Глава седьмая

Пожалуй, Хамид аль-Таки переусердствовал в своем послаблении моджахедам. Да, командир отряда разрешил им «покурить» перед боем, чтобы успокоить нервы. Аль-Таки даже передал разрешение на другой фланг, который готовился наступать одновременно с основными силами. Но разрешение «покурить» и «обкуриться» – это разные вещи. Когда эмир аль-Мурари поднял свою часть отряда на бросок к тупиковому ущелью, он с беспокойством всматривался в ничего не понимающие глаза многих моджахедов.

– У меня складывается такое впечатление, – сказал эмир своему новому помощнику, который постоянно держался рядом, – что они не понимают, куда надо идти и что делать. У них глаза сумасшедшие.

– Это не страшно, эмир, это не страшно. – Хамид аль-Таки в ответ почему-то зашипел. – Зато они в бой пойдут без сомнения. И никакого жребия бросать не понадобится. Они пойдут грудью на танки, если ты их пошлешь. Они в тебя верят, как… как… как Субхи…

– Посмотрим, что из этого получится.

Что-то получилось, несомненно. Моджахеды даже команды выполняли, хотя и слегка замедленно. Но когда начался обстрел, они не залегали после каждого выстрела из гранатомета или после разрыва гранаты. Хорошо еще, что не наступали на упавших от поразивших их осколков, а просто переступали и шли дальше.

– Снайперов найди, – потребовал эмир от Хамида аль-Таки. – Пусть их гранатометчиков снимут. У гранатомета и СВД одинаковая дистанция для стрельбы. Хорошо, подлецы, гранаты кладут. Как мяч рукой в корзину бросают…

Хамид засеменил своими мелкими шажками, но ноги он, в самом деле, переставлять быстро умел. И так же быстро вернулся.

– Оба снайпера убиты. Снайпер спецназовцев стреляет. Тебе, эмир, лучше перейти на заднюю линию. Он тебя наверняка видел, когда ты с их эмиром встречался, а сейчас ищет прицелом.

Совет был здравый. Такие же советы обычно давал Субхи. Хоть в чем-то Хамид мог заменить пехлевана. В чем-то, но не во всем. У Хамида не было главного. Не было взгляда преданной и любящей хозяина собаки, готовой пойти на смерть, но хозяина спасти. Хамид, как обычно при разговоре, смотрел себе под ноги и потому стать полноценной заменой Субхи не мог. Но совет тем не менее был правильным. Аслан аль-Мурари не просто эмир и командир, он еще знает то, что следует отряду делать в дальнейшем. Он знает планы, которые разрабатывал Камаль Суфатан. И в этом его заменить никто не может. Командира заменить в бою несложно, но заменить знающего систему управленца, организатора – в отряде пока никто не в состоянии. И потому аль-Мурари обязан себя беречь, если хочет выполнить поставленную перед отрядом задачу.

Потери были слишком большие, несмотря на то что отряд рассыпался широкой цепью. Где-то аль-Мурари слышал, что американская армия отказывается идти в бой, если потери составляют больше одного человека на сотню бойцов. Такая норма у них установлена. Посмотрели бы самодовольные американцы, как приходится воевать бойцам «Аль-Каиды». По прикидкам эмира, только во время стремительного передвижения к устью ущелья до того момента, как отряд получил возможность использовать автоматы, лежать за их спинами осталось человек пятнадцать. Наверняка и с противоположной стороны ущелья наблюдается такая же картина. А уж раненых аль-Мурари старался и не считать. Мелкие и легкие осколки противопехотных сорокамиллиметровых гранат от РПГ-7 прорывали одежду и застревали в теле, не всех убивая, но многих частично лишая боеспособности. И прав, наверное, был Хамид аль-Таки. Моджахеды шли вперед, не обращая внимания на обстрел. Шли быстро, почти бежали и даже усталости не выказывали. Они рвались в бой, рвались уничтожить спецназовцев, вставших на их пути к другой жизни. А жизнь после возвращения обещает стать другой. Для каждого из моджахедов и для их эмира. Солнце другой, будущей, жизни светило сквозь облака, словно освещая путь.

