Когда при попытке проникновения на подмосковную базу ЧВК «Волкодав» были задержаны два сотрудника спецотряда МВД Украины «Тень», полковник Селиверстов рассудил теоретически правильно. Хотя спецназ ГРУ и вообще ГРУ не располагают следственными функциями и следственным аппаратом, все же разбираться с задержанными следовало своими методами, никак не разглашая самого факта задержания, чтобы некоторые данные не смогли дойти до руководства. Вопрос встал очень остро, хотя и являлся только следствием логического умозаключения. Если «Тень» интересуется «волкодавами», значит, до полковника Шилохвостова дошли сведения, что ЧВК «Волкодав» интересуется «Тенью». Значит, «волкодавов» на Украине могут поджидать. А Шилохвостов решил играть или на опережение, или просто хотел знать, кто конкретно и по какому поводу против его подопечных работает. В этом случае командование обязательно «зарубило» бы участие ЧВК в действиях против «Тени». Никто не позволил бы им идти в расставленную ловушку. А выставить встречную ловушку не позволяли обстоятельства и слишком невеликий объем имеющейся информации по «Тени».

Но уже первые допросы, проведенные с помощью скополамина, показали, что вопросы у Шилохвостова по поводу ЧВК «Волкодав» возникли вне зависимости от того, чем в настоящее время «волкодавы» занимались. Это давало возможность перевести дыхание и чуть-чуть расслабиться. По крайней мере, расслабиться в вопросах, касающихся собственного руководства. Дело обстояло проще, чем предполагалось. Запрос в МВД пришел из американского посольства, сотрудники которого были сильно обеспокоены пропажей на территории Украины командира американской ЧВК, скрывающегося под псевдонимом Соломон и пропавшего вместе с ним полковника РУМО Харальда, известного также под псевдонимом Элефант. Американская сторона имела данные, что за ними охотились бойцы российской частной военной компании «Волкодав». Перед «Тенью» была поставлена задача выяснить судьбу пропавших американцев и заодно собрать сведения о самих «волкодавах» и об их причастности к Российской армии. Тогда же, уже на первом допросе, было обозначено и настоящее место базирования «Тени», что ускорило процесс подготовки к операции и дало возможность провести спутниковую и картографическую привязку действия к местности. А сама акция «Тени» уже не выглядела слишком серьезной. Задержанные должны были на первом этапе только незаметно установить видеокамеру на территории базы, чтобы заочно «познакомиться» с «волкодавами». Потом планировалось отследить их, выяснить, кто где живет, и, возможно, использовать метод давления на домашних, на жен и детей. Шилохвостову было не известно, что с женами и детьми «волкодавы» временно не встречаются, хотя полковник Селиверстов обещал решить этот вопрос в ближайшем будущем.

После первого же допроса задержанных уже можно было без опасения передавать следственным структурам ФСБ. Их показания уже не грозили «Волкодаву» отстранением от операции против «Тени». Передача с рук на руки и была сделана уже на следующее утро, когда «тени» проснулись после действия скополамина. Приехала машина и увезла их, скованных наручниками, на Лубянку. Теперь уже было даже не так важно, что с этими парнями произойдет в будущем. Если их постигнет судьба двух других «теней», неизвестно кем и каким образом отравленных в следственном изоляторе ФСБ, и опять не удастся найти концы, «волкодавов» это не волновало. Тени дали свои первичные показания, и этого хватило. Все согласно мудрости И. Ф. Шиллера: «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить»…

Майор спецотряда «Тень» Олег Черловский, тот долговязый задержанный, возрастом по российским меркам годился разве что в старшие лейтенанты. Но на Украине звания даются по каким-то своим принципам или, как говорили, по ценам, и потому «волкодавы» не удивились, встретив в этом парне старшего офицера. Усатый задержанный был уже капитаном, хотя возрастом был, кажется, лет на пять моложе Черловского. Оба они с первых дней участвовали в так называемой антитеррористической операции, и только в последние несколько месяцев были переведены на службу в спецотряд МВД Украины «Тень». О личности командира отряда полковника Шилохвостова оба выразились примерно одинаково коротко и емко и, в общих чертах, похоже:

– Жесткий, колючий. Иногда даже лютый. Его между собой в отряде иногда так и зовут – Лютый… За характер…

