Глава восьмая
Если убитый рукой замкомвзвода старшим сержантом Ломаченко переводчик и заканчивал когда-то Рязанское военное училище, то другие эмиры и командиры бандитов военного образования, скорее всего, не имели, иначе они лучше организовали бы атаку. Пока же все действия бандитов скатывались на уровень непрофессионализма и замшелой самодеятельности. В первую очередь это касалось попыток организовать артподготовку. Да и дальнейшие события казались действиями из того же неумело поставленного спектакля.
Начало лобовой атаки приближалось, и Владислав Григорьевич понимал, что атаку эту бандиты постараются сделать единственной, несмотря на очевидные и неизбежные потери. Любая повторная атака будет уже менее мощной и менее стремительной. Пусть первая и недолго продлится, но в короткий момент бандиты постараются впрессовать все свои силы и возможности. В ответ нужно противопоставить собственное желание жить и победить. Не только ради себя, но и ради своих семей, детей, родителей, всего того, что дорого тебе. Ради этого стоит и собой пожертвовать. Но только в том случае, если эта жертва принесет пользу. И здесь все сводилось уже не к военным навыкам, а к личному мужеству, к войне нервов – кто уступит, кто остановится, а кто пойдет до конца. В толпе всегда присутствует знаменитый психологический эффект подражания себе подобным. Бежит кто-то первым и увлекает за собой других. Один испугался, ринулся бежать назад, и другие побегут. Психологи этот эффект знают и даже разработали специальные лекции, которые читают в военных училищах. Сколько раз бывало в войнах, когда один человек поворачивал вспять отступающие войска, и в итоге те одерживали победы. Здесь все будет так же. У кого выдержат нервы!
Бандиты готовились. Их было не видно и не слышно, но эта подготовка висела в воздухе напряженным информационным фоном. Однако то, как они готовились, слегка расслабляло спецназовцев, привыкших к тому, что война – это наука. Конечно, у каждого командира свои методы и собственные расчеты. По крайней мере, сам старший лейтенант Старицын сначала выставил бы за камнями с каждой стороны хотя бы по четыре человека справа и слева. Бойцы должны располагаться один над другим – нижний должен залечь, второй должен стрелять с колена, третий – слегка пригнувшись, и последний должен стоять в полный рост. Поддержка восьми автоматов уже могла хотя бы частично уравнять шансы при начале лобовой атаки. Наверняка в банде есть автоматчики и левши, и правши. Стрелков следовало разделить так, чтобы правши стреляли с левого бандитского фланга, левши с правого и мешали бы стрелять спецназовцам, а другие бандиты в это время ринулись бы в атаку. В боевой практике такая тактика ведения боя называется прикрытием. Но или командиры бандитов ни на что не годились, что вообще-то само по себе вызывало сомнение, поскольку прибыли они, как предполагал Владислав Григорьевич, из района боевых действий, причем действий очень активных, где можно получить хорошую практику, или же бандиты слишком уверовали в то, что спецназовцев в долине минимальная горсточка, которая не сможет остановить их напор. А может, эмир имел какие-то свои соображения. Например, малое количество времени на обстрел позиции спецназа. Время это минимально, потому что вход в ущелье узкий, и уже через несколько секунд случайная очередь прикрытия может достаться бегущим первыми. Мало приятного получить очередь в затылок, когда бежишь в яростную атаку. А сама теснота прохода, сама обстановка лобового штурма делают любую атаку яростной. Атака яростной толпы может быть страшной.
Еще там, у входа в ущелье, издали наблюдая бандитов, Старицын заметил, что примерно четверть из них имеет бронежилеты. Наверное, этих людей и выставят в первые ряды.
И потому командир взвода дал приказ:
– Стрелять стараться по головам. Первые должны быть в бронежилетах.
