Звонок в дверь вызывает вздох облегчения. В отличие от разных депутатов, дорожащих своей неприкосновенностью и потому ненаказуемых, генералы даже таких серьезных учреждений, как ГРУ, не имеют права ездить по Москве с «мигалками» и объезжать дорожные пробки по встречной полосе движения. И потому ожидание затягивается непростительно долго. Так долго, что генерал Астахов несколько раз бросает взгляд на наручные часы и обреченно вздыхает. Он понимает, что его ждут в управлении, где предстоит решить множество достаточно серьезных вопросов как можно оперативнее. Владимиру Васильевичу трижды звонят на мобильник, и он каждый раз обещает вскоре приехать. Впрочем, его машина тоже «мигалкой» не оснащена, в отличие от оперативных машин «Альфы».

Генерал Спиридонов, как и обещал, приезжает в гражданской одежде, в которой выглядит обычным московским пенсионером, хотя сам, кажется, своего возраста не осознает и потому руки пожимает крепко и энергично, как молодой. Правда, капитан Яблочкин, сопровождающий генерала, приезжает в форме, но мало ли в России капитанов, и приход еще одного в подъезд жилого дома никого не смутит. Впрочем, Яблочкин не в первый раз приходит сюда в форме. Как бывшему спецназовцу, переведенному в агентурное управление, ему многое прощается.

– Я заехал на десять минут, – сетует Спиридонов и бросает взгляд на часы, как недавно бросал на них взгляд генерал Астахов, – но добирался шестьдесят восемь минут. Хорошая оперативность, нечего сказать...

– Надо все оперативные силовые ведомства из Москвы выселить в пригороды, тогда они будут быстрее друг до друга добираться, – подает голос из угла, где он традиционно устраивается, Дым Дымыч. Он всегда говорит мрачным серьезным голосом, и потому иногда бывает трудно понять его очередную шутку.

– Тогда в поисках безопасности туда же переберутся горожане, – прогнозирует Тобако. – Причем переберутся вместе со своими машинами, и все начнется сначала. Они бегут за спасением, а мы от них убегаем.

– Может быть, сразу приступим к делу? – советует Астахов. – У меня катастрофический цейтнот. И мне не до шуток.

– Мне, признаться, тоже, – соглашается Спиридонов. – Сережа, покажи список...

Капитан Яблочкин вытаскивает не из стоящего на полу опечатанного портфеля, где положено носить секретные документы, а из кармана кителя сложенный вчетверо лист. Маскировка, как все понимают, нехитрая. В случае чего, осматривается в первую очередь портфель. Если там и есть какие-то действительные документы, то они не могут никого заинтересовать. Но портфель забрать из рук бывшего офицера спецназа ГРУ, пусть и работающего сейчас в агентурном управлении, достаточно сложно, и это отвлечет внимание от его карманов. И не каждый догадается сразу проверить содержимое этих карманов. А если и догадается, листок вызовет мало подозрений у несведущего человека. А сведущему он, судя по всему, и не нужен, потому что содержит сведения, давно известные.

– Итак, нам пришлось включить оперативные силы, чтобы получить простейший результат, – рассказывает Яблочкин и заглядывает в лист, который разворачивает. – В состав отдельной мобильной офицерской группы полковника Согрина, задействованной в операции против полевого командира Руслана Имамова, с целью усиления включены пять лейтенантов.

– Такую группу лейтенантами можно только ослабить, – комментирует Ангел.

– Согласен, – говорит Мочилов.

– Нам передали их фамилии и краткий послужной список, – продолжает Яблочкин. – Полковник Согрин сам передал с просьбой собрать сведения. Лейтенанты Брадобрей, Егоров, Юров, Саакян и Фомин, – читает капитан по списку. – Все имеют горную подготовку и якобы переданы из второго специального отряда горных егерей, хотя официально сформирован как боевая единица только первый отряд. Второй находится в состоянии формирования. До егерей лейтенанты Саакян и Брадобрей проходили службу в ФСБ, лейтенант Юров бывший танкист, лейтенант Фомин из спецназа ВДВ, лейтенант Егоров из погранвойск. Сомнения у полковника Согрина вызвал в первую очередь возраст лейтенантов. Долго они звездочки, похоже, не получали. Проверкой установлено, что, по крайней мере, Брадобрей во время службы в ФСБ носил звание капитана, а Саакян с Юровым были старшими лейтенантами. Все трое по собственному желанию расстались со службой, и дальнейшая сфера их деятельности неизвестна... На остальных мы просто не смогли добыть данных...