Информация была исчерпывающей. Но и значимой. Чтобы человека так звали, это надо заслужить. Видимо, «нацгвардейцев» никогда так не гоняли, как Юрий Юльевич гонял доверенных ему для подготовки «теней». Но зла на него задержанные не держали. Наверное, бывший комбат спецназа ГРУ, а потом и полковник Вооруженных сил Украины, в самом деле, хорошо готовил «теней», если Черловский сумел убежать. При всем своем понимании разницы между подготовкой спецназа ГРУ и подготовкой вертухаев ФСБ Сергей Ильич Лесничий понимал, что охрану заключенных в ФСБ тоже хорошо тренируют. По крайней мере, несомненно выше уровня охраны в зонах и в гражданских СИЗО. Офицер спецназа ГРУ, сумевший убежать от них, – это не нонсенс. Это было бы нормально, и рассматривать подобное можно было бы, даже не поморщившись в сомнении и глаза от удивления не вытаращив. Офицер спецназа ГРУ был в состоянии не только сам убежать, но и всех вертухаев с собой унести. При этом Лесничий понимал и то, что за несколько месяцев сделать из постороннего человека хорошего бойца, равного, скажем, солдату спецназа ГРУ, невозможно. Тем более невозможно сделать бойца, равного офицеру спецназа ГРУ. Тем не менее Черловский сумел не просто убежать, он убил трех охранников. Значит, определенный уровень подготовки имел. Может быть, даже до того, как попал в состав «Тени». Хотя лопаткой при задержании действовал неумело. А фехтование на лопатках – это как раз конек спецназа ГРУ, и Шилохвостов, по идее, должен был бы обучить этому своих подопечных. Но почему-то не обучил. Может, просто еще руки не дошли и будет обучать позже. За несколько месяцев бойцам можно только «сделать» хорошую дыхалку, от которой все остальное и будет плясать. Пока же времени может элементарно не хватить. Но заморачиваться этим вопросом Лесничий не собирался. Не в его привычках было думать о подготовке противника. В его привычках было самому готовиться по полной программе и готовить своих подчиненных так же. Тогда уже противник должен думать о том, как ему устоять против спецназа ГРУ.

Сергей Ильич получил от полковника категоричный приказ, хотя и высказанный не в армейской форме, что было естественно, поскольку разговор велся в открытом режиме и прослушать его вполне могли специальные службы со стороны. Тем более у полковника даже подозрения такие были. От формы подачи приказ своего армейского содержания в любом случае не терял, что было естественно. Требовалось предпринимать какие-то срочные меры. Однако из всех мер возможными были только две. Первая – выйти на связь с Иващенко, согласно предварительно разработанному плану, и передать приказ о выходе из операции. Вторая – всей боевой группой выдвинуться в сторону базы «теней» и атаковать ее, чтобы вывезти Иващенко оттуда. Причем и в первом, и во втором случае для удачного завершения необходимо было одно важное непременное условие. Необходимо было, чтобы Иващенко уже попал к «теням» на базу. По плану на это должно было уйти от трех до пяти дней, а где сейчас Виктор Юрьевич находится, не мог сказать никто, кроме него самого. И определить, попал ли он к Юрию Юльевичу через три или четыре дня, возможным не представлялось. Можно было бы прямо сегодня сесть на машины, зарядить пулеметы, настроить миномет на синхронизацию прицела с беспилотником и атаковать эту базу. Но сегодня Иващенко там нет – точно. И завтра может не быть. И послезавтра – тоже. Значит, исходить следует из пяти дней. За это время можно успеть подготовиться и не рвать на груди тельняшку, бросаясь грудью на амбразуру, а спокойно вывести на нужную дистанцию робота «Пластуна», отладить связь и передать приказ. Другого варианта Сергей Ильич не видел. Тем более не знал, где искать своего заместителя сейчас. Если бы его «PlayStation Vita» была настроена на постоянное посылание сигнала с координатами через GPS и ГЛОНАСС, тогда можно было бы найти. А пока знаменитая игрушка Иващенко может быть включена только на игру. И когда она подаст нужный сигнал, неизвестно. Скорее всего, только с базы «Тени».

Значит, не стоило и нервы тратить, хотя они наверняка сами собой потратятся, когда товарищ находится под угрозой. Близкий товарищ, друг. Но единственное, что можно было бы сейчас предпринять, это забираться на плотно заселенную украинскую территорию, не имея поддержки местного населения, добираться до поселка Семихатки и прогуливаться там по улицам, разыскивая Иващенко. Можно было бы даже громко покричать его. Но, опять же, надежды на то, что Виктор Юрьевич уже там, не было никакой. Он мог еще оставаться в Караваево. И вообще мог в Семихатку только наведываться в определенные часы.

