ГЛАВА 6
1
«Маленький капитан» неторопливо и со вкусом проезжает очередной круг, любовно добавляя скорость на поворотах и там, где дорога идет чуть-чуть в гору. Ему по душе такой стиль вождения – чувствуется скрытая сила маленького «Геши». Машины слежения идут за ним настойчиво, время от времени сменяя одна другую на ближней дистанции. Пулату даже нравится вводить преследователей в замешательство повторением маршрута, и он умышленно не желает поворачивать не туда, куда поворачивал совсем недавно. И он открыто улыбается при этом в зеркало заднего вида. Глупость, баловство, но приятно действовать преследователям на нервы. Пусть хоть до дыр затылки прочешут, раздумывая над его поведением. Авось да как-то и сгодится их нервное настроение.
Еще через пару поворотов Виталий замечает машину Ангела – за тонированными стеклами не разберешь, сколько человек внутри. Если Ангел один, Дым Дымыч должен быть на своей машине где-то в стороне. Виталий высматривает темно-серый, как амбарная мышь, «БМВ» Сохатого, но не видит его. Или тот держится далеко, или сидит рядом с Ангелом в джипе. Догадаться нетрудно, что Ангел не сразу пристроил свой «Гранд Чероки» поближе к «Геше». Естественно, он сначала тоже присмотрелся со стороны к преследователям и только потом «пошел на контакт». Значит, ситуация созрела. Сейчас что-то произойдет...
Ага... Вот и знакомый «БМВ» появился, только не машина Сохатого, а машина Тобако. Цвет тоже серый, но светлый. Появление Андрея уже существенно меняет ситуацию, а Виталий с новым положением вещей не знаком, и возможности передать ему сведения не представилось. Что такое – не представилось возможности? Не могли позвонить! Почему? Ответ понятен – телефон прослушивается... Вероятно, есть у Басаргина какие-то новые сведения, и Александр решил включить в работу всю группу. Следовательно, Пулат будет пристраиваться на ходу... Наверняка рядом с Андреем сидит и Доктор Смерть, не пожелавший «светиться» на своем большом «Мерседесе». Такие машины, как его «пятисотый», обычно мало пригодны для оперативных действий.
К сожалению, вечернее время не располагает к откровенному обострению ситуации на улицах: и машин, почти как людей, и прохожих на тротуарах, что муравьев в муравейнике. Плохо, когда по неосторожности страдают посторонние. За себя и за своих Пулат уверен – эти не подведут и перестрахуются трижды, прежде чем что-то предпринять. А преследователи – кто их знает, что за люди... Грамотное ведение слежки еще не дает гарантии грамотного поведения в «момент истины». И потому Пулат не сразу останавливается, а выбирает все же площадку, где людей поменьше – рядом с забором рынка, где нет пешеходного тротуара, и там только, осмотревшись, останавливается. «Гранд Чероки» быстро, с нарушением всех очевидных правил движения, выезжает на поворот из третьего ряда, чудом, которое является плодом рук водителя, избежав столкновения с попутным транспортом, и пристраивается рядом. Очень ловко пристраивается, блокируя возможное приближение с одной из сторон. С другой блокирует забор, с третьей – сам «Геша». Для оперативного приближения только одна сторона пригодна. Пусть обе машины, если пожелают, приближаются с одной стороны и мешают друг другу. По крайней мере, не одновременно десять человек окажутся против троих. Работает умение тактического построения ситуации...
Из джипа выходят Ангел и Мочилов, рисованно оглядываются, как настоящие киношные шпионы, и направляются к «Геше». Пулат в вечернем сумраке едва узнает полковника, поскольку никогда еще не видел его в гражданской одежде, в которой Юрий Петрович держится так, словно на него напялили вместо куртки чемодан. В руках у полковника «дипломат», которым он поигрывает, как школьник надоевшим портфелем с целой кучей двоек за поведение.
Пулат опытный. Он не открывает правые дверцы, приглашая сесть. В машине они все окажутся в ловушке, и потому открывается только водительская дверца, чтобы Ангел с Мочиловым оставались мобильными. Более того, полковник сам заходит с другой стороны, открывает разблокированную «маленьким капитаном» правую переднюю дверцу, но в машину, естественно, не садится. Он тоже хорошо знает, почему боксеры не любят, когда их зажимают в углу и лишают возможности маневра. И не садится в салон, но контролирует и другую сторону машины. Однако ставит на сиденье «дипломат», подмигивает Пулату и громко говорит:
– Пересчитай...