– И потому желали бы попросить генерала Астахова о помощи, – заканчивает за капитана генерал Спиридонов. – Что представляет собой каждый из пяти лейтенантов, точно так же, как и их руководители. Я имею в виду генералов Стригуна и Яхонтова. На этих мы за такой короткий срок вообще не смогли ничего собрать.

– Несколько странная просьба, – в сомнении и раздумье тянет Владимир Васильевич. – Вы тоже должны меня понять правильно. Я могу включить машину сбора сведений только в том случае, если эти люди попадают в сферу интересов антитеррористического управления. Тем более собирать данные на этих генералов... Могу только одно вам сообщить – это чревато последствиями.

– Они попадают в сферу ваших интересов, – твердо говорит Спиридонов. – И офицеры, и, судя по всему, генералы.

– Пока я этого еще не вижу, – опытный антитеррорист, Астахов вынуждает опытного разведчика развязать язык.

– Согрин спрашивал лейтенантов, если они в самом деле лейтенанты, об участии в боевых действиях. Обычный вопрос... Каждый командир должен интересоваться опытом прибывшего пополнения. Все пятеро декларируют участие в операциях по уничтожению банд в Дагестане и Карачаево-Черкесии. Мы проверили все документы. Да, проводилось несколько операций в этих регионах, в Дагестане это вообще частое явление, хотя там обычно обходятся силами собственных МВД и ФСБ. Но проводились и федеральные операции. Однако в составе федеральных сил таких офицеров не было. Но регионы были названы не случайно, предположили мы. С языка сорвалось, когда отвечать следовало без паузы на воспоминания. Мы стали проверять подробнее. И «накопали» кое-какие скользкие моменты в предыстории по уничтожению банд. Понимаете... Я бы даже не сказал однозначно, что ликвидированы были именно устойчивые бандформирования, давно существующие, ставящие перед собой конкретные долговременные цели. То есть такие, которые подходят к стандартному определению НВФ. Там в двух случаях – один раз в Дагестане, второй в Карачаево-Черкесии и как раз тогда, когда были задействованы федеральные силы – дело обстояло так, что люди брали в руки оружие, чтобы защитить себя неизвестно от какого врага. Вернее, враг на Кавказе всегда найдется, точно так же, как оружие... Короче говоря, там были проведены, как нам кажется, какие-то провокационные мероприятия, вызвавшие беспорядки в определенных по неизвестному нам принципу кругах или родоплеменных объединениях, с тем чтобы в дальнейшем имелся повод применить силу против этих кругов... Я понятно объясняю?

– Не совсем, но я вас понимаю. Это серьезное обвинение, – говорит Астахов, – и выдвигать его без основательной доказательной базы трудно. Почему вы решили, что там замешаны эти, так сказать, лейтенанты?

– У нас есть такие сведения. Но – только на лейтенанта Саакяна. И я готов передать их вашему представителю. Из рук в руки. В своем кабинете.

– Почему такая секретность?

– Потому что эти документы были сначала выкрадены из материалов уголовного дела в прокуратуре, а потом не совсем традиционным методом добыты нашими сотрудниками. Вернее, не сотрудниками конкретно нашего управления, но сотрудниками ГРУ. Сам метод не покажется законным никому, поэтому я попросил бы вас быть с этими материалами предельно аккуратным.

– Буду вам признателен за информацию. Хотя опять же скажу, что для основательных розыскных мероприятий этого недостаточно. Я даже пойду дальше и скажу, что в данной ситуации меня сильно, признаюсь, смущает. Да-да, именно так. Смущает и тормозит... Я вижу, что вы ведете свою игру, и не понимаю причины вашей заинтересованности. Исходи такая просьба от полковника Мочилова, я воспринял бы ее легче. Ваша же тематика...

– Тогда мне придется вынужденно открыть и другие стороны вопроса, – мрачно вздыхает генерал-лейтенант. – Хотя я и без того собирался этого вопроса коснуться, но намеревался не рассказывать, а выспрашивать. И вас, и интерполовцев, которые обладают какой-то внешней, не из России идущей, информацией, если ввязались в это дело, а я не знаю какой.

