– Зачем нам солдаты, товарищ генерал?..

Спиридонов мало знаком со спецназом в действии. Он начал работать в агентурном отделе еще лейтенантом и никогда не переходил в другие. Его деятельность протекала за рабочим столом с картами и чертежами. И потому в нем все еще жило общевойсковое сознание того, что войсковая операция возможна только с солдатами.

– Вы же сами говорили, что взвод спецназа стоит общевойскового батальона.

– Конечно, стоит. Но у нас под рукой шестнадцать офицеров спецназа, которых я уже задействовал в операции. Семнадцатым к ним можно присоединить капитана Яблочкина. Он отлично себя показал только час назад. Восемнадцатый – я. Я тоже еще не совсем потерял боевую форму. И если не совсем пригоден для авангарда, то на роль руководителя операции непосредственно на месте действия подойду. Получается хорошая группа. Проигрыш в численности по сравнению со взводом, но выигрыш в качестве. Есть и еще аргументы... Во-первых, подобный состав отряда гарантирует неразглашение фактов. Во-вторых, все эти офицеры – из различных отдельных мобильных офицерских групп. Значит, по большому счету, эти шестнадцать человек уже стоят роты солдат. Даже солдат-спецназовцев. Профессиональная подготовка не просто высокая, а очень высокая, классная подготовка. Это такие же парни, какими были в свое время Ангелов и Пулатов.

– Согласен. – Спиридонов встал. – Вызывайте всех сюда.

– Они уже здесь. Мы с этой базы операцию разворачивали. Два человека обеспечивали безопасность семьи генерала Легкоступова, но и они, и семья уже тоже находятся здесь.

– Это зря. Семью следовало вывезти на конспиративную квартиру.

– Все конспиративные квартиры Службы, скорее всего, известны ФСБ. Они через Главное финансовое управление контролируют нашу финансовую документацию и отслеживают платежи. Слишком велик риск. Мы не знаем, кто из ФСБ связан со Структурой.

– Я знаю, что именно у вашего отдела есть квартиры, которые куплены на внебюджетные средства... – многозначительно понизил голос генерал-лейтенант. – Нужно было отправить семью на одну из таких квартир.

Мочилов выдержал паузу.

– Это был бы очень неразумный шаг. Семью генерала ФСБ на квартиру ликвидаторов... На квартиру, которая от ФСБ скрывается... Кто нам даст гарантию, что Легкоступов, вернувшись на прежнюю должность, если он вернется, не начнет снова работать против нас?

– Да, – согласился Спиридонов. – Я не учел, что это семья генерала именно из ФСБ. Но вернемся к формированию спецотряда.

– Он, товарищ генерал, уже, по сути дела, сформирован. Люди слегка притерлись, многие и раньше участвовали в совместных боевых операциях в Чечне и еще кое-где. Можно было бы вызвать парочку офицерских групп целиком, где люди давно друг с другом работают. Взаимопонимание в таких операциях решает многое. Но это опять несколько часов полета. У нас нет этого времени.

– Хорошо. Как только закончится допрос...

– Я хочу с вашего разрешения, товарищ генерал, еще до окончания допроса послать четырех человек для захвата самолета. Чтобы не терять потом время.

– Действуйте! – усмехнулся Спиридонов. – То есть пусть действуют. Мне доложили, что вы уже отправили куда-то четверых.

– Так точно. Они уже прибыли в расположение аэродрома и ждут команды.

У Мочилова от недовольства покраснел шрам на лице. Как всякий работник спецслужб, он считал нормальным и обязательным, когда докладывают ему, но не любил, когда докладывают на него.

– Сколько времени понадобится на подготовку?

– Около двух часов. Если вы согласуете с начальником управления возможность воспользоваться базой разведцентра, время сократится вдвое.

– Идите на склад. Я сейчас же согласую.

Мочилов вышел во двор. Офицеры собрались, как и раньше, в беседке. Места, чтобы сесть, всем не хватило. Что-то обсуждали, смеялись.

– Чему радуетесь? – поинтересовался полковник.

На сей раз при его приближении не было общего вставания для приветствия. Прошлый урок спецназовцы усвоили.

– Да вот, товарищ полковник... – Офицеры расступились. – Один из нас уже в полной выкладке. Вооружен и готов к проведению боевых действий. Впопыхах офицер, состоящий в охране семьи Легкоступова, захватил с чужого участка с собой лопату, которой так ловко действовал.

– Хорошее оружие, – без усмешки подтвердил полковник. – Каждый бы так умел пользоваться подручными средствами, государству не пришлось бы тратить такие деньги на ваше вооружение. Единственно прошу не ломать местный забор на колья – в забор вмонтирована система сигнализации. Это дорогая штука. А сейчас подготовьтесь вооружиться по-настоящему. Только на местном складе, насколько я знаю, нет стандартных бронежилетов – лишь скрытого ношения. Поэтому во время проведения операции попрошу поберечься. У Структуры могут быть автоматы. Вопросы есть?

Его сосредоточенное настроение передалось как по команде, остальным. Лица посуровели. Смешки стихли.

– Задача?

– Задачу я поставлю в самолете.

– Десантирование?

– По трапу из «Як-40».

– Как к теще на блины...

– С одновременным захватом аэропорта.

– Точно как к теще...

Спецназ есть спецназ. Они и с генерал-лейтенантом Спиридоновым, и с самим начальником управления, и даже с начальником Генштаба, не говоря уже о гражданском министре обороны, разговаривали бы точно так же. При психологических нагрузках, которые приходится выдерживать этим парням, они иначе не выживут. Происходит своего рода выброс лишней, сковывающей энергии. И после этого выброса спецназовец готов на все, его не смутит никакая поставленная задача, как сейчас не смутила задача по захвату аэродрома.

«Сотовик» в кармане подал интенсивный вибросигнал. Полковник достал трубку.

