Дорогу я переходил очень уж неторопливо, и своим поведением вызвал долгий и нервный сигнала автомобиля, в котором ехал чрезмерно нетерпеливый водитель. Пусть себе сигналит… Я имел право идти неторопливо, поскольку шел по «зебре», и водитель обязан был меня пропустить, как бы медленно я ни шел. Мало ли, может, я инвалид или после инфаркта погулять вышел, и мне быстро ходить здоровье не позволяет, а от торопливости и назойливых автомобильных сигналов у меня может новый инфаркт случиться…

И я не торопился, и на сигналы внимания не обращал. Обычно мне не нужно было настраиваться на определенный психологический ритм, как это делают спортсмены перед соревнованиями. Я – профессионал и психологически всегда готов к любым неожиданностям и любым действиям. Но сейчас идти медленно в начале дела мне было необходимо для того, чтобы смирить свое яростное желание действовать, и сразу действовать предельно жестко и безжалостно, так, как действовал старший прапорщик Волосняков несколькими часами раньше, чтобы не оставить противнику возможности к сопротивлению. Но я при этом знал, что, действуя таким образом, я могу оборвать, может быть, единственную нить, которая способна помочь мне найти брата. Скоро бандиты попадут в засаду. И кто-то успеет передать сигнал опасности Гочияеву, если тот сам не решится выехать на место. Тогда Антон будет обречен. Следовательно, мне нельзя обрывать эту нить… И необходимо смирить ярость, смирить справедливое желание работать на уничтожение…

И я шел медленнее, чем обычно…

Это помогло… Так же неторопливо я вошел в двери кафе. Прямо за дверью шел коридорчик, судя по указателям, ведущий в умывальник и в туалет. Направо вели двери в маленький полутемный зал, облагороженный природным камнем. Интерьер в самом деле горный. У одной из стен даже фонтанчик есть, стекающий по камням и журчащий, как ручей. Чтобы похоже было, фонтанчик подсвечивался розовым, напоминающим горный закат светом.

И ни одного посетителя в зале…

Я прошел в глубину, в самое сумрачное место, и сел спиной к тусклому светильнику. Удобно сел, как человек, желающий в приятной обстановке не спеша пообедать, и даже льняной пиджак расстегнул, но кобуру и рукоятку пистолета напоказ не выставлял. И только тут почувствовал, что достаточно успокоился для того, чтобы нормально работать. Работать так, чтобы не навредить самому себе. Здесь предстоит бой отнюдь не в полевых условиях. Это там ярость и напор способны делать чудеса. Здесь необходимо действовать и яростно, и уравновешенно в одно и то же время. И каждый военный разведчик обязан уметь вызывать в себе состояние, способствующее правильному поведению.

Из-за ширмы, прикрывающей выход в кухню, выглянула немолодая официантка. Тоже нерусская… Похоже, здесь работают только кавказцы, их жены и родственники. Заметив меня, сказала кому-то в кухне на родном языке, на пару секунд исчезла и вышла уже с меню в руках. Положила передо мной на столик.

– Спасибо… Я вот о чем вас попрошу… – сказал я, положив на книжку меню руку и показывая этим, что не обед – цель моего прихода. – Мне очень хотелось бы поговорить с Шарани Гочияевым… Позовите, пожалуйста, его…

Она думала долго. Видимо, приходилось сначала самой для себя делать перевод, и только потом осмысливать сказанное.

– Гочияев… – произнесла чуть растерянно и в то же время сердито. Соображала не быстро, но сообразила. – Это кто? У нас такой не работает… Заказ делайте…

И хотела было отойти. Мне пришлось взять ее за руку, чтобы остановить. Рука была неестественно горячая. Такое, кстати, от испуга тоже бывает.

– Хорошо… Тогда позовите мне Мовлади Ахматовича Базуева… Такой у вас работает?

Она стрельнула в меня глазами, потом на ширму посмотрела и только после этого медленно вытянула свою руку из моей руки. Она не понимала, как себя со мной вести.

– Я позову… – сказала официантка и заспешила за ширму.

По документам, как выяснил подполковник Капустин, Базуев ингуш. Ингуши и чеченцы народы братские, оба принадлежат к вайнахской группе народностей, между собой вообще-то дружат только тогда, когда им надо вместе русским противостоять. А в другое время не слишком хорошо друг к другу относятся. И наш утренний пленник назвал кафе чеченским и сказал, что ингушам здесь делать нечего. Он ингушей, кажется, не сильно любит. На Кавказе вообще отношения сложные. Сами чеченцы – это то же самое, что ингуши. А горные чеченцы, которые зовут себя ичкерийцами – совсем особый народ. Грабители и воины. Нищие абреки в душе. Но в межнациональных отношениях верховодят всегда они. Как так получилось, что кафе, принадлежащее человеку, который по документам является ингушом, стало считаться чеченским? Может быть, мнимый Мовлади Ахматович сможет ответить мне на этот вопрос…