– Мы готовы вас выслушать и ответить на все ваши вопросы, – выдает Басаргин щедрый аванс, зная, что ему такое обещание ничем не грозит. Интерпол не дал сведения на Руслана Имамова, а на Клааса Раундайка, вернее, на Пола Маккинроя дала сведения «Пирамида». Следовательно, служебную тайну Александр выдать никак не может.

– Тогда я вынужден обратиться к личности полковника в отставке Руслана Ваховича Имамова, чье личное дело так интересует вас всех.

Бинокль не помогает. Давно сели аккумуляторы в приборе ночного видения, и использовать бинокль теперь возможно только днем. Во время последней стоянки в горном селе возможность подзарядить аккумуляторы бинокля была – в одном из домов работала дизельная электростанция, но Раундайк предпочел подзарядить аккумуляторы своего ноутбука. Он ему нужнее.

Джамаат Дуквахи останавливается на очередном промежуточном перевале, дожидаясь двух минеров, что отправились на задание. У Дуквахи тоже сел аккумулятор ПНВ, и он даже не поднимает бинокль. Молча ждет вестей с пройденного участка. И чувствуется, как эмир напряжен.

Клаас ложиться не стал. Знает, что, если будешь долго лежать после непривычного напряженного марша, ноги потом станут как ватные. И потому он просто присел на корточки, прислонившись спиной к большому камню, отгораживающему его от обрыва, – толкнешь спиной, если хватит сил, и камень с горы скатится. Впрочем, таких сил Раундайк в себе не чувствует, да и надобности в сбрасывании валуна не видит.

– Эмир, а когда ты собираешься в Европу перебираться? – спрашивает Клаас.

Дукваха рядом лежит. Он не боится, что отдых может помешать ему в последующем марше. Эмир к такому ритму привык, кроме того, он не на физические силы своего организма надеется, а на упорство и упрямство. На волю свою железную.

– Когда воевать надоест... – Дукваха усмехается.

– А Имамов тебя отпустит? Ты же у него лучший командир.

– Руслан Вахович никого не принуждает. Он всем предлагал уйти, если воевать не хочешь. Сам предлагал. Некоторые ушли и сдались...

– А ты?

– А что мне там делать? Что я умею? Только воевать. Привык уже. С детства.

– А если ты захочешь уйти, а Имамову люди нужны будут?

Дукваха в ответ только недовольно плечами пожимает. Дескать, зачем гадать о том, что может быть, если этого может и не быть.

– А там жить на что собираешься? – интересуется Раундайк.

Эмир опять плечами передергивает:

– Такие люди, как я, всегда могут кому-то понадобиться.

Он уходит от ответа уже не в первый раз, потому что Раундайк не в первый раз заводит разговор на эту тему. Ему очень нужен союзник здесь, в отряде, чтобы добиться своей цели. Первоначально Клаас и выбрал Дукваху из-за непривлекательной внешности. Молодой чеченец показался ему достаточно злым, чтобы заботиться о себе, не ставя во главу угла никакие принципы. Но пока эмир удачно избегает откровений. А время уже поджимает. Вот-вот они вернутся в отряд, вот-вот начнутся события, при которых следует проявить сообразительность и оперативность, чтобы обеспечить себе достижение поставленной цели. И тогда без помощника, способного прикрыть и обеспечить запас необходимого времени, обойтись трудно. А время для Раундайка будет дорого. Булавка, отравленная «поцелуем двузуба», для Имамова приготовлена. Нужно только момент подобрать. Такой момент, когда можно будет спрятать «умершего» командира на трое суток. Семьдесят два часа. Пресловутые семьдесят два часа, которые препарат заставляет человека быть «мертвецом». После этого можно заставить новоиспеченного «урода» делать то, что тебе необходимо. Можно попросить его показать, где спрятана документация по изготовлению препарата, можно даже заставить заниматься изготовлением «поцелуя двузуба». Но одному с таким не справиться. Кто-то должен прикрывать Раундайка эти семьдесят два часа. Потом, конечно, надобность в помощнике отпадет, как она отпадала всегда. А пока...

А пока Дукваха упорно не желает идти на контакт. Он словно чувствует, куда его может завести предстоящий разговор, и отвечает пожатием плеч или неопределенными фразами.

Надобность в помощниках...

