Глава 6
Старшему следователю по особо важным делам Виктору Анисимовичу Бурундукову позвонили от дежурного и сообщили, что с ним желает поговорить полковник Службы собственной безопасности ФСБ Прохоров.
– По какому вопросу?
– Это он сам сообщит.
– Пусть проходит, если такой разговорчивый, я почти свободен…
Под словом «почти» Виктор Анисимович подразумевал только то, что в данный момент он ни допросов не ведет, ни вообще в его кабинете нет посторонних. Во всех других отношениях он любил повторять расхожую в следственном комитете фразу о том, что следователь работает даже тогда, когда спит, потому что сам многократно убеждался, что при ведении особо сложных дел эти дела даже во сне преследуют.
– Он сначала к Калмыкову заглянет, потом к тебе, – сообщил дежурный. – Говорит, у Калмыкова разговор будет недолгим. Максимум, пять минут.
В ближайшие пять минут Бурундуков уходить никуда, кажется, не собирался.
– Я жду…
Однако раньше офицера ФСБ в кабинет заглянул капитан Рублев, закончивший допрос охранника в доме убитого Соловьева.
– У тебя что-то есть? – поинтересовался старший следователь. – А то ко мне сейчас какой-то тип из ФСБ пожалует…
– Есть… И как раз по делам ФСБ… – мрачно сообщил Валентин Васильевич.
– Значит, вовремя… Вали все в кучу…
– Куча интересная получается, как бы нас не придавила…
– Ну-ну… Мы осторожные… Что там?
– Сумароков раскололся с удовольствием. Я подозреваю, что он не таким сговорчивым был, когда по собственным делам его допрашивали. Я дела успел просмотреть. Тертый калач. А тут сам на контакт идет. И в глаза смотрит – какой эффект будет. Болельщик, мать его…
– Объясни толком…
– Короче… Эти ребята приехали, предъявили документы управления антитеррора «Альфа» ФСБ. Потребовали невмешательства. Сделали что нужно и скрылись. Сумароков говорит, охрана считала, что будет просто задержание, и не предполагала расстрела. Потом спохватились, но уже было поздно.
– Теперь я могу догадаться, что понадобилось от меня полковнику из Службы внутренней безопасности ФСБ.
– Думаешь, по этому делу?
– Не сомневаюсь. И потому начинаю дышать с облегчением и тебе советую дыхание перевести. Дело не однозначное, но сами мы нарываться на неприятности не будем. Если они предвидятся, к ним надо со спины подойти и ударить на опережение.
В дверь постучали.
Вошел человек небольшого роста, но голову держал гордо поднятой. В гражданской одежде. Но тут же представился:
– Полковник Прохоров, Служба внутренней безопасности ФСБ России. Если не ошибаюсь, полковник Бурундуков?
– Я и есть… – представился Виктор Анисимович. – А это следователь нашего комитета капитан Рублев Валентин Васильевич. Он нам не помешает. Может быть, даже поможет. Чем обязаны? Что вас интересует?
– Хочу прояснить некоторые взаимоинтересные моменты ближайших дней. Не возражаете?
Он взялся за спинку стула.
– Садитесь… – с опозданием пригласил Виктор Анисимович.
Гость уселся, забросил ногу на ногу и положил на колено, вместо того чтобы положить на стол, свою кожаную папочку. Похлопал по ней ладонью, словно объясняя, что именно там хранится что-то, что может быть следователям чрезвычайно интересно.
– Мы смотрели сводки происшествий по городу за последние дни. И дважды встретились с преступлениями, в которых применялись пистолеты-пулеметы «ПП-2000»…
– Модное оружие стало, к сожалению… – заметил Рублев.
– И очень опасное в умелых руках, – согласился Прохоров. – В прошлом месяце дважды, помнится, применялся «Аграм»… Первый раз прошло, во второй раз «Аграм» заклинило, преступника взяли на месте. «ПП-2000» не заклинит. Но преступников брать все равно необходимо…
– И что? – не понял Бурундуков такого предисловия.
– Дело в том, что мы своими силами проводили сегодня операцию по пресечению деятельности одного из якобы наших подразделений, которое в действительности со времен правления первого российского президента действовало слишком автономно и было неподконтрольно. За этим подразделением накопилось слишком много грешков, а в последнее время они совсем распоясались и посчитали, что им все дозволено. Мы вмешались вовремя, когда они пытались еще дел натворить. В настоящее время большинство сотрудников задержано, кроме нескольких человек из руководства, но это только вопрос времени. Изъято оружие. Те самые «ПП-2000», в том числе и с самодельными глушителями, изготовленными в мастерских лаборатории…
Следователи переглянулись.
– Вы хотите, чтобы мы приняли участие в расследовании? – осторожно спросил Бурундуков.