Входные двери смазаны плохо. Я обратил на это внимание, когда только входил в зал. Дверь и тогда скрипнула. Скрипнула и сейчас. И вошел человек, как я увидел периферийным зрением, поскольку сидел к двери боком. Вошел и у двери замер. Мой взгляд был естественным и рассеянным. Но я сразу определил, что вошел не посетитель. Высокий кавказец занял пост у двери. Человек пришел не с улицы, а скорее всего, со стороны туалета. Там, наверное, есть выход и в служебные помещения. Тем не менее – пост выставлен… Значит, сейчас еще кто-то появится. Уже с другой стороны…

Так и оказалось. Вышли сначала два высоких чеченца, внимательно посмотрели на меня, но никому, кто мог бы идти за ними, ничего не сообщили. И только тридцать секунд спустя вышел еще один человек. Я не вздрогнул при виде его, я вообще не показал, что узнал его. Этот человек и сел ко мне за стол. Двое телохранителей, а первые были, несомненно, телохранителями, обошли стол с двух сторон и встали между мной и хозяином.

– Я – Базуев… Меня зовут Мовлади Ахматович… Вы меня искали, уважаемый товарищ подполковник…

Он узнал меня. Должно быть, имел мою фотографию…

Я смотрел на его варварски сломанный нос, и в душе у меня закипало желание сломать его в другую сторону. И я с трудом удержался.

– Скажи-ка мне, Шарани… – И не увидел смущения оттого, что я тоже узнал его. – Ответь-ка мне… Только на один вопрос перед тем, как я убью тебя… То есть извини, на два вопроса… Первый… За что меня пытаются убить?

– Если бы я знал, я бы ответил… Но меня не интересуют чужие проблемы… Мне заплатили деньги, я посылаю парней… Наверное, ты стоишь пули… И денег, что за тебя заплатили, стоишь… Если бы я знал, что ты стольких моих парней положишь, я запросил бы в два раза больше… Но теперь торговаться поздно. Ты не уйдешь отсюда. Я человек слова, и, даже если кафе окружено, я все равно убью тебя… Потому что я обещал и взял плату…

– Кафе никто не окружал… И снаружи никого нет… – Я не обманывал. Я вообще честный человек. – Только я все равно убью тебя, чтобы освободить своего брата… И вот мой второй вопрос… Где он?

– Твой брат мне не нужен… За него мне не платили… Но я все равно убью его после того, как убью тебя… Он уже узнал слишком много, чтобы жить…

– Ладно… Два вопроса выяснили, но из первого следующий сам собой вытекает… – продолжал я допрос, не показывая, впрочем, что это допрос. – А кто заплатил тебе за мою смерть?

– Если бы я даже знал, я не сказал бы… Я понимаю, что легче умирать, когда душу вопросы не мучают… Но ничем не могу тебе помочь… Деньги привез посредник… Привез и уехал…

Краем глаза я заметил, как от двери в нашу сторону двинулся третий охранник.

– Неужели вы думаете, что вчетвером со мной справитесь? – улыбнулся я.

Я вовсе не хотел сказать, что я сильнее четверых, хотя мог бы и посоревноваться в умении быстро стрелять и эффективно бить. Я просто сообщал капитану и старшему прапорщику расстановку сил. Они это поняли и отозвались:

– Я – Немец. Я за дверью. От двери до выхода в зал два шага…

– А где Парикмахер? – спросил я капитана.

– Какой парикмахер? – не понял Шарани, и его сломанный нос странно пошевелился.

– Он подходит с вашим братом, товарищ подполковник…

– Я здесь, – отозвался старший прапорщик сам, – на кухне… Антон свободен и даже прихватил из кабинета автомат… Мы прикрываем со спины… Кухня под контролем…

– Ты не знаком с Парикмахером? – спросил я у Гочияева и увидел в его глазах беспокойство. – Ничего, познакомишься… Он сегодня одним ударом убил твоего парня на квартире Антона… Просто сломал ему грудь… А парень был покрепче тебя… Да и твоих телохранителей покрепче… Если встретитесь, я опасаюсь за твой нос…

– Ты же сказал, что пришел один… – в голосе Шарани послышалось нарочитое презрение к обманщику.

– Этого я не говорил. Я сказал только, что снаружи никого нет…

Это было уже предупреждением о том, что внутри кто-то есть следовательно, боевые действия уже начались, и Шарани Гочияев не контролирует их ход. То есть иносказательно я обрисовал создавшееся положение словами. Они, конечно, поняли и напряглись.

Не собираясь еще активизироваться, я чуть пошевелил рукой, отодвигая от себя книжечку меню, но телохранители среагировали. Один захватил мою правую руку, второй навалился на мое левое плечо и сразу вытащил у меня из подмышки пистолет. Этого, говоря по правде, я ожидал, я даже специально подставлялся под это, но берег от захвата левую руку, положив ее на колени. И держали они меня, пригнув к столу и не отпуская, но при этом не видели, что левая моя рука свободно свисала под стол, к ноге, где под штаниной пряталась вторая кобура. И пистолет сразу же оказался в моей руке.

– Вот вам и хваленый спецназ… – сказал Шарани.