В самом начале этого большого многолетнего дела, ставшего для Маккинроя, по существу, делом всей его жизни, такая надобность была просто насущной. И как удачно получилось, когда Маккинрой приобрел в помощники целиком весь мощный аппарат ЦРУ, заставив его службы трудиться для блага преследуемого изгоя. Он сам знал о том, кто стал в действительности его помощником, но помощник не догадывался о его знании. Это и позволило Полу действовать предельно смело, с максимальным достижением результата, и в нужный момент повернуться и исчезнуть с горизонта разведведомства. Конечно, ведомство его ищет и мечтает до своего бывшего сотрудника добраться. Но доберется или нет – это еще вопрос... Он знает, что ему приписали несколько преступлений, которые он не совершал, только чтобы лишить возможности действовать вне указанного коридора, где должность сторожа занимал координатор сектора «Джи» шестого департамента ЦРУ Джастин Юм. Это было еще тогда, в самом начале.

– Кто у вас так против меня настроен? – поинтересовался тогда Маккинрой у Джастина. Они только начали сотрудничать.

– Ни одна разведка не любит и не прощает отступников. Но не волнуйся, я сделаю тебе хорошие документы, и все будет нормально. Если будет реальная опасность, я сумею тебя предупредить. Но не забывай, что опасность подстерегает тебя всюду, и потому старайся как можно меньше светиться...

Джастин, вероятно, сам и организовал преследование, чтобы не дать возможность Полу выйти из-под контроля. И дважды за короткий срок, чтобы доказать свою необходимость, организовывал критические ситуации, из которых Маккинрой вышел без потерь именно благодаря его предупреждениям. Но ни сам Джастин, ни его руководители не учли, что Маккинрой прошел ту же самую школу, что все они. Он выразил удовлетворение настороженностью компаньона, точно так же, как своими новыми документами, хотя в кармане у него уже лежали другие, которые он Джастину, естественно, не показал. Таким образом, Джастин охранял коридор, думая, что в другом его конце, темном, бродит где-то Маккинрой, в то время когда сам Пол гулял по всем смежным коридорам и никому об этом не докладывал.

Тогда же Пол, чтобы запутать ситуацию еще больше, через посредника нанял двух американизированных гаитян, устроивших слежку за его квартирой и имитацию негласного преследования его самого. Джастин обеспокоился, в очередной раз предупредил компаньона о реальной опасности и принял собственные меры. И гаитяне пропали без следа. Из этого Маккинрой сделал вывод, что его тщательно «берегут».

Полное досье на сотрудников лаборатории профессора Зин-Мухаммада координатор Юм предоставил в распоряжение Пола через десять дней. Должно быть, эти десять дней Джастину понадобились на подготовку, включающую в себя, как и договаривались, формирование группы поддержки из аналитика и боевиков. Джастин вместе с аналитиком два дня работал со списком, внимательно изучая каждого сотрудника. Потом выделили троих первоочередных, с кем, на поверхностный взгляд, стоило работать. Первый родился во Франции, второй в Сенегале. Третий – Абердин Хоус – стопроцентный американец, но являлся, по сути дела, заместителем и главным помощником Зин-Мухаммада. Маккинрой выделил первых двух, аналитик – третьего, хотя и не настаивал на его причастности. Просто этот обязан слишком много знать. Было очень важно, что аналитик выделил этого человека. Именно аналитик, а не Пол. Пол тем временем разработал план мероприятий по жесткой проверке всех трех. Поочередной проверке, чтобы не привлекать внимания к активизации интереса к сотрудникам лаборатории. Начали с того, кто родился во Франции, но ребенком был привезен родителями в США. Родители вернулись во Францию, а молодой человек остался сначала только учиться, а потом и работать. Боевики группы поддержки начали работать...

Тем временем Пол сообщил Джастину, что опять, кажется, заметил за собой гаитянский «хвост» и решил на несколько дней спрятаться. Лучше всего спрятаться там, где его не будут искать. А искать его не будут только на Гаити. Тем более что уже обсуждался вопрос об этой поездке – Маккинрой пожелал еще раз встретиться с тем самым ньянга, что дал ему препарат.

