Определитель на спутниковой трубке высветил незнакомый номер.

Догадаться было нетрудно, что такое неподходящее время для разговора выбрал полковник ФСБ Самокатов. И потому подполковник Занадворов, оценивая свое положение в преддверии боя, начал без предисловия.

– Слушаю вас внимательно, но предупреждаю, что у нас ситуация вплотную приближается к боевой, и разговор я могу прервать в любую секунду. Потому попрошу говорить в темпе.

– Понял, Сергей Палыч. Я – полковник Самокатов. Вы имеете возможность захватить тех людей, что идут со стороны Грузии?

– Поздно, товарищ полковник. Они уже благополучно взорвались на мине. Сомневаюсь, что кто-то остался в живых, поскольку мина была заложена в складе с тринитротолуолом. Сейчас мои люди осматривают место взрыва. Говорят, одного точно разнесло на куски. Второго нашли в стороне, его взрывной волной убило. Третьего пока ищут…

– Сколько их всего?

– Трое, товарищ полковник. Шли со стороны Грузии.

– Должно быть шестеро. Чуть позже первой тройки границу перешла вторая. Временная дистанция около пятидесяти минут…

– Возможно, их остановил звук взрыва на подходе. В принципе я могу со своими людьми отправиться на поиск. Если есть след, мы их обязательно догоним. Только сначала здесь завершим… Здесь тоже дело серьезное.

– Обязательно следует догнать. И – большая просьба! – брать живыми.

– Понял, товарищ полковник.

– Еще вопрос. Рюкзаки были? Что у них в рюкзаках?

– Упаковки с каким-то лекарством от простуды и гриппа.

– Вот-вот… И у этих тоже. Их необходимо отправить на экспертизу. Я надеюсь, Сергей Палыч, нам предстоит еще вместе поработать. По этому самому делу…

– Понял, товарищ полковник. Извините, разговор заканчиваю. Боевики идут.

– Позвоните мне потом, как будет возможность. Обязательно позвоните! Я жду.

– Обязательно. Номер у меня в трубке есть.

Занадворов отключился от разговора и убрал трубку. Посмотрел из-за куста вперед. В каменной россыпи, подковой лежащей внизу склона, стали уже видны головы нескольких человек. Направление движения определить было трудно, поскольку оно диктовалось возможностью прохода между крупными валунами. Но естественным было предположить, что направление, которое выберут бандиты, предварительно было определено правильно.

– Громобой, попробуй подсчитать их!

– Уже подсчитал. Одиннадцать человек.

– Нормально. Почти паритет…

Для подразделений спецназа ГРУ, тем более мобильных офицерских групп, двукратное преимущество в живой силе со стороны боевиков считалось нормальным явлением и за счет высококлассной подготовки личного состава расценивалось как равное положение.

– Но старого Абдулкерима среди них нет… У него шапка заметная, а здесь все в банданах, и только один в вязаной шапочке.

– Куда он делся?

– Сейчас посмотрю… Ага… Светится. Он за камнями, идет в сторону… На тропу к селу выдвигается. Да и ладно, пусть себе живет!

– Пусть, – согласился Занадворов. – Я – Дворовой. Тихий, у нас противник. Что у тебя?

– Нашли второго. Скрипач правильно предположил, его по камням размазало.

– Рюкзак цел?

– На удивление…

– Содержимое?

– То же самое. Бандиты поголовно страдают от простуды… И очень мечтают вылечиться до того, как с нашей помощью предстанут перед Аллахом.

– Содержимое рюкзаков подготовь для экспертизы. Возможно, это и есть то, что тащат через границу. По крайней мере я так понял полковника Самокатова.

– Я слышал разговор. Когда в погоню за второй троицей двинем?

– Если ты там закончил, можешь выходить.

– Здесь заканчивать нечего. Соскребать со стены убитого необязательно. Мы выходим?

– Идите. Мы догоним.

– Без нас справитесь?

– Не впервой!

– Тропа идет по дну долины. Мы двумя тройками двинемся по склонам, по самой подошве. Там склоны лесистые.

