Ближе к вечеру, когда головная боль, вызванная непредвиденным свиданием с чеченцами, поутихла, Дороти ответила на телефонный звонок и съездила на короткое свидание с резидентом. Обсудили в деталях возможные варианты и решили действовать в форс-мажорном режиме. После этого Дороти «неожиданно» отправилась навестить Броуди. Он жил на другом конце города, у моря, в институтском поселке, в специальных домах для крупных специалистов. Ей такой дом не полагался. Проезжая через город, Дороти поймала себя на том, что постоянно поглядывает в зеркало заднего вида. Ищет «хвост». Но слежки не было. Да и к чему она, поняла Дороти, когда на руках у них такая сильная карта. Единственный сын у матери!

С другой стороны, они должны понимать и то, что она может искать пути борьбы с ними. Могут же быть такие пути? Она обязана их искать. Она же профессиональный разведчик. И только убедившись в безнадежности ситуации, она вынуждена будет согласиться на сотрудничество. Конечно, чеченцы не профессионалы. Для обретения профессионализма нужно много лет работать, нужно иметь не только светлые головы, но и хорошую школу, отработанную систему анализа. Поэтому не исключены их промахи. Возможно, что они слишком верят в свою козырную карту. Верят настолько, что не прорабатывают других вариантов. А разведчик обязан предусмотреть все. Вот сама она не предусмотрела вмешательства чеченцев. Вернее, не предусмотрело это ее руководство, которое в деталях, казалось бы, прорабатывало долгосрочную операцию. А сами они, чеченцы, имеют на нее, капитана Тарасову, такие данные, получить которые могли исключительно за счет чьего-то предательства там, в Москве. Такая возможность тоже не учитывалась.

На стоянке около дома профессора почти не осталось свободного места, и она с трудом втиснула свою «Тойоту» между двух «Фордов». Это было необычно. Психопат Броуди не отличается гостеприимством. Одну из машин она узнала: доктора Коха, помощника и заместителя профессора.

В холле ее встретил Джонни Локсли, институтский старший охранник. Поговаривали, что заработную плату он получает не только в своих стенах, но и в ФБР.

– Добрый день, доктор, – белозубо и обаятельно улыбнулся он. – Сейчас у профессора собрался очень узкий круг людей. Подождите, я доложу.

Это тоже было необычно. Даже – из ряда вон... Она подняла удивленно брови:

– Бога ради... А в честь чего такие особые меры?

– Если профессор найдет нужным, он сообщит.

Эта фраза звучала уже не совсем вежливо. Дороти только нервно пожала плечами и села в кресло возле бара, закурила. Охранник вернулся быстро.

– Извините, профессор просил вас подождать минут пять. Посидите пока здесь. Хотите выпить?

– Спасибо. Я за рулем.

– Может, принести журналы?

– Не утруждайте себя. Если понадобится, я сама их возьму. Я знаю, где они лежат. – Вот так, вот так, раздражения побольше. Чтобы парень почувствовал ее состояние, каким оно должно быть в подобной ситуации. – А кто сегодня у профессора?

– Серьезные люди.

Очень многозначительно сказано.

– Какого пола?

– Исключительно мужского.

– Хорошо. Я подожду. Занимайтесь своим делом.

Охранник отошел. Дороти стряхнула пепел в вазу с цветами, потому что некурящий Броуди пепельниц дома не держал, и попыталась напряженно сосредоточиться, настроить себя на хорошую актерскую игру. Ей было необходимо показать Баффало и всем присутствующим в доме свою раздраженность. Не нервность, а именно раздраженность. Весьма даже вызывающую, резковатую.

Усилия такого рода после сильной головной боли отдались резью в глазах. В последнее время эта резь стала появляться все чаще и чаще. Следовало сходить к окулисту или к невропатологу, но все не хватало времени. Но она нашла способ с этим бороться. Дороти несколько раз с силой зажмурилась. Резь прошла.

Профессор замечал у нее эту привычку последних недель. Она ссылалась на то, что слишком много времени проводит перед монитором. От этого и резь.

Броуди спустился через пятнадцать минут.

– Я не ждал тебя сегодня.

– Я и сама не собиралась. Голова ужасно разболелась, и я уехала с работы. Настроение неважное. Но потом дома отлежалась, и вдруг захотелось тебя навестить. Все-таки я через неделю уезжаю.

– Куда? – удивился он.