– Не зря хвалили…

Я выстрелил под столом ему в пах и одновременно спокойно, почти лениво скомандовал своим подчиненным:

– Начали, ребята, чистим…

Капитан Ламберт со старшим прапорщиком Волосняковым и брат Антон следом за ними появились раньше, чем Шарани, зажавший в неприличном месте рану двумя руками, успел упасть, и даже раньше, чем телохранители успели отпустить меня, чтобы самим выхватить оружие. Телохранители не среагировали на звук выстрела. Но среагировала моя группа поддержки. Ламберт сразу выстрелил в третьего, подходящего к столику и уже достающего пистолет. Даже мне, выпрямляющемуся, было видно, как ноги и тело еще продолжали движение, а пуля, попавшая в голову, отбросила ее назад, и боевик на бегу стал откидываться на спину. Старший прапорщик Волосняков не пожелал, видимо, обрызгать кровью мой светлый костюм и ударом ноги с разбега отбросил одного из телохранителей через два столика так, что тело и голова упали на пол, а из-за столика остались торчать ноги. Антон, к сожалению, не подумал о моем костюме и дал короткую очередь в того, что несколько секунд назад давил на мое плечо. Я почувствовал, как чужая кровь брызнула мне за шиворот. Принеприятнейшее ощущение…

– Кто на кухне? – спросил я, показывая стволом пистолета на ширму и одновременно забирая со стола свой второй пистолет.

– Только женщины… – ответил Антон.

– Все кончено?

– Все кончено… – подтвердил Ламберт.

Я потрогал пальцами свою шею. Пальцы оказались в чужой крови.

– Есть у них здесь служебный душ? – повернулся я к старшему прапорщику, поскольку именно он обследовал внутренние помещения, когда искал Антона.

– Есть… – за Волоснякова ответил Антон. – Там меня держали…

– Теперь я там подержусь… Показывай…

В кухне, как оказалось, не было уже ни одной живой души. Только что-то подгорало на большой плите и противно воняло. Повара разбежались…

– Врача вызовите… – услышал я за спиной голос Шарани, обращенный к капитану и старшему прапорщику, которые связывали единственного оставшегося в живых телохранителя. Олег Волосняков каким-то образом умудрился не убить его. Видимо, удар ногой оказался слабее удара рукой. Впрочем, мне уже неоднократно говорили, что удары рукой всегда более эффективны. – Может, что-то еще можно сделать…

Кровавый и жестокий полевой командир напрасно надеялся остаться мужчиной. Пуля не считается с полом и летит туда, куда ее посылают. Я знал, куда пулю послать.

– Я позвоню подполковнику Ларичеву… Он решит, нужно ли вызывать «Скорую»… – сказал я через плечо.

Уже из тесного душа, отправив Антона как врача осмотреть раненого Шарани, я набрал номер Капустина, поскольку не знал номер Ларичева. Капустин ответил не сразу. Но все же ответил.

– Как у вас там дела, Игорь Евгеньевич?

– Из двадцати человек только четверых удалось захватить живыми… – сообщил подполковник прискорбную весть. – Был приказ не рисковать и открывать стрельбу на поражение при малейшей угрозе. А эти дураки за оружие хватались. Пришлось действовать с предельной жесткостью. Сами виноваты…

– Я вас поздравляю… Потери в личном составе есть?

– Обошлось…

– И это хорошо… А как себя подполковник Ларичев чувствует? Он, кажется, рвался со мной поздороваться…

– Он ждет, что вы ему скажете…

– Как его зовут, кстати?

– Артем Сергеевич…

– Передайте ему трубку, если не трудно.

– Не трудно… Как у вас с братом дела?

– Нормально. Мы его уже освободили…

– Поздравляю. Я передаю трубку…

Судя по голосу, подполковник Ларичев был еще совсем молодым офицером, несмотря на звание – некоторые интонации показались мне чуть ли не юношескими, но верить голосу стопроцентно было нельзя, поскольку я знавал случаи, когда голос обманывал, да и сам я однажды в телефонном разговоре принял женщину за мужчину, что привело нас в дальнейшем к взаимному недопониманию.

– Я слышал, Артем Сергеевич, вы провели удачную операцию… – начал я с похвалы, как только подполковник «Альфы» представился.

– Вашими заботами и при вашей организации, Андрей Васильевич. Я, разумеется, отмечу это в рапорте об итогах операции. – Мне показалось, что он от радости подпрыгивать готов.

– Не за это воюем… – вяло ответил я, хотя был вовсе не прочь, чтобы мои организаторские способности были по достоинству оценены. Полковник Баргузинцев собирается через год на пенсию отправляться, и организаторские способности многих претендентов на его должность будут рассматриваться персонально. В число этих претендентов, надеюсь, я тоже вхожу, хотя командование свои намерения не афиширует. – Могу вас, кстати, обрадовать дополнительным сообщением. Я сам сейчас пошел принимать душ, поскольку меня сильно испачкали кровью, а я не люблю видеть на себе чужую кровь, тем более на цивильном костюме… Вот, я пошел принимать душ, а объект вашего и моего, признаюсь тоже, интереса лежит сейчас раненый в зале кафе… Мой брат Антон – врач-хирург – оказывает ему первую необходимую помощь, но я просил не вызывать «Скорую помощь» до вашего приезда. Мало ли, вдруг вы пожелаете его первоначально допросить…

– Гочияев? – обрадовано воскликнул Ларичев.