– Полковник! Зайди, новости есть... – произнес голос Спиридонова.

– Я сейчас вернусь, – сказал Мочилов офицерам, но даже убрать трубку не успел. Она снова властно завибрировала в сжатой руке.

– Слушаю, – ответил он. – Да. Да. Рад вас услышать, Геннадий Рудольфович. Так. Так. Так. Профессор Тихомиров... Понял. Как они? Так. Место дислокации известно? Ничего. Разберемся. У нас есть вариант. Ждите сегодня ночью. С семьей все в порядке. Они у нас, надежно спрятаны. До встречи...

И заспешил на доклад к Спиридонову. Тот выслушал молча. Своей реакции не показал.

– Поступили данные еще о двух рейсах – когда вывозили твоих капитанов. Будем сверяться по трем спискам. Совпадение в трех случаях – цель.

Цель они определили сразу. И почти тут же поднялся в кабинет Александр Дмитриевич. Посмотрел акульими глазами на генерала и полковника, вздохнул и сообщил угрюмо:

– Я не встречал еще подобных людей... У меня такое впечатление, что у них вместе с нарастанием боли включается тормозная реакция на прохождение импульсов этой боли к мозгу.

– Выражайся доступнее, – попросил генерал.

– Терпеть боль человек может. Он не может только ее не чувствовать, если у него все в порядке с психическим здоровьем. Про отклонения я говорить не буду, потому что они носят исключительный характер. Но если человек просто терпит боль, не подавая вида, зрачок у него все равно будет расширяться. Расширение зрачка – это реакция самого мозга. В нашем случае у всех шестерых нет реакции зрачка на боль. Не может же быть, что все шестеро – психически больные с одинаковым диагнозом. Что-то здесь не так...

– А голландец? – спросил Мочилов.

– Голландец раскололся на пятой минуте.

– Идите, – сказал Спиридонов. – Окажите им посильную медицинскую помощь, и – в камеру.

Едва дверь за Александром Дмитриевичем закрылась, генерал встал, словно прощаясь:

– Действуй, полковник... Получаешь полный карт-бланш... Теперь понимаешь, – кивнул он на дверь, – против кого тебе придется работать?.. Что касается профессора Тихомирова, то я знаю даже одного нашего генерала, который у него лечился. К нему мы присмотримся. ФСБ, естественно, данными поделиться не захочет. Попрошу Болотова покопаться в их архивах через сеть... Будет что-то интересное – сразу сообщу. Ни пуха вам всем...

– Катитесь вы, товарищ генерал, к черту...

Приятно послать к черту генерала, когда есть для этого возможность!

Стандартная поза у окна и нервы успокаивала, и заставляла голову работать четче, яснее, без путаницы. Геннадий Рудольфович простоял так, глядя мимо тополей в степь, минут двадцать. Потом увидел, как к гостинице идет с каким-то человеком Андрей. Человек пытается что-то объяснить, Андрей слушает и изредка перебивает собеседника, или спрашивая, или давая указания. Наконец прямо и конкретно, как показалось сверху, прикрикнул и отправил в обратную сторону, к корпусу, куда отнесли убитых капитанами охранников.

Прямо к самому гостиничному входу подъехал джип. По короткой лестнице спустился неприятный беспогонный генерал, на крыльце встретился с Андреем и тоже что-то возбужденно объяснил ему. Это уже не заняло много времени. Генерал уехал в сторону дороги, соединяющей городок с аэродромом и воинской частью.

Геннадий Рудольфович стал ждать скорого появления своего сопровождающего, но это появление затянулось на долгие полчаса. Очевидно, у Андрея нашлись и еще какие-то дела в гостинице.

Тем временем садилось солнце, темнел не только горизонт, стянутый тучами, темнело уже все вокруг. Скорое приближение грозы ощущалось явственно, воздух наполнился тяжестью. В степи, как хорошо было видно генералу, ветер начал пригибать траву и местами поднимать крутящимися столбами пыль. В самом городке прямо по дорожкам тот же ветер прогнал в неизвестном направлении охапку желтоватых листьев, непонятно откуда взявшихся, ведь здесь растут только тополя, а тополя стоят обычно зелеными до глубокой осени.

Наконец раздался осторожный, вежливый стук в дверь. – Войдите! – крикнул Геннадий Рудольфович.

Вошел незнакомый человек в форме охранника.

– Извините, товарищ генерал, у нас возникли некоторые проблемы, и профессор приказал обратиться к вам напрямую.

– Слушаю вас. Вы кто?

– Я старший специалист координационной связи. В мои обязанности входит поддержание контакта с группами, работающими в других регионах. У нас пропала связь с группой захвата, которая выехала за вашей семьей.

– И что? Вы хотите отправить меня в Москву вместо почтового голубя? Или хотите выслушать мои соболезнования на случай, если моя жена перебила ваших боевиков садовыми граблями? Вил у меня, к сожалению, там не водится...

Внутри у Геннадия Рудольфовича все кипело, но говорил он своим обычным сухим и бесстрастным голосом.

Пришедший смутился. Он понял, насколько бестактно выглядит его приход сюда. Но его послали, и он обязан выполнить задание.

– Я хотел бы попросить вас дать возможные контактные телефоны, по которым можно отыскать кого-то из вашей семьи.

Генерал сказал номер домашнего телефона.

– Этот номер у нас есть, как и номер вашей дачи. На даче никто не берет трубку. Дома же автоответчик предлагает позвонить на дачу. Может быть, у вашей жены есть сотовый телефон?

– Есть, но она однажды просрочила очередной платеж и теперь уже три месяца не может собраться сходить отменить блокировку. Я думаю, что этот номер уже передали другому человеку. Так обычно бывает.

– Тем не менее не можете ли вы сказать мне этот номер?

Генерал продиктовал.