– Нет-нет… Дело идет через следственный комитет при военной прокуратуре. Просто мы отправили захваченное оружие на экспертизу и хотим взять у вас результаты вашей экспертизы для идентификации. Я подготовил официальное письмо, нужна только ваша подпись, как ведущего следователя.
– Вы нам просто жизнь облегчите, если идентификация пройдет успешно, – Виктор Анисимович вздохнул с облегчением. – Я готов трижды каждую страницу подписать… Кстати, маленькая подробность из нашего дела… Наши бандиты предъявили охране документы вашего управления антитеррора «Альфа»…
Полковник Прохоров даже встал.
– Ну, тогда я могу вас поздравить. Можете готовить документы для передачи дела в военную прокуратуру. У нескольких задержанных были такие же поддельные документы. Подполковник Калмыков тоже готовит материалы для передачи. Все в одно производство. С ваших плеч… Думаю, ситуация проясняется и для вас, и для нас. Сейчас идут допросы задержанных. Я поспешу с вашими данными в управление, чтобы подсказать направление работы…
* * *
Андрею Никитовичу Стромову уже понравилось чувствовать себя не дворником Абдулло Нуровичем, страдающим деменцией, а подполковником спецназа ГРУ. Хотя он еще полностью не привык к этому положению, не новому, но выбитому из памяти чьей-то волей, не осознал еще своего старого и, одновременно, нового статуса, но сейчас уже, только после разговора с дочерью, он чувствовал, что на него никто не покажет пальцем и не назовет его дураком в глаза и за глаза. И только одно понимание изменившейся ситуации сделало его человеком совсем иным. Даже походка изменилась, стала стремительной и уверенной, пружинистой. Он вышел из подъезда и свернул не направо, где кучками люди стояли и что-то обсуждали, а налево, предпочитая не рисковать сразу же, вначале, где дело грозило провалом, и поступил так, быстро и хорошо продумав ситуацию. И даже почувствовал себя увереннее, осознав, что дворник Абдулло Нурович на месте Андрея Никитовича пошел бы направо, уверенный, что его без бороды не узнают. Наверное, для полноценного подполковника спецназа ГРУ было бы странным сравнивать себя со слабоумным дворником, но Андрей Никитович еще полностью не стал прежним человеком и, совершая каждый шаг, удаляясь от своего недалекого прошлого, одновременно уходя и в прошлое более далекое и в будущее близкое, не сравнивать не мог, как не мог не радоваться такому удалению. За углом дома, перейдя с тротуара на тротуар, он даже не побоялся посмотреть в глаза встречному человеку из соседнего подъезда, с которым обычно приветливо здоровался и несколько раз даже разговаривал по каким-то малозначительным поводам. Но посмотрел намеренно равнодушно и холодно, не узнавая, и этот человек, несомненно, не узнал его. Значит, он действительно изменился. Но проверить требовалось еще раз, и, может быть, даже не один. Можно на продавщице проэкспериментировать. Он всегда в магазине, когда молоко покупал, с продавщицей разговаривал. А она даже по имени его знала, несмотря на то что чаще он в ближний магазин ходил. И в этот раз, войдя в магазин, Андрей Никитович сразу направился к знакомому прилавку. Попросил пакет молока, глядя на продавщицу намеренно равнодушно, как на совершенно незнакомого человека. Но и просил не с прежней слегка услужливой и намеренно вежливой интонацией, как говорил Абдулло Нурович, а просто и по-деловому, как обычно говорят покупатели. Та среагировала чуть настороженно, вроде бы и попыталась припомнить, кто он такой, но не вспомнила. А когда он сам с ней не заговорил и даже не поздоровался, как делал обычно Абдулло Нурович, продавщица сразу стала традиционно равнодушной.
Все срабатывало так, как должно было бы сработать. Внешность казалась знакомой, но сбивали с толку отсутствие бороды и другая, не свойственная дворнику Солимову, манера поведения.
Хорошо, что дело зимой происходило. Летом бы лицо загорело, а под бородой кожа осталась бы более светлой, и сразу стало бы заметно, что человек только что сбрил бороду. Андрей Никитович подумал так и снова почувствовал удовлетворение. Абдулло Нурович так не думал. Он вообще не замечал многие мелочи жизни. Просто отбрасывал их, упрощая свое существование, и так ему жилось легче.
Детского питания, которое просила купить Мариша, в этом магазине не оказалось. Пришлось идти в другой. И при этом пройти мимо милицейского патруля, хозяйски шедшего по тротуару. Взгляды милиционеров настороженно ощупывали прохожих. Раньше здесь таких патрулей не встречалось. Наверняка, это что-то связанное с недавним происшествием. Ищут, конечно же, Абдулло Нуровича. Человека с азиатской внешностью и с бородой. Но патруль может и на него внимание обратить. Такой встречи хотелось бы избежать, а как ее избежать, Андрей Никитович придумал сразу. Он направился прямо на ментов, остановился перед ними, небрежно поприветствовал сержантиков и заговорил сам, сначала представившись:
– Подполковник Стромов. Ребята, подскажите… К дочери в гости приехал, послала в магазин за детским питанием, а в этом магазине нет такого. Где здесь еще купить можно?