– Группа, ко мне, – тихо скомандовал Тихомиров. – Выдвигаемся.

«Подснежник» давно отучил офицеров подавать громкую команду. Зачем голос надрывать, если тебя и так слышат?

Бандиты выходили из каменной россыпи, словно выплывали из морских волн. Сначала видны были только головы, потом появились плечи, потом торсы, и, наконец, все они стали видны в полный рост. Чем ближе к краю, тем мельче были камни, и это бандитам, похоже, не нравилось, заставляло внимательно посматривать по сторонам, потому что на пространстве метров в шестьдесят они оказывались между камнями и «зеленкой», где спрятаться не было никакой возможности. Впрочем, они едва ли думали о том, чтобы прятаться. Они шли посмотреть, что произошло с их схроном и с людьми, которые туда шли – видимо, чтобы оставить там груз. Вернее, бандиты уже знали, что стало со схроном, но посмотреть все же желали. Поляна, которую пересекала банда, с одной стороны ограничивалась каменной «подковой», с другой. зеркальную «подкову» образовывала «зеленка». Заблаговременно выставленные подполковником Занадворовым фланговые оказались с бандитами на одной линии, и Сергей Палыч дал им возможность пройти еще десять шагов.

– Разбираем слева направо для прицельного огня, – прозвучал приказ.

Никому не было необходимости этот приказ разжевывать, потому что существовало только два варианта «разбора» противника для прицельного огня – слева направо и справа налево, в зависимости от обстоятельств, конфигурации местности и позиций, на которых оказывались противники. Каждый из офицеров знал, сколько человек от него находится слева, и считать умел, и потому не составляло труда отыскать именно свою цель. На прицеливание отводились традиционные пять секунд, после этого на выдохе звучало короткое:

– Огонь!

После выдоха следовала задержка дыхания, чтобы не сбивался прицел, и следовал выстрел. Прицельный выстрел однозначно предполагал одиночную стрельбу или, в крайнем случае, предельно короткими очередями. Стандартной и наиболее эффективной всегда считается очередь в три патрона, но спецназовцы, имея достаточную подготовку, обычно стреляли двумя. Это не отбрасывало ствол от цели и позволяло тут же дать повторно такую же короткую очередь.

Повторные очереди уже не требовали команды и зазвучали сразу, без перерыва и без раздумья. Только два бандита успели залечь, причем один, как показалось Занадворову, не залег, а упал раненый и дал очередь, сам не понимая куда, потому что стреляющих военных разведчиков не видел – они надежно прятались под кустами. А вот укрыться на поляне было совершенно негде, и только трава, уже жухлая и ломкая в середине ноября, но, по-южному, еще не упавшая, скрывала тех, что остались живы. Но здесь уже была несложная техническая работа для снайпера, который с тепловизорным прицелом преграды в виде травы традиционно не замечал.

– Громобой! Дима! – потребовал командир.

– Вижу, работаю, – отозвался старший лейтенант Шумаков.

Два едва слышимых выстрела «Винтореза» прозвучали с небольшим интервалом.

– Конец фильма, товарищ подполковник, – доложил снайпер.

– Выходим!

Выходили на сближение с противником тоже по отработанной схеме, и тоже «подковой», внимательно просматривая пространство перед собой и чуть-чуть по сторонам. Это на случай, если кто-то из бандитов окажется только раненным и пожелает оказать сопротивление. И в этот раз такой оказался. Бандит, не имея возможности встать, все же пытался поднять одной рукой автомат и навести ствол на подступающих вплотную спецназовцев, едва различая их помутненным взором. Короткая очередь старшего лейтенанта Лукоморьева, заходящего с левого фланга, кардинально пресекла всякую попытку сопротивления.

– Обыскать, собрать документы, – распорядился Сергей Палыч, останавливаясь. – Тихий, ты где? Слышишь?

– Я – Тихий. Выходим к началу тропы, – доложил майор Тихомиров. – Правую группу повел Ёлкин, я двину под левым склоном. Тропа идет вдоль ручья. Ручья, кстати, на карте нет. Он узенький, полметра шириной… Почва по берегам черная и жирная, следы должны оставаться со «знаком качества». У вас, как я понимаю, все в порядке?