Пулат и без подмигивания в состоянии понять, что ведется игра.
– Свет зажги, – советует Ангел. – Темновато. «Дипломат» положи на руль, чтобы хорошо со стороны видно было...
Виталий передвигает на потолке переключатель. В салоне загорается тусклый свет. «Дипломат», согласно совету, ложится на руль. Крышка только приподнимается, но не слишком высоко. Виталий пересчитывает брошюры с таким старанием, словно от этого счета зависит дальнейший уклад и даже благополучие его жизни. И одновременно все трое наблюдают – Ангел с Мочиловым глазами, Пулат в зеркало заднего вида, – как с дороги сворачивает на большой скорости и приближается к ним не первой свежести «БМВ». Но только один, потому что второй в круговерти транспорта на дороге оказывается затертым другими машинами. Но он тоже близко. В первой машине уже открываются дверцы до того, как сам «БМВ» остановился, а второй влетает неподалеку в заснеженный газон и вязнет в нем. Там дверцы уже распахнуты, и пять человек выскакивают чуть раньше времени, предупреждая интерполовцев о своем намерении. Пятеро других стремятся наверстать упущенное и выскакивают из ближнего «БМВ», стремительно шагают к «Геше», игнорируя «Гранд Чероки».
Уже и первые слова готовы повиснуть в воздухе, когда вдруг рядом раздается грохот. Оборачиваются все. Даже Ангел, Мочилов и Пулат не ожидают такого сюрприза. Второй «БМВ» преследователей светится изнутри, как новогодняя елка, а из раскрытых дверей летят в разные стороны светящиеся и шипящие белые брызги.
Пятеро из второй машины так же быстро, как бежали вперед, бросаются назад... Пятеро из первой машины не могут понять, в чем дело, и замирают в растерянности. С дороги сворачивает еще один «БМВ» и блокирует выезд, окончательно разделяя десятку на отдельные пятерки. Доктор Смерть, Тобако и Зураб выходят спокойно, не торопятся и не суетятся. Но грохот устроили явно не они, потому что они появились совсем с другой стороны.
Первым понимает происходящее Ангел:
– Сохатый обеспечил прикрытие. Я видел у него световую гранату...
Пятеро из первого «БМВ», все еще оглядываясь, понимают, что раз действие началось, его следует продолжать, и снова шагают к «Геше». Пулат уже успевает «дипломат» отложить и выйти. Пятеро останавливаются против троих и тут замечают у себя за спиной еще троих противников. Это опять вызывает кратковременное замешательство. Тем не менее ситуация заставляет их хоть что-то говорить. Если подошли вплотную – не стоять же молча.
– Федеральная служба безопасности. Предъявите ваши документы, – требовательно произносит тот, что выглядит старше, и мимоходом машет перед носом интерполовцев удостоверением. Так машет, что рассмотреть что-то невозможно.
– В самом деле? – из-за его квадратной спины спрашивает Тобако. – А из какого вы, простите, управления?
– Управление антитеррора, – хмурит брови старший, не ожидавший вообще вопросов, а тем более уточняющих. Нахмуренность в данном случае – признак растерянности. – Предъявите документы!
– Позвольте сначала вашими полюбоваться...
Старший еще не понимает, что происходит, – не хватает сообразительности, потому что на простых людей и даже на бандитов слово «ФСБ» действует иначе. Он желает и перед носом Тобако так же махнуть красной книжечкой, но руки у Андрея оказываются неожиданно быстрыми и перехватывают удостоверение.
– Грубая фальшивка, – мельком глянув, говорит Тобако. – Бездарно сделано.
Старший возмущенно тянет руку, чтобы вернуть удостоверение себе, но тут же получает удар в горло, который валит его на капот «Геши». И почти одновременно звучно раздаются еще четыре удара. Из всех только Пулат, как самый маленький ростом, оказавшись против очень длинного противника, ударил ногой. Так ему показалось эффектнее. Остальным рук хватает. Все удары «отключающие». Все выполнены точно. Только один Зураб не успел приложиться – противников не хватило. Четверо интерполовцев и полковник спецназа поворачиваются в сторону светящейся машины, но там уже происходит что-то совсем непонятное. Рядом стоит микроавтобус, а пятеро преследователей Пулата лежат лицом в снег на газоне. Рядом с ними с десяток парней в форме и в бронежилетах. Один из новых действующих лиц идет в сторону «Геши», на ходу снимая кевларовую каску. В вечернем сумраке издали рассмотреть его сложно, и только с двух шагов Тобако узнает новое действующее лицо:
– Капитан Рославлев... Вы-то какими судьбами здесь?