И приказ прозвучал вовремя. Бандиты двинулись, причем именно такой толпой, как и ожидал старший лейтенант. Побежали яростно навстречу своей смерти, крича «Аллах акбар!» и желая вместить в пятьдесят метров бега все свое стремление жить и победить. Побежали, стреляя на ходу, хотя стреляли неприцельно, создавая только шум вместо реальной угрозы. Пули били в камни стены, рикошетили, но вреда пока не причиняли. Но и спецназовцы тоже хотели жить и тоже хотели победить. Сразу навстречу бандитам начало стрелять только первое отделение и два пулемета, приданные ему. На первое отделение и шла лобовая атака, и потому бойцы хотели остановить наступление как можно раньше. Вот уже упали первые ряды бандитов, следующие споткнулись об упавших, но продолжали атаку. Второе и третье отделения в бой вступили не с автоматами, а гранатами, полетевшими под ноги и на головы наступающим. И уже одно это сначала затормозило, а потом и остановило бег бандитской толпы, что, конечно, само по себе не удивительно, поскольку осколки «Ф-1» очень мощные, сразу свалили многих, а последующим рядам пришлось уже бежать по своим же убитым и раненым. Раненых было, естественно, больше, чем убитых, и они стремились увернуться от ног товарищей, сбрасывали эти ноги с себя, чем только затрудняли наступление. Оно замедлилось, и тут в толпу полетели новые гранаты, дополнительно проредившие ряды наступающих. Ко всему этому добавлялся звук двух ручных пулеметов взвода. И только автоматов в этом шуме вообще слышно не было. Глушители свое дело делали исправно. Тем более что автоматы стреляли уже с двух сторон с предельно короткой дистанции. Бандиты дрогнули и остановились. То есть сделали то, чего делать было нельзя ни в коем случае. Не выдержали у них нервы. Следовало бежать хоть вперед, хоть назад, но не стоять, потому что драгоценные секунды, необходимые для выхода из ущелья, терялись катастрофически. Но тут, видимо, задние ряды бандитской толпы, которым ни пуль, ни осколков гранат не досталось, все еще горели желанием добежать до денег и мешали отступать передним. Правда, им удалось их немного оттеснить, но время было потеряно, и спецназ бандитов уничтожал очередями почти в упор, неприцельно, оставляя в проходе настоящее месиво человеческих тел. Бойня была ужасной, но предсказуемой. Предсказуемой, с точки зрения и понимания вопроса старшим лейтенантом Старицыным. Бандитские же командиры, очевидно, мало что поняли, поскольку ожидали совсем другого. Ситуация выходила за пределы их опыта. Там, в Сирии, в подобных случаях они просто брали в заложники жителей близлежащих домов и гнали перед собой. Здесь же мирных жителей даже взять было негде. Тем не менее бандиты отступать от задуманного сразу не хотели и не могли. Для них отступление означало возвращение за границу, где их никто так быстро не ждал и даже мог встретить при переходе границы пулеметами. Надо было на что-то решаться – или продолжать атаку, или бежать, спасая свою жизнь. Просто отстреливаться в такой ситуации невозможно.
Внезапно в голове старшего лейтенанта Старицына возникла мысль.
Если бандиты, предприняв еще одну или несколько попыток, не смогут прорваться и подавить сопротивление спецназа, они постараются доложить тем, кто их послал. Без взрывчатки, без карт Сочи и окрестностей, без подготовительных материалов и расчетов им просто нечего здесь делать. И об этом следовало доложить. А для того, чтобы доложить, потребуется хотя бы на время выключить «глушилку». И потому Владислав Григорьевич приказал младшему сержанту Вацземниексу вытащить из кармана трубку и почаще смотреть в нее, вдруг появится связь.
– Бандитам самим скоро позвонить потребуется. Будем пользоваться моментом.
– Понял, товарищ старший лейтенант. Они будут просить разрешения на отступление.
– Молодец. Догадался. Постараемся им помочь решиться на это.