– А номера телефонов друзей, подруг, знакомых членов вашей семьи?

– Вы обязываете меня знать их? У меня своих забот хватает.

– Извините, товарищ генерал.

Специалист-связист ушел, аккуратно притворив за собой дверь. Но сразу же за ним, без паузы, дверь открылась снова.

– Можно, Геннадий Рудольфович?

Пришел Андрей.

– Заходите. Что там с моей семьей? Вы не в курсе? – Как и обещал Ангелу, генерал соблюдал осторожность, стараясь предотвратить возможность провокации. Если провокация стала стилем работы Структуры, то вполне можно ожидать подвоха и от сопровождающего. Номер телефона Мочилова Легкоступов стер из памяти спутниковой трубки, а вместо этого по два раза набирал домашний телефон и телефон дачи. – Ваш связист сказал, что не выходит на связь группа захвата.

– Мне уже сообщили это, – мрачно сказал Андрей. – И у меня складывается впечатление, что нас и вас ведет еще какая-то таинственная сила, которую пока определить не удается. Это даже не ГРУ. Я боюсь, что это зарубежные партнеры нашего профессора.

– Зарубежные партнеры?

– Да. Он некогда имел неосторожность выступить с несколькими статьями через Интернет. Впоследствии его сильно доставали с различными предложениями из-за рубежа, пока не потеряли след. Может быть, нашли.

Генерал привычно повернулся к окну, всматриваясь в приближающееся буйство природы. Гроза беспокоила. Вероятно, в грозу аэродром закроют и самолет не сможет сюда прилететь.

– Что сам профессор думает по этому поводу?

– Профессор, как всегда, когда не желает отвечать, пожимает плечами... Вы, я так понимаю, тоже не смогли дозвониться до своих?

– Не смог. Телефоны не отвечают.

– Мне необходимо забрать трубку.

– Ах да... – Генерал достал трубку и вернул Андрею. – Если вы не будете возражать, я чуть позже повторю свои попытки.

– Конечно. Я буду к вашим услугам. – Андрей помолчал, потом добавил: – И все же я советовал бы вам звонить не домой, а своим коллегам...

Он положил трубку на тумбочку, как символ того, что генерал может воспользоваться связью при первом же желании.

Геннадий Рудольфович обернулся и долго смотрел Андрею в глаза. При этом, как настоящий компьютер, просчитывал в уме возможные варианты. Потом решился:

– Извините за откровенность. Во-первых, после того, как мне любезно предоставили возможность прослушать разговор двух капитанов с охранником, я не могу себе это позволить. Во-вторых, я не знаю, кто из моих сослуживцев работает на Структуру, кто не работает. Я обращусь не по адресу, и сразу же за этим последует доклад вашему профессору. Это только усугубит мое положение и положение моей семьи.

– Что касается вашего «во-первых», могу дать гарантию, что я не охранник, товарищ генерал. И не проходил «промывания мозгов», как они и многие другие.

– «Промывания мозгов»?

– Да. То есть я не проходил процесса зомбирования. Профессор Тихомиров в состоянии гипнотического транса, как вы говорите, сломав с моей помощью барьеры сознательного ограничения, заложил в охранников программу. Когда их действия вступают в противоречие с интересами Структуры, у них блокируются многие функции организма. Такие, как речь и равновесие, например. Блокируется болевой порог, чтобы они не могли ничего сказать под пыткой. Все охранники прошли испытания и отлично помнят их результат. И потому их подчинение профессору вызвано еще и во многом чувством естественного страха перед последствиями.

– Весьма интересно. Профессор сделал это с вашей помощью, вы сказали, я не ослышался?

Андрей тяжело вздохнул и сел на стул у тумбочки. Расслабился, словно приготовился к длительному разговору.

– Я не хотел этого рассказывать. Но, видимо, подошло время. Я не всегда был связан с людьми сомнительных действий. Я руководил когда-то лабораторией вашего же ведомства, занимающейся системами принудительного внушения. Очевидно, и вы слышали о таких лабораториях.

– Краем уха, – осторожно сказал Легкоступов.

– В двадцать семь лет я защитил кандидатскую диссертацию и готовился к защите докторской. Работа, которой я был всецело занят, успешно продвигалась. Были очень интересные результаты, хотя все – только частичного действия. Но я был тогда близок к большому успеху. Если бы не... Мне было двадцать восемь, когда лабораторию закрыли в спешном порядке. Девяносто первый год.

– Так вам сейчас?..

Андрей усмехнулся нехорошо.

– Я знаю, что выгляжу значительно моложе своего возраста. Так всегда было, и это обычно внушало ко мне недоверие. Но не в этом дело. В девяносто первом году, если вы помните, спешно уничтожались многие документы, чтобы они не могли стать достоянием гласности или, что еще хуже, быть проданными потенциальному противнику. Помните те тенденции?.. Строительство американского посольства и прочее подобное...

– Помню... Бакатин от небольшого ума если не продал, то подарил американцам разработки стоимостью в полмиллиарда долларов. Не говоря уже об ущербе, который он нанес стране.

– Вот-вот... Мне тогда же было приказано срочно уничтожить все свои приборы и документацию. В панике предложено, пока не добрались до этих разработок доброхоты... Что я и сделал, с некоторыми важными исключениями.

Андрей ждал вопроса, а генерал просто смотрел на него, спрашивая глазами.

– Я переписал данные со своего рабочего компьютера на магнитоносители. Что представляли из себя те компьютеры, вы тоже отлично знаете. Самая сильная модель, что была у меня в лаборатории, – «двести восемьдесят шестой» с оперативной памятью в шестнадцать мегабайт. Даже о простых «Пентиумах» тогда еще ничего не слышали. Весь мой архив уместился на ста двадцати трех дискетах. Естественно, я материал сархивировал. И спрятал в надежном месте.