Джастин сам купил билет на самолет до Порт-о-Пренса, и его сотрудники «проводили» Пола. Уже на острове, после коротких поисков, Маккинрой нашел не ньянга, а доктора Нганга, живого и здорового. Доктор и рассказал, что ньянга пытался убить его во время урагана, но доктор, несмотря на возраст, сумел и себя защитить, и даже обезопасил на будущее – попросту убил колдуна обломком перил с веранды полуразрушенного ураганом дома.

– Тогда вы должны найти мне другого ньянга, умеющего делать препарат, – категорично заявил Маккинрой. – Я сумею вас отблагодарить достаточно щедро, и вы сможете построить себе второй дом, более крепкий, который устоит в любой ураган и куда вы не будете больше приглашать через электронную почту колдунов.

– Второй дом не нужен. Тем не менее помочь вам я не в состоянии, потому что, судя по слухам, других таких ньянга нет... Если хотите, «пудра зомби» – тоже хорошее средство.

«Пудра зомби» Маккинроя не устроила, и он вынужден был в тот же день вылететь в Майами, откуда еще через час вылетел в Сиэтл, а потом уже на арендованном пикапе «Ниссан Титан» переехал в небольшой городок Лонг. На всякий случай, соблюдая меры предосторожности, он и летел, и машину брал уже по другим документам.

Скопированное досье на главного помощника профессора Зин-Мухаммада Маккинрой взял с собой. И еще раз внимательно прочитал вечером в мотеле, где остановился переночевать. Внимательно читать мешала громкая ритмичная музыка, идущая из распахнутого окна крайнего к лесу номера. К началу ночи музыка так надоела Маккинрою, что он, выбравшись ночью через окно, облюбовал себе старенький побитый «Мустанг», стоящий как раз под окном меломанов. И именно на нем совершил поездку за двадцать миль от мотеля до старой фермы. Девяностолетнему владельцу фермы хватило одного удара, чтобы надолго отключиться. Но Маккинрою всего и нужно-то было только несколько минут, чтобы найти телефонный аппарат, с него позвонить в Ленгли Абердину Хоусу и поговорить с ним старческим надтреснутым голосом, который сымитировать достаточно легко.

Вернувшись в мотель, Маккинрой поставил «Мустанг» под тем же окном, где тот стоял раньше, поспал пару часов, утром рассчитался с хозяином и вернулся в Сиэтл, где сдал машину в фирму, в которой ее арендовал. Все это он выполнил аккуратно, ничем не обратив на себя внимания, чтобы не вызывать подозрений.

Через день, согласно графику, должны были начать проверку против Абердина Хоуса. Но уже утром, проверки не дождавшись, доктор Хоус доложил своему начальству, как ночью ему позвонили из Лонга и сообщили, что с отцом случилось несчастье – перевернулся в машине. Начальство посочувствовало и подписало приказ об отпуске. Мистер Хоус срочно вылетел в Сиэтл. До дома родителей он, впрочем, почему-то не доехал...

В Сиэтле Маккинрой завершил начатое – встретил самолет из Ленгли, через три часа, уже совсем по другим документам, он сел в самолет до Майами, а из Майами добрался до Порт-о-Пренса. Откуда уже позвонил Джастину, рассказав о своей неудачной попытке найти «поцелуй двузуба». Джастин посочувствовал и не побоялся в телефонном разговоре доложить компаньону о неприятном инциденте – пропал доктор Хоус, которого проверить так и не успели. Сообщил, что едет на ферму к отцу, в связи с болезнью последнего, но оттуда, как выяснилось, его никто и не вызывал. В Сиэтле следы Абердина Хоуса оборвались...

– Значит, именно его мы и искали, – вывел резюме Маккинрой. – Опоздали...

Впрочем, он не расстроился. Он уже узнал от Абердина Хоуса все то, что тот раньше рассказывал после исчезновения профессора Зин-Мухаммада агентам ЦРУ. И убедился, что препарат предоставляет такие широкие возможности своему обладателю, что ради него стоит и жизнью, не то что карьерой рискнуть.

Взрыв доносится глухо и увесисто, вызвав сотрясение горного хребта и просто воздуха даже на таком большом расстоянии. Дукваха вскакивает на ноги. За ним и Раундайк поднимается. Всматриваются в темноту, ждут появления на склоне темных силуэтов минеров, хотя знают, что тем не менее двадцати – тридцати минут надо, чтобы до места временной остановки джамаата добраться.

– Что-то мне не нравится, – мрачно и весомо, хотя и шепотом, говорит Дукваха.