Менты не на него смотрели. На них звание сразу произвело впечатление, тем более, он не сказал род войск, и резонно им было бы предположить, что он подполковник милиции. И потому они подробно объяснили и показали, где находится следующий продуктовый магазин.
– Спасибо…
Это уже было и прежнее, наверное, хладнокровие, и прежняя уверенность в себе. Андрей Никитович возвращался в нормальное для себя состояние стремительно и уже даже с Абдулло Нуровичем себя не сравнивал. И даже мысль мелькнула о том, что хорошо бы Маришу и внука куда-то устроить в безопасное место, лишь бы домой не допустить, потому что с Любушкой они по отдельности каждая являются его защитой, одновременно исключая необходимость ликвидации другого, а вместе сразу же автоматически превратятся в объект уничтожения, как важные свидетели. Устроить бы Маришу куда-то, а самому отправиться прямиком на Хорошевку в здание ГРУ.
Но он тут же одернул себя. Пока не следует торопить события, хотя, возможно, так и придется в скором времени сделать. Но все же лучше узнать, как дела у Любушки, и, если она уже связывалась с Владимиром Андреевичем…
Стоп! Андрей Никитович только тут осознал, что вот совсем недавно, в разговоре с дочерью, он не мог вспомнить Владимира Андреевича, а сейчас помнит его прекрасно, помнит даже лицо и улыбчивые глаза. Значит, правда, значит, все восстанавливается стремительно, в геометрической прогрессии…
Значит, если Любушка звонила Владимиру Андреевичу, тот будет в курсе всего, что происходит, и именно он отведет подполковника на Хорошевку. Это будет гораздо лучше, чем ему отправляться неизвестно к кому, не имея документов. Восемь лет прошло… Его уже могли напрочь забыть…
Милиционеры показывали дорогу к магазину по улице, но Андрей Никитович знал, что можно пройти через двор, оглянулся, убедился, что менты его не видят, и свернул за угол дома, чтобы срезать путь. Мариша ждет, надо поторопиться.
Он прибавил шаг и тут почувствовал сначала боль в руке – острую, колющую, сделал еще два шага, и боль отдалась в голове. И дальше он ничего не помнил. Ноги у Андрея Никитовича подогнулись, он, как шел, так и свалился на ходу…
…Вскоре он пришел в себя. Во всем теле была страшная боль. Особенно эта боль чувствовалась в сухожилиях и в суставах. Ощущение было такое, что все сухожилия из него вытягивали клещами.
Его везли в незнакомой машине и неизвестно куда. Но вспомнил он все и сразу. И вспомнил при этом ясно, полностью, как должен был вспомнить подполковник спецназа ГРУ и как не мог бы вспомнить Абдулло Нурович. Но глаза он не открыл, предпочитая предварительно разобраться в происходящем и только потом пытаться что-то конкретное предпринять. А предпринять что-то будет трудно, потому что рукам было больно, и Андрей Никитович четко осознал, что они скованы наручниками. Впрочем, нет наручников, которые невозможно открыть простым кусочком проволоки, и Андрей Никитович умел это делать мастерски.
Но сначала все равно следовало разобраться.
Подполковник сразу понял, к кому он попал в руки. Но еще не решил, кем лучше оставаться до наступления «момента истины» – Абдулло Нуровичем или Андреем Никитовичем. А в то, что «момент истины» в конце концов наступит, он верил твердо…
Но верил он не в счастливый случай или в обязательное торжество правды и справедливости. Он верил, что сам сумеет организовать «момент истины», потому что ушел уже от личности дворника далеко-далеко и приблизился к личности подполковника Стромова, можно сказать, вплотную…
* * *
За Маришей пришел муж. Хозяйка дома, Валентина, открыла дверь своим ключом, но в квартиру Сережа вошел первым, если он вообще вошел, а не влетел. И жену, и сына он сначала ощупал – целы ли, здоровы ли, и только после этого напряжение с его лица сошло.
– Ну, здравствуйте будьте… С боевым крещением вас обоих! – проговорил он и прижал к себе жену.
Обо всем, что произошло, Сережа, похоже было, знал лучше, чем Валентина, которой Мариша всего не рассказывала. И потому беспокоился.
– Ты когда вернулся? – только и смогла спросить удивленная Мариша.
– Сегодня… Собирайтесь, поведу вас под домашний арест сдавать. Мать с ума сходит. И больше не выпустит. Я тоже… Валя…
Валентина вопросительно подняла брови.