– Домой. Я заканчиваю серию испытаний. Теперь мне надо их совместить с работой моей лаборатории дома.

– Я и не знал... – Он очень удивился.

– А тебя это интересовало? – Она сказала холодно и почти равнодушно.

Его такой тон задел. Но он постарался ситуацию «спустить на тормозах».

– Конечно. Мы как-никак не совсем чужие люди. Впрочем, поговорим об этом потом. Сегодня у меня маленький праздник.

– По какому поводу?

– Так... Завершился этап испытаний.

– Я полагаю – удачно? Поздравляю!

В стеклянную дверь постучали. Локсли направился к входу. Броуди, недоуменно оглянувшись – никого постороннего он не ждал, шагнул за ним.

– Шампанское заказывали? – За дверью стоял посыльный в униформе какого-то магазина, а за его спиной грузчик с коробкой шампанского. По внешнему виду оба напоминали латиноамериканцев.

– Да-да, проносите сюда, – показал профессор.

Они вошли. Дороти снова закурила и повернулась к стеклянной двери, выходящей в сад. И в это время услышала двойной выстрел. Без разговоров, без предупреждения. Она шагнула в нишу, и это спасло ее. Еще два выстрела – теперь в ее сторону. Первая пуля разбила стекло в том месте, где только что была голова Дороти, а вторая попала ей в грудь чуть ниже ключицы. Она не потеряла сознание, но сразу же упала за стол. И увидела, как два пистолета уткнулись в спину профессору, как сильные руки подхватили его под локти и потащили к выходу. Нападающих она разглядела только со спины, но была абсолютно уверена, что одну из этих спин она много раз видела. Это четко отразилось в ее сознании. Вспомнить сразу она не могла, но была уверена, что вспомнит, если постарается. У этой спины какая-то особая посадка плеч. Человек небольшого роста, а плечи носит, как гигант, богатырь. Дальше на глаза наплыл туман, стало трудно дышать, и противная пена полезла из губ. Даже не видя ее, она почему-то знала, что пена эта розовая от крови.

Дороти плохо сознавала, что происходит вокруг. Еще какие-то люди бегали, стреляли из дверей, ревели двигатели автомобилей под окнами, раздавались автоматные очереди. Потом стрельба стихла. Кто-то ругался. Кто-то склонился над ней.

– Врача! – крикнул требовательный голос. – Быстрее, позвоните «911».

– Телефон занят. Звонят в службу безопасности и в полицию. Надо их обязательно перехватить. Город сейчас перекроют.

– Что с Локсли?

– Наповал.

– Две пули в голове.

– А доктор?

– Пуля в груди.

– Надо перенести ее наверх. На диван.

– Может, лучше не трогать? Рана опасная?

– Нет.

С кресла сняли – Дороти видела это – шотландский клетчатый плед, ее бережно переложили на него и понесли, удерживая плед за углы, по широкой лестнице наверх, где можно было положить на удобный большой диван. В комнате рядом с ней остался человек.

Главное, чтобы ее сейчас не начали раздевать. Главное, чтобы не сняли этот жакет свободного покроя.

– Есть в этом доме аптечка?

– Не знаю, – прохрипела она, – не пользовалась...

Человек принес из соседней комнаты полотенце.

– Прижмите к ране.

Она прижала полотенце, даже запихнула его под жакет. Чтобы держалось плотнее и останавливало кровь. Человек склонился над ней, заглядывая в глаза.

– Что с Баффало?

– Его украли.

– Это я знаю. Новости есть какие-нибудь?

Она правильно прочувствовала момент. Она заметила, что этому человеку не терпится спуститься вниз. У него на лице было написано крупными буквами, что он человек действия.

– Спросите, кто там остался... Может, звонили...

– Вы как?

– Я дождусь врача. Я в нормальном состоянии. Просто полежу и дождусь.

Дороти закрыла глаза и услышала, как человек пошел в сторону лестницы. Ориентировалась она на звук. Только когда поняла, что он спустился за поворот и не может ее увидеть, приподнялась, поправила полотенце, вытерла об него испачканные пальцы и постаралась встать. С трудом удалось перебороть боль. Но встать все же легче, чем добраться до вместительного кармана жакета. Карман с левой стороны. Грудь прострелена слева. Левая рука придерживает полотенце. Правая свободная, но правой дотянуться трудно. Она дотянулась. Достала тонкие полиэтиленовые кухонные перчатки одноразового пользования. И – первые три шага дались, как подъем на вершину горы, – в кабинет профессора.