Высунувшись из-за камня, старший лейтенант дал еще несколько очередей. А в последний момент, когда бандиты уже ринулись на выход, кто-то из своих же бросил в толпу очередную гранату, и мощный осколок пробил Старицыну плечо рядом с первой раной. Владислав Григорьевич упал навзничь, уронив автомат. Он сначала даже боли не почувствовал. Почувствовал только, как ослабели руки и все тело. А когда попытался подняться, боль и пришла, лишив командира взвода сознания…
– Эта рана, товарищ старший лейтенант, пожалуй, похуже первой будет, – первое, что услышал старший лейтенант Старицын, очнувшись. Ефрейтор Сапожников делал ему перевязку. Владислав Григорьевич был уже без «разгрузки», без бронежилета, без бушлата и кителя. Голое по пояс тело холодил приближающийся зимний вечер. Может быть, просто знобило от ранения, как обычно бывает. Сейчас Сапожников не стеснялся, перевязочного материала благодаря запасам из «схрона» у него было много, и он обматывал командира взвода, словно желая утеплить его с помощью бинтов. – Вторая рана рваная, осколочная, а осколочные, сами знаете, какими бывают. Множественные повреждения мягких тканей. Хорошо хоть, осколок в теле не остался. Но вам, кажется, шейное сухожилие повредило, потому постарайтесь головой не вертеть. И вообще чудо какое-то… осколок, кажется, чиркнул по стенке сонной артерии, а артерию не порвал. Иначе вы в себя уже не пришли бы, я не сумел бы зашить артерию.
– Сонная же слева… – слабо попытался возразить старший лейтенант, хорошо знающий отработанный удар в сонную артерию двумя пальцами правой руки.
Ефрейтор понял, откуда у командира взвода такие «познания».
– Сонная артерия есть и справа, и слева. Только левая дает приток крови к мозгу, а через правую производится отток. При ударе в левую – она перебивается на мгновение, в притоке крови к мозгу образуется перерыв, и человек теряет сознание. Если вы про это спрашиваете. А с правой стороны просто вся кровь из вас вытекла бы, и все. Вы лежите, даже не пытайтесь вставать…
Ефрейтор рукой придержал командира взвода, попытавшегося сесть, и не позволил тому напрягаться.
– Что с бандитами? – спросил Старицын у старшего сержанта Ломаченко, подошедшего к нему с перевязанной головой. – И с тобой что?
– Бандиты отступили. Я тридцать восемь трупов насчитал. Здорово мы им поддали. Надолго запомнят. А меня, как и вас, товарищ старший лейтенант, осколком… Ухо оторвало, а голова на месте. На ближайшее время мне этого хватит…
– Наши потери…
Старший сержант опустил голову.
– Говори, – потребовал Старицын.
– Большие. Первое отделение практически перестало существовать. Два человека осталось. Они умудрились перед отходом бросить за стену гранату. Сразу троих уложило.
– Близко подпустили. Нельзя близко подпускать.
– Из толпы бросили. Из глубины. Похоже, кто-то лежачий даже. Граната едва-едва стенку перелетела. Под ногами взорвалась.
– Понятно. Раненые…
– Вместе с вами и со мной – семь человек. Вы, товарищ старший лейтенант, самый тяжелый. Остальные после перевязки все в строю.
– Солдат не вижу рядом.
– Бандиты видели, что их с этой стороны обстреливали, и гранаты отсюда бросали. В следующей атаке все внимание сюда будет устремлено, тоже будут гранаты бросать. Я перевел второе отделение на противоположную сторону. Здесь только мы остались, ждали, когда вы в сознание придете, чтобы перенести.
– Нормально. Я сам хотел отделения перебрасывать.
– Я понял, еще когда вы всех на одну сторону вызвали.
– А третье? На место первого?
– На место первого.
– Нормально. Хорошо, когда есть, кому командира заменить. Пулеметы…
– Целы. Только один пулеметчик убит.
– Замени.
– Заменил уже.
– Идем. К Вацземниексу…
– Вам бы полежать до атаки, товарищ старший лейтенант, – недовольным тоном проговорил ефрейтор Сапожников.
– Хочешь, чтобы атака началась и бандиты в меня одного все свои гранаты бросили? – возразил командир взвода. – Помогите встать…
– Может, лучше перенести вас? – спросил Ломаченко и развернул бушлат, показывая, на чем лучше будет переносить командира.
– Тяжелораненый командир – это удар по психологии взвода. Пусть видят, что я иду. Помогите встать. Я смогу. Только придерживайте…
С этим не согласиться было трудно.
Владислав Григорьевич твердо поднялся, даже ногами потопал, пробуя почву под собой, и кажется, остался удовлетворенным.