– О том, что произошло, – никому… Еще неизвестно, чем все дело закончится…
И снял с плеча жены ремень «ПП-2000». Сразу себе под куртку пристроил.
Марише показалось странным, что Сережа ничего про Андрея Никитовича не спросил, но она знала, что он ничего не делает случайно, и сама не напомнила. Он спросил, как только вышли и Валентина закрыла за ними дверь. И не только это спросил:
– Ты что творишь, безголовая? Ты хоть немного-то думать умеешь? Мало того, что сама под пули полезла и отца подставила, ты ведь еще и ребенка с собой понесла… Любая шальная пуля… И даже не шальная… В вас же стреляли, не в кого-то… Конкретно в вас с Андрейкой! Так свидетели говорят. Где отец-то?
Она пожала плечами. Вышли из подъезда, и Сережа сразу глянул по сторонам, проверяя безопасность и продолжая при этом держать руку под курткой на пистолете-пулемете.
– Андрейку я как защиту взяла, – попробовала оправдаться Мариша. – Думала, если женщина с ребенком, ее ни в чем подозревать не будут. Не думала, что там отморозки, которые в ребенка стрелять станут. Даже в папу меньше, чем в нас… И я хотела, чтобы папа внука увидел. Думала, может, это его встрепенет…
– Встрепенуло?
– Не это… Его встрепенуло, когда меня машиной сбить хотели. Вместе с Андрейкой. И опять, не его, а только нас… До этого он нас не признавал. А когда драться начал, а потом и оружие в руки попало, в нем словно включилось что-то. Почти пришел в себя…
– Я так и не понял, где он сейчас?
– Потерялся…
– Как? – Сережа опять остановился и осмотрелся.
– Андрейка голодный был. Кормить было нечем. Мы тогда в чужой квартире сидели. Папа и пошел в магазин. Сказал – пятнадцать минут. Я больше часа прождала, его не было. Тогда к Вальке пошла…
– Хотя бы матери позвонить могла…
– Папа запретил. Сказал, что могу этим маму подставить…
– Это резонно. Они приходили, мама задержала их, а тут и мы подоспели.
– И что?
– Захватили их. Несколько человек. Потом спецназ ФСБ захватил их лабораторию и остальных. Но кое-кто, из самых важных, ушел. Вместе с генералом. Их сейчас ищут. И потому следует соблюдать осторожность.
До дома идти было недалеко. Хотя здесь тоже развивались серьезные события, однако во дворе оживления не было. Здесь все же не стреляли, и потому не было на тротуарах жителей, собравшихся кучками. Проявляя осторожность, Сережа решил не пользоваться лифтом и предпочел подниматься по лестнице. Мало ли какой сюрприз может ждать за дверьми лифта… Причем маленького, но тяжелого Андрейку нести пришлось все же Марише, потому что муж шел на четыре ступени впереди и держал перед собой оружие. Но все обошлось благополучно, и Любовь Петровна, ждавшая у окна, сразу же распахнула дверь и первая схватила Андрейку.
– Ну ты… – только и сказала она в упрек дочери. – А отец где?
Мариша с мужем вошли в квартиру, Сережа закрыл дверь на замок и на задвижку, и только после этого Мариша вдруг расслабилась, прислонилась к стенке спиной и осела. Силы ее кончились резко, и слезы сами собой потекли из глаз.
– Что с отцом? – спросила Любовь Петровна.
– Опять потерялся…
Из комнаты вышли капитан Юровских и с ним три старших лейтенанта. Капитан вместе с Сережей придержали Маришу под локти, подняли и перевели в комнату. Ноги ее не слушались, как плохо слушались мать. Но Любовь Петровна, в противовес дочери, сейчас ходила уверенно. Маришу усадили в кресло и уже с сидящей сняли пальто.
Любовь Петровна посмотрела на Сережу.
– Они прятались в чужой квартире, – объяснил тот. – Андрейка голодный был, покормить было нечем. Андрей Никитович пошел в магазин и не вернулся.
Мариша протянула ключ. Назвала номер квартиры.
– На четвертом этаже… Может, все-таки пришел… Я на дверь в верхнем углу «контрольку» поставила. Свой волос приклеила… Сразу будет видно…
Ключ взял капитан Юровских. Кивнул трем старшим лейтенантам и направился к выходу. Сережа пошел закрыть за ними дверь.
– Как же ты додумалась до такого… – сказала Любовь Петровна, сажая в кресло внука, чтобы раздеть, поскольку матери самой было, кажется, совсем не до сына. – Неужели понять не могла… Я ведь предупредила тебя…
– Ты сама же хотела… – ответила дочь.
– Хотела… Но Владимир Андреевич запретил, и я не пошла.