Или сейчас – или никогда!

Голова была как в тумане, но все же она осознала, что сегодня скорее всего – последнее ее посещение этого дома. Последняя возможность... Теперь компьютер отсюда обязательно увезут.

Сразу за дверью она достала из того же кармана абсолютно чистый винчестер. Даже не форматированный. Хорошо, что профессор держит системный блок своего компьютера со снятым кожухом – вентиляция. Всего два винта открутить. Но какого труда это стоит! Быстро она отсоединила от компьютера винчестер. Соединила с новым. Теперь два винта закрутить. Она смогла закрутить только один. Второй уронила. И в глазах стоял такой туман, что увидеть винт, затерянный где-то среди микросхем, она не смогла. Да и времени уже не было.

Убрать винчестер профессора в карман, сверху перчатки, сверху платок. И – быстрее, быстрее, быстрее – на диван. На лестнице уже послышались шаги.

Она почти потеряла сознание, когда легла, и не слышала, как человек склонился над ней.

– Сейчас будет врач. Подождите минутку, доктор, потерпите... Сейчас...

Новое испытание. И это она должна вынести. Любой мужчина уже полностью потерял бы сознание от боли. Такую боль может вынести только женщина. Существо, которое боли боится больше. Но женщина более терпелива, чем мужчина. Именно потому природа и доверила женщине такую роль – рожать. Дороти родила тринадцать лет назад сына. Она трудно рожала. Она сильно кричала и думала, что умрет во время родов. Тогда боль была в самом деле невыносимой. Сейчас – пустяк. И она умеет переносить боль.

Так говорила она себе, понимая, что сейчас главное – не потерять сознание. Главное – контролировать ситуацию. Сейчас она должна показать мужество.

Она открыла глаза и посмотрела на человека.

– Принесите мою сумочку. Она где-то внизу.

Он пошел и быстро вернулся. Замок сумки был повернут не в ту сторону, в какую обычно поворачивает она. Это чисто мужской поворот. Точно так же, как существует мужская и женская застежка на одежде – вправо у мужчин, влево у женщин. Значит, этот человек из спецслужб. Он проверил содержимое сумочки.

Дороти села.

– Помогите мне снять жакет.

Он придержал жакет за плечи, и она высвободила руки. Сам жакет аккуратно свернула. По лестнице поднимались врачи.

– Меня сейчас будут перевязывать. Выйдете, пожалуйста. – Ей даже не надо было изображать голосом слабость.

Ей сделали перевязку и уложили на носилки. Она терпела. Сумочку и жакет положила под голову. Понесли. Загрузили в машину. А потом Дороти потеряла сознание и в себя пришла уже от воя сирены. Без труда догадалась, что везут ее в клинику. Носилки, на которых лежала Дороти, мягко покачивались. Сама она была пристегнута к носилкам ремнями.

Новое испытание! – поняла Дороти. Ее будут оперировать. Если под общим наркозом, то вполне может быть, что она начнет говорить по-русски. Сейчас многие американцы знают отдельные русские слова. Могут понять, что она никакая не Дороти Митчел. Проверить это не слишком сложно. Значит, надо опять собирать в кулак волю. А как это трудно дается, когда мучает боль в груди. И еще... И еще... Она вдруг подумала, что чеченцы после всего этого могут посчитать ее ненужным балластом. Что тогда станет с Андреем?

Но – нет. Они же понимают, что какие-то данные ей доступны, и попытаются эти данные добыть.

Операция... Вот на чем надо сейчас сосредоточиться. И обязательно следует сделать так, чтобы проводили операцию под местным наркозом. Обязательно. Она сможет это сделать. Только как? Кому противопоказан общий наркоз? Кажется, людям с заболеваниями сердца. Аритмия! Надо довести себя до аритмии. Андрей... Усиленное сердцебиение начинается, как только она вспоминает имя сына.

Волю в комок! Тугой, жесткий комок. Он не продавливается и не рвется.

Давление упало. Медленно сердце бьется, очень медленно. Это естественно, она же потеряла столько крови... Медленно.

Андрей... Она же в грудь ранена. И именно в эту дыру, которую пробила пуля, сердце может выскочить. Так колотится. Разве может сердце так быстро колотиться... Андрей... Даже в пальцах дрожь от быстрого-быстрого сердцебиения...