– Мы – работаем, – капитан Рославлев из группы «Альфа» улыбается. – А вы нам операцию срываете. Генерал Астахов сейчас подъедет. Очень он расстроился, но приказал вмешаться...
– А тут вот ваш «сотрудник»... – Доктор Смерть показывает на распластанного под колесами «Геши» старшего из преследователей.
– Наш? – удивляется Рославлев.
Тобако молча протягивает ему удостоверение. Капитан рассматривает, потом подходит к «Геше», где в салоне все еще горит свет, смотрит на свету.
– Произвольная форма, – говорит спокойно. – Для несведущих. Это ладно, разберемся... А зачем вы им машину сожгли?
– А это разве не вы? – Доктор удивлен непритворно.
– Не понял... – Рославлев посматривает на интерполовцев.
– Я тоже, – говорит Тобако. – Мы думали, это вы...
* * *
Генерал занял кресло «маленького капитана», в результате чего самому Пулату пришелся больше по душе подоконник, нежели принесенный из квартиры Басаргина стул.
– В итоге получается, что не мы на них вышли, а они на нас. И мы даже не успели выяснить, что они собой представляют, потому что вмешались вы... Вот такая у нас ситуация, товарищ генерал, – заканчивает рассказ Басаргин.
Вся группа уже вернулась в офис вместе с генералом Астаховым. Последним приезжает Дым Дымыч Сохатый, которому пришлось задержаться, чтобы сменить на машине фальшивые номера на настоящие. Но в присутствии генерала с ним никто не выясняет подробностей эффектной работы, выполненной так вовремя.
Генерала, естественно, интересует вопрос, как бюро Интерпола вышло на своих противников. Басаргин пересказал ситуацию в простейшем варианте.
– Мы, кстати, пытались вам дозвониться по этому вопросу, – напоминает Тобако. – Вас на месте не оказалось.
Владимир Васильевич кивает:
– К сожалению, ситуация эта настолько сложная, что ваше вмешательство спутало нам все карты, и я не знаю, что будет завтра.
– Завтра будет завтра, – басит Доктор Смерть. – А сегодня нам хотелось бы знать, с кем мы имеем дело.
– В том-то и беда, что вы непроизвольно вмешались в дело, которое... Впрочем... Может быть, это даже лучше, что вы вмешались. Нам могли просто приказать. Вам приказать не могут. И присутствие международной организации уже придает делу фактор возможной гласности. Это следует обдумать. Нам вместе. Как себя вести и что мне докладывать руководству. А спрос, предупреждаю, будет на самом высоком уровне, и...
Договорить генералу не дает звонок мобильника. Владимир Васильевич вытаскивает трубку, смотрит на определитель и пожимает плечами:
– Слушаю, Астахов... Да-да... Кажется, мы как-то встречались... Я сейчас в гостях у интерполовцев. Кстати, здесь же полковник Мочилов... Будем рады... Хорошо, ждем... Я такого не знаю... Но это не имеет значения... Хорошо, товарищ генерал... Только... Одна просьба, которую еще не высказал, но готов высказать вам Басаргин... Лучше приехать в штатском...
Астахов убирает трубку, окидывает всех взглядом и сообщает:
– Сейчас сюда приедет генерал-лейтенант Спиридонов. У него есть разговор ко мне и к вам. Думаю, по этому же самому делу.
– Он адрес не знает, – напоминает Мочилов.
– Его привезет капитан Яблочкин. Знаете такого?
– Такого знаем.
2
Группа Аббаса Абдутабарова справляется с первой задачей успешно. А первая задача, которую перед выходом поставил группе Руслан Вахович, – незамеченными выйти в район заготовки шестов. Вступить в бой никогда не поздно, и это всегда смотрится достойно. Но если бой мешает выполнению главной задачи, его следует избегать всеми возможными способами. Потом, когда дело будет сделано, можно будет уходить с боем... А пока следует прятаться. И Аббас повел группу окружным путем, минуя федеральный заслон, выставленный горными егерями, обходя не только посты, но и снежные участки, сохраняющие следы и этим выдающие группу. По камням передвигаться труднее, особенно там, где камни грозят поехать под ногами и превратиться в осыпь, которая в свою очередь в состоянии превратиться в настоящий камнепад. Но пришлось рискнуть. Правда, это потребовало непредвиденной потери времени, и потому Аббас решил отказаться от отдыха, когда группа все же благополучно вышла в долину и скрылась в ельнике.