В первые годы после закрытия лаборатории я пережил тяжелый кризис. Сначала полная невозможность устроиться на работу. Запись в трудовой книжке отталкивала от меня любых работодателей. Тогда аббревиатура – КГБ – звучала ругательством. Потом мне несколько раз поступали предложения о сотрудничестве от бывших комитетчиков, ушедших, скажем так, на другую работу. Я отказывался от всего, что у меня вызывало сомнение, потому что понимал, какое оружие держал в руках. Все это привело к тому, что я потерял семью, потом и квартиру... Это отдельная тема, которая не стоит серьезного разговора. Мои беды пусть остаются при мне, поскольку я сильно увяз в бедах общих.

– А профессор?

– С ним мы встретились позже, когда я все же нашел работу – преподавал в коммерческом колледже и даже мог жить на свою зарплату. Купил себе компьютер, стал работать дома. И в самостоятельной работе добился значительного теоретического сдвига. Но пока это невозможно было подтвердить на практике, причем подтвердить десятками, сотнями опытов, моя работа ничего не стоила.

Вот в то время и возник на моем горизонте профессор. Очевидно, информацию ему дал кто-то из моих бывших коллег. У Тихомирова тогда было частное предприятие – лечебное учреждение. Помогал людям избавиться от пьянства, курения и лишнего жира. Он и предложил мне сотрудничество. Более того, он даже нашел банкира, согласившегося мои работы финансировать. Вы можете понять мое состояние?

– Могу. Вам дали возможность делать то единственное, что вы умели и хотели делать.

– Именно так. Причем прекрасно обосновали необходимость применения моих работ. Понимаете, просто взяли, посадили вежливо в машину и повезли в подмосковный бывший колхоз. И показали, что там творится. Полный развал – и абсолютно пьяный народ. Среди рабочего дня пьяных больше, чем трезвых. Это я потом уже подумал, что этих людей вполне могли напоить специально к моему приезду. А тогда мне профессор много говорил про то, что надо спасать страну. Спасать от массового пьянства. И совмещение наших с ним наработок может дать колоссальные результаты. Результаты в самом деле могли бы быть колоссальными. Вы же, товарищ генерал, понимаете...

– Я не очень разбираюсь в технических вопросах. Поэтому не могу судить.

Андрей досадливо поморщился.

– В двух словах это можно объяснить так. Человеческое ухо улавливает звук в диапазоне от тридцати двух герц до пятнадцати-шестнадцати килогерц. Есть разные возможности воздействовать на человека, вызывая звуком какие-то ощущения. Но вот когда мы переходим за порог шестнадцати килогерц, звук, речь или музыка становятся непонятными сознанию, не улавливаются им, но входят сразу в подсознание. То есть звук в данном случае – это внушение, перепрыгивает через забор сознательного защитного механизма и воздействует на человека напрямую. В принципе, это и есть то, что люди называют зомбированием. Вернее, один из вариантов зомбирования. Мне удалось в чертежах создать установку, способную воспроизводить звук частотой до двадцати одного килогерца. То есть это могло бы обеспечить очень сильное внушение. Колоссально сильное внушение. Но строительство такой установки – дело достаточно дорогое. Даже государство в нынешнем своем состоянии не способно взять на себя расходы по созданию этой установки. Но у государства другие заботы, я понимаю... А Тихомиров взялся решить этот вопрос через коммерческие банки.

Сначала мы создали упрощенную модель, работающую с частотой колебаний от пятнадцати до семнадцати килогерц. В диапазон семнадцати пробивались только отдельные слова. Потом, после усовершенствования, стали пробиваться фразы. И наконец, когда я добился прорыва и уже встал вопрос о создании полной установки, способной воздействовать не на одного человека, а на целую группу людей, меня просто отстранили от всех работ. У профессора появились новые специалисты, а я стал сменным Администратором Структуры. Конечно, был для отстранения и формальный повод. Тихомиров очень удачно этим поводом воспользовался. Так удачно, что даже я первое время считал себя виноватым, пока не разобрался. А сейчас в корпусе, где содержались капитаны, происходит монтаж полной установки. До завершения работ осталось буквально несколько дней. – Как должна выглядеть установка в работе?

– Просто. И совершенно незаметно. Идет трансляция, предположим, на улицу. И люди воспринимают внушение, даже не слыша его. Ну, может быть, люди с абсолютным музыкальным слухом уловят что-то напоминающее тихий шелест листьев. Остальные ничего не заметят.

– И такое оружие окажется в руках мерзавцев!..

– Оно окажется в их руках, господин генерал.

Раскрылась дверь. За дверью стояли профессор Тихомиров и два охранника. В руках охранников были уже не обрезы со шприцами, а боевые автоматы.

– И первыми испытателями новой установки станете именно вы двое. Мне доложили, что до пробного пуска осталось пять-шесть часов. После пробы вы, Андрюша, продолжите работы по совершенствованию своего детища. А вы, господин генерал, станете активным нашим помощником.

Профессор шагнул за порог.

– Я давно подозревал, что Андрей не совсем чистосердечен со мной. И потому не сообщил ему, что его трубка спутникового телефона имеет дубликат. Каждый разговор с этой трубки прослушивается. Мне очень хотелось во время вашего, господин генерал, разговора с полковником Мочиловым посоветовать последнему поторопиться, пока не пришла большая гроза.

Генерал с Андреем переглянулись в растерянности. Их просто подслушали – и через телефон, и через дверь. Но растерянность длилась недолго. Первым в себя пришел Геннадий Рудольфович:

– Можно отвлеченный вопрос, профессор?

– Бога ради. Отчего же не удовлетворить ваше любопытство?

– А зачем вам понадобились два капитана? Вы же ничего не понимаете в генетике.