Сергей Ильич вытащил из кармана служебный прошитый и опечатанный блокнот и написал шифротелеграмму полковнику Селиверстову, излагая свои соображения. Правда, отправлять шифротелеграмму было пока неоткуда. И лист в блокноте так и остался не вырванным. Но откладывать написание Лесничий не пожелал, чтобы не потерять убедительность своих доводов. Потом доводы могут смягчиться, может потеряться уверенность. Кроме того, если что-то другое дельное придет в голову, всегда можно дописать, разъяснить в подробностях…

Все до одного освобожденные ополченцы были ранены, и двое из них, в дополнение, избиты до полусмерти. Так избиты, что сидели с трудом, дышали с трудом, а встать вообще без посторонней помощи не могли. Их элементарно «штормило», как абсолютно пьяных, и не держали ноги. Причем били их, как сами ополченцы объяснили, намеренно рядом с ранениями, чтобы боль была сильнее. В этом аспекте «нацгвардейцы» известные специалисты-садисты. Любят сигареты о ранения тушить. Говорят при этом, что лечат раны пеплом и дезинфицируют, прижигая. Дескать, старый казачий рецепт. Гуманисты-европизоиды…

– Избили бы и остальных, но времени им не хватило, – перевязывая себе простреленное колено, сказал Серго, командир взвода, половина которого находилась с ним на посту, тогда как вторая половина отдыхала. Здесь всегда по половине взвода стоит, но командир обязательно находится там бессменно. Это участь командира. – Прибежали за ними, сказали, что кто-то едет. Петро сдуру и ляпнул, чтобы напугать, что хана им пришла. Казачий спецназ едет. Всех здесь вдоль дороги на деревьях повесит. Потому они так особенно и готовились. Не просто расстреливали машины, а захватить казаков хотели. У них вообще на казаков зуб наточен.

– А что, уже вешали? – поинтересовался Кравченко.

– Казаки – нет, я не слышал такого. «Правый сектор» одну деревню занял и всех мужчин моложе семидесяти повесил. Начиная с семнадцати лет. Семнадцать человек. А всех женщин моложе шестидесяти изнасиловали. Заступиться за них уже было некому. Потом казаки пришли и этих, из «Правого сектора», сначала кастрировали, потом за ноги к БТР привязали и «укатали» до смерти… Прямо по щебеночной дороге. Я вообще-то, говоря честно, сам не сторонник таких мер, но народ обозлен на укров. Если раньше еще были сомневающиеся, которым было все равно, с ними вместе жить или без них, то сейчас большинство умереть готовы, но укров на свою землю не пустят. И не признают никогда их власть. А что… Во всем Донбассе ни одной семьи не осталось, где кто-то не погиб бы… Кроме тех, кто от войны сбежал. Считают, пусть другие за них воюют. Им все равно, кто победит. А они потом вернутся и будут хорошо жить. Только уже едва ли получится у кого хорошо жить. Им тоже это припомнят. Обозлился народ.

– Я с одним стариком разговаривал, с местным, – поддержал Серго ополченец, сидящий напротив. – Сын ему все дозвониться пытается. А он на звонки не отвечает. Сын с семьей в Россию уехал. А старики остались. Сын беспокоится, а старик говорит, нет у него больше сына. И никогда его не примет.

– А здесь что, сотовая связь есть? – поинтересовался Лесничий.

– А она здесь и не пропадала, – объяснил ополченец, приложивший к разбитому лбу грязное полотенце и убирающий им же с лица кровь. – Укры тоже домой звонить любят. Вышка на их стороне. Но и мы пользуемся. Отключить нас не получается. Ума у них не хватает. Сложность в том, чтобы оплату внести. Но мы уже научились через Интернет.

Редька заварил чай. Ополченцы его жадно и молча глотали, не совсем еще веря в то, что вернулись к жизни не на короткое мгновение перед расстрелом, а смогут жить дальше столько, сколько каждому отпущено свыше. А каждому, как знали все, отпускается по-разному. Но каждый еще надеется, что его-то именно жизнь будет долгой.

– Ты сам откуда? – спросил Лесничий, когда Серго поставил перед собой пустую кружку, перевернув ее кверху дном, – показал, что напился досыта и больше не хочет, даже с сахаром. Чай на блокпосту имелся свой, но вот сахара ополченцы давно уже, как признались, не видели и были рады, когда «волкодавы» угостили их.