– Надо бы обратный путь разведать, пока светло, – советует молодому командиру Анвар. Анвар сам ненамного старше, хотя и опытнее.
– Что здесь разведывать, – усмехается Николай. – Быстрее дров наломать и напролом... К своим... Федералов дубьем отдубасим...
Он сам такой же бывший федерал. Сдался в трудную минуту и остался с боевиками.
– Чтобы напролом идти, надо танком быть, – без улыбки, но старательно скрывая неприязнь, говорит Аббас.
Он разделяет группу на две части. Одного человека отправляет вниз по долине, к нижнему краю ельника, на наблюдательный пост, чтобы не подпустить незамеченным случайный отряд федералов, еще четверых отправляет вверх – определить посты и засады групп, которым они вышли за спину. Определить, но себя ни в коем случае не показывать, не вступать в перестрелку, чтобы не сорвать главную задачу. Шесты нужны для всего отряда.
– Анвар, разведка на тебе...
Анвар кивает и поднимается первым.
Сам Аббас остается с главной группой. Знает, что хозяйственные работы выполнять никто не любит. И берет на себя эту нелюбимую работу.
* * *
У группы три ручных пилы и топоры. Задача осложняется еще и тем, что любой звук по ущелью может уйти очень далеко, обрастая эхом. Кому, как не людям, в этих горах выросшим, знать особенности местного ландшафта? Поэтому шесты следует готовить так, чтобы звуков издавать как можно меньше. Молодые ели просто спиливают, а топорами уже лапки обрубают – звук не такой громкий, как при рубке ствола. Работы на всех хватает, работы непривычной, заставляющей попотеть. Спусковой крючок автомата нажимать легче, чем удерживать в руке топорище.
В разгар «трудовой смены» возвращается Анвар. Один. Аббас молча вопросительно поднимает голову и вытирает пот со лба.
– Выставил посты, – мрачно поясняет Анвар. – Если какое-то передвижение, сразу доложат.
– Сколько федералов?
– Взвод. Встали тремя заслонами. По отделению. Я одного не понимаю...
Аббас не спрашивает, чего не понимает Анвар. Он непроизвольно повторяет привычки Руслана Ваховича и вопрос задает молчаливым взглядом.
– Федералы, насколько нам известно, шли в преследование. Уже третьи сутки безостановочно. Как дерьмо к хвосту прилипли. Они должны были отряд со всех сторон обложить и напирать, напирать, чтобы не дать ни минуты отдыха.
– Ну и...
– Они не идут в преследование. Они засады устроили. Три тропы с перевала – все три перекрыли. Словно нас оттуда ждут.
– Значит, ждут. Или нас, или еще кого-то, – раздумывая, говорит Аббас. – Но чтобы нас ждать, они должны знать, что мы сюда идем. Не отсюда, а сюда. В обратную сторону.
– В том-то и дело. Я об этом же говорю. Словно они знают, что мы вышли.
Аббас садится на подготовленную к переноске связку шестов. Расстегивает камуфлированную куртку и оттягивает воротник свитера из шерсти ангорской козы. Жарко в таком свитере работать, слишком теплый. И потому он запускает под свитер холодный воздух.
– И что ты предполагаешь?
– Я предполагаю, что кто-то сдал нас. Кто-то в отряде имеет связь с федералами...
Аббас мычит в раздумье. Ему не хочется так думать, но задумываться приходится.
– Посты так расставлены. Еще раз повторяю. Не в преследование егеря идут, а ждут нас с той стороны. Если бы мы не пошли в обход, напоролись бы на засаду... – настаивает Анвар. – Откуда они могли знать?
– Надо подумать. Хотя... Хотя, они вполне могли догадаться, что нам понадобятся шесты. Они же перехватили все горное снаряжение. Знают, что без снаряжения единственная возможность пройти ледник с минимальными потерями – использование шестов. И перекрыли все пути в долины... Потом... Руслан Вахович рассказывал, что спутники-шпионы способны засечь любое передвижение.