Да, она сможет сделать это.

Дежурный врач в приемном покое мельком посмотрел на заполненную бригадой «911» карточку больного.

– В шестую операционную.

– Там трое в очереди. После аварии на Кроун-стрит. Может, в четвертую?

– Четвертая с пулевыми не работает. Пусть подождет. Рана не серьезная.

«Утешил, – подумала Дороти. – Аритмия, к сожалению, в счет не идет».

Ей не просто далось создать себе неровное сердцебиение. И сейчас придется ждать. Сможет ли она так долго испытывать свои нервы, свою волю...

– Пятая освободилась.

– Отлично. Везите в пятую.

– Там операция четыре часа длилась.

– Ничего. С ней возни не много.

Улыбчивый негр-санитар покатил носилки. Лифт, скоростной подъем. Широкие двери. Комната для подготовки. Она опять собрала все силы. Медсестра с санитаром помогают ей раздеться. Укладывают вещи в пластиковый пакет. Это она еще видит. Видит, что жакет кладут в самый низ. И все. Туман, туман, туман.

Нельзя! Нельзя терять сознание! Аритмия!

Яркий свет. Склоненные лица. Приборы. Множество проводов и трубок.

– Сильнейшая аритмия. Только местный наркоз, – приговор анестезиолога милостив. Он звучит как отличная оценка ее умению владеть своим организмом. – Потерпи, милочка... Это не так больно, как кажется.

Она терпела. Она смотрела широко раскрытыми глазами в лица врачей и медицинских сестер, смотрела на капельки пота, стекающие по их лицам, и даже понимала, что виной – мощный свет кварцевых ламп. Медики сильно потеют от этого света.

– Вот и все! – звенькнула, ударяясь обо что-то стеклянное, извлеченная пуля. – Это пустяк. Сейчас немножко подчистим бронхи... Крови слишком много там разлилось... И поставим на ребро скобку. И можете снова чувствовать себя полноценным человеком. Через три недели... Когда ребро совсем срастется.

Она улыбнулась через силу. Пена изо рта продолжала выходить вместе с дыханием. Розовая, кровью окрашенная пена. Она не видела этого сама, но чувствовала, что пена розовая.

Дороти отвезли в маленькую и уютную палату. Поставили успокаивающий укол. Она дождалась, когда выйдут санитары, и достала из шкафа пластиковый пакет с вещами. Пришлось все вынимать, чтобы достать из кармана жакета перчатки и винчестер. А потом вещи складывать в том же порядке, как они лежали. И при этом снова бороться со своим измученным организмом. Укол, очевидно, был очень сильнодействующий.

Перчатки и винчестер она спрятала за радиатор отопления. В это время года радиатор холодный, повредиться винчестер не может. И только после этого она легла, как положили ее санитары, и уснула. Уснула моментально, безмятежно, спокойно. У нее просто не было больше сил бодрствовать и бороться.

Весеннее солнце стояло уже высоко, когда Дороти проснулась. Окно перед ней было изумительно чистым и небо в нем – изумительно голубым. Только вот дышать было трудно. Легко, поверхностно – еще ничего, а стоит вздохнуть чуть глубже, как боль возникает не только в месте ранения, а во всей верхней части груди.

Издалека доносится шум прибоя. Дороти читала где-то, что шумом прибоя лечат нервы. И в самом деле, она чувствовала, что этот шум успокаивает ее, настраивает на плавное и равномерное дыхание, на плавные и размеренные мысли.

Очень хотелось пить. Так всегда бывает после операции. Нажала кнопку звонка. Медсестра, латиноамериканка со строгим лицом испанской дуэньи, сразу вошла с подносом. Стакан в меру прохладного сока. Пить только через трубку, чтобы не сделать случайно большой глоток и не закашляться. Если чувствуется голод, то лучше потерпеть еще несколько часов. Так расписал режим питания врач.

– Как вас зовут? – спросила Дороти. Говорить ей тоже было нелегко. Как-никак пуля прошла достаточно близко к горлу.

– Рони, – медсестра улыбнулась.

– Рони, я попрошу вас... Если меня будет кто-то спрашивать, то я готова к разговору.

Дороти проявила свой характер аналитика. Допрашивать ее, понятно, обязательно будут и полицейские, и ФБР. Кроме того, возможность увидеться с ней будет искать и резидент, и скорее всего чеченцы. Им лучше не встречаться в этих покоях.