– А я думала, что просто со стороны на него посмотрю. Кто что подумает на женщину с ребенком… А не удержалась. Только увидела, как он идет – такой несчастный, никому не нужный, одинокий, ноги сразу к нему повели. И уже не остановиться было… Потом, когда заговорила, думаю, внука увидит, вернется к нему память… Если бы знать…
– Еще ничего не известно, – сказал Сережа, входя в комнату. – И такой вариант исключать нельзя, что Мариша спасла его. Что там эти две машины делали? Откуда взялись? И вооруженные люди… Если бы не Мариша, могли бы просто, проезжая, очередь в спину дать, и все… Что-то там закрутилось вокруг Андрея Никитовича непонятное. Надо сообщить в управление. Как только Юровских позвонит, надо связываться…
В отличие от тещи, старший лейтенант Марочкин предпочитал общаться не с бывшим командующим, уже много лет как ушедшим на покой, а с действующим – полковником Юрием Петровичем Мочиловым. Именно Мочилов своим распоряжением отозвал Марочкина срочно в бригаду, а из бригады вызвал в Москву. И уже в Москве сам позвонил на «мобильник», требуя срочно явиться не в управление, а домой. А потом уже позвонил и капитан Юровских, который ввел старшего лейтенанта в курс событий и даже сказал, что по всем вопросам данного дела обращаться необходимо напрямую к полковнику Мочилову, которому теперь предстояло доложить обо всем, что произошло…
Осталось ждать звонка капитана… А ждать уже все устали…
* * *
Предоставив Владиславу Аркадьевичу возможность поискать человека, который может дать гарантии оплаты услуг, генерал Аладьян попрощался и ушел, договорившись созвониться после того, как он обговорит дела со своими подчиненными, то есть уже вскоре. Мазур в ответ обещал попробовать решить проблему генеральского финансового запроса по телефону. Еще не дойдя до машины, Эдуард Осипович вытащил трубку и набрал номер полковника Лопухина.
Сначала номер был занят. И только с третьего раза полковник ответил.
– Алексей Викторович, я трижды уже тебе звоню… – ждать генерал не любил.
– Извините, товарищ генерал, мне жена звонила. Розыск разворачивается. К нам уже приезжали. Дома был обыск. Искали служебные документы, забрали с собой компьютер сына, хотя я за его компьютер ни разу не садился.
– Сам виноват. Не надо было заводить семью. Я со своей двадцать с лишним лет назад расстался. И нет проблем… У тебя дома что-то было?
– Я ноутбук с собой вожу. Но там тоже, товарищ генерал, практически ничего…
– Ладно. Я освободился. Где тебя найти?
– Примерно посредине между нашей вспомогательной базой и домом объекта «Солимов».
– Ты думаешь, я знаю, где этот дом?
– Понял, товарищ генерал… Адрес запоминайте… Мы во дворе стоим…
Полковник назвал улицу и номер дома.
– Еду. Это где-то недалеко. Я, кажется, на соседней улице…
Генерал сел в машину и сказал водителю, куда ехать. Но, чтобы проехать к нужному месту, пришлось сделать большой круг, иначе было невозможно повернуть налево. Въехали во двор. Большая черная «Тойота Ленд Крузер Прадо» полковника сразу бросилась в глаза.
– Рядом остановись…
Полковник вышел из машины со стороны водительского места.
– У тебя есть во что переодеться? – поинтересовался генерал. – Если ищут, ко всем полковникам присматриваться будут.
– Только дома. Домой опасно наведываться.
– Думай… Хоть куртку какую-нибудь купи. И машина… Машину тоже могут искать…
– Машина на сестру зарегистрирована. У сестры фамилия по мужу. Ее искать не будут…
– Ладно… – Генерал распахнул заднюю дверцу, где на сиденье устроились трое офицеров силового блока. – В «уазик»…
Приказ был выполнен моментально, на освободившееся сиденье генерал сел сам, не желая сидеть на переднем, перед стеклом, где его хорошо видно. На заднее же сиденье забрался и полковник Лопухин.
– Оборудование там… – показал он на багажник.
Боковые сиденья в багажнике были подняты, и там установлены несколько стандартных зеленых ящиков.
– Что забрал?
– Весь испытательный малоформатный арсенал боевого применения. Два разносильных изотопных излучателя, инфразвуковой генератор и генератор направленного шума. Блоки питания с аккумуляторами на случай, если придется применять или демонстрировать…
– Короче, всю индивидуалку?