– Может быть, – неохотно соглашается Анвар. – Только спутники засекли бы нас и в другом месте, и засады были бы тоже в другом месте...
– Это да.
– Простая мера предосторожности – в это я могу поверить. Про шесты все знают. А спутник – нет. Непохоже... Но мне все равно такая ситуация не нравится. Когда вернемся, не забудь командиру доложить.
– Не забуду, – вздыхает Аббас, поднимается и берется за топор. Время терять нельзя, надо быстрее завершать работу.
Анвар оглядывается в сторону перевала, тоже вздыхает и тоже берет топор в руки. Посты выставлены. Его помощь здесь нужна больше.
* * *
Работа завершена... Самая простая часть работы – заготовка. Осталось сделать основное – доставить шесты в отряд. Идти снова через каменистые склоны с грузом слишком сложно и даже просто опасно. Там и без груза было опасно идти, но Аллах помог. Но сейчас нет гарантии, что федералы и тот путь не перекрыли. Даже разведку высылать на склон нет возможности – далеко, потеря времени.
Аббас раскладывает карту. Теперь он вынужден подсвечивать себе фонариком. Вершины да и сам перевал еще освещены заходящим солнцем достаточно, а в долине уже сумрак. Сумрак в их ситуации – сигнал к выступлению. Пока дойдут до постов – совсем стемнеет.
– Показывай, где засады? – подзывает командир к себе Анвара.
Тот рассматривает долго, потом тычет пальцем:
– Здесь, среди больших валунов. Вот здесь еще. В расщелине, над тропой. Тут они разделились. Пятеро сверху, пятеро внизу. И вот здесь, на верхней тропе – перед поворотом. Не за поворотом. За поворотом всегда засаду ждешь, а – перед. Хитрят. Почти на открытом месте, в снегу, в белых маскхалатах. Ночью их почти не видно будет.
– Ты место видел... Что предлагаешь?
– Левее держаться. Через расщелину. Посты снять сможем. Верхних – сверху, нижних заставить залечь. Потом так же добить нижних...
– А среди валунов?
– Каждый камень – укрытие. Застрянем. Время потеряем, они собраться успеют.
– А верхняя тропа?
– Темнеет быстро. Без ПНВ там не обойтись. Белые маскхалаты. У-у-у... Тоже не поймешь, куда стрелять.
– Пусть так. Идем...
* * *
Вестовой отзывает с нижнего поста часового.
– Как там? – интересуется Аббас.
– Там – хорошо, – мрачно отвечает часовой. Он видит вспотевших товарищей и понимает, что сам на нижнем посту просто отдыхал. – Тихо. Несколько дней бы под деревом пролежал. Отдохнул бы...
Группа готова к выходу. Аббас выделяет десять человек в носильщики, в том числе и ожидания часового оправдывает. Вторая десятка, в которую входят верхние часовые, выполняет боевую операцию, после чего должна носильщиков сменить. Аббас сам возглавляет вторую десятку, и она первой уходит на тропу. Но дорогу показывает Анвар, уже изучивший тропу в светлое время. Он и идет первым. Анвар ведет уверенно, не задерживаясь на раздумья при выборе пути. Есть у него такая хорошая черта – где прошел один раз, сможет идти повторно вслепую.
Через десять минут темпового подъема Анвар делает знак рукой, который повторяет Аббас, и, не оборачиваясь, знает, что и каждый из бойцов повторяет то же самое. В тишине из темноты впереди доносятся шаги. Анвар бросает взгляд на командира, тот кивает, и разведчик устремляется навстречу шагам с ножом в руке. Через три минуты возвращается с другим разведчиком.
– Засада ужинает, – разведчик докладывает сразу. – Самое время...
– Я остальных соберу. – Анвар уходит.
Аббас жестом дает команду к кратковременному отдыху. Разведчики приходят один за другим в течение десяти минут. Последними возвращаются Анвар с Николаем.
– Еле нашел его, – ворчит Анвар. – Он почти вплотную к федералам подобрался... О чем болтал с ними?
Николай ухмыляется.
– Думал, вдруг крайний в туалет захочет... – показывает тот на свой большой нож.
– Не захотел? – с подозрением спрашивает Анвар и переглядывается с командиром, помня недавний разговор.
– Они, похоже, в «памперсах» ходят.