– Хорошо, мэм. Внизу вас дожидается лейтенант. Я сообщу, что вы можете его принять.

– Спасибо, Рони.

Просто лейтенант. Ни лейтенант полиции, ни лейтенант еще чего-то... Так у американцев не принято. Что-то странное. Откуда же этот лейтенант?

Он вошел через четыре минуты. Пожилой, подтянутый, в тугом галстуке. И сам весь напряженный. Глаза уставились прямо, почти не мигая, на Дороти. Неприятный взгляд. Словно он знает все на свете, абсолютно все. Под таким взглядом невиновный чувствует себя виноватым.

– Добрый день, мэм. Лейтенант Гарднер, Агентство национальной безопасности. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

За дело взялось уже Агентство национальной безопасности. Это серьезно. Хотя никто толком не знает, чем занимается это агентство. Их побаиваются и в ФБР, и даже в ЦРУ. Все автомобили, которыми пользуются сотрудники агентства, имеют номера, приписанные к гаражу президента США.

– Я слушаю вас, лейтенант. – Дороти говорила умышленно слабым голосом.

– Расскажите сначала, что привело вас в этот вечер к профессору.

– Мы с ним близкие друзья.

– Это я знаю.

– Разве друзьям запрещено навещать друг друга? – Она лежа попыталась пожать в недоумении плечами и чуть не застонала от боли. Лейтенант Гарднер никак не отреагировал на невольную гримасу Дороти.

– Нет. Не запрещено. Но в этот вечер профессор Броуди был занят. Насколько мне известно, он не собирался приглашать к себе никого, кроме тех, кого пригласил.

– Я вообще не знала, что у него кто-то есть.

– Хорошо. Что было потом?

– Я пришла. В холле меня встретил старший охранник Локсли.

– Вы с ним знакомы?

– Естественно. Он старший охранник нашего института. И встречаемся мы довольно часто.

– Продолжайте.

– Он попросил меня подождать внизу, а сам поднялся к профессору на второй этаж. Спустился и сказал, что профессор появится через пять минут.

– О чем вы разговаривали с Локсли?

– Он предложил мне выпить, я отказалась.

– Простите. Вернемся чуть-чуть назад. Вы сказали, что в холле вас встретил Локсли. Из этого следует, что дверь вы открыли своим ключом?

– Нет. У меня нет ключа. Дверь была не заперта.

– Она обычно бывает незаперта?

– Нет. Как правило, я пользуюсь звонком.

– Интересно. Но Локсли был внизу.

– Да.

– Вас это удивило?

– Признаться, да.

– Вы ничего не спросили у Локсли?

– Конечно, спросила. Хотя я же видела, что перед домом собралось много машин.

– Что вы спросили?

– Какого пола гости.

– У вас были основания задать такой вопрос?

– Нет. Это я просто из женской вредности.

– Дальше.

– Спустился профессор. Сказал, что у него небольшой праздник. Окончание этапа испытаний.

– Вы знаете, что это были за испытания?

– Я не интересуюсь работой профессора. Мне достаточно справиться со своей.

– Странно. О работе Броуди в институте, вероятно, много говорили.

– Ну и что?

– Странно, что вы не интересовались ею.

– Вы плохо знаете тех, кто занимается наукой. Для каждого собственная тема – это явление. А остальные просто занимаются ерундой. Вот я изучаю вопросы, связанные со способностью человека...

– Не надо. Я знаю, что вы изучаете. Рассказывайте дальше.

– В дверь постучали. Локсли пошел открывать. Туда же двинулся и профессор.

– Постучали или позвонили?

– Постучали. В стекло. Сказали, что привезли шампанское.

– Локсли сначала спросил, кто пришел, или открыл сразу?

– Открыл сразу.

– Минутку. Но вы же говорили, что дверь была не заперта.

– Это я закрыла ее. По привычке, машинально.

– Хорошо. Что было дальше?

– Я закурила и отошла к двери в сад. В этот момент прозвучали выстрелы. Я обернулась и попала под пулю. Вот, в принципе, и все.

– Можете вы описать нападавших?

– Они были в униформе. Что-то серо-синее. Обычная униформа служащих отдела доставки. В бейсбольных кепках. По-моему, латиноамериканцы.

– Не кубинцы случайно?