– Из широкоформатного ко мне ничего поместить невозможно. Там по меньшей мере грузовичок надобен…
В арсенале лаборатории были разработки по «несмертельному оружию», как его называли американцы, индивидуального применения, то есть пригодные для поражения одного человека, и широкоформатные излучатели, которые можно было применять для групп людей и для целых внушительных толп, например митингов и демонстраций. Но теперь уже жалеть нечего. Взяли то, что было возможно взять, и хорошо, что генерал Аладьян вовремя озаботился тем, чтобы дубликаты опытных образцов хранились на другой территории, в отдельности от остальных образцов. Рабочие чертежи широкоформатного оборудования были на жестком диске генеральского резервного компьютера, и Алексей Викторович жесткий диск тоже захватил. Значит, есть что продать американцам, и пусть Владислав Аркадьевич торопится, иначе Аладьян вообще устроит интернет-аукцион, и тогда чертежи уйдут неизвестно куда. Вообще-то генерал цену заложил вчетверо большую, чем ему предлагали за эти чертежи боевики-курды. Но кто мешает продать и тем и этим? Следует только проявить осторожность, тогда будет возможность и третьего, и четвертого покупателя найти. Явный интерес уже проявляли и спецслужбы Ирана, но это только косвенная информация от тех нескольких сотрудников, кого иранцы пытались завербовать. Тоже перспективная клиентура, хотя страдает традиционной жадностью и имеет склонность к обману. И вообще интересно, откуда иранцы прознали про лабораторию и про разрабатываемые темы… Но начинать следует все же с американцев. Если родные стены могут превратиться для тебя в тюремные, считаться уже ни с чем не следует, и эти стены следует быстрее покинуть…
– Винчестер…
Полковник полез в карман своего армейского бушлата, сначала достал какой-то прибор с выдвижным щупом и спиралеобразными шнурами, отложил в сторону, потом вытащил и винчестер от компьютера, упакованный в простой целлофановый пакет. Вручил генералу почти торжественно, как дорогую награду.
– Это тебе зачтется, Алексей Викторович, – сказал Аладьян. – Ты захватил самое необходимое, что поможет нам выжить. Пусть пока у тебя будет…
И в это время на приборе, который полковник вытащил первым, замигала красная лампочка.
Лопухин, не понимая, в чем дело, оглянулся.
– Что это? – спросил Эдуард Осипович.
– Это тестер Михал Михалыча, – объяснил полковник. – Он настроен на индивидуальные параметры Солимова.
– Почему мигает?
– Солимов рядом… – Алексей Викторович посмотрел за стекло машины, потом обернулся, посмотрел через заднее стекло.
– Он идет… Он… Бороду сбрил… К нам идет… У него два пистолета-пулемета…
Генерал растерянно, если не испуганно оглянулся и увидел приближающегося к машине человека. Сейчас уже бесполезно ждать помощи от бойцов, отправленных в «уазик».
– Выследил… – на выдохе то ли сказал, то ли простонал генерал Аладьян. – Это все…
Про свой пистолет генерал забыл.
– Против него невозможно… – начал было говорить полковник Лопухин и еще раз оглянулся, взглядом отыскивая в багажнике ящик с оружием и быстро прикидывая, сколько времени ему необходимо, чтобы вооружиться, но тут же вспомнил про другое оружие. – Нейтрализатор…
И с трудом протиснулся между двумя передними сиденьями, чтобы вытащить из «кармана» водительской дверцы небольшую трубку, размером чуть больше авторучки. Полковник успел вовремя, потому что Солимов поравнялся с машиной как раз в тот момент, когда он выпрямился. Но, даже не посмотрев в салон, прошел мимо к выходу из двора.
Генерал громко перевел дыхание.
– Пронесло… Тебе, полковник, штаны менять не надо?
– Нейтрализатор… – повторил Лопухин. – Вам нужен Солимов?
Генерал наконец-то все понял.
– Глуши его…
Алексей Викторович поднял трубку и нажал на кнопку в корпусе. Сначала показалось, что никакого действия не произошло, хотя произойти оно должно было. У каждого человека, задействованного в экспериментах лаборатории, был вшит в руку анализатор, напрямую связанный с тестером, что и помогло определить в этом человеке объект «Солимов». Но этот же анализатор выполнял и другую функцию. Особенно на первых порах в лаборатории были довольно частые срывы в психике испытуемых. И усмирять их приходилось с помощью оружия. Впоследствии стали вставлять в анализатор миниатюрную микросхему, через которую сам анализатор выбрасывал в нервные окончания объекта заряд тока, парализующий на некоторое время любой, даже самый крепкий организм. Объект «Солимов» исключением не стал. Сначала у него дрогнули ноги, подогнулись в коленях, потом его самого стало трясти и выгибать, отбрасывать назад. Объект, казалось, сопротивлялся, но разряд тока был слишком сильным и доходил до головного мозга, вызывая что-то похожее на эпилептический припадок. Он даже упал, как падают эпилептики, и продолжал еще биться.
Генерал выскочил из машины. За ним выскочил полковник. Из «уазика» выскочили и трое бойцов силового блока.
– Придержите его… – распорядился генерал.