– Все. Время вышло... – Аббас оглядывается. Он слышит уже приближение отряда носильщиков. – Вперед! Делимся на две группы. Анвар, распоряжайся. Ты ведешь свою группу по верхнему пути. И начинаешь. Мы поддерживаем снизу...
Анвар молча тычет пальцем в грудь четверым боевикам, выбирая себе помощников. И делает рукой приглашающий жест. Сам автомат поправляет и первым выходит на склон, чтобы забраться по крутизне повыше. Как истый горец, Анвар и ночью ориентируется ничуть не хуже, чем днем.
3
Кордебалет медленно сворачивает рацию, задумался и не спешит. Осмысливает полученную радиограмму. Сохно состояние товарища видит, останавливается против него, привлекая внимание, и поднимает голову в вопросительном кивке. Шурик в ответ кивает утвердительно и начинает собираться быстрее. И только когда рюкзак с рацией убирает за плечи, поднимается и поправляет около рта микрофон «подснежника», во время сеанса поднятый ко лбу.
– Рапсодия, я Танцор... Как слышишь?
– Я Рапсодия, слышу нормально. Что, Шурик, нового?
– Тебя плохо слышно. Как сквозь ветер говоришь...
– Я и так говорю против ветра. По нашему склону сильно дует. У вас тихо?
– У нас тоже дует. Наверху тихо не бывает.
– Так что там?
– Новости не самые приятные. Со стороны Грузии выдвигается вверх по второму леднику большой отряд. Смяли пограничный заслон, идут без стеснения. Очевидно, в помощь Имамову. Больше сотни бандитов. У Имамова набирается чуть меньше... Даже если мы объединим здесь все наличные силы, нас все равно могут просто сбросить с ледника...
– Подкрепление когда будет?
Кордебалет выдерживает паузу и звучно вздыхает в эфир:
– Подкрепление из группировки подбросить не могут, сразу в нескольких районах Чечни и в Ингушетии зашевелились боевики, проводятся операции по уничтожению одновременно нескольких активных групп. Практически все наличные силы заняты...
– Очень приятные новости... Выручают Имамова?
– Нечто похожее. Как наши в двух войнах в Белоруссии.
– Какие рекомендации?
– Действовать оперативнее, при угрозе отходить. Но последний приказ касается всех, кроме нашей группы. Как только появится возможность, подкрепление подбросят. Просят всех по возможности замедлить передвижение джамаатов Имамова.
– Поздно. Они уже должны быть рядом с главным отрядом. Не догнать...
– Я Бандит, – вмешивается в разговор Сохно. – Но ближних-то хотя бы догоним.
– Догоняем. Не будем время терять, – решает полковник.
* * *
Все сборы у маленькой верхней группы – стряхнуть снег с колен и осмотреться сквозь сумрак, выбирая путь. Группа Согрина вообще не останавливалась – ей и собираться не надо. Сообщение заставляет передвигаться быстрее, почти на пределе возможностей. Лейтенант Егоров, как и обещал, идет поверху первым. Он в самом деле идет грамотно.
– Левее сворачивай! – покрикивает на лейтенанта Сохно.
– Левее вместе со снегом без тормозов скатимся... – Егоров упрямо идет прежним путем, каким-то чутьем выбирая правильную и безопасную дорогу. У него микрофон «подснежника» неправильно расположен, и потому голос слышится плохо. Сохно несколькими быстрыми шагами догоняет лейтенанта и своей рукой поправляет микрофон.
– Вот так. Дальше не отодвигай – кричать будешь, не услышим. И ближе не подставляй – иначе дыханием нам все уши прочистишь.
И тут замечает, что лейтенант на него не смотрит, может быть, даже не слушает. Взгляд Егорова куда-то в сторону и вниз устремлен. Стихли за спиной и шаги Кордебалета. Сохно оборачивается – Шурик к глазам бинокль поднял. Зелеными ободками в окулярах светится прибор ночного видения. Отследив направление взглядом, Сохно сам поднимает бинокль и включает ПНВ. У лейтенанта бинокля нет, но у него «винторез», оптика которого оборудована ПНВ. Егоров снимает чехол с прицела и поднимает винтовку.
Ниже по склону, метрах в пятидесяти, как раз над снежным козырьком, словно специально подготовленным для обвала на тропу всей своей многотонной массой, высвечиваются в бинокль два зеленых силуэта.
– Рапсодия, я Танцор!
– Слышу тебя...