– Гочияев… – спокойно подтвердил я.

– Ранение серьезное?

– Я отстрелил ему, если можно так сказать, его мужское достоинство… Ну, будет потеря крови, но не слишком большая, если перед ним сейчас не водить обнаженных женщин… А все женщины из кафе сбежали… Посторонних приводить в наши планы не входит, но если вы попросите…

– Очень хорошо… Гочияеву все равно грозит пожизненное заключение. А к таким заключенным женщин не водят… Я еду к вам… Вы, как я догадываюсь, в кафе «У горного ручья»?

На ноги он, видимо, скор, хотя дел и в квартире, и на окружающих улицах у молодого подполковника должно быть много. Все-таки он руководитель следственной бригады…

– Да, «ручей» здесь журчит на стене… Приезжайте, только пообедать здесь не удастся. Кафе закрыто, думаю, надолго…

У Ларичева возникли дополнительные вопросы. Плохим бы он был специалистом, если бы у него этих вопросов не возникло.

– А Мовлади Базуев? Владелец кафе… Его захватили?

– Захватили… Мовлади Базуев, грубо говоря – это псевдоним Гочияева… Шарани жил в городе под этим именем… Приезжайте… Я успею до вашего приезда принять душ, но попрошу вас захватить из гардероба брата какую-нибудь рубашку и светлый пиджак… Есть там в шкафу такой… Он один, не спутаете… Моя одежда сразу не просохнет…

– Я еду… Как найти кафе, мне подскажут?

– Я думаю, подполковник Капустин вас проводит.

Я отключил связь, положил трубку на табурет, разделся и вошел в душ. Мылся я долго, водой настолько горячей, насколько мог терпеть. Смывал с себя кровь и взбадривался. Я всегда, после каждого боя, чувствую потребность вымыться… Не всегда, правда, это удается…

Потом я смыл кровь с рубашки и пиджака. Застывшая кровь отстирывается плохо. Свежую отстирать легко, особенно холодной водой… Это опыт военного человека подсказывает…

Вытирался я чьим-то оставленным на вешалке полотенцем. Вместо рубашки с пиджаком натянул на себя здесь же оставленный кем-то белый поварской халат. Он был чуть великоват, но это не страшно. Так я и вышел в зал в халате, под который пристегнул подмышечную кобуру с пистолетом. А в единственный большой карман засунул содержимое всех своих карманов.

– У тебя дома кровопролитие закончилось… – сообщил я Антону. – Извини уж, я похозяйничал и попросил привезти мне твою рубашку и твой пиджак…

– Бога ради… – согласился Антон. – Хоть весь шкаф… Только мне домой бы надо успеть, пока жена с работы не вернулась… Представляю, что сейчас там творится…

– Тебя отвезут, – пообещал я. – Что с работой?

– Я уже главному врачу позвонил… Меня подменят…

Шум сразу нескольких автомобильных двигателей раздался совсем рядом. Я понял, что подъехали с сопровождающими подполковники Ларичев и Капустин. Пошел было, чтобы встретить их, но тут в большом кармане халата зазвонил мобильник. Вытащив на ходу трубку, я глянул на определитель номера, остановился и дал знак капитану Ламберту выйти к двери, пока я буду разговаривать.

Звонил командир бригады.

– Валентин Георгиевич, слушаю тебя… – отозвался я.

– Как дела, Андрей Васильевич? – привычно спросил полковник.

– Удачно временно завершились…

– Объясни по-человечески…

– Работали совместно с РОСО и с московской бригадой «Альфы»; кого не положили, того захватили вместе с главарем… Но главный вопрос остается тайной – за что меня хотели убить? Или – почему меня не хотели пустить в Чечню?..

– Последний вариант вопроса можно будет рассмотреть конкретно… – сказал полковник. – Только что мне позвонили из Москвы. В сводном отряде, что прилетел вам на смену, серьезно ранен командир. Решено отозвать тебя из отпуска и снова туда отправить… Там сейчас неспокойная обстановка, ты обстановку хорошо знаешь… Придется отдых отставить…

Я соображал…

– Что молчишь? – спросил полковник.

– Валентин Георгиевич, тебе не кажется, что кто-то в Грозном раньше нас с тобой знал, что меня вызовут на замену?