– Через несколько минут выходим вдогонку. Сначала обзвоню руководство…

– Мы бегом не бежим, догонишь.

Первым новости узнал, естественно, начальник штаба бригады подполковник Строев. Любой офицер предпочтет сделать первый доклад именно своему командованию.

– Валентин Викторович, это Занадворов.

– Да, Сергей Палыч, я ждал твоего звонка, но сам тебя отрывать от дел не хотел. Знаю, каково это… Звонил тебе Самокатов?

– Звонил. Но опоздал. Первая троица уже благополучно взорвалась на мине в схроне. Но полковник подсказал о существовании второй тройки, что должна идти следом. Границу, говорит, переходили с интервалом меньше часа. Выходим в поиск. Только что уничтожили банду в количестве одиннадцати человек. Документы собираем, тела оставляем на склоне в трех-четырех километрах от села. Можно прокуратуру вызывать… Пусть без нас работают, я рапорт позже напишу, по возвращении.

– Я сообщу, пусть вылетают.

– Мы тела караулить не будем. Я никого не хочу оставлять, поскольку преследование может затянуться до грузинской границы. Место найдут сами… Светлого времени для прилета им хватит, если поторопятся. И нужда в прибытии «краповых», кстати, отпадает.

– Хорошо. Документы где будут? В селе есть у кого оставить? Там же у ментов, кажется, пункт имеется… Может, забросишь?

Не отрываясь от трубки, Занадворов бросил взгляд в сторону далекого села.

– Времени не имею, Валентин Викторович. Половину группы я уже в преследование отправил. Надо догонять. Мало ли что… Место неспокойное.

– Понял. Я сам с ментами свяжусь. Пусть встретят вертолет из следственного комитета… Тогда оставь документы рядом с главарем. Кто там у них эмир?

– Амади Дидигов, по идее… И отец Амади здесь был, ходил со стороны бандитов в разведку. Но, насколько я помню по ориентировке, у самого Амади рост сто девяносто. Здесь таких не было… Но документы оставим на видном месте. На всякий случай переснимем. С цифровой камерой это дело двух минут.

– Договорились. Самокатову позвони!

– Сейчас сразу и позвоню. Он второй на очереди…

Отключившись от первого разговора, подполковник распорядился, чтобы капитан Захватов, выполняющий в группе обязанности фотографа, переснял и документы бандитов. Общую картину боя капитан уже отснял, но камеру убрать не успел. И только после этого Сергей Палыч позвонил полковнику Самокатову.

– Товарищ полковник, подполковник Занадворов.

– Да, я ждал вашего звонка.

– Я уже доложил подполковнику Строеву об уничтожении банды в одиннадцать человек. Это банда, по нашим предположениям, Амади Дидигова, но самого эмира среди бандитов не оказалось. Согласно нашим предположениям, гости из Грузии шли именно в банду. По крайней мере, в схрон, месторасположение которого хорошо знали и даже, вероятно, были в курсе, что схрон заминирован, но не знали, что мы переставили мину, и потому взорвались.

– Вот это я и хотел узнать, Сергей Палыч, – сказал полковник Самокатов заинтересованно. – И сейчас сам вылечу к месту действия со следственной бригадой. Там и увидимся…

– Я со своей группой ухожу в преследование. Будем искать вторую троицу гостей. Кстати, подполковник Строев должен передать сообщение для бригады следственного комитета. Вы с ним согласуйте, кто полетит, чтобы не дублировать действия. Я, со своей стороны, буду держать вас в курсе событий. Позвоню с маршрута.

– Договорились. Только у нас вертолетчики суровые – заставляют трубки в полете отключать, иначе могут в воздухе высадить. Если сразу не дозвонитесь, звоните позже…

– Понял, товарищ полковник, я со злобным террором пилотов знаком хорошо. Дозвонюсь.

– Я – Дворовой! Вышел к началу тропы. Тихий, ты где?

– Сдвинулись метров на двести. Иду левым склоном.

– Лесной, ты где? – позвал подполковник капитана Ёлкина.