– Слишком большие потери… – пожаловался эмир, когда Хамид в следующий раз оказался рядом. – Я на такие потери не рассчитывал. Надо было развернуть миномет и сначала обстрелять устье этого проклятого ущелья, а потом уже идти.

– Ничего страшного, – успокоил его Хамид. – Чем меньше людей останется, тем больше оставшиеся заработают. Главное, с заданием справиться… А забота эмира, как я ее понимаю, какая? Чтобы его люди были довольны. Когда они заработают больше, чем рассчитывали, они будут довольны и благодарить тебя будут. Или я не прав?

– Я думаю, что ты не прав.

– В чем? Наверное, мой ум не так устроен, чтобы понимать замыслы эмира. Это не каждому дано. Тебе вот дано, а мне – нет…

Было что-то в словах Хамида аль-Таки нехорошее, вкрадчивое и даже гадкое. По крайней мере, неприятное настолько, что продолжать с ним беседу не хотелось. И поэтому эмир ответил коротко:

– Древние мудрецы говорили, что если Аллах не дает человеку денег, но дает ему жизнь, то сами деньги жизни дать никому не смогут.

– По моему мнению, это только красивые слова, которые, по сути, являются большой глупостью. Хотя я могу и ошибаться. И кто эту глупость сказал?

Чтобы поставить на место своего слишком говорливого помощника, Аслан аль-Мурари понизил голос до шепота:

– Только никому не повторяй больше своих слов, иначе я лишусь еще одного помощника. А найти хорошего помощника сейчас трудно. Эти слова принадлежат аль-Ваххабу.

Хамид чуть язык себе не откусил от такого сообщения и сразу отошел от эмира, моментально отыскав себе какое-то важное занятие. Аль-Мурари увидел, что помощник решил сменить носильщиков, которые помогли минометчику перенести свое оружие и мины. Моджахеды Хамида аль-Таки слушались. И это было почему-то не очень приятно эмиру…

Что спецназ не будет вести оборону низких отрогов перед входом в ущелье, эмир аль-Мурари не ожидал. Он почему-то рассчитывал, что они будут до конца держаться за эти две гряды камней, чтобы не подпустить туда его отряд на позицию мощного разового штурма. И даже продумал целый ряд мероприятий для минометного и гранатометного подавления сопротивления спецназа. Одной мины или гранаты, разорвавшейся в середине, между двумя гребнями, хватило бы для уничтожения защитников ущелья. Но, видимо, у спецназа действительно было слишком мало сил, чтобы удерживать эту достаточно открытую позицию, вернее, полностью открытую с одной стороны. Спецназовцы удачно отстрелялись, когда две части отряда были далеко, нанесли значительный урон убитыми и особенно ранеными, удовлетворились этим и отошли в глубину ущелья, где обороняться легче. Раненые, сначала не почувствовавшие своего состояния, как часто случается во время боевых действий, вскоре начали отставать. Их пока не перевязывали, и поэтому они теряли много крови, слабели и уже не могли идти в прежнем темпе. А темп поддерживать приходилось, чтобы выйти как можно быстрее на линию автоматной стрельбы. Именно автоматная стрельба была самым сильным оружием отряда аль-Мурари. Большое количество стволов обеспечивало ему высокую плотность огня. А что такое плотность огня в боевых действиях? Противник занял, предположим, защищенную позицию и только голову высовывает, чтобы увидеть, куда требуется стрелять. Без высокой плотности огня к такому противнику подойти невозможно. Но огонь высокой плотности заставит защитников укрепления засунуть голову поглубже за камни, не позволит подняться и посмотреть и уж тем более дать встречную очередь. Хочет или не хочет человек, но инстинкты заставят его прятаться от лавины пуль, летящих в его сторону. Инстинкт самосохранения – самый сильный из человеческих инстинктов, обычно способен побороть и отвагу, и мужество. Это Аслан аль-Мурари многократно наблюдал в боях с разным противником. Пулям кланяются все, даже самые лучшие и самые обученные бойцы, самые тренированные спецназовцы любой страны.