– Что – не нравится? – спрашивает Раундайк.

– Все – не нравится. Ситуация...

Раундайк пожимает плечами:

– Поставили мину. «Волкодавы» нарвались. Или... Что ты думаешь?

Дукваха головой мотает. Не вопросительно и не отрицательно, а словно дурное настроение прогоняя:

– Ничего я не думаю. Я жду.

Они ждут еще минут сорок. Со стороны взрыва никто на тропе не показывается.

И в это время издалека, совсем с противоположной стороны, доносятся знакомые звуки – короткий и прерывистый треск автоматных очередей. Там идет бой.

– Нам туда, – решает Дукваха. – Если живы, догонят...

Генерал-лейтенант Спиридонов вздыхает так, словно его силой принуждают говорить. А он человек немолодой и пытку может не выдержать. Генерал-майор Астахов между тем снова на часы поглядывает. Так демонстративно, чтобы Спиридонов этот жест заметил и по возможности сократил время активного вздыхания. Иначе делать замечания старшему по возрасту и по званию, пусть даже представляющему другое ведомство, Владимир Васильевич не привык.

– Полковник Имамов – уникальная личность, – начинает генерал-лейтенант. – Он не просто талантливый разведчик, он во всем другом человек талантливый. Прекрасное образование, энциклопедический ум, недюжие организаторские способности, высокие моральные качества – все, кто его знает, характеризуют его только так. При этом я не могу не сказать, что в отношении Руслана Ваховича наши службы проявили халатность и проверка его последних месяцев службы вовремя проведена не была. Но вы сами знаете, какое время тогда стояло...

– Когда – тогда? – спрашивает Басаргин. – Мы ничего о полковнике не знаем.

– Перестройка, развал СССР, борьба за власть, путч, Ельцин к трону рвался, все вокруг ломая, всякая дрянь вокруг него страну уродовала и распродавала. И Имамов был отозван как раз в это время. Вернулся и не узнал страну, словно сам себя под удар подставил. Имамов больше двадцати лет находился на конспиративной работе в США. Лейтенантом уехал. В конце шестидесятых. Другое представление о Родине в душе держал. Конечно, там тоже кое-какие сведения получал, но не представлял, насколько здесь все изменяется и разваливается. Разваливают. Нам удалось внедрить его в одну из секретных лабораторий ЦРУ, где проводились эксперименты с психотропным оружием. В один из напряженных моментов в самом ГРУ, когда ждали, чуть не по настоящему, что нас президентским указом объединят с ЦРУ и сделают отделением американской разведки, приходит сообщение от профессора Зин-Мухаммада, а Имамов работал именно под этим именем, о возможности провала. Агентурным управлением тогда руководил не я, но я в курсе событий. Сейчас в курсе... Руководством было принято решение об экстренном «выведении» Руслана Ваховича из США и скорейшем возвращении его на Родину. Эта операция была проведена успешно. Имамов вернулся, но буквально через месяц после возвращения, под воздействием всей свалившейся на него неожиданной информации об окружающем, написал рапорт об отставке и уехал в Чечню, где тоже начали разворачиваться известные события. И только там уже познакомился с Дудаевым, в которого сначала сильно поверил...

– Извините, товарищ генерал, – прерывает Тобако Спиридонова. – Вы начали говорить о халатности, допущенной при «выведении» Имамова из США.

– Да-да, – согласно кивает Спиридонов. – Обычная практика. Косвенными данными подтверждаются отчеты о последней проделанной работе. Своего рода подстраховка... Это делается всегда после «выведения» агента, чтобы удостовериться, что наш человек не был перевербован и не прибыл в свою разведку уже агентом иностранной разведки. Все мы знаем множество аналогичных случаев...

– Причем случаев и с нашей стороны, и со стороны противоположной, – добавляет Астахов. – Двойные и тройные агенты в работе разведки не редкость.