– Нормально. Только голова сильно кружится.
– Последствия потери крови, – пояснил Сапожников. – И еще промедол сказывается. Я вам тюбик вколол, пока вы без сознания были, чтобы болевого шока не было, когда в себя придете.
– То-то у меня голова, как после стакана водки… Идем.
Он шагнул вперед, даже не пошатнувшись. Ефрейтор со старшим сержантом поспешили за старшим лейтенантом, чтобы поддержать его, но поддержка потребовалась только при спуске с камней у искусственной каменной стены. Там, убрав от себя руки сопровождающих, командир остановился рядом с уложенными рядом восемью телами своих погибших солдат. Глаза у всех, согласно христианскому обычаю, были закрыты чьими-то заботливыми руками. Выражение на обескровленных лицах было спокойное и почти блаженное. «Кровь отдавшие за други своя» – лучшая смерть для солдата. О том, кто куда после смерти отправляется по христианским обычаям, Владислав Григорьевич знал мало и совсем не понимал, кого причисляют к праведникам, кого к грешникам. Но верил, что погибшие защитники Родины в будущей жизни удостоятся заслуженной славы.
Присмотревшись, он увидел у троих ранения в голову, а у одного – в горло. Можно было сделать выводы.
С противоположной стены к ним спрыгнул младший сержант Вацземниекс, мешая командиру взвода обобщить ситуацию. Сержанта, кажется, ни одна пуля, ни один осколок не царапнули. По крайней мере, ни одной перевязки Старицын у него не увидел.
– Я к вам, товарищ старший лейтенант, – торопливо подбежал к командиру Вацземниекс.
Старицын поднял на младшего сержанта мутный взгляд, ожидая продолжения.
– Вы приказывали за связью следить…
– Да.
– Появлялся момент. Три минуты. Вы без сознания были. И потому я сам по последнему номеру позвонил, разговаривал с подполковником Кирилловым. Сообщил ему наше положение, и о вашем втором ранении сказал. Подполковник ответил, что высылает подкрепление. Все, что наберет, в вертолет посадит. Пока, говорит, никого не осталось, все в «разгоне», но он что-нибудь наберет и отправит к нам. Вплоть до того, что снимет дневальных с наряда. Попросил держаться до последнего.
– Я понял. Сейчас связи нет?
– Никак нет, товарищ старший лейтенант. Я периодически отслеживаю. Трубку в руках, по сути дела, держу, – показал он свой смартфон, в самом деле зажатый в руке.
– Ломаченко!
– Я здесь, – выступил замкомвзвода из-за плеча старшего лейтенанта.
– Куда ты сумки с баксами спрятал?
– Сразу от входа в ущелье, как кто войдет, налево. Там площадка есть на двадцать метров выше линии обороны. Я думал, если взорвется «схрон», будет обвал, и искал подходящее место. Там лежит красно-зеленый гранитный валун, под него закопал, а сверху заложил плоскими камнями.
– Вацземниекс, слышал?
– Так точно.
– Не украдешь?
– Попытаюсь.
– Что попытаешься? Украсть?
– Попытаюсь не украсть.
– Я понимаю. Сложная тебе задача поставлена. Но, чтобы себя не соблазнять, следи за трубкой. Первое «окно» появится, сообщи подполковнику Кириллову, где деньги спрятаны.
– Думаете, мы не выберемся?
– А ты сам можешь это точно сказать? – превозмогая боль, повернул к нему голову Владислав Григорьевич.
– Нет. Не могу.
– Точно так же и я. Ломаченко!
– Я!
– Если что-то случится с Вацземниексом, ты – наследник его смартфона.
– Вот, меня уже и похоронили, у меня согласия не спросив, – пошутил младший сержант.
Командир взвода на эти слова внимания не обратил, даже не улыбнулся и продолжил, обращаясь к старшему сержанту:
– Ты звонишь Кириллову. Находишь последний номер в списке исходящих звонков. Значок уровня сигнала Эдик тебе покажет сам. Коридор для звонка может быть, как я предполагаю, после следующей отбитой атаки. Лови момент. Если сейчас, после первой атаки, они доложили, что штурм не удался, сообщили о больших потерях и просили разрешения на отступление, то от них, я абсолютно уверен, потребовали обязательно повторить штурм и доложить о том, что произошло. А отбиться, я думаю, мы сможем. По крайней мере, второй штурм отобьем. Они не будут уже такими упертыми, как в первом случае.