– Вам трудно судить о том, в какой области знаний я что-то понимаю, в какой являюсь полным профаном, хотя вы имеете право допустить, что такие области существуют. Я легко обучаюсь даже в своем возрасте, а мы с вами, судя по всему, ровесники. Сейчас я могу даже на равных разговаривать с Андрюшей в специфических вопросах его узкой специализации. Уверяю вас в этом. Но что касается ваших капитанов, вы правы. Они мне и не нужны. Они нужны другим людям, которые платят мне большие деньги за то, что я смогу с помощью установки выкачать из их памяти.

– К счастью, хоть они благополучно ушли от вас.

– Пустяки. Я уже отдал приказ на их уничтожение. Так будет спокойнее. Когда я обрел уверенность, что установка будет работать, я перестал нуждаться в таких мелких суммах, как пара миллионов долларов – именно эту сумму могла бы принести операция.

– Конечно, – слегка ехидно сказал Легкоступов. – У вас большие планы. Только суждено ли им сбыться – покажет время.

– Время покажет, что оно не на вашей стороне. – Тихомиров так нехорошо, со злорадством усмехнулся, что и генерала, и Андрея передернуло от неприятного предчувствия. – Вы напрасно надеетесь на полковника Мочилова и его людей. Их встретят соответствующим образом. Наш местный генерал уже привел свои ракеты в боевое состояние. Объятия распростерты во все небо. Пусть летят...

Гроза пришла!

Что может быть лучше плохой погоды! Эта погода как специально создана для работы спецназа. Так легко невидимым и неслышимым передвигаться в грозу, так легко совместить удар или выстрел со вспышкой молнии или раскатом грома. Я начинаю думать, что сама природа всерьез взялась нам помогать.

Единственное, что плохо, это если гроза затянется. Тогда не сможет вовремя прилететь подмога. Геннадий Рудольфович уже позвонил, наверное, полковнику Мочилову. И подмогу стоит ждать достаточно быстро.

– Ждать и догонять... это выше моих сил! – в ответ на мои мысли Пулат выдал свой постулат. – Здесь просто некому противопоставить себя нам. Я бы и один с ними справился. Хоть вместе, хоть по отдельности.

Он обработал Сережу по всем правилам допроса противника в боевой обстановке. И после этого проявил гуманизм – устроил ему удобное ложе, пригнув к кочкам большие охапки камыша. Чуть ли не детская колыбелька, хотя больше похоже на гнездо птеродактиля. И получилось даже достаточно высоко от воды. Пиявки не сразу доползут. Теперь Сережа спокойно спит, с великим счастьем приняв слоновью дозу снотворного как избавление от болтливости маленького капитана. Но ответить на все вопросы Сережа не смог. Пулат списал это на зомбированность охранника. Что-то блокирует его память, даже речь становится невнятной, когда вопрос задается особо важный и конкретный.

– Ты меня уговорил. – Я вздохнул так основательно, словно Пулат ко мне применял меры воздействия такие же, какие применял недавно к охраннику. На самом деле я, как спасения от пыток, ожидал его уговоров, чтобы не уговаривать маленького капитана самому.

– Сколько часов проспит наш дорогой друг? – кивнул я на Сережу.

– Завтрак проспит – это точно. Но к обеду, если пиявки до него не доберутся, может и очухаться.

– А если доберутся?

– Большая потеря крови – низкое кровяное давление – сонливость. Возможно, ближе к ужину догадается, что опух он не от моих ударов, а от укусов комаров. Тогда сможет встать. Со связанными руками – не со связанными ногами. Ходить иногда можно. Но ориентироваться нам все же лучше на обеденное время.

Я согласился.

– Думаю, до обеда мы управимся.

– Стоит сообразить, как лучше действовать. Можно на уничтожение живой силы. Но тогда трудно разобраться с теми, кого следует уничтожать, кого можно оставить до лучших времен. Одни могут оказаться простой наемной рабочей силой, вторые просто необходимы для следствия как важные свидетели и как обвиняемые, без веского слова которых все обвинение развалится.

– Это точно. К тому же мы в своей стране, а для меня это важно, – привел и свой аргумент маленький капитан. – Лучше бить аккуратно, но отключать надолго. Чтобы потом не помешали нам спокойно отдыхать и развлекаться. Но мне не хочется всех собирать в болото. Надо найти что-то более интересное. Есть здесь запасные камеры не для смертников?

– Плевать на них. Никого я таскать не собираюсь. Пусть будут лежать там, где их удар настигнет. Есть задачи поважнее. Что в первую очередь захватывают при революциях?

– Почту, телеграф, телефон, банк.

– Электростанцию. Насколько я понимаю, линию электропередач сюда не подвели. Значит, станция своя. Тогда мы им всю связь обрубим.

– Логично. Все энергетические возможности городка, насколько я могу догадаться, должны сосредотачиваться в котельной.

– Вот ее и следует в первую очередь записать на свой лицевой счет. А что за помещение рядом с котельной? Ты не обратил внимания?

– Я так думаю, что это гараж. Меня сюда привозили на шикарном джипе «Форд-экскурсион». В него отделение солдат с вытянутыми ногами поместить можно.

– Меня – на джипе «Тойота».

– Такие авто грешно оставлять под открытым небом. Да я и не видел здесь под открытым небом ни одной машины.

– Можно подумать, что по дороге от тюрьмы к озеру, от озера к гостинице, от гостиницы к столовой, а потом до стадиона ты только тем и занимался, что искал глазами джип.

– Я не искал. Но если бы он стоял под чистым небом, я увидел бы его.

– Я тоже, – согласился я. – Но что это нам дает?

– Лишить местное ополчение вместе с электричеством и транспорта – это голубая мечта моего детства.

– Охрана там должна быть?

– В обычное время – едва ли. После нашей активизации – я бы на их месте поставил.

– Охранников мало. Скорее всего, пост из одного человека. Не больше.

– Скорее всего...

– Вперед?

– Вперед!