– Едва ли. Кубинцы, как правило, красивее. Это что-то материковое. Низкорослые. Сальвадорцы, панамцы, колумбийцы, перуанцы. Индейской крови больше, чем негритянской или испанской. У кубинцев наоборот.

– Дальше.

– Сознание я не потеряла. Упала под стол и видела, как выводили профессора. Они были намного ниже его. Уткнули в спину ему пистолеты, взяли под локти и повели. Он даже не сопротивлялся.

– Какие-нибудь подробности еще помните?

– Мне показалось, что одного я видела много раз со спины. У него какая-то посадка плеч странная. Будто умышленно их разворачивает. Лица не помню, а вот со спины – словно что-то знакомое. У меня хорошая зрительная память.

– Зачем вас переносили на второй этаж?

– Чтобы положить на что-то мягкое. Я так поняла.

– Вы не заходили в кабинет профессора?

– Я была почти без сознания.

– И все же, не видели ли вы, кто мог во время переполоха зайти в кабинет?

– Я вообще не помню, кто там был.

Дороти поняла, что компьютер профессора проверили и обнаружили пустой винчестер.

– А что с профессором? – спросила она.

– Ищем.

– Найдете?

– Постараемся.

– Удачи вам.

– Спасибо. И последний вопрос. Где вы проживали в Великобритании? Домашний адрес.

Дороти продиктовала.

– У меня там остались мать и сын.

– Еще раз спасибо, – Гарднер даже не улыбнулся на прощание. – Желаю вам быстрее поправиться. У ваших дверей я оставляю охрану.

– Зачем?

– На всякий случай. Вы единственный человек, который может опознать похитителей. Я оставляю вам свою визитную карточку. Если что-то вспомните, звоните. Мобильный телефон у меня всегда с собой.

Дороти поняла, что оказалась в ловушке.

Лейтенант вышел, а она бессильно расслабилась на подушке. Хотелось заплакать.

Лейтенант Гарднер, без сомнения, пошлет запрос в Лондон. И получит ответ. Тогда начнется самое неприятное. Главное, чтобы лейтенант не слишком торопился. Пусть поищет своих латиноамериканцев. Стоп!

Стоп! Дороти вспомнила! И поняла, почему именно спина врезалась ей в память. Она поискала глазами телефон. Его не оказалась. Тогда нажала кнопку звонка.

Вошла медсестра.

– Рони, лейтенант Гарднер уже ушел?

– Да. Он спустился в лифте.

– В этой палате нет телефона?

– Вам нужен аппарат? Я сейчас принесу. Но, простите, менеджер отделения просил спросить у вас относительно оплаты курса лечения.

– Кредитная карточка вас устроит?

– Да, вполне. Аппарат я сейчас принесу. За него плата отдельная.

– Хорошо.

Рони вернулась через минуту.

– К вашим дверям поставили охранника.

– Я знаю.

Медсестра подсоединила аппарат. Дороти взяла с тумбочки визитную карточку и набрала номер. Ответили почти сразу.

– Извините, лейтенант. Это Дороти Митчел. Я вспомнила. Вы не могли бы вернуться ко мне? Это очень важное. Очень!

– Сейчас поднимусь. Я еще не отъехал.

Он в самом деле поднялся очень быстро. Лицо еще серьезнее, чем при первом разговоре.

– Что вы вспомнили?

– Того человека... Спину... Когда я еду домой из института, с Роулинг-стрит я сворачиваю на набережную. На углу большой супермаркет.

– Знаю.

– Этот человек торгует хот-догами прямо у магазина. Стоит лицом к тротуару, и я всегда вижу его со спины. Каждый день.

– Спасибо. Это все? – Теперь лейтенант улыбнулся. Улыбка у него была хищная, похожая на волчий оскал.

И стремительно вышел.

Дороти направила его. Пусть не найдет сразу этого человека. Тем лучше. Тем позднее он отправит запрос в Лондон. Значит, она выиграла еще несколько часов.

Вошла Рони.

– Если вы устали, я сделаю вам укол. В вашем положении сон – лучшее лекарство. Поверьте, у меня есть опыт.

– Нет. Мне надо еще решить кое-какие вопросы.

– Тогда примите антибиотики.

Дороти проглотила две таблетки и снова взялась за телефон. Набрала номер компьютерной фирмы. Попросила к аппарату хозяина.