– Прямо под нами два боевика минируют снежный козырек.
– Значит, у нас должно стать двумя противниками меньше. Снимайте их. У вас два «винтореза». Обоих, чтобы не смогли доложить...
– Понял. Работаем.
Лейтенанту не надо ничего объяснять, он приказ слышал, сбрасывает рюкзак и ложится в снег. Кордебалет ложиться не желает, расстояние невелико, а он прекрасно стреляет и из положения «стоя».
– Не торопись, – приказывает тот Егорову. – Стреляем на счет три после моей команды.
Стрелять не по команде, а на счет три после команды необходимо, чтобы сам Кордебалет после произнесенного слова успел восстановить прицел и остановить дыхание. Остановка дыхания при одиночной стрельбе – необходимый атрибут.
Кордебалет прицеливается долго. И даже чуть-чуть стволом поводит. Такое впечатление, что он через оптику что-то внимательно рассматривает.
– Внимание, лейтенант, – говорит наконец. – Если что, сможешь вдогонку их взять?
– Если вниз не съедут, – глухо отзывается Егоров.
– Если вниз съедут, – Сохно не отрывает от глаз бинокль, – брать их уже не будет смысла. Сами себя похоронят...
Кордебалет молчит еще несколько секунд, присматривается.
– Вот, черт... Плохо через ПНВ видно. Они мину устанавливают. Я попробую мину взорвать. Прямо под ними. Готовьсь...
Глухо, совсем неслышно звучит выстрел, и сразу за ним басовито ухает взрыв, поднимая тучу снежной пыли. Под ногами вздрагивает снежный наст, но с места не сдвигается. Лейтенант выбрал хорошее место, тогда как на два десятка шагов назад, как видно даже в ночном сумраке, снежный покров сползает с хребта всем своим толстым слоем.
– Лавина пошла. – Егоров отрывается от прицела и смотрит на убегающие вниз стремительные снежные потоки. – Не позавидуешь тому, кто внизу окажется...
– Наших-то не достанет? – беспокоится Кордебалет.
– Только облаком. Прикроет слегка.
– Кино кончилось, – говорит Сохно. – Пора отправляться за следующей серией. Вперед...
Егоров встает, но не может оторвать взгляд от снежного марева, что укутало долину внизу. Ничего не видно не только потому, что в горах ночь вступила в свои права – даже днем сквозь это марево ничего не увидишь, тем не менее колдовство дикой лавинной силы гипнотизирует, заставляет задерживать в груди дыхание.
* * *
Полковник первым идет и опять задает такой темп, что молодые и, казалось бы, более физически подготовленные к нагрузкам лейтенанты едва успевают за ним. Но они тоже слышали сообщение Кордебалета через «подснежник» и потому теперь уже не возражают. И постепенно втягиваются в рабочий ритм.
Взрыв и обвал не заметить невозможно. За спинами грохот поднимается такой, что леденит душу и невольно заставляет оборачиваться. Тем не менее полковник бросает за спину только единственный короткий взгляд. Этого ему хватает, чтобы изучить обстановку и оценить эффективность действий верхней группы.
– Я Рапсодия. Танцор, Бандит, как слышите?
В ответ только шум раздается в наушниках.
– Сами себя оглушили... – Полковник не думает, что подполковники могут допустить неосторожность и попасть в неприятность из-за своих же действий. И даже взгляд в сторону противоположного склона не бросает.
Облако снежной взвеси окутывает их и всю едва заметную старую тропу. Идти становится тяжелее – можно свернуть не туда, куда следует. Темп вынужденно сбавляется. Через пять минут Согрин останавливается, делает шаг в сторону и пропускает вперед лейтенанта Саакяна, которому идти ведущим, а за ним и остальных лейтенантов. Сам пристраивается за спиной лейтенанта Брадобрея. Брадобрей оборачивается:
– Товарищ полковник, если остановить отряд Имамова наличными силами не представится возможным, какая задача ставится перед нами?
– А что тебе твой генерал по этому поводу говорит? – неожиданно раздается в наушнике голос подполковника Сохно – связь прорезалась.
Согрин видит, как вздрагивают от вопроса плечи лейтенанта.
– Кстати, может, ты сможешь и своему агенту позвонить? – в дополнение спрашивает и Кордебалет. – Что там у Имамова нового?
Брадобрей не отвечает, словно не слышит, только слегка подправляет микрофон «подснежника» около рта.