Он видел, как держат эпилептиков во время приступа. Бойцы тоже видели, должно быть, это и легко удержали объект, прижав его к земле. А как только он перестал биться, Эдуард Осипович распорядился:
– В машину его. Где здесь больница поблизости? – последний вопрос был обращен к толпе зевак, что собралась рядом.
Генералу, уважая его лампасы, объяснили толково.
Объект загрузили на сиденье «Ленд Крузера». По бокам от него устроились два бойца. Генерал занял место на переднем пассажирском сиденье. Полковник сделал знак водителю «уазика», приглашая следовать за собой, и сел за руль. Но едва большой внедорожник скрылся от зевак за углом, как Аладьян распорядился:
– Наручники на него! И смотрите внимательно – этот тип очень опасен. Он уже только сегодня пятерых наших застрелил…
Охранники тут же вытащили из-под куртки объекта пистолет-пулемет.
– Вот видите…
Перед поворотом на главную дорогу Эдуард Осипович знаком попросил остановить машину, вышел на тротуар, чтобы никто не слышал его, и позвонил Владиславу Аркадьевичу на сотовый телефон, номер которого американец продиктовал перед расставанием как основной вариант связи.
– Как наши дела, господин Мазур?
– Я доложил о вашем предложении. Результата пока нет. Дело, видимо, будут решать в Вашингтоне, а там еще ночь. Придется подождать часов шесть, как минимум.
– Вообще-то я тороплюсь… Но шесть часов я подожду.
– Договорились. А как у вас дела? Наметилось что-то по нашему общему вопросу?
– Этот вопрос уже решен. Объект у меня в машине. Я лично руководил…
– Вы меня не только радуете, но и, в какой-то мере, спасаете. Но это и в ваших интересах, потому что без решения этого вопроса и ваш не решился бы. Теперь у меня есть рычаг, на который я имею возможность надавить. Когда мы встретимся?
– Не раньше, чем решится мой вопрос. Теперь условия ставлю я. А свой диск с записью можете выбросить. В лучшем случае, он мог привести меня к нынешнему положению. Большего он сделать не в состоянии. Поэтому и соблюдение ваших интересов напрямую зависит от меня. Но не волнуйтесь. Я не капризный… Звоните, как будет результат…
– Куда звонить?
– Вы что, не знаете мой номер? Или ваша трубка номера не записывает…
– Я думал, вы человек более сообразительный, мой генерал… Напоследок дам вам совет… Смените sim-карту в мобильнике. Вас могут найти по sim-карте. Современные спутники определяют местонахождение трубки с точностью до пяти метров.
– Да, я сделаю это… Спасибо, напомнили… И новый номер вам сообщу…
– И своих помощников предупредите… Иначе вас найдут через них…
Совет был дельный. Эдуард Осипович слышал, что не только спутники, но и сами телефонные компании в состоянии определить местонахождение sim-карты. Поэтому стоило поторопиться. И хорошо, что машина российского розыска разворачивается так неторопливо. Иначе на руках генерала уже защелкнулись бы точно такие же вороненые наручники, как на руках Солимова… То есть не Солимова, а… Как его… Стромова… Подполковника Стромова…
* * *
Полковник Прохоров вернулся в управление быстро, хотя для этого ему понадобилось, не имея на машине проблескового маячка и сирены, несколько раз выезжать на встречную полосу движения, и вообще, пробираться по Москве со скоростью около или больше ста километров в час. Впрочем, в Москве никого такой скоростью не удивишь, как и выездом на встречную полосу, а патрульных машин ГИБДД, на счастье Валентина Максимовича, не попалось, иначе долго пришлось бы объясняться. Но и время было подходящее для поездок – не «час пик»…
Едва полковник вошел в свой кабинет, как ему уже принесли первые результаты следствия, находящегося на контроле самого высокого руководства. Первым пришел майор Максимов.
– Уже всех, Николай Максимович, допросил?
– На мою долю, товарищ полковник, только один выпал… И очень старается все на всех свалить, поскольку сам он является только подполковником медицинской службы и наблюдал за состоянием объектов, как они называли свои жертвы. «Колется» легко… Он вообще, говорит, считал, что все эксперименты проводятся с санкции руководства ФСБ и страны в целом, и ни минуты не сомневался в правомочности приказов генерала Аладьяна. Таким образом, подполковник Иванов сразу и с удовольствием дал номер «мобильника» своего генерала, с которым он разговаривал всего за несколько минут до собственного задержания. И номер полковника Лопухина, руководителя технического блока лаборатории, которого тоже приходится искать. Я, поскольку вас не было, в космические войска отношение отправить не мог и воспользовался тем, что в дело ГРУ замешано, и попросил их о помощи…
– Ну и…
– ГРУ предоставило услуги своего управления космической разведки. Прислали нам офицера с ноутбуком, он сидит в моем кабинете и отслеживает все передвижения и контакты генерала. Он под полным контролем. Можно брать, но мы пока слушаем его разговоры. Там есть интересные моменты. Приглашаю полюбопытствовать…
– Хорошее дело. Допросы не все закончились?