– Здравствуйте. Извините. Меня зовут Дороти Митчел. Я вчера сдала в ремонт монитор. Мне обещали вечером привезти, но я попала в больницу...

– Да-да, мэм, мы читали в газетах. И очень вам сочувствуем. Не беспокойтесь, ваш монитор никуда не пропадет. Он уже отремонтирован и стоит у нас на складе. Как только вы выйдете из клиники, сразу звоните нам. Привезем.

– Я не о том. У меня есть к вам несколько нестандартная просьба. Дело в том, что сразу после выздоровления я уезжаю в Англию. Возвращаюсь домой. А у меня, понимаете, возникли некоторые финансовые трудности в связи с оплатой счета за лечение. Вы не могли бы купить у меня мои компьютеры?

– Сейчас. Я подниму вашу карточку. Мне надо знать, какие у вас машины. Минуточку...

Трубка на другом конце провода стукнулась о стол. Хозяин, видимо, вышел в другую комнату. Глупейший разговор, понимала Дороти, но ей следовало как-то сообщить резиденту не только о своем настоящем положении, но и передать винчестер с компьютера Броуди. Пока винчестер и перчатки здесь, она под угрозой. Это самая веская против нее улика. Почти такая же серьезная, как домашний адрес в Лондоне.

– Алло, вы слышите?

– Да-да.

– К сожалению, ваши машины не новые и мы не можем хорошо за них заплатить. Ну, если только ноутбук можно продать с выгодой. А большую машину мы можем купить только на запчасти.

– Хорошо. Тогда как мы сделаем? Вам надо забрать компьютеры. Ключ от дома у меня с собой. Вы не можете приехать в клинику?

– Буду рад оказать вам такую услугу. Я могу подъехать к вам прямо сейчас.

– Я жду вас.

Дороти прислушалась, не идет ли кто по коридору. И только после этого достала винчестер и перчатки, переложила их в карман своей пижамы. И стала ждать.

Ждала она не слишком долго. Глухой звук за дверью Дороти узнала сразу. И услышала стук падающего тела. Стреляли из пистолета с глушителем. Трижды. С охранником все ясно. Кто еще? Медсестра? Кто теперь? Следующая она? И как глупо – уметь прекрасно обращаться с оружием и не иметь возможности его применять.

Дверь распахнулась с силой. Въехали носилки. И вошли три чеченца в белых медицинских халатах. Значит, это еще не конец.

– Быстрее, – скомандовал Али.

Ее подняли вместе с матрацем и с одеялом, переложили на носилки и повезли к лифту. Дороти переносила все – и боль, и ситуацию – молча. Только раз встретилась глазами с Али. Взгляд чеченца ничего не выражал, как и не обещал ничего хорошего. Они, вероятно, думают, что это она организовала похищение профессора.

Внизу дежурил местный охранник. Он попытался остановить носилки, как только их выкатили из лифта. И тут же получил в грудь пулю. В лифте тело отправили на верхний этаж.

Микроавтобус, к которому ее подкатили, принадлежал службе «911», следовательно, был приспособлен под такой груз. Только носилки установили, как разбилось с громким звуком – не со звоном – стекло. На сей раз стреляли без глушителя. Открыто, не стесняясь. Чеченцы не были к этому готовы. Только один Али с простреленным плечом сумел откатиться в сторону и достать пистолет. Он, видимо, успел застрелить одного из нападавших. Но открытые задние двери ему из-за машины не было видно. Перед ними появился человек. Тот самый, что торговал хот-догами перед супермаркетом. Дороти узнала его. Некрасивое прыщеватое лицо изобразило роковую улыбку, но улыбка эта кончилась очень быстро. Парень упал прямо под двери. Опять стреляли из пистолета с глушителем.

«Господи, да сколько же их...» – подумала Дороти, когда захлопнулась задняя дверь. На место водителя сел хорошо ей знакомый человек и рванул так, что носилки чуть не вылетели из крепежных гнезд.

Наперерез бросился окровавленный Али. Микроавтобус сбил его углом, отчего вылетело еще одно стекло – в дверце справа, и помчался дальше. Только на улице, сделав несколько поворотов и оказавшись, как ни странно, почти в таком же дворе заброшенного склада, в каком Дороти беседовала с чеченцами в первую встречу, человек обернулся и сказал:

– Твой компьютер в другой машине. К сожалению, она не приспособлена для носилок. Тебе придется ехать сидя. Сильно болит?