– Очень может быть… Я же и говорю, вопрос будешь рассматривать конкретно… На месте…

– Любопытно, но у меня уже возникала подобная мысль, – усмехнулся я. – Думал, как бы мне в Грозный попасть, чтобы жизнь свою спасти… Оказывается, мне туда дорога уже прописана…

– Ладно… Короче говоря, возвращайся быстрее… Приказ уже подписан. Будем оформлять командировку. Придется тебе, кстати, своим ходом добираться. Не знаю, как это организовать для вооруженного человека. Подумаем. Спецрейс для тебя никто не закажет…

– Я готов… Хоть своим ходом… Хоть пешком пошел бы…

Я даже не вздохнул. Более того, я, кажется, обрадовался, поскольку командировка могла приблизить меня к решению важной для меня задачи – за что же меня пытаются убить…

Обвинить автоматчиков, которые открыли дверь боевикам, в неправомерном применении оружия, естественно, было нельзя. Автоматчики просто не видели, что два боевика только что распутали одеяло и взяли каждый в руки по автомату. А за короткое мгновение после открытия двери не разберешь, в каком состоянии находится предохранитель, и не знаешь, передернут ли у автомата затвор. Дверь открылась, и автоматчики увидели перед собой двух автоматчиков с поднятым оружием. Что они должны были сделать? Предложить сдаться и услышать в ответ автоматные очереди? Любой на их месте, кто на тот свет не торопится, начал бы стрелять первым. В живых, как правило, остается тот, кто быстрее мыслит и умеет стрелять первым. И потому два чеченца, так торопливо поднявшиеся на восьмой этаж, порог квартиры так и не переступили, а оба упали на этот порог. Как-то так стояли, что автоматные очереди не отбросили их, а просто скосили. Такое обычно случается, когда человек получает пулю на бегу. Наверное, и эти уже начали движение в сторону двери, которая начала открываться. Да и очереди были короткими, хотя стрелять автоматчикам пришлось без осмысления ситуации, просто инстинктивно, чтобы сохранить собственную жизнь.

Капустин, замерший с поднятым пистолетом всего-то на один лестничный пролет выше, выстрелить так и не успел. Третий автоматчик РОСО тоже не успел сделать короткий шаг из-за лестничного пролета, чтобы ствол сквозь перила выставить, когда все было уже кончено. А снизу еще бойцы бригады Ларичева поднимались, чтобы возможные пути отхода отрезать, если автоматчики РОСО с делом не справятся. Но они справились, как показалось, излишне быстро, даже быстрее, чем хотелось бы, потому что подполковник Ларичев рассчитывал допросить первых задержанных, с тем чтобы выяснить, где находится и чем занят Шарани Гочияев. Как никак, а именно Шарани и нужен был Ларичеву. Подполковник специально для допроса припас ампулу скополамина. Но ампула не понадобилась. Все завершилось слишком быстро…

И пока в подъезде не начали открывать двери любопытные старушки, убитых занесли в квартиру. И даже нашли в квартире тряпку, чтобы подтереть лужу крови, чтобы не возникало лишних вопросов. Впрочем, по нынешним временам даже старушки не слишком спешат высунуться, когда слышат стрельбу. Но лужа крови вызвала бы много лишних разговоров. А каждый предмет для разговоров становится поводом для общего обсуждения. Но спецслужбы не любят быть предметом обсуждения. Именно поэтому Ларичев распорядился лужу вытереть…

Капустин и автоматчики тоже вернулись в квартиру. Сюда же вошли и поднявшиеся по лестнице альфовцы, что закрывали боевикам пути бегства. До этого просторная вроде бы квартира сразу стала тесной.

Ларичев заткнул пальцем одно ухо, чтобы разговоры в квартире не мешали ему слышать то, что доносил наушник во второе ухо.

– Товарищ полковник, большая просьба – всех не перебейте… Мне кого-то допросить надо… Если сам Гочияев рядом окажется, можете стрелять спокойно… Нет Гочияева, надо искать… И надо спросить, где искать… Обеспечьте мне тех, кого можно спросить…

Ларичев обернулся на звук шагов Капустина и убрал от уха руку.

– Пятерых положили… Троих в одной машине, двоих в другой… Сразу оружие выставили, пришлось стрелять… Да, да, слушаю я… – Подполковник снова заткнул пальцем ухо. – Хорошо… Доставьте его сразу в наш микроавтобус… Там с ним поговорят… Да чего уже стесняться, Иннокентий Станиславович! Пороги все переступили… Работаем, и все…

Ларичев опять руку опустил и сообщил Капустину:

– Захватили одиночку в машине… Этот двоих сюда привез… – Артем Сергеевич кивнул на тела застреленных боевиков. – Сейчас его допросят…

Все кончилось относительно быстро. Всего удалось захватить живыми четверых человек. Первого – одиночку, и троих в отдельной машине, которую сразу заблокировали двумя автомобилями, и боевики сдались без сопротивления, никто даже не попытался достать оружие, настолько быстро автоматные стволы уперлись им в головы. Двух последних подстрелили, когда они, бросив раненого товарища, но оставив себе оружие, пытались убежать через школьный скверик. Там их встретили автоматными очередями омоновцы. Предупреждение подполковника Капустина оказалось не лишним, в противном случае боевики могли бы выскользнуть из оцепления, и если не уйти, то захватить заложников или в школе, где были рабочие-строители, или на автовокзале, где людей всегда много.

И все же Капустин чувствовал неудовлетворение от результатов операции. Он прекрасно понимал умом, что угроза арестованного боевика остается всего лишь угрозой, но может стать реальностью тогда, когда просьба арестованного дойдет до кого-то из руководителей из так называемых эмиров. Ближайший эмир – Шарани Гочияев, тем более он являлся непосредственным командиром арестованного. Неудовлетворения не было бы, окажись среди убитых или задержанных сам эмир. Однако он послал на операцию своих подчиненных, а сам, если и присутствовал где-то в стороне, то остался неузнанным, следовательно, свободным.