Тупиковое ущелье своим входом слегка отличалось от всех других рядом расположенных ущелий. Формой оно напоминало лежащую бутылку. Горлышко бутылки – это вход в ущелье. Но было у этого ущелья и кое-что общее с другими. По обе стороны от входа спускались с хребта каменные языки, образующие две гряды, из-за которых спецназовцы и стреляли, когда отряд аль-Мурари был еще вне пределов автоматного обстрела и не мог ответить огнем на огонь. Аль-Мурари явно не хватало пулеметов, которые за счет длины своего ствола могут вести обстрел с расстояния. Раньше отряд имел в своем активе два ручных пулемета, но оба вышли из строя еще в Сирии. И по одинаковой причине. Во время активной перестрелки, когда использование пулемета является очень хорошей подмогой всем другим видам стрельбы, у него обычно перегревается ствол. Его часто просто изгибает и заклинивает. Существуют пулеметы и со сменными стволами, но в руки отряда аль-Мурари такие не попадались. Когда случилась беда с первым пулеметом, отряд попал в сложное положение. Тогда у него было мало людей, и пришлось отходить под массированным наступлением сирийских правительственных войск. Аль-Мурари оставил пулемет в прикрытие общего отхода, но тот, еще до этого перегревшийся, сразу заклинило, и он не смог дать ни одной очереди. Мало того что отряд обстреляли и потери при отступлении без прикрытия были солидными, еще и пулеметчика застрелили рядом с заклинившим пулеметом. Это сам эмир в бинокль наблюдал. Потом случай со вторым пулеметом, который заклинило, когда отряд пытался захватить здание почты в Алеппо. Отряд пошел в атаку при поддержке своего последнего пулемета, но на половине пути он заглох, и пришлось опять отступать с потерями. Больше пулеметы РПК аль-Мурари предпочитал не брать, хотя возможность такая несколько раз подворачивалась. Но лучше уж ни на что не надеяться, чем надеяться на поддержку и не получать ее.

С одной стороны, отход спецназа с передовой позиции можно было уже рассматривать как первый успех. Противник выбит с оборонительной позиции, как такому не радоваться. С другой стороны, аль-Мурари рассчитывал и тела спецназовцев оставить на этой же позиции, что значительно ослабило бы их дальнейшую оборону. При малом общем количестве бойцов каждый человек у эмира спецназа должен быть на счету. Но если отход защитников уже произошел, значит, необходимо делать то, что пришлось бы делать потом в любом случае.

Осмотр местности для выбора вариантов штурма эмир начал с двух параллельных каменных гряд, используемых спецназом в качестве бруствера. Стоило попробовать взобраться выше по этим грядам, чтобы с высокой позиции обстреливать позиции спецназовцев. Конечно, подъем был сложным, но попробовать стоило. Если удастся, это сразу даст отряду значительное преимущество. Всем туда забираться совершенно ни к чему, хватит по четыре человека с каждой стороны. И эмир сразу отобрал четверых ловких парней, которые могли справиться с задачей. Один из них даже работал когда-то цирковым акробатом где-то в Германии. Если заберется хотя бы один, он спустит веревку, за ним и все остальные окажутся на позиции. Дав приказ, эмир стал наблюдать. Эти четверо, конечно, не должны уничтожить всех защитников ущелья. Им такая задача и не ставилась. Они должны будут только поддержать огнем своих товарищей, когда те пойдут в лобовую атаку по главному входу.