– Вообще-то из самого Донецка родом. В Донецке всю жизнь и жил. И семья там до сих пор. А отец с матерью родом из Цхинвала. Но мы – грузины. На грузин в Цхинвале посматривают всегда косо. Родители еще при советской власти сюда переехали. А потом уже совсем не до возвращения стало. Сейчас, наверное, грузинам там еще хуже, не знаю. Но я родителей уговорил в Россию уехать. В Краснодар. А сам здесь остался. И жена с детьми без меня ехать не захотела. Уперлась, и все – только вместе… А как я уеду, если уже слово дал в батальон пойти.

– В армии раньше служил?

– В МЧС. Младший лейтенант пожарной охраны. После института звание дали и призвали на год. Смешно, конечно. Но, раз звание есть, меня здесь и поставили взводом командовать. Хотя у нас комбат только старший сержант морской пехоты. Не офицер даже. Справляется. Что же я, не справлюсь… Пришлось по ходу дела учиться воевать. Учусь до сих пор. Не всегда, сам видишь, получается, но за одного битого, сам знаешь, сколько небитых дают…

– А как так, конкретно, получилось, что укры пост захватили? – с явным неодобрением профессионала поинтересовался Величко.

Серго слегка помялся. Но ответил:

– Нам сообщили, чтобы вас встречали. Но на каком транспорте идете – не предупредили. А тут подъезжают на грузовике и на БМП. Мы и подумали, что вы. Вышли в открытую, без оружия. С нашей же территории подъехали. Оттуда укров не ждали, хотя знали, что есть боковая заброшенная дорога, откуда прорваться можно. И там заслон слабый – четыре человека. Мы чуть руки для объятий не раскрыли. На башне БМП флаг Новороссии. Прямо башню накрывает. И скотчем, кажется, приклеен. Это чтобы нарисованный украинский флаг не видно было. Но вы им устроили «запеканку с укропом»…

– Скотчем, верно. Я тоже заметил. – Величко всегда отличался острым взглядом. Зря, что ли, был штатным снайпером боевой группы. Снайперу положено такой взгляд иметь. На неприятную шутку относительно «запеканки» снайпер внимания не обратил, словно не слышал ее. В «волкодавах» не было той злости по отношению к противнику, какая была у ополченцев. Но злость эта была понятна и естественна, она была только ответной реакцией на действия укрофашистов, которые, согласно старой теории опытных воров, громче всех кричат: держи вора! Они обвиняют ополчение в терроризме, но разве ополченцы сжигали своих соотечественников в Одессе, разве ополченцы бомбят свои города?! Но ополченцы лучше всех других понимают, кто во всей современной истории настоящий террорист.

– А где их грузовик? – спросил Лесничий.

– Сразу и уехал, как нас положили и повязали. Водитель с командиром группы о чем-то пошептался, и грузовик укатил.

– В какую сторону?

– К внешнему блокпосту.

– Сообщил своим?

– Мне в штабе сообщили. На блокпосту грузовик подожгли. Водителя захватили. Он и сказал, что здесь произошло. Вот из штаба сюда и звонили, хотели предложить обмен пленными. А тут ты трубку взял и мне передал.

– Ладно. Помощь от нас какая нужна?

– Автокран нужен, чтобы блоки убрать, и тягач, чтобы подбитую БМП вытащить.

– Это без нас. Мы с собой такое не возим. Карманы не позволяют. А что от нас?

Серго опять замялся.

– Ну, говори…

– Сейчас отправляют смену нам. Нас в госпиталь сразу повезут. Вторая половина моего взвода прибудет. Я сам здесь останусь. До их прибытия задержаться не можете? А то мои парни сейчас практически небоеспособны. А с украми такое бывает, что за одной группой вторая едет, «подчищает», как они говорят…

– Нет проблем. Позвони только в батальон. Предупреди, что мы на блокпосту задерживаемся до прибытия смены. А нам пусть пока помещение приготовят.

– Я слышал, уже приготовили. Но я позвоню.

Серго тяжело встал. Простреленное колено мешало ему передвигаться.

– С таким ранением тебе тоже в госпиталь надо, если не хочешь без ноги остаться, – со знанием дела сказал бывший старший лейтенант Кравченко, выполняющий в группе не только обязанности шифровальщика, но и штатного санинструктора. Кравченко когда-то учился в медицинском училище, и потому считалось, что он имеет понятие о ранениях.

– А кто здесь останется?

– Незаменимых парней не бывает, – строго сказал Лесничий. – Звони в штаб. Я сам попрошу, чтобы тебе замену прислали.

– А если под рукой никого нет?