Оставалась еще надежда на допрос или на успешные действия подполковника Буслаева…

Чтобы вывезти трупы, в квартиру вызвали машину из судмедэкспертизы. Пока на месте оставили только двух автоматчиков. Пленника, захваченного подполковником Буслаевым, увели, и сами хотели спуститься во двор, куда пообещал приехать генерал-лейтенант Рябушкин, но тут Капустин вспомнил о звонке, так мешавшем ему в самый ответственный момент, и вытащил трубку. На дисплее был незнакомый номер. Значит, звонил не Аристархов. На незнакомые звонки отвечать сразу не хотелось, тем более номер был не сотовый, а городской, и Игорь Евгеньевич снова убрал трубку в карман под бронежилет. Это всегда требует усилий и времени. По закону подлости, как только Капустин застегнул на бронежилете липучки, трубка снова подала голос. Пришлось опять расстегивать бронежилет и добираться до мобильника.

В этот раз определитель высветил номер подполковника Буслаева…

К кафе «У горного ручья» подъехали сразу на трех машинах, поскольку Ларичев по совету Сазонова взял с собой экспертов из собственной бригады, чтобы они развернули там одновременную работу. Полковник Сазонов после трех известных эпизодов с участием спецназовца, произошедших только за два дня, подозревал, что и в кафе тоже можно было увидеть кровавую сцену. И забыл при этом, что самое яркое вчерашнее кровопролитие произошло только в присутствии подполковника Буслаева, но при непосредственном участии бойцов подчиненного ему РОСО.

Машины без сомнения и без уважения к правам пешеходов заехали через высокий бордюр на тротуар и встали у самых дверей. Встретить приехавших вышел сухощавый человек в гражданском, однако с офицерской выправкой Он слегка щелкнул каблуками, смыкая их, и представился идущему первым подполковнику Капустину:

– Капитан Ламберт, спецназ ГРУ.

– Где Буслаев? – деловито спросил Игорь Евгеньевич, пожимая капитану руку.

– По телефону разговаривает. Наш полковник звонит…

И отвел в сторону руку, приглашая в кафе.

Сразу за дверью приехавших встретил еще один человек в гражданском, возрастом чуть постарше капитана. Этот тоже представился:

– Старший прапорщик Волосняков, спецназ ГРУ.

В глубине зала лежал в небольшой луже крови человек без штанов, с обложенным женскими прокладками пахом. Рядом на стуле сидел другой, и сходство лиц позволило Капустину сразу определить Антона Васильевича Буслаева. Сам Буслаев стоял чуть в стороне, в нечистом почти белом халате, не по размеру большом, и прятал в карман мобильник. Из кармана торчала рукоятка пистолета и мешала трубке поместиться.

– Приветствую, Андрей Васильевич! – сказал Капустин.

– Что за странная перевязка? – поинтересовался Ларичев у Антона Васильевича, разглядывая закрывшего глаза Гочияева.

– Другого перевязочного материала в местной кухонной аптечке не оказалось… – усмехнулся Буслаев-врач. – Но сама рана для жизни не опасна… Только для мужской гордости…

– Выживет… – сказал, подходя, Буслаев-офицер и пожимая прибывшим поочередно руки. – И без мужской гордости выживет… Только надолго ли…

Ларичев приблизился к пленнику.

Жестокий полевой командир изображал умирающего человека, корчил рожи, которые казались довольно смешными в его положении, и по-прежнему не открывал глаз.

– Два года я за тобой по всей России гонялся… – сказал Артем Сергеевич. – А ты, оказывается, здесь на дно залег…

Гочияев быстро открыл глаза и перестал корчить рожи.

– «Залечь на дно» – это от всех спрятаться и ничего не делать из страха… Я не из трусливых… Я и здесь воевал… Я по всей России воевал… Я на вашей земле воевал, как вы все на моей… И вам всем было за себя и за свои семьи страшно, потому что я против всех вас воевал… И вам долго еще страшно будет, когда и меня не станет…

– Тебя не станет уже скоро… При пожизненном заключении долго не живут… – хмуро ответил подполковник Ларичев. – И бояться нам скоро вообще некого будет… Не много вас осталось… И с каждым днем все меньше… Вызовете ему «Сскорую помощь», пусть перевяжут перед допросом…

– Я не буду ничего говорить… – Гочияев с высокомерным видом усмехнулся. Но его высокомерие в общей картине выглядело смешным, хотя сам Шарани этого не чувствовал. – Ты сам сказал, что мне пожизненное корячится… Вот и буду оставшуюся жизнь молчать…

– А тебе и говорить ничего не надо… – возразил Ларичев. – Про тебя уже много сказано…

Взгляд полевого командира упал на виновника своего положения, снимающего грязный халат и принимающего из рук Капустина чистую рубашку.

– А ты, подполковник, все равно не жилец… Меня приговорят, а тебя уже приговорили…

Буслаев спокойно продолжал одеваться.