– Практически все…
– Значит, зря я спешил. Но это ладно. Если генерала возьмем, все станет и без того ясно.
Полковник поднялся.
Кабинет майора Максимова находился этажом ниже. Сразу прошли туда. Майор закрыл дверь на ключ, чтобы никто не помешал офицеру космической разведки спокойно работать.
Седой, хотя и моложавый подполковник только посмотрел на вошедших, но не встал, потому что был занят записью сразу нескольких разговоров, которые здесь слышались через динамики ноутбука, мешая один другому так, что ничего разобрать было нельзя. На мониторе была подробная карта Москвы, на которой светились сразу три точки.
– Олег Леонидович, это полковник Прохоров, руководитель нашей операции. Если сейчас возможно, введите нас в курс дела.
«Космический» подполковник кивнул, проверил бегущие по экрану графики индикаторов и встал, протягивая Валентину Максимовичу руку:
– Подполковник Серегин, старший специалист контроля управления космической разведки ГРУ. Сразу предупрежу, товарищ полковник, во избежание недопонимания, что, поскольку в результатах операции заинтересовано непосредственно Главное разведывательное управление, контроль осуществляется одновременно и здесь, для ваших оперативных нужд, и со стационарного компьютера в нашем Центре…
– Интерес ГРУ – ваши люди? Или здесь еще что-то присутствует?
– Конечно. Насколько нам известно, в деле замешаны восемь офицеров спецназа ГРУ, которых использовали в лаборатории в качестве подопытных кроликов. На настоящий момент мы знаем о судьбе только одного…
– И того, кажется, нашли и снова потеряли? – спросил майор Максимов.
– Нет, Николай Григорьевич. Мы его опять нашли, с вашей помощью… По крайней мере, мы так предполагаем, что нашли его. Указания пока только косвенные, но их несколько, и, нам кажется, здесь можно точно утверждать. Его захватил генерал Аладьян со своими людьми.
– Хорош офицер спецназа, которого захватывают в центре города… – сказал полковник.
– Там есть, видимо, какие-то технические тонкости, которые мы не знаем. Думаю, товарищ полковник, с помощью аппаратуры, которую полковник Лопухин сумел вывезти со вспомогательной базы, они могут без труда захватить любого человека, сначала сделав его недееспособным. В этом особая опасность группы.
– Значит, их следует брать немедленно, пока они еще чего-нибудь не натворили! – Прохоров не любил долгих дел и, имея бульдожью хватку, если цеплялся за ниточку, всегда раскручивал дело стремительно и энергично.
– А вот по этому поводу в настоящий момент командующий войсками спецназа ГРУ полковник Мочилов беседует с вашим руководством, – заметил Серегин. – В разговоре принимает участие и представитель внешней разведки.
– Я не понял, по какому поводу? – спросил полковник.
– Это потому, что вы не читали распечатку материалов всех переговоров. Там в дело замешана и американская агентура, и иранская, и китайская, и представитель боевиков Курдской рабочей партии, и вообще кто только не замешан. У нас есть предположения, что интерес к работе лаборатории проявляли и пакистанские талибы, и афганские талибы, и чеченские боевики, находящиеся в настоящее время в эмиграции где-то в Саудовской Аравии и в Лондоне. У Аладьяна слишком широкий круг знакомств, который должен заинтересовать и ваше руководство, и наше. И потому с задержанием генерала спешить не следует, пока все нити не определены. В данный момент ГРУ больше всего интересует американская линия. Эта же тема стоит на разработке у Внешней разведки. И можно сильно навредить торопливостью. Аладьян и так от нас никуда не уйдет.
– Ну, так дайте мне эти распечатки, чтобы я в курс дела вошел… – недовольно потребовал полковник Прохоров.
Он не любил, когда его работа внезапно выходила из плановой и, более того, вообще выходила из сферы его влияния или приходилось учитывать чужие интересы, что тоже стесняло. Но, как человек военный, умел считаться с целесообразностью и не настаивал, когда целесообразность была очевидной.
– К сожалению, товарищ полковник, у меня есть только цифровые записи разговоров. Мой компьютер, впрочем, как и другие, не распечатывает с голоса. В ГРУ для этого держат штат наборщиков, которые распечатывают записи. Когда полковник Мочилов освободится, я думаю, он выделит вам один экземпляр.
Но ждать Прохорову не пришлось. В кабинет заглянул помощник дежурного по управлению.
– Валентин Максимович, а я вас по всем этажам ищу… Вас срочно требуют наверх… Там совещание по вашему делу…
– Вот, – сказал подполковник Серегин, – там вам наверняка дадут распечатку…