Оставив Сережу на попечение комаров и пиявок, мы двинулись вдоль берега. На двух верхних этажах корпуса, где нас держали в карантине-тюрьме, горел яркий свет. Когда небо затянуто такими восхитительно мрачными тучами, этот свет показался праздничной иллюминацией. Не иначе местные вампиры устроили свой бал. По берегу мы прошли мимо корпуса, оттуда поднялись выше, даже не стараясь спрятаться, посмотрели на административный корпус – там тоже во многих окнах горит свет. Еще через пятьдесят шагов стала видна гостиница. Прогуливающегося генерала, как надеялся, я не увидел. Здесь получилась промашка. Гулять в такую погоду слишком подозрительно. И он, похоже, понял это. В принципе, он и не нужен нам. Вовлекать генерала в боевую операцию – что можно придумать глупее? Надо или самим воевать, или его охранять. Совмещать две вещи сложно, тем более что спецназовцы ГРУ совсем не охранники по своему профилю. Скорее даже наоборот. Пусть генерал будет в святом неведении.

Котельная и здание, стеной примыкающее к ней, – гараж устроились сразу за пригорком, чуть в стороне от остальных корпусов. Наезженная дорога явственно показывала, что Пулат прав – гараж должен быть именно здесь.

Ударил гром. Пока еще чуть в стороне. Очевидно, какие-то высшие силы так отметили начало нашей операции. А когда мы оказались уже у гаражных ворот, закрытых изнутри, на лицо упали первые крупные капли дождя.

Тут сразу и началось!

Мы оба знакомы с тропическими ливнями, потому что в свое время немало попутешествовали по странам с тропическим климатом. Местной грозой нас не прошибешь.

Но и здесь мы успели вымокнуть насквозь, едва только пройдя вокруг стен гаража и убедившись, что дополнительных дверей там нет, а окна все закрыты стеклянными блоками-кирпичами, с трудом пропускающими свет. Так в гараж не забраться. Устраивать штурм – дать время на вызов подмоги.

– В котельную, – скомандовал я. – Там должен быть дежурный машинист. Дежурный машинист по долгу своей службы просто обязан становиться лучшим другом гаражному сторожу, если только сторож не всегда пьян. Они если пьют, то стараются даже пить вместе.

Дверь в котельную мы без труда открыли, отжав хилый замок подобранным в куче металлолома металлическим уголком. Словно кто-то специально для нас этот уголок сюда поставил. Вошли. Как же не войти, если на улице такая непогодь? Не захочешь – войдешь. Шум грозы сюда не доходит из-за гула дизельной установки. В большом машинном зале света нет. Но свет идет из-за приоткрытой двери в боковую комнатушку. Мы даже скрадывать свои шаги не стали. Подошли открыто и заглянули.

Рабочий день в библиотеке оказался в полном разгаре. Машинист читал так увлеченно, что у него даже глаза растопырились в стремлении захватить побольше текста и побыстрее проглотить его.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – ответил он.

И только секунд через пять удивленно поднял сначала брови, потом и глаза. По глазам я и понял, что профессор, или генерал, или банкир, или кто там еще у них командует предупредили весь личный состав об опасных преступниках, сбежавших из-под стражи и уложивших четырех охранников. Естественные думы машиниста – пришли уложить его. А ему, судя по всему, не очень хотелось такого быстрого исхода. Он не успел книгу дочитать.

– Что вам...

– Вы хотите спросить, что нам надо? – предельно вежливо поинтересовался Пулат, чем, впрочем, не вернул читателю дар речи.

Тот только кивнул.

– Нам надо знать, есть ли кто-то в гараже?

Еще один очень красноречивый кивок.

– А как его позвать сюда?

– Как?

Слава богу, дар речи не успел уйти далеко. Вернулся. А то я встречал одного человека, которого напугал внезапно заработавший рядом отбойный молоток дорожных строителей. Тогда дар речи загулял на несколько месяцев.

– Это мы вас должны спросить. Для того и пришли с такими трудностями, не побоявшись промокнуть.

– Вы меня убьете?

Вот же наивный человек. Впрочем, каждому человеку свойственно в отдельные моменты своей биографии чувствовать себя главным и единственным пупом земли. И всегда надеяться, что если кого-то будут убивать, то непременно его.

– Мы, уважаемый товарищ, совсем не убийцы, а представители вооруженных сил страны, – жестко, почти с проявлением незаурядных гипнотических талантов сказал маленький капитан, заглянув сначала в книжку, потом посмотрев и на обложку. – А если быть более конкретным, то мы представляем здесь спецназ Главного разведывательного управления Генерального штаба. Если вы слышали про такое заведение, то должны понять, что неподчинение нам будет стоит вам больших неприятностей.

– Да-да, – испуганно сказал читатель. – Что надо сделать?

– Есть в гараже телефон?

– Есть.

– Звоните туда, пригласите охранника вам помочь. Авария у вас!

Читатель взял трубку и стал набирать номер дрожащими пальцами.

Я перекинулся с Пулатом коротким взглядом и вышел из комнаты. Пора подготовиться к встрече охранника. Уголок, которым мы профессионально отжимали дверной замок, стоял здесь же, прислоненный к косяку. Я прикинул железяку на вес. Таким по голове ударить – гуманнее сразу отправить человека на четвертование, тогда он, по крайней мере, дураком на всю жизнь не останется. Потому я качнул в сомнении головой и отвел уголок не за спину, а в сторону. И когда за пару секунд промокший под ливнем охранник влетел в дверь, я ударил его сбоку под коленную чашечку. Травма тяжелая, но лечению поддается. И уж противостоять нам он больше не сможет.

Вопль парня раздался только спустя пять секунд. Такой вопль, что не стало слышно за ним ни грома небесного, ни грохота дизельной станции. А я за эти пять секунд – дистанция между удивлением от неожиданно подступившего неумения ходить, удивлением от присутствия посторонних до наступления собственно боли – уже успел отложить в сторону его автомат, достать из кобуры пистолет и из-за поясного ремня обрез со шприцем.