– Правый склон, командир, двести пятьдесят метров. У меня местность ровнее, иду быстрее. Следы попадались дважды. Подозреваю, что это первая группа. Точно сказать не могу. Следы ведут только в сторону схрона, обратных не нашел.

– Следы были на самой тропе?

– Нет, рядом… В сторону метров на восемь. Здесь склон покатый, идти удобно, но, к сожалению, мелких камней много. Сильно не наследишь.

– Мы выходим по тропе.

– Там камней мало, одна земля…

По тропе, что тянулась вдоль ручья, почти не повторяя его причудливые изгибы, идти было, конечно, легче, чем по склону. А если склон крутой, как у группы Тихомирова, то там вообще идти сложно, потому что одна нога постоянно вынуждена разгибаться не до конца и от этого устает. И подполковник быстро догнал бы две передние группы, если бы передвижение не сдерживало внимательное осматривание тропы. Вообще-то это неблагодарное дело – искать следы там, где до этого ходило множество ног – и человеческих, и овечьих, и козлиных. И дождей, несмотря на осеннее время года, было мало, чтобы размыть старые следы и оставить только новые, свеженькие. Хотя почва у ручья для следопытов была благодатная, потому что жирный чернозем хорошо вбирает в себя отпечатки ног. Но старые следы сбивали с толку и заставляли останавливаться для тщательного изучения. Характерная особенность старого следа – осыпавшиеся или поплывшие края. Но на ходу это рассмотреть сложно и потому, если не все было ясно с первого взгляда, приходилось останавливаться, приседать и присматриваться. Но все же, несмотря на частые задержки, расстояние сокращалось, поскольку численностью группа подполковника была вдвое больше каждой из групп, идущих по склонам, и имела возможность проводить осмотр сразу в нескольких местах, после чего отставший уже догонял остальных.

– Дворовой, вижу тебя, – сообщил майор Тихомиров. – Ты – спринтер, почти догнал нас. Тридцать метров осталось…

– Меньше спать нужно, чтобы не догоняли, и быстрее работать. Что у тебя со следами?

– Следы были дважды, но одиночные. Один раз человек с собакой шел. Крупный пес. Петлял и следил под кустами. Лапу задирал… Наверное, кавказец или азиат.

– По запаху, что ли, различаешь? А если дог? Или ньюфаундленд? У них лапы побольше, – заметил Ёлкин.

– Не-а… Или кавказец, или азиат. Здесь других крупных собак не бывает. Местные собак в домах не держат. А дог во дворе зимой околеет. Это тебе не какой-нибудь Южный Урал. Это – Северный Кавказ. А ньюф для местных жителей по натуре слишком добрый. Они таких не любят. Им нужно, чтобы собака на всех страху нагоняла…

– В том числе и на хозяев, – заметил подполковник Занадворов. – Наш парень из местного села, Зубаир, своего кавказца с лопаты кормит – подойти боится. Я сам наблюдал!

И, словно в подтверждение их разговора, где-то в стороне басовито и густо, как в тумане, залаяла собака. Голос впечатлял и сразу заставил всех насторожиться.

– Кто-то еще здесь гуляет… – сказал Сергей Палыч. – Соблюдать внимательность. Откуда лай? Кто определил?

– Из глубины ущелья, – подсказал Ёлкин. – Дистанцию не скажу. Места такие, что точно никто не скажет. На такой голос эхо всегда откликнется…

Собака залаяла опять – самоуверенно, грозно. Но на голос откликнулось не только эхо, но и автоматная очередь. Собака не завизжала, но лай прекратился.

– Вперед! – сразу среагировав, скомандовал подполковник Занадворов. – Кажется, вторая троица объявилась.

Все три группы двинулись вперед резким броском, перемежая быстрый шаг с легким бегом, одновременно рассеиваясь веером по всему дну ущелья и по склонам с тем, чтобы охватить максимально большее пространство, при этом не теряя визуального контроля за соседями.