– Да, – кивнул Вацземниекс, – только, Леха, звонок в списке смотри предпоследний. Последний – мой, личный. Маме в Москву звонил, сказал, что в горах отдыхаю, свежим воздухом дышу. Она у меня старенькая, одинокая, нервная. Ей жаловаться нельзя…
– Значит, предпоследний, – согласился старший лейтенант. – Не знаю, что получится с третьим штурмом. Ловите момент после второго. Сколько из убитых в бронежилетах?
– Почти все. По крайней мере, человек тридцать – точно, – ответил Ломаченко. – Может, даже больше. Первые ряды один на другом лежат. Я специально не считал. Навскидку говорю.
– Значит, на второй штурм они пойдут почти без бронежилетов, – сделал вывод командир взвода. – В бронежилетах еще вначале, от силы, полста человек было. Многих мы на подходах остановили. Лохматый старался. Где Лохматый, кстати?
– Я здесь, товарищ старший лейтенант, – с краю цепи отозвался снайпер взвода. – На позиции. Готов дальше работать.
– И отлично. От второго штурма, я думаю, отобьемся.
– А могут им разрешить отступление? – с надеждой спросил один из солдат третьего отделения, занявший позицию рядом.
– Исключено, – категорично ответил Владислав Григорьевич. – Слишком много средств уже вложено в эту операцию. Переброска вооруженного отряда через множество границ. Одних взяток пограничникам пришлось заплатить, наверное, вагон с прицепом. А сорвать Олимпиаду для них – дело принципа. Провал грозит крахом карьеры для тех, кто ими командует. Думаю, наших бандитов даже предупредят, что, если посмеют сами отступить и будут возвращаться, на границе их встретят пулеметами. Такая история несколько месяцев назад уже была. Бандиты прорвались, нарвались на сопротивление, пройти не смогли, пытались вернуться, а их уничтожили при переходе границы. Причем уничтожали одновременно и наши, и азербайджанские пограничники. Да и сами бандиты едва ли от таких денег уйдут. Им уже не важно выполнение задания, им теперь только деньги нужны. И чем больше их погибнет, тем больше достанется другим. Так что нас они выпустить не захотят. А мы не захотим их впустить. Если все же войдут, это будет началом их конца, надеюсь. Хотя денег они все равно не получат.
Немного подумав, старший лейтенант добавил, уже громче и обращаясь ко всем:
– Наша ошибка при первом штурме. Отсюда, из-за стены, сразу начали отвечать огнем на огонь и потеряли пятерых – четыре пули в голову, одна в горло. Поэтому, когда бандиты пойдут, а пойдут они с высокой плотностью огня, все на этой линии обороны должны присесть за камни. Задача верхней линии – обеспечить безопасность защитников стены. Как можно больше гранат, потом активная стрельба. Еще предупреждение! Важное. Меня зацепило осколком нашей гранаты. «Ф-1» слишком мощная, чтобы ее бросать, когда сосед ведет стрельбу. Потому попрошу с гранатами быть аккуратнее. Началась стрельба – гранаты отставить, а то и командира, и своих товарищей лишитесь. Но сначала мощная гранатная атака…
К сожалению, автоматы 9А91, стоящие на вооружении взвода, не комплектовались подствольными гранатометами. Старицын слышал, что «подствольники» к этим автоматам пытались сделать, но при испытании решено было по каким-то техническим причинам отказаться от них. Бандиты же подствольные гранатометы использовали по полной программе, о чем говорили иссеченные легкими осколками камни искусственной стены. Но принесенный из «схрона» большой запас ручных гранат «Ф-1», более мощных, чем граната «ВОГ-25», используемая в подствольном гранатомете, позволял спецназовцам уравнять шансы на успех в бою.
– Все. Разошлись по позициям… Скоро бандиты двинут…