– Не успел выспаться, дружок? – спросил я, разобрав в полутьме помятое со сна лицо. – Не расстраивайся. Мы предоставим тебе время...

Я быстро вытащил из брюк ремень, связал руки и притянул парня к ближайшей трубе достаточного размера, чтобы он не смог трубу загнуть или оторвать. Ходить он все равно не сможет, но, если характер настырный, может перебираться ползком. Это тоже лишнее.

Вернувшись в комнатушку машиниста, я посмотрел на того печально. И поднял обрез.

– Не надо, – тихо прошептали синие губы читателя. – Не стреляйте. Я вам информацию дам...

– Интересную?

– Вашего генерала и Андрея арестовали. Они в подвале сидят, где раньше вы сидели.

Он говорил торопливо из страха, что я потороплюсь тоже и не дам ему выговориться и доказать свою полезность.

Когда читатель закончил, я опять поднял обрез.

– Не надо... Я же вам сказал...

– Не волнуйся, это снотворное. Ты будешь хорошо и крепко спать, – на всякий случай, предотвращая у него разрыв сердца от страха, все же предупредил я парня. И только после этого выстрелил.

Раз Пулат меня не остановил, он уже все у парня выпытал.

– Электростанция? – спросил я.

– Никаких проблем... – Он принял от меня автомат и пошел в соседнюю дверь.

Три короткие очереди увенчались успехом. Это я понял по тому, что свет погас. Но я и в темноте почувствовал беззвучное приближение Пулата. И мы молча двинулись к выходу. Дождище манил нас вымыться под ним после трудного дня еще раз.

– Охранник не вырвется? – поинтересовался маленький капитан.

Глаза у него, похоже, как у кошки! Аж завидно... Когда мы мимо охранника проходили, тот молчал после услышанных автоматных очередей. Думал, должно быть, что мы расстреляли читателя. И надеялся, что у меня память отшибло и я совсем про него забыл.

– У него нога сломана. И к трубе привязан.

– За сломанную ногу?

Мы вышли под дождь, радуясь природному буйству и сами готовые буйствовать. Это прекрасно, когда внешнее сочетается с внутренним.

Ворота гаража слегка приоткрыты. Я стремительно распахнул их полностью. Три джипа. Все разных моделей.

– Фонарь! – увидел Пулат на верстаке то, что всегда может нам сгодиться.

И тут же поднял автомат. Он выпустил все оставшиеся в рожке патроны в двигатель дальней машины, чтобы вывести ее из строя. Автомат выбросил.

– Аккумулятор у той тарантаски справа или слева – не помнишь? – спросил меня.

– От тебя справа.

– Значит, правильно. Отъездили на нем на некоторое неопределенное время. Я, кажется, под капотом все разворотил начиная с аккумулятора.

Пулат навел фонарь на стену. Дощечка. На дощечке ключи от машин. Сначала уголок у двери котельной! Теперь ключи! Нет, определенно кто-то старательно готовил нам арену. Но раздумывать некогда. И уже через минуту с потушенными фарами выехал сначала Пулат, за ним и я. За воротами остановились, вышли, чтобы полюбоваться картиной. Видно было даже сквозь тугую пелену дождя, как в сторону котельной откуда-то издалека бегут люди с фонарями. Много людей, больше, чем в городке осталось охранников.

– Что сегодня по телевизору показывают? Какой-то захватывающий сериал? Надо сматываться, а то возмущенная толпа разорвет нас на части. Мы лишили их удовольствия посмотреть продолжение.

Пулат показал мне бинокль с прибором ночного видения. В машине нашел. Посмотрел на толпу.

– Полюбуйся сам, – предложил он мне.

Я полюбовался. Люди бежали с автоматами наперевес. Должно быть, Сережа не обманул. По тревоге вооружилось местное ополчение. Мы со всеми воевать едва ли в состоянии. Хотя вполне могли бы некоторое время просто повоевать... Пулат, похоже, подумал то же самое:

– Жалко, патронов не осталось. А то – милое дело, заставить бы их поваляться под дождичком хотя бы часик! Поняли бы суть солдатской службы. Короче... Одну машину предлагаю загнать как можно дальше в болото. Чтобы поддоном на кочки села поосновательнее. Самую тяжелую – «Форд». «Форд» – это не «Хаммер», без трактора не выберется. На второй еще покатаемся минут пять.

– Годится, – согласился я.

Машины легко слушались руля. И, чтобы избежать случайных автоматных очередей, все же не на боевой машине пехоты катаемся, мы описали полукруг вокруг гаража и выкатили прямо в степь, презрев от всей широты своих колес все возможные дороги. Издали, поднявшись на пригорок, мы опять увидели свет фонарей. А тут еще и молния блеснула, осветив толпу, спешащую туда, где нас уже нет и где долго теперь не будет электричества.

Пулат правил своим «Фордом», как резвым мустангом, с великим удовольствием выписывая в мокрой степи заковыристые кренделя. Но направление держал правильное – к озеру, которое мы дружно окрестили болотом. Там, где берег сбегал круто вниз, я остановился, любуясь гонкой, которую устроил маленький капитан. Интересно, не забыл он пристегнуть ремень безопасности?

Тяжелый джип – тяжелее, кажется, на свете не существует – с разбегу проскочил мелкий плес, лишь едва заметно потеряв при этом скорость, и, словно танк, углубился в стену камыша. Темнота мешала мне видеть все прелести тарана природы мощной техникой. Но когда блеснула очередная молния, я увидел, как Пулат бежит ко мне уже по береговому подъему.

– Порядок! Неделю вытаскивать будут...

Я развернул машину.