Как часто бывает в горах, тем более в таких, где лес перемежается со скалами, эхо сильно обманывает путников, и звуки, которые, как казалось, раздались совсем близко, оказываются отдаленными, и наоборот. В данном случае подполковнику Занадворову показалось, что группа преодолела уже три расстояния, которые отделяли их от лающей собаки, и только после этого подал предостережение капитан Ёлкин, опережающий остальную группу:

– Осторожно! Вижу убитую собаку и человека рядом с ней.

– Осторожно, – повторил подполковник Занадворов; тем не менее темп движения не снизил до тех пор, пока за поворотом ущелья не увидел то же, что и чуть раньше со склона капитан.

Собака лежала на боку, видимая только наполовину, а рядом с ней стоял на коленях мальчишка лет пятнадцати, гладил собаку по боку и плакал.

– Он без оружия, – сказал старший лейтенант Шумаков, уже рассмотревший мальчишку через оптический прицел.

Спецназовцы приблизились, окружили мальчишку, но он, бросив на них первый взгляд, больше внимания не обращал. Только плакать перестал. Стыдно, видимо, было плакать перед взрослыми, потому что сам он себя считал уже почти взрослым. Собака лежала без движения, даже грудь не колыхалась. Значит, не было и дыхания. Только вблизи видно стало, что пуля вошла крупному псу через ухо в голову.

Подполковник Занадворов понимал, что мальчишке очень больно, что он потерял своего, может быть, лучшего и наверняка самого верного друга, потерял тогда, когда видимой опасности, казалось, и не было; следовательно, потеря эта была вдвойне неожиданной и потому особенно тяжелой. И не хотелось лезть со своими словами в эту частную трагедию. Но спросить следовало, и Сергей Палыч нашел нужные слова.

– Собаку-то за что?

Мальчишка поднял голову.

– Они туда пошли… – показал он рукой не в сторону известной тропы, а в сторону пологого склона. – Возьмите меня, я знаю проход через скалы. Я помогу догнать их.

– Как тебя зовут? – спросил Тихомиров.

– Хамзат… Хамзат Дидигов.

– Дидигов? – переспросил Занадворов. – Родственник Амади Дидигова?

– Амади из нашего тейпа. У нас больше половины села Дидиговы. Есть еще одно село, где Дидиговых много. Это на границе с Ингушетией. Но там другой тейп…

– Хорошо, они тебя еще не тронули, – заметил капитан Ёлкин.

– Они бы тронули… Но тоже спросили, как меня зовут и не родственник ли я Амади. Тогда ушли… Переглянулись и ушли.

– Ты кого-то из них раньше видел?

– Видел одного. Он часто с дядей Амади ходит…

– А как зовут, знаешь?

– Нет. Он не из нашего села. И вообще разговаривает не так, как у нас говорят.

– А как?

– Ну как-то не так… будто в Москве живут. Но он чеченец.

– Понятно. А собаку-то зачем убили?

– Я их сначала не видел, иначе не пустил бы Артура. Он у меня добрый был. Он не кавказец, он помесь кавказца с сенбернаром. И кровь сенбернара в нем сильнее была. Добрый… Побежал навстречу поздороваться. А что залаял… Собаки всегда лают. Все лают. И предупреждают, и от радости, и говорят что-то… А Артур больше не залает…

Мальчишка снова готов был заплакать.

– Нам всем приходилось друзей терять. Так, ты говоришь, здесь проход есть? – подполковник совмещал утешение с делом, понимая, что отвлечение на другую тему пойдет мальчишке на пользу.

– Да, в соседнее ущелье.

– Покажи на карте. – Занадворов развернул планшет.

Мальчишка долго водил по карте пальцем, но потом пожал плечами.

– Здесь ничего не понять… А проход есть. Я только сегодня там шел.

– Куда ходил-то? – спросил майор Тихомиров.

– Отец с матерью на метеостанции работают. Я два раза в неделю к ним хожу.

Метеостанция на карте была отмечена как нерабочая. Значит, карта устаревшая и пора ее менять. Или хотя бы отметки следует сменить. И Занадворов сделал карандашом свою отметку, зачеркнув знак условного обозначения.

– Давно метеостанцию открыли?