Сначала старания скалолазов увенчались успехом. Они смогли подняться на несколько метров. Один вообще метра на четыре, второй смог взобраться только на три. И вдруг, прямо на глазах своего эмира, оба неожиданно раскинули руки и рухнули со скал на камни. Один упал в проход, и подойти к нему возможности не было, потому что проход наверняка простреливался. Но второго осмотрели и нашли пулевое отверстие в груди. Спецназовцы стреляли из автоматов с глушителем, потому и не было слышно выстрелов. Но такая тихая смерть вселяла в моджахедов нехорошие настроения, Аслан аль-Мурари это видел по их глазам. Те, кто «накурился», в общем-то, почти никак на первую неудачу не реагировали. А те, кто «травкой» не баловался, посматривали по сторонам тоскливо, и это было нехорошим признаком.

– На любой войне атака начинается с артподготовки! – важно изрек Хамид аль-Таки, проводя курс обучения эмира. – У нас есть и гранатометы, есть и миномет. Зря, что ли, тащили его. Забросаем их минами…

– Обеспечь… – просто приказал эмир, хотя и не сумел сдержать усмешку.

И Хамид поспешил обеспечить. Сам аль-Мурари отошел подальше, чтобы видеть результат. Но он заранее предполагал, каким этот результат будет. Так и оказалось. Гранаты больше били в стены ущелья или улетали куда-то туда, где находился «схрон». А в нем было полтонны пластита. Если бы граната или, что еще хуже, мина попала туда и пробила крышку, пластит мог бы сдетонировать, и тогда окрестности ждало бы небольшое землетрясение.

– Хамид, я вижу, ты хочешь нам устроить дождь из долларов! Благое дело, но уверяю тебя, что больше половины банкнот осядет на недоступных скалах.

– Ты о чем, эмир? – Хамид аль-Таки не понял, в чем его обвиняют.

– Твои гранаты летят туда, где находится «схрон». Если взорвется пластит, все доллары улетят в небо. И горы, возможно, обрушатся на спецназовцев. Только нам это будет безразлично, потому что у нас не будет ни денег, ни взрывчатки, и нам останется только уйти с потерями восвояси. Этого ты добиваешься?

Сказано это было громко и при всех. Моджахеды неодобрительно загудели.

– Не умеешь, не берись, – сказал кто-то помощнику эмира.

– Пусть делает тот, кто умеет, – огрызнулся Хамид.

– Если начал, то делай, но делай так, чтобы толк был, и не навреди, – резко приказал эмир, ставя на место своего помощника, который пытался уже сильно вознестись.

Приказ прозвучал, требовалось его выполнять. Теперь Хамид взялся командовать минометчиками, которые что-то объясняли ему, словно отказываясь, но он стоял на своем, мелкими шажками бегая вокруг миномета. Первые выстрелы ничего не дали, как минометчики и объясняли. Тогда Хамид распорядился перенести миномет ближе к центральной линии, но все же не решился выставить его против самого входа, а это была единственная возможность для миномета вести правильный прицельный обстрел. Новые попытки оказались еще более неудачными, мины вообще в соседнее ущелье улетели. И только после этого Хамид, кажется, послушался минометчиков, и миномет стали перетаскивать дальше, метров на сто от входа. При этом аль-Таки сообразил, что минометчиков могут обстреливать из ущелья по прямой линии, выбрал сорок моджахедов и приказал им самим с дистанции простреливать вход в ущелье. Вообще-то такая стрельба являлась простой тратой патронов, но эмир не вмешался, зная, что в «схроне» есть большой запас боеприпасов. Миномет переносили и устанавливали. Моджахеды простреливали ущелье до тех пор, пока спецназовцы изнутри не ответили. Их стрельбу опять слышно не было, но один за другим стали падать автоматчики отряда. Тогда остальные залегли, но небольшой пригорок, скрывая их, одновременно не давал возможности и им простреливать ущелье.