– Много вас таких, кто приговоры читает… Завтра в Грозном буду, разберусь со своими судьями… Жаль, что тебе не доверяют и не назвали заказчика…

Гочияев, несмотря на боль и кровотечение в паху, вдруг резко сел. Он, может быть, и встал бы, но два автоматных ствола сразу уперлись ему в грудь, останавливая попытку подняться. У бойцов «Альфы» реакция была отменная.

Шарани долго и со злобой смотрел на Андрея Васильевича, а тот, казалось, совсем забыл о пленнике и совсем не обращал на него внимания, надевая поверх рубашки подмышечную кобуру, натягивая на себя пиджак, пришедшийся по размеру, и аккуратно одергивая его полы, чтобы выглядеть прилично.

– Артем Сергеевич, – глянув на часы, обратился он к Ларичеву. – Просьба личного характера… Брата хотелось бы домой отправить, чтобы он там порядок навел до прихода жены…

– Нет проблем… – Артем Сергеевич только знак дал человеку, стоящему рядом, тот кивнул поднявшемуся со стула Антону Васильевичу, и они сразу направились к выходу.

– Я сегодня не заеду… – сказал вдогонку Буслаев. – Вечером или уже завтра позвоню…

– Хорошо… – согласился Антон Васильевич на ходу.

Он тоже посмотрел на часы и потому спешил. Но все же обернулся в дверях, несколько секунд подумал, и сказал громко:

– Из моей врачебной практики… Когда у человека гадко пахнет изо рта… Это не только вопрос здоровья… Это вопрос характера… Дерьмовый человек… С Гочияевым разговаривать трудно… Сильно воняет… Дерьмовый человек… И свое получил…

– Я позвоню вечером… – повторил подполковник Буслаев.

Капустина разговор о звонке застал в то время, когда он снимал надоевший в такую жаркую погоду тяжелый бронежилет, который он собирался отнести в машину. Освободился карман, в котором лежал мобильник, и, отложив бронежилет на ближайший столик, Игорь Евгеньевич решил выяснить, кто так неприлично долго пытался ему дозвониться. И нажал на кнопку вызова.

– Подполковник Храпицкий. Слушаю… – раздался в трубке голос.

Услышав этот голос, Игорь Евгеньевич понял, что звонил ему из управления кадров заместитель начальника управления. Сразу возникла мысль, что опять возникли какие-то неполадки с формированием состава сборного отряда, который он должен возглавить. Эти непорядки уже возникали несколько раз, но тогда Храпицкий звонил на рабочий телефон, не имеющий определителя, и потому Капустин номер не помнил. Видимо, несколько раз не застав Капустина в кабинете, Храпицкий связался с дежурным по РОСО и узнал номер мобильника подполковника.

– Петр Павлович, подполковник Капустин… Вы меня разыскивали?

– Да-да, Игорь Евгеньевич… – Храпицкий заговорил быстро, словно боялся, что Капустин снова пропадет и станет недоступным для него. – Приказ из Москвы пришел! Завтра вылетаете…

Капустин знал, что приказ вот-вот должен поступить, и все же он пришел неожиданно. Даже кровь к голове прилила, и Игорю Евгеньевичу показалось, что он покраснел, хотя способности краснеть не вовремя, как красная девица, он не имел.

– Уже? – единственное, что он смог ответить.

– А как вы думали… За неделю такие приказы не приходят… Это не учения, и мы не МВД… А вы не готовы?

Капустин знал, что в МВД выезжающие в Чечню группы предупреждались о сроках выезда порой за месяц и даже раньше, и это впоследствии стоило МВД серьезных потерь в живой силе, потому что и боевики знали о приезде каждой группы и загодя к нему готовились на уже известном маршруте следования. В ФСБ эту систему сразу не приветствовали, группы готовили заранее, но выезжать обычно приходилось по тревоге.

– Я готов… Только дел сразу навалилось… Мы сегодня большую операцию проводили…

– Я слышал, боялся, что вы в операции пострадаете, а сразу заменить вас некем…

По крайней мере, сказано было откровенно, хотя и грубовато.

– Хорошо… Я постараюсь быстро передать дела…

– Сначала к нам загляните, получите документы, потом уже дела сдавайте… Может быть, какие-то распоряжения придется дополнительно отдать… Чтобы время для исполнения было…

– Хорошо, Петр Павлович, через час с небольшим буду у вас. Мы здесь уже заканчиваем…

Игорь Евгеньевич убрал трубку и повернулся к офицерам.

– Артем Сергеевич, я вам нужен?

Ларичев откровенно радовался поимке Гочияева и был в прекрасном расположении духа.

– Если вы спрашиваете, сможем ли мы без вас обойтись, то, думаю, что сможем… Можете ехать… Завтра увидимся…

– Едва ли… Завтра мой молодой помощник, капитан Аристархов, передаст вам дела… Я – в командировку… Только что сообщили, пришел приказ из Москвы…

Ларичев протянул руку, сразу догадавшись, что за приказ о командировке может прийти из Москвы.

– Удачи… Туда? – кивнул он на пленника.