– Сразу на аэродром? Или заберем с собой генерала?!

– Сомнения у меня есть. – Маленький капитан с остервенением почесал затылок. Когда на него нападает сомнение, он всегда чувствует остервенение. – Ты обратил внимание на книгу, которую читал кочегар?

– Машинист, – поправил я.

– Пусть так, – согласился Пулат. – Но я ни разу в жизни не встречал кочегара, который будет читать Борхеса.

– Приплюсуй к этому уголок около двери – специально приготовленная принадлежность для взлома – и ключи в гараже, хотя им положено быть в кармане водителя! – согласился я. – И если к этому добавить признание машиниста, которое мы у него не выспрашивали, то получается, что нас очень просят взять с собой генерала.

– Или Андрея. Их же вместе арестовали. Или заманивают сразу двоих в подвал, чтобы там и закрыть вместе с генералом.

– Отпадает, – не согласился я. – Проще было бы в котельной или в гараже засаду устроить.

Пулат кивнул и оставил свой затылок в покое.

– В тюрьму? – спросил я.

– Годится. Поехали! – Он захлопнул дверцу машины. – Электричества нет. Если они открыли двери, то теперь не закроют. Идентификационные замки, насколько я знаю, с автономным питанием не дружат. Они всегда к общему серверу подключены.

Я взял круто левее и выехал на асфальтированную дорожку. И уже перед самым углом включил фары. Это на случай, если все же охрана осталась. Так они не сразу сообразят, что это именно мы, а не кто-то из своих. Закрыться не успеют. Но если закроются, то двери останется только взрывать.

Я повернул к входу. Так и есть. Предосторожность не напрасная. Два охранника под козырьком у двери. Всматриваются в темноте в сторону котельной. Они, конечно же, еще не в курсе событий. И потому почти не среагировали на наше появление. Мало ли – машину из гаража выгнали, кто-то распорядился...

Это было их непростительной оплошностью. Что за препятствие для джипа – несколько ступенек широкого крыльца? Сначала казалось, что машина только разворачивается, чтобы занять место на стоянке. А когда я газанул, было уже поздно. Тормоз я все же в последний момент нажал. Но слегка придавил их к стене. Думаю, им было достаточно больно.

Пулат выскочил из машины с пистолетами в каждой руке. Я только высунулся из дверцы.

– Давить или как? – поинтересовался с ленивым любопытством. Не у Пулата, конечно, а у самих охранников.

Пулат тем временем ловко разоружил их, забросил на заднее сиденье машины автоматы, пистолеты и обрезы. Потом вернулся к полуживым от страха и боли парням. С нежностью потрепал крайнего по щеке.

– Где пленники, други мои?

– Внизу...

– Двери открыты?

– Электричества нет. Когда электричества нет, они сами открываются.

– Ключ от камеры?

– В ящике стола.

– Молодчага. Можете пока немного пожить. Дальше разберемся...

Я не выбирался из-за руля, на всякий случай взяв с заднего сиденья автомат и опустив предохранитель на позицию автоматической стрельбы. Мало ли кого черт не вовремя принесет. Я приготовился стрелять всерьез – на поражение, потому что не мог оставить там, внизу, маленького капитана. А не оставить его и никого не подпустить к дверям – это одно и то же. Но черт их, видимо, пожалел. Никого не принес. А через три минуты из дверей выскочил Пулат. Следом за ним, торопливо шагая, показались Андрей с генералом Легкоступовым.

Фонарь Пулата пробежал по обреченным лицам прижатых охранников. Они сегодня относили четыре трупа сюда же, в этот же подвал. И сейчас надежды на спасение не питали. Но я мог их пристрелить еще раньше, когда они эти самые трупы тащили. Правда, они этого не знают.

«Живите, мальчики. Вы еще молоды», – решил я, когда Пулат, генерал и Андрей сели в машину. Но Андрей вернулся. Подошел к одному из охранников, что-то спросил, потом ударил коротко, без размаха. Охранник сполз спиной по стене.

Андрей сел в машину. Я дал задний ход.

– Нехорошо бить стариков, женщин, детей и безоружных пленных... – сказал я назидательно, ни к кому не обращаясь.

– Этого человека следовало бы убить, – зло ответил Андрей.

Господь им всем судья. Пусть без меня разбираются в своих склоках. Теперь я развернулся и газанул напрямую, сквозь дождь в степь, потому что при вспышке молнии заметил краем глаза приближение большой группы вооруженных людей.

Гром ударил. Очевидно, поэтому я не слышал выстрелов. Но одна пуля прошла сквозь заднее стекло и пробила аккуратную дырочку в стекле лобовом.

– Дыру заткни! – попросил я Пулата.

– Бинты есть? – спросил с заднего сиденья генерал.

– Любой тряпкой заткнуть можно. От чехла оторви, – подогнал я маленького капитана, потому что встречные потоки воды лились внутрь струйкой, как из водопроводного крана, прямо мне на правое колено.

– Бинты! – повторил генерал. – Андрей ранен.

Не сбавляя скорости, я на секунду обернулся. Виталий протянулся через спинку сиденья.

– Не надо бинтов. Он убит...

– Вот и потери в нашем полку. Не успел генерал завербовать парня, как его тут же ухлопали. Не умеет ФСБ беречь свои кадры.

– Да, – подтвердил генерал. – Пуля навылет прошла через сонную артерию.

Он помолчал с минуту, соблюдая положенную моменту скорбь, потом спросил:

– Теперь куда?

– Вы старший по званию. Командуйте.

– Надо быстрее добраться до ближайшей возможной связи. Мочилов уже должен вылететь. Местная часть ПВО собьет их самолет.

Я круто развернул джип. Более легкая машина на таком повороте и при такой скорости да еще на мокрой почве вполне могла бы перевернуться.

– Куда мы? – опять спросил генерал.

– В часть ПВО!