Эмир наблюдал все это молча, соотнося старательность и энергичность Хамида аль-Таки с его военной грамотностью. Последней у Хамида не оказалось совсем. А тут минометчика, двоих его помощников и еще двоих моджахедов, что помогали перетаскивать мины, подстрелили. Они находились дальше простых автоматчиков, и пригорок не прикрывал их. Видимо, опять стрелял снайпер спецназа. Если бы стреляли автоматчики, то достали бы сразу нескольких, а тут все убитые падали по одному. Хотя темп стрельбы для снайпера был необычайно высоким, видимо, квалификация снайпера соответствовала его успехам. Убитые недавно снайперы аль-Мурари так стрелять не умели. Каким образом самому Хамиду удалось избежать пули и ползком покинуть зону обстрела, было непонятно. Видимо, снайпер не посчитал его достойным внимания.

Хамид аль-Таки подошел к эмиру и, приложив руку к груди, произнес:

– Я пытался что-то сделать, но моего умения воевать явно не хватает.

– Ты еще не пробовал дать залп из «подствольников», – подсказал один из моджахедов.

– Попробуй… – посоветовал Аслан аль-Мурари. – Только предоставь бойцам самим выставлять прицелы. Не мешай им.

Моджахедов для залпа Хамид выбирал наугад. Аль-Мурари убедился, что его помощник в отличие от него самого не знает, кто в отряде хорошо из «подствольника» стреляет, а кто вообще стрелять не умеет. Потому и залп получился неудачным. Несколько гранат опять улетели в конец ущелья. Терпение аль-Мурари кончилось.

– Все. Хватит. Накомандовался. С «глушилкой» ты справляешься лучше.

Это прозвучало как приговор.

В этот раз Хамид вопреки своей привычке посмотрел в глаза эмиру. Зло и колюче, даже слегка истерично. Он сам, наверное, ожидал от себя проявления больших способностей. Но не получилось. Значит, уже не получится. И по взгляду своего нового помощника аль-Мурари понял, что попал в точку. Тот явно мечтал показать себя хорошим боевым командиром, еще не успев толком повоевать, а в собственных мыслях инженер-электронщик вообще уже занимал место эмира. Но умение воевать определяется одной из двух составляющих – или хорошим обучением и тренировкой, или большим опытом, у Хамида же не было ни того, ни другого, хотя он, наверное, считал, что его образование поможет ему и в решении военных вопросов. Не помогло.

Субхи, когда эмир доверял ему что-то, сначала расспрашивал эмира, как сделать, а потом делал. И справлялся лучше. От Субхи невозможно было ждать подлости. А от Хамида аль-Таки приходится ждать не только подлости, но и удара длинным кинжалом в шею. Удара со спины. В таких помощниках эмир не нуждался.

Но на фоне неудачных действий Хамида аль-Таки следовало провести какие-то свои удачные действия. Отряд лишился минометчиков. Теперь об артиллерийской подготовке и мечтать не приходилось. «Подствольники» можно было использовать только при собственной лобовой атаке. И ручные гранатометы пока следовало отложить до момента, когда, возможно, придется разбивать какие-то укрепления, которые спецназовцы наверняка соорудили поперек ущелья. Аслан аль-Мурари исходил в своих соображениях из того, что сам он обязательно заставил бы своих моджахедов перегородить проход стеной из камней. А у офицера спецназа, хотя он и не понравился эмиру, все же было умное лицо, и он должен был бы догадаться сделать это. Но все упиралось в то, сколько человек защищает ущелье. Если там, в самом деле, только десяток спецназовцев, отряд выбьет их в первой же атаке, и никакая стена не поможет. За эту стену, если до нее добежать, несложно забросить несколько гранат, и тогда защищать ее уже будет некому.

– Все! Готовимся к штурму. Кто в бронежилетах – идут первыми!..