– В твоем взводе что, никто ни на что не годится? Тогда хреновый ты командир!

– Есть вообще-то парни толковые. Хотя это тоже не значит, что я хороший командир… – Серго был самокритичен. Значит, командир из него еще мог получиться.

– И хорошо, что есть. Тогда не вижу причины для тебя на всю жизнь хромым оставаться…

Смену дожидались вместе.

Таким образом, группа «волкодавов» попала на место своей новой базы только под утро, хотя и задолго до позднего зимнего рассвета. Пост при поддержке бойцов частной военной компании продолжал работать в обычном режиме, проверяя документы у проезжающих машин. За остаток ночи таких машин проехало шесть. И все – тентованные грузовики с ополченцами. Чем ближе к передовой линии обороны, тем движение интенсивнее, заметил Лесничий. Одна машина тащила на прицепе легкую пушку. Сергей Ильич, офицер опытный, сразу сделал вывод, что в ополчении проходит, видимо, ротация личного состава передовых подразделений или же батальон готовится к какой-то серьезной операции, может быть, даже к наступлению, и подтягивают резервы. Шесть грузовиков с людьми – это примерно сто восемьдесят человек. Сила по местным масштабам немалая. Важно было, чтобы действия ополчения не сорвали планы «волкодавов». Но обговаривать этот вопрос с Серго было бессмысленно. Он командир не того калибра, который в курсе оперативных новостей и дальнобойных планов командования. Такие обычно новость узнают вместе с приказом на выполнение какой-то конкретной задачи. И не всегда понимают, для чего им необходимо этот приказ выполнить. Все-таки разница между настоящим командиром боевого взвода и младшим лейтенантом пожарной охраны слишком велика, чтобы оставаться незаметной. Пост под командованием настоящего командира боевого взвода не смогли бы захватить так, словно его кролики охраняют. И потому Серго не может знать много. Однако Сергей Ильич решил, что обязательно вопрос поднимет при знакомстве с местным комбатом с забавным позывным Надкалиберный. Странная кличка комбата Лесничего не сильно смутила. Назвать себя каждый мог по своему собственному усмотрению. Или друзья звали как-то человека, и это за ним закрепилось. Хотя какую-то характеристику должен был давать и этот псевдоним. Так, Сергей Ильич сразу предположил, что Надкалиберный, скорее всего, должен быть слегка толстоватый и, скорее всего, высокий человек. Псевдоним, по идее, не должен говорить ни о чем, но это в Новороссии практически не соблюдалось. Так, в первой операции «волкодавы» сдружились с комбатом под псевдонимом Стерх, и позже Лесничий узнал, что фамилия Стерха – Журавлев. По большому счету, налицо было нарушение конспирации. Хотя конспирация ополченцев на данный момент уже мало волновала, поскольку они категорически не собирались оставаться гражданами Украины и лица свои уже не прятали перед объективами, как было вначале. Но если говорить всерьез, тогда и сами псевдонимы были уже не нужны. Но их придумывали. И делали это, скорее всего, по инерции. Про себя Лесничий знал, что по документам ГРУ сам он проходит под псевдонимом Браконьер. Это тоже было слегка смешно, но значения не имело. Часто псевдоним называли позывным, но позывной – это нечто из системы связи. Однако при осуществлении связи Сергей Ильич таким позывным ни разу не подписывался, за исключением связи внутри группы, и его никто так ни разу не называл. Значит, позывного у него не существовало, а был только псевдоним для каких-то документальных оформлений, в которых нежелательно присутствие фамилии человека, официально находящегося в розыске.

До штаба батальона добирались вместе с машиной, на которой пострадавшей половине взвода Серго прибыла смена, как и самому командиру взвода. И заместитель командиру нашелся, и даже, как Сергею Ильичу показалось, вполне деловой, толковый парень, который был в курсе всех дел на посту, и потому его отдельно вводить необходимости не было. Сменщик сразу стал расставлять людей для производства ремонтных работ у стены и на пулеметных гнездах. Кран с тягачом обещали прислать после рассвета, с началом рабочего дня. Но дожидаться прибытия техники «волкодавам» необходимости не было. Поехали уже вскоре. Но непонятно было, кто кого в этой дороге сопровождал, кто кому показывал путь, кто кого и от кого охранял, хотя, скорее всего, все вместе они и осуществляли полезные друг для друга функции. А без помощи «волкодавов» раненым трудно было бы даже в кузов забраться, хотя «волкодавов» в этой ситуации вполне могли заменить вновь прибывшие. Ехали одной колонной. Серго в микроавтобусе Лесничего сразу за местным грузовиком. Миновали несколько постов, где батальонную машину знали, и вместо проверки документов предъявлялась приветственно поднятая рука водителя грузовика, который ехал первым. В военной обстановке такие действия Лесничий назвал бы бардаком. Но вслух высказывать своего мнения не стал. Должно быть, официально объявленное перемирие расслабляло ополченцев, хотя все понимали, что противник перемирие использует только для перегруппировки и усиления своих сил и не брезгует при этом ударами исподтишка. Как сегодня случилось с постом, где дежурил Серго.

