государственной измене. Прошу сдать оружие и следовать за мной.

– Что?.. – Сидоров чуть собственным животом не поперхнулся, так он у него заколебался. – Да я вас в капустном подвале сгною... Как вы сюда вообще попали? Дежурный!

Но дежурный, естественно, слышавший прекрасно, что сказал Легкоступов, не поспешил войти вслед за нами. Вместо него к Сидорову, едва достигая макушкой его плеча, проскользнул Пулат, протянувший руку к генеральской кобуре.

Поднял свою лопатообразную лапищу и генерал. Всем, должно быть, кроме меня, показалось, что эта лапа, падая на маленького человечка, просто раздавит его. И не все поняли, что произошло. А произошла простейшая демонстрация классического приема айкидо. Пулат чуть сдвинулся в сторону, захватил генеральскую кисть двумя руками, довернул ее соответствующим образом и тоже соответствующим образом протянул по необходимой закругленной траектории. И в результате генерал, уже чувствуя боль в вывернутой руке, чтобы не сломать ее и не разорвать связки, вынужден был подчиниться инерции собственного неразумного тела, то есть перевернуться, как акробат, что со стороны выглядело очень несолидно, и неуклюже грохнуться правым боком на бетонный пол. А в правом боку у человека находится, как известно, печень. Я лично никому не рекомендую таким образом падать на правый бок. Гарантированная потеря сознания минимум на пять минут. Пулат тут же сел на Сидорова сверху, неторопливо и со знанием дела перевернул бездыханное тело лицом вниз и замкнул на руках наручники.

– Все в порядке, товарищ генерал, – доложил он Геннадию Рудольфовичу для поддержания авторитета последнего.

И, вытащив из кобуры местного генерала пистолет, отдал его Легкоступову чуть не с почтением. Наш же генерал стоял прямой как палка и оглядывал помещение.

– Кто старший смены?

– Подполковник Юсупов, – шагнув вперед, представился офицер.

– Откуда у вас позвонить можно?

Подполковник показал на свое рабочее место со множеством телефонных трубок.

– Мне нужна федеральная связь.

Юсупов взял трубку с цифровым диском посредине и протянул Легкоступову. Тот набрал длинный номер.

– Полковника Мочилова. Генерал Легкоступов. Где вы? Понял. Минутку подождите. – Он закрыл микрофон рукой. – Отбой боевой тревоги! – скомандовал офицерам пункта.

– Мы не знаем вас, товарищ генерал... – начал было Юсупов.

– Меня хорошо знает генерал Сидоров. Он хотел сбить самолет с группой захвата, которая вылетела на задержание опасных государственных преступников, в которую сам входил.

Легкоступов протянул свое удостоверение Юсупову. На сей раз офицер посмотрел только мельком.

– Что за группа преступников, товарищ генерал? – спросил он. – Надеюсь, из нашей части, кроме командира, в нее никто не входил?

– Здесь у вас под боком городок есть на берегу озера...

– Почтовый ящик?

– Какой почтовый ящик! Это просто шайка, хорошо финансируемая и хорошо вооруженная. Политическая шайка... – Похоже, нашему генералу и не надо было проявлять актерских способностей. Он раздухарился не на шутку, чуть не кричал на офицеров. – Отбой тревоги! Если вы собьете этот самолет, под суд пойдете вместе со своим генералом.

Юсупов посомневался еще пару секунд, затем щелкнул тумблером. Только и всего-то.

– Есть отбой боевой тревоги...

Где-то на территории, как слышно было в раскрытые двери, завыла сирена. Очевидно, она и привела Сидорова в чувство. Он заворочался на полу. Пулат проявил сердобольность и помог ему сесть.

– Товарищ генерал, – обратился Юсупов к Геннадию Рудольфовичу, – генерал Сидоров боялся, что самолет все же проскользнет к аэропорту, поэтому послал два взвода солдат для заслона. С боевым оружием. Приказ был – стрелять на поражение...

– Немедленно снимите заслон! – крикнул я, опередив Легкоступова. – Вы же солдат погубите. Их за две минуты уничтожат. Что матерям писать будете? За чьи интересы вы их под пули подставили?

– Это солдаты. Их сразу не уничтожишь, – сказал Юсупов почти с улыбкой. – Они тоже стрелять умеют.

Но все же взял трубку и стал набирать короткий номер местной связи.

– Поздно, – сказал Легкоступов, – самолет уже садится. Прямо с бреющего полета. – Он снова поднял трубку. – Полковник... Алло! Алло! Полковник... Черт!

И стал набирать длинный номер заново.

– Идиоты! – прокричал я. – Там спецназ ГРУ... Ваши солдаты понять не успеют, что с ними случилось, а их уже перебьют. Два взвода!

– Алло! Алло! – закричал Юсупов в трубку. – Ильдус, Ильдус, слышишь меня? Снять заслон. Не открывать огонь. Снять заслон немедленно. Это группа спецназа ГРУ. Покиньте взлетную полосу... Что?

Он, побледнев, положил трубку.

– Приказ я передал. Но самолет уже садится... Заслон выставлен с трех сторон. Ильдус не успеет всех предупредить.

– Кто такой Ильдус? – спросил я.

– Мой младший брат, старший лейтенант Юсупов.

– Проси прощения у отца, подполковник, – сказал я жестко.

– Мальчишек жалко, – сказал Пулат. – Сколько в Чечне положили! Но там-то боевики – не спецназ. Там еще и выжить могли. Здесь всех положат.

Легкоступов же набирал и набирал номер, но никак не мог дозвониться. Очевидно, что-то произошло со связью. Или просто Мочилов не имел возможности ответить.