– Туда… – подтвердил Капустин. – На полгода…

– Я каждый месяц практически туда летаю… Иногда по два раза бывает, а однажды за месяц четыре раза… Даст бог, свидимся…

– Игорь Евгеньевич… – Буслаев взял Капустина под руку и отвел на пару шагов в сторону. – Завтра в Чечню?

– Да… Если что-то можно будет узнать по вашему делу, я, конечно, возможности не упущу… Можете не сомневаться…

– Я сам такой возможности не упущу… – улыбнулся Буслаев. – Дело в том, что мне только что звонил командир бригады. В сводном отряде, который сменил наш отряд, серьезно ранен командир, и в ГРУ решили, что я хорошо знаком с обстановкой, и буду лучшей кандидатурой на смену… Пришел приказ завтра отправляться, но проблема в том, что следовать в одиночестве вооруженному невозможно, а ради меня одного спецрейс гонять никто не будет, не олигарх, говорят… Не прихватите с собой?

– Я бы с удовольствием… – не сразу сориентировался Капустин, как правильно ответить. – Но это вопрос не ко мне, а к нашему руководству… Впрочем, ваш командир бригады с генерал-лейтенантом Рябушкиным знаком, пусть позвонит… Я, повторяю, я – с удовольствием, хотя рядом с вами и очень беспокойно…

– В Чечне будет беспокойно и рядом, и не рядом… У нас с вами служба такая, чтобы беспокойные места себе подбирать… Так я звоню своему командиру?

– Звоните…

– И говорю, что вы согласны, дело осталось только за согласием вашего генерала…

– Да… Только вам придется прибыть в город сегодня ночью. Сразу по приезду позвоните мне…

– Я умею быстро ездить… Но в этом случае, как только мы запротоколируем с подполковником Ларичевым события сегодняшнего дня, я тоже откланяюсь… Надо успеть собраться…

– Тогда давайте протоколировать, – согласился Артем Сергеевич. – Эксперты своей работой уже занялись, давайте и мы займемся. Может быть, до приезда «Скорой» закончим…

Капустин приехал в кафе на чужой машине, рассчитывая первоначально вернуться в управление вместе с подполковником Ларичевым, поэтому Игорю Евгеньевичу пришлось договариваться с одним из водителей, выделенных московской бригаде, чтобы тот отвез его, а потом вернулся на место. Водитель пошел за разрешением к Артему Сергеевичу, а Капустин ждал на улице. Неподалеку от дверей кафе начал собираться народ. Не каждый день приходится видеть, как люди в бронежилетах ведут в городе активные действия. И если первоначально прохожие просто обходили это место стороной, опасаясь, что около чеченского кафе может возникнуть перестрелка, то сейчас уже этого не опасались, и любопытные стояли в стороне большой группой, ожидая увидеть картину, о которой потом можно будет рассказать знакомым. Подъехала «Скорая помощь», тоже забралась на тротуар, почти полностью перегородив его и заставив прохожих обходить место по газонам и по проезжей части дороги. Подполковник Капустин жестом направил врачебную бригаду внутрь кафе, а сам, увидев возвращающегося водителя, уселся в машину.

Дневное время было такое, что проехать по улицам города можно было без проблем, пробки возникли только на нескольких улицах, у мостов через речку, но Капустину не надо было переезжать через мосты, и он быстро добрался до своего управления. Отпустил машину, снял бронежилет и сразу отправился за документами в управление кадров. К его удовольствию, подполковник Храпицкий уже оповестил вылетающих с Игорем Евгеньевичем офицеров о времени отправки, сняв с него эту хлопотливую задачу.

– Весь отряд соберется в Ханкале в аэропорту, – сообщил Петр Павлович. – Еще две группы из соседних регионов. Их соберет ваш начальник штаба майор Сапожников, кажется, его зовут Николай Юрьевич… Ну да познакомитесь… Там и примете командование…

Конечно, хотелось бы узнать личный состав до того, как все соберутся в месте работы, но таковы реалии, и с ними бороться возможности не было, следовательно, предстояло мириться. Может быть, даже к лучшему, что начальник штаба из другого региона. Он своих людей привезет, и он их знает…

– С нами, возможно, полетит еще офицер спецназа ГРУ… – сообщил Игорь Евгеньевич. – Если генерал Рябушкин даст добро…

– Кто такой?

– Из бригады… Там командира сводного отряда ранили, ему на смену другого отправляют… – уклончиво ответил Капустин, почему-то даже внутри своего управления не желая рекламировать полет вместе с человеком, которого боевики стараются не пустить в Чечню.

– Мне фамилию надо знать, чтобы в список для полета внести, – настаивал Храпицкий.

– Подполковник Буслаев… – вынужден был сообщить Игорь Евгеньевич.

– А… Тот самый, из-за которого в городе переполох…

Оказывается, уже и управление кадров было в курсе текущих событий.

– Тот самый…

– Ой-е… – Храпицкому такой пассажир явно пришелся не по душе…

Признаться, Капустин смотрел на это дело иначе. Он понимал, что, вызывая огонь на себя, Буслаев имеет возможность понять, кто именно заказал его. Профессионализм Игоря Евгеньевича требовал и от него найти возможность решить тот же вопрос…