Штаб батальона располагался в нескольких блиндажах, перекрытых не бревенчатыми накатами, а обыкновенными строительными пустотными плитами перекрытия. Использовали, видимо, то, что было под рукой. Для утепления бетонные плиты поверху засыпали полуметровым слоем земли. Может быть, и под этим слоем какой-то утеплитель положили. По крайней мере, так подумалось, когда «волкодавы» вошли в блиндаж. Там было не просто тепло. Там было жарко. Печки-буржуйки, которые топили, видимо, каждую ночь до утра, набирали в блиндажи тепла на целый день до вечера. Принцип, согласно которому печи топились только по ночам, остался, скорее всего, со Второй мировой войны. Современные приборы без труда засекут дым даже самой темной ночью. И время суток не станет спасением. Тем не менее правило это соблюдается.

Встретить «волкодавов» вышли четверо. Один из них выделялся не только тем, что занимал место впереди других и по центру, как и полагается старшему по должности или званию, но и фигурой. Ростом Надкалиберный был, наверное, с Иващенко. То есть точно за сто девяносто сантиметров. Может быть, даже сто девяносто шесть, как сам Виктор Юрьевич, но широченные мощные плечи и крепко сбитый торс, скорее всего, внешне понижали рост комбата. Иващенко рядом с Надкалиберным смотрелся бы стройным и тонким танцором, хотя тоже имел достаточно широкие плечи. Но в жесткости телосложения Надкалиберный, вне всякого сомнения, Иващенко уступал. Однако свой позывной Надкалиберный, вне всякого сомнения, оправдывал с лихвой. Человека такой комплекции не каждому удается в течение всей жизни повстречать. И, как обычно бывает у крупных людей, комбат являлся носителем достаточно доброго лица, хотя лицо вовсе не обязательно говорило о непременно добром нраве или слабости характера.

Знакомство прошло легко, как обычно бывает в боевой обстановке.

– Место мы вам приготовили… – сказал комбат. – Сразу можем туда поехать на вашем транспорте. Не знаю только, устроит – нет… Кому-то место может показаться неприятным, но, на мой взгляд, это лучшее, что сейчас можно найти. Кроме этого, есть места лишь в подвалах жилых домов, но там часто местные жители прячутся. Могут визитами надоедать. Охрану там выставлять сложно. Да и постреливают по жилому сектору чаще, чем по нашим позициям. Как только обстрел начинается, все сразу по подвалам бегут.

– Сейчас же перемирие, – напомнил Кравченко.

– А им плевать. Их командиры этого перемирия не подписывали и потому частенько шмаляют. И в основном по жилым районам. Потому лучшее место для вас, что я уже говорил.

– А что там, конкретно, неприятного? – спросил Величко. – На мой взгляд, самое неприятное, если нас устроят в общественном туалете. Аромат во время обеда будет не тот. Остальное мы вытерпим.

– В местных поселках и в лучшие времена про общественные туалеты никто и не слышал, – успокоил Надкалиберный снайпера. – Мы чуть лучше подыскали и устроим вас в подвале бывшей церкви. Церковь, кстати, семнадцатого века. Кирпичная кладка – жуткая по крепкости… Но укры разбомбили ее прямо во время службы. Ракетой с самолета ударили. Большевики вот снести не смогли, хотя несколько раз пытались, но только купола поснимали. А укры само здание порушили. Ракета прямо в стену ударила. Но подвал остался цел.

– Между делом молиться бум… – пошутил Редька. – Не вижу на горизонте ни одного неприятного момента.

– Увидишь, – с легкой угрозой, не принимая легкомысленность сказанного, пообещал комбат. – В подвале два крыла. Одно вам отводится. Во втором располагаются старинные склепы. Говорят, привидения порой гуляют…

– Нас это устроит, – согласился Лесничий. – Я слышал, привидения пулеметы не любят. К тому же мы не надолго там застрянем. Поехали, чего ждать…