ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Машины высаживают их на дороге, проходящей вдоль речки, не замерзающей, похоже, даже зимой. Видно, что речка неглубокая, да и шириной тоже не отличается, но вода в ней быстрая, холодная даже на вид. Высаживают днём, в открытую – в этих местах стесняться некого. Ни людей, ни машин на дороге. Старший проводник машет рукой. Ему машут ответно, и машины сразу же скрываются за поворотом, резко уходящим в густой горный ельник. Компьютерщики остаются только с боевиками – трое на трое. Но о равенстве сил с вооружёнными людьми они, конечно, не думают. Они вояками себя не считают, не имеют к этому склонности и вообще всегда предпочитают думать головой больше, чем работать руками и ногами. Но в переходе от них потребуется – понимают они – именно последнее. Умение справиться с компьютером не поможет передвигать ноги, когда уже нет сил их передвигать. Но они идут в горы не своей волей. Потому отказываться бесполезно и даже опасно.

– Туда... – снова машет рукой старший, показывая направление на другой берег.

В ответ слышатся три вздоха в унисон. Эти вздохи уже, только от одного предчувствия будущего, хрипящие, слегка простуженные.

– В море не утопили, так хотят воспалением лёгких обеспечить... – привычно ворчит Каховский. Он отлично понимает, что ворчание его ничем не поможет, но удержаться – это выше его сил.

– Не боись... – Проводник даже смеётся, обнажая жёлтые гнилые зубы. От этого смеха становится слегка не по себе. Два его товарища угрюмо молчат, словно не понимают по-русски. – Через сто шагов избушка... Там и согреешься, и переоденешься, и поспишь до темноты... А потом долго нормально спать не придётся...

Лёня Борман молчит. Он уверен, что никогда не сможет дойти до нужной точки маршрута, и чувствует себя принесённым в жертву. В душе вскипает чувство протеста.

Переходить ледниковую речку... Начало сразу показывает трудности, предстоящие в дальнейшем пути. Никто не сказал этого вслух, но все подумали, что впереди наверняка есть и другие такие же речки. И стоит ожидать, что переход через перевал по тайной тропе, когда снег уже установился, окажется предельно трудным, почти невозможным. Совершать невозможное никто из парней не рвётся. Они могут посягнуть на невозможное в другой области, но совсем не в соревновании с природой, в том числе и со своей природой, и с пограничниками, которые стрелять умеют не хуже, чем боевики.

– Я где-то читал, что это такой же подвиг, как переход Суворова через Альпы... – говорит Георгий. – Даже сами боевики здесь обычно ходят только летом.

– Боевики обычно ходят только летом потому, что зимой их следы выдают, – возражает Миша.

– Боевики ходят и зимой и летом... – категорично заявляет старший. – Я только в эту зиму во второй раз иду... И ещё много раз предстоит...

Старший даже грудь выпятил. Он лучше других знает, насколько это сложно, и потому гордится собой.

Промокшие до колен, до избушки они бегут бегом. Старший проводник впереди. Хорошо, среди густого синеватого ельника идёт утоптанная тропинка, и не приходится вязнуть в снегу. Дверь избушки открыта. На крыльце стоит бородатый человек в меховой безрукавке. Смотрит на гостей молча. Взгляд недобрый, абрекский.

– Теперь мы в России... – обернувшись с крыльца, говорит старший проводник.

Все пятеро его спутников оглядываются. Только после этого Георгий как самый наблюдательный из троицы начинает догадываться, что с ними идут не проводники.

– А эти – кто? – спрашивает он старшего, показывая большим пальцем за спину.

Проводник смеётся:

– Как это по-русски?.. «На калым» приехали... Подзаработать...

«Значит, проводник только один, а двое других просто наёмники, отправляющиеся в какой-то отряд», – понимает Георгий и переглядывается с товарищами.

Хозяин избушки оказывается глухонемым. Он объясняется знаками с проводником. Другие этих знаков не понимают. В избушке их ждёт переодевание в камуфлированные костюмы, скудный обед и обильный чай. Чай зелёный, они к такому не привыкли, но сейчас, после перехода речки, этот чай выпивается в больших количествах как профилактическая мера против простуды.

– Пол нехолодный... Постелей здесь не приготовлено... Берите одеяла, ложитесь... – говорит проводник, первым показывая пример. – Нас разбудят вовремя...

Остальной путь занял три дня, но это были странные дни, слившиеся в один кошмар, в котором болит всё тело, не слушаются ни ноги, ни руки. Они шли и шли, и ночью и днём, когда уже миновали, по словам проводника, зону пограничного контроля, и ни разу им не попадалось жилища. Забирались выше и выше, где было холодно и ветрено. Правда, незадолго до окончания пути они проспали несколько часов в небольшой холодной пещерке, подстелив под себя еловые лапы. На каменном полу было много высохших лап, таких же жёстких и колючих – понятно, что пещера не их первых принимает, но сном этот отдых назвать тоже трудно. Вроде бы все упали, готовые заснуть и не просыпаться долго, однако уже через некоторое время начинает болеть уставшее тело. Теперь уже не от ходьбы, а от лежания. Жёстко, неудобно, холодно. Так и проворочались до того времени, когда проводник вышел для разведки наружу, осмотрелся и позвал:

– Теперь вниз... Ещё часа три, и мы на месте...

– Куда мы идём? – поинтересовался Миша.

– В ад... – мрачно предрёк Борман.

– Из ада в ад не ходят... – сделал свой вывод Проханов.

– Нет... – опять обнажил гнилые зубы проводник. – Это не ад... Здесь от ада отдыхают и время от времени туда гуляют... Хорошо гуляют, с памятью для всех... Вас уже дожидается Азиз. А мы будем прощаться. Азиз отправит вас дальше, куда следует...

– Кто такой Азиз? – спрашивает Георгий.

– Хороший командир... Иорданец... Вон, к нему пара земляков добирается... – кивает проводник за спину компьютерщиков.