– Да, – продолжает генерал-лейтенант. – В мировой практике разведки дело обстоит именно так. И потому уход на пенсию после возвращения обычно даже приветствуется. В этом случае проверку проводят только для соблюдения формы. А в отношении полковника Имамова вообще никаких мер контроля предпринято не было. Отчасти это связано с финансовыми трудностями того времени, отчасти с политической обстановкой в стране и со всеобщим непониманием происходящего. Развал разведки, произведенный по глупости ли тогдашних правителей, по умышленным ли, созданным кем-то обстоятельствам, нам еще неоднократно аукнется. Я даже скажу, что кураторы, отслеживающие мирную жизнь бывших агентов, просто растеряли тогда многих из своих подопечных. Точно так же потерялся из поля зрения контролирующих систем и полковник Имамов. Тем не менее он прекрасно знает, что никто не отменял в ГРУ подразделения ликвидаторов и, насколько нам известно, не отличается болтливостью. То есть не складывает легенд о своей предыдущей жизни в качестве профессора Зин-Мухаммада...

– Похвальное качество, – говорит Дым Дымыч Сохатый. – А вы не думали о том, что профессору есть что скрывать?

– Мне пришла в голову та же самая мысль, – говорит Басаргин. – Может быть, под влиянием последних событий, может быть, автономно, но мысль та же самая. При этом я опираюсь на собственное знание чеченского менталитета. Чеченцы всегда тянутся к главенству, если их в коллективе больше одного. В любой обстановке. Что касается конкретно Имамова, то собственная весомая значимость в условиях борьбы за власть среди чеченских полевых командиров имеет важнейшее значение. И Имамов в подобной ситуации не должен упустить случай, чтобы не придать себе вес рассказами о том, каким он был агентом и при этом работал не где-нибудь в Париже контролером детского кинотеатра, а в самом ЦРУ, в сверхсекретной лаборатории. Причину скромности уважаемого Руслана Ваховича я в данном случае могу расценивать как достаточно подозрительную.

– Вы не учитываете, что двадцатилетнее самовоспитание и самоограничение тоже не может не сказаться на качествах характера Имамова, – возражает генерал Астахов.

– Это возможный фактор, – соглашается Басаргин.

– Это обязательный фактор, – категорично заявляет авторитетный бас Доктора Смерть.

– Тем не менее, – продолжает генерал-лейтенант, спокойно воспринимающий разговорный характер своего доклада, хотя он больше привык к армейской дисциплине, не позволяющей перебивать старшего по званию, – мы тоже восприняли многолетнее молчание Руслана Ваховича как выработанную черту характера профессионального разведчика. И только повышенный интерес к его имени заставил нас начать проверку. Проверка почти через пятнадцать лет. Вы все понимаете, что это такое. Практически невозможно восстановить какие-то конкретные факты... Тем не менее отдельные факты нам установить удалось. Первый и весьма существенный – ЦРУ вело активный поиск полковника Имамова. Более того, этот поиск продолжается до сих пор. Кроме того, в том же ЦРУ в связи с исчезновением профессора Зин-Мухаммада произошла еще какая-то история, повлекшая за собой дополнительный ряд событий, но из ряда этих событий нам известны лишь отдельные, и восстановить целостность картины невозможно.

– А лица, причастные к этим событиям, вам известны? – отчего-то весьма настороженно спрашивает Басаргин.

– Да, нам известно два имени. Это координатор сектора шестого департамента ЦРУ Джастин Юм и агент Пол Маккинрой. Последний, судя по всему, и стал камнем преткновения...

– Вот все и становится на свои места, – говорит Тобако.

– Что становится? – не понимает Спиридонов. Но он уже по одной фразе чувствует, что не зря приехал сюда и не зря рассказывает интерполовцам то, что рассказывать ему не хочется. – На какие места?

– Пол Маккинрой с начала лета под именем голландского журналиста Клааса Раундайка находится в отряде эмира Имамова. И, по всей вероятности, имел с ним многочисленные разговоры. В этой ситуации вполне можно предположить, что полковник Имамов не против наладить контакты с ним. Вы, товарищ генерал, наверно, еще не в курсе. Но у нас есть информация, что мнимый Раундайк находится в розыске по линии ЦРУ и по линии ФБР. Но на кого он работает, мы не знаем. Возможно, что к утру у нас будут более точные сведения. Утром должен прилететь из Нью-Йорка Сергей Ангелов, руководитель оперативной группы антитеррористического подразделения ООН «Пирамида». Может быть, он что-то добыл дополнительно, пользуясь своими обширными возможностями.

– Бывший агент ЦРУ находится в отряде Имамова? – Генерал-лейтенант соображает недолго и решительно встает. – Извините, я должен срочно покинуть вас. И, с вашего разрешения, заберу с собой полковника Мочилова...