Предстояло решить еще один вопрос. При первом броске хорошо было бы иметь пусть не артиллерийскую, но хотя бы простейшую огневую поддержку. Первая попытка подняться по гребню не удалась. Вторую и предпринимать не стоило, гребни простреливались изнутри. Но можно было попробовать за камнями, на углах, выставить хотя бы по четыре автоматчика, чтобы они начали обстрел позиций спецназовцев при первой перебежке. Однако, подумав, аль-Мурари отказался от этой мысли. Автоматчики смогут выпустить по паре очередей, скорее всего, просто в камни стены, которая там обязательно должна быть, а потом всю видимость им перекроют бегущие в атаку моджахеды. И проход там, как объяснили носильщики, выносящие тело убитого из ущелья, настолько узкий, что бежать будет почти невозможно. Предположим, автоматчики из-за угла дадут по паре очередей, но эти очереди не заставят спецназовцев даже спрятаться. А потом, чтобы автоматчики смогли продолжить обстрел, бегущим в атаку придется залечь. При этом атака потеряет темп. Да и вскакивать потом, под обстрелом, в тесноте не так удобно, как на открытом месте. На открытом месте эта тактика могла бы помочь, здесь она, скорее, помешает. Да и разместить за каждым углом можно от силы только по четыре моджахеда. Значит, всего восемь автоматов. Не смогут восемь автоматов создать необходимый заслон. Было бы двадцать восемь, это дало бы результат, но не восемь. И терять из-за этого темп атаки не следует. Гораздо выгоднее стрелять тем, кто пойдет в атаку. Стрелять безостановочно, не жалея патронов, потому что только такая стрельба позволит им пополнить запас патронов.

К началу атаки Хамид аль-Таки быстро, что называется, утерся и опять вертелся рядом с эмиром, пытаясь выслужиться и завоевать доверие аль-Мурари.

– Может, мне забрать у кого-нибудь бронежилет и пойти в первых рядах? – спросил Хамид.

– А ты стрелять умеешь хорошо? А ты быстро бегаешь? – спросил его эмир. – А бронежилет тебя не раздавит? И кто тебе даст свой бронежилет? Каждому собственная жизнь более дорога, чем твоя. Лучше не мешай моджахедам. Они свое дело знают.

– Им есть что терять. У них есть и свои дома, и свои семьи. Они будут думать о них, когда навстречу пулям пойдут. А мне терять нечего. У меня ни дома нет, ни семьи. Нужно, чтобы кто-то повел моджахедов вперед. Я смогу сделать это своим примером…

– За Субхи они пошли бы, за тобой не пойдут. Тебя они не уважают. Да и шаг у тебя слишком мелкий для быстрой атаки. Не мешай нам воевать…

Это было сказано категорично. И, показывая, что не желает продолжать этот разговор, аль-Мурари встал и отошел к передовой группе, которая готовилась к своему смертельно опасному броску. По сути дела, это было то же самое, что грудью закрывать пулемет противника. Первые пули достанутся этим людям. Выдержат ли бронежилеты массированный встречный огонь? Если стрелять будут бронебойными пулями, конечно, не выдержат. Бронебойную пулю не выдерживает ни один бронежилет. Но пока спецназ стрелял пулями обычными, если судить по звуку выстрелов. И это вселяло надежду, что бронебойных зарядов спецназовцы просто не имеют в наличии. Конечно, бронежилет – это не рыцарские латы, которые прикрывают всего человека. Тем более, большинство моджахедов предпочитало не надевать на свои бронежилеты тяжеленные юбки и воротники, и защищенным оставался только корпус, в который, как правило, и ведется стрельба. Однако пули рикошетят, что особенно опасно в тесноте, от бронежилета могут отлететь соседу и в руку, и в ногу, и в пах, и в голову. Правда здесь, в условиях узкого ущелья и стремительной лобовой атаки, снайпер спецназа показать свое мастерство не сможет. Он и стрелять, скорее всего, не будет. Стрелять будут автоматчики. Стрелять без звука, молча и хладнокровно.

Теперь весь вопрос сводился к тому, хватит ли моджахедам духа пройти этот короткий путь до конца. И неважно, сколько человек погибнет, погибнуть могут многие. Главное, не отступить. Отступление всегда связано с паникой, со страхом. Сумеют моджахеды победить свой страх, они и спецназ победят.

К атаке все было готово…