Встает и Мочилов.

Ангел закрывает дверь за генерал-лейтенантом Спиридоновым, Мочиловым и Яблочкиным и возвращается в кабинет. Теперь уже встает генерал Астахов. Задумчиво постукивает кончиками пальцев себя по сжатому кулаку.

– Мне тоже пора ехать, но мы так и не завершили наш разговор.

И оглядывает всех, словно спрашивая, кто и что может ему сообщить.

– Можно вопрос, товарищ генерал? – от двери интересуется Ангел.

– Бога ради.

– Как вы оказались на месте сегодняшнего действа? Мы, конечно, благодарны вашей опергруппе за помощь, но при этом мы не смогли добиться своей цели. То есть мы так и не узнали, кто и зачем вел слежку за нашими сотрудниками, кто и с какой целью контролирует наши телефонные переговоры... А для нас это важно.

Владимир Васильевич улыбается хитро, но так, чтобы всем была понятна его хитрость. То есть он дает понять, что к откровенности не расположен.

– Это простой вопрос. Наши сотрудники отслеживали группу вооруженных людей, подозреваемых в причастности к терроризму. И таким образом оказались в нужное время в нужном месте. Вы же тоже, как я понимаю, отслеживали подозреваемых в терроризме. Вот и все... Мой вопрос к вам сложнее многократно! Как только я приеду в свой кабинет, мне начнутся звонки с самых разных высоких инстанций с требованием освободить задержанных и прекратить против них всякие действия. Эти звонки уже были, но меня не было на месте. А нам следует добиться разрешения на продолжение следствия... Как это сделать?

– Чтобы дать ответ, – вопросом на вопрос отвечает Басаргин, – мы должны знать, что это за люди, чем они занимаются?

– В двух словах... Официально, это сотрудники военного медицинского учреждения. Научно-исследовательской лаборатории. Одновременно лаборатория активно завязана в интересах неких влиятельных политических сил и работает, по сути дела, не на армию, а на политику... По крайней мере, результаты ее работы должны, по замыслу, принадлежать спецслужбам, но не принадлежат. Кроме того, при лаборатории организовано подразделение, по сути дела, являющееся спецназом. Те офицеры, про которых говорил нам генерал-лейтенант Спиридонов, скорее всего, служат именно в этом подразделении. Финансирование официально осуществляется Министерством обороны. Частично так и происходит. Но только частично. Темы разработок лаборатории строго засекречены...

– Вопросы зомбирования населения? – спрашивает Доктор Смерть.

– Можете думать так, но я вам этого не говорил. Хотя именно по этому делу мы лабораторией и заинтересовались. Руководят ею два генерала. Не помню точно фамилии... Но я сегодня от кого-то из вас их уже слышал.

– Какая поддержка у этих политических сил? – продолжает спрашивать Александр.

– Мощная. И правительственная, и думская, и со стороны отдельных членов президентской администрации, настоящих и бывших.

– Это серьезно. Я бы добавил сюда и финансовые круги. Без активного финансирования невозможно иметь спутники, к которым не имеет доступа ФСБ. И невозможно подготовить и содержать собственный спецназ.

– И это тоже. Итак, Александр Игоревич, вы со своим аналитическим подходом к делу можете предложить мне какой-то вариант, при котором нам удастся продолжить расследование?

– Только один, – говорит Басаргин. – Я сейчас же отправляю доклад в Лион. И вы можете со всей вашей генеральской честностью говорить своему руководству, что дело вышло на международный уровень. Поскольку «Пирамида» тоже участвует в расследовании, значит, и Интерпол, и ООН держат ситуацию под контролем... Сворачивание вашего расследования может иметь широкий международный резонанс и сильно подпортит репутацию России.

– Это было бы мощным ходом, – соглашается Владимир Васильевич, но говорит неуверенно, раздумывает, просчитывая последствия и подбирая возможные встречные вопросы. – Но какие конкретные данные вы можете переслать в Лион? Разве они у вас есть?

– Нет, – соглашается Басаргин. – Но вы нам их дадите...

Астахов опять думает с десяток секунд и наконец решительно мотает головой:

– Ловко вы расставили ловушку.

– Стараемся, товарищ генерал. Фирменная школа ФСБ.

– Я пришлю к вам капитана Рославлева с полными данными.