– Два с половиной месяца. Отец с матерью и раньше там работали. И сейчас стали.

– Идем… Покажешь проход.

– Артура похоронить нужно. Я быстро…

Занадворов обернулся и кивнул капитану Ёлкину. Тот вытащил из-за спины малую саперную лопатку и воткнул ее в землю. Тут же еще два офицера вытащили свои лопатки…

Подполковник специальной службы внешней разведки Грузии Элизабар Мелашвили первоначально не намеревался отправляться в маршрут по другую сторону границы. Это вовсе не входило в его намерения. Но они изменились, когда он узнал сначала конечную цену, которую должен был заплатить специальной службе внешней разведки за поставки фенциклидина «вор в законе» Акаки Владимирович Эфтимешвили, а потом поговорил с прибывшим из России специальным посланником полевого командира Амади Дидигова и при этом, как поговаривали, гениальным теневым финансистом Джогиргом Зурабовым, благодаря которому сам Амади никогда не нуждается в средствах и очень неплохо устроил в Европе свою семью. В этот раз Амади, как и предупреждал Элизабар полковника Лоренца, не прибыл на встречу по личным уважительным причинам. Джогирг объяснил, что Амади пару лет назад убил человека из здешнего чеченского села и его появление здесь родственники убитого воспримут как подарок Аллаха. Получать пулю просто так, как показалось Дидигову, не стоит, и Джогирг его в этом поддержал.

То, что платил специальной службе внешней разведки Эфтимешвили, больше чем в три раза превышало то, что платила сама служба американцам, желающим оставаться вне официальных финансовых потоков, чтобы никак не «засветиться» на торговле наркотиками. Американцы должны были получить из рук в руки тот минимум, который они заплатили. Но Элизабар был не только опытным разведчиком, он был еще и коренным жителем своей страны и хорошо понимал при этом, что остаток средств будет израсходован вовсе не на нужды разведки, а, скорее всего, осядет в карманах окружения Гелы Бежуашвили, руководителя службы. Сам Гела тоже в накладе не останется. Но при этом Эфтимешвили платил и считал такую цену для себя выгодной. Значит, в России он «наварит» в несколько раз больше, поскольку хорошо знаком с рынком, значительную часть которого он же и контролирует. Но прикоснуться к этому финансовому потоку подполковник Мелашвили возможности не имел, хотя суть вопроса уже уловил. Кроме того, он считал, что и о себе не следует забывать, и понял, что для этого необходимо делать. И потому взял переговоры с Зурабовым в свои руки. Но Джогирг не зря слыл человеком, который знает счет деньгам. Он умел торговаться так, словно всю свою сознательную жизнь продавал на базаре урюк, и много с него стрясти не удалось. Но даже то, что удалось, равнялось полугодовому жалованию грузинского подполковника. Естественно, что это повысило аппетит Элизабара. А тот, как известно, приходит не только и не столько во время еды, как говорит пословица, а чаще тогда, когда садишься за стол, видишь, что на столе стоит, и горишь желанием попробовать.

Подполковник Мелашвили еще не попробовал. Он только почувствовал запах денег, но аппетит у него уже разыгрался. И решение пришло само собой. В разговоре с Джогиргом Зурабовым выяснилось, что сам он не только дело имеет с Дидиговым, но и поддерживает хорошие отношения с другими эмирами и просто влиятельными людьми в Чечне. И Элизабар, нисколько не сомневаясь, предложил Джогиргу возможность заработать. Зурабов сводит подполковника грузинской разведки с нужными людьми, которые смогут организовать широкополосные поставки фенциклидина в Москву, а Мелашвили делится с ним прибылью. Договорились быстро, поскольку грузинский подполковник очень быстро разобрался, что Зурабов недоволен той ролью, которую выполняет при Дидигове, а сам Амади уверен в том, что деятельность Зурабова должна быть направлена только на его обогащение. Но Джогиргу давно уже засела в голову мысль о необходимости позаботиться и о себе, и он только ждет удобного случая. И при этом хочет сохранить лицо. Работа на Амади в понимании финансового гения должна была совмещаться с работой на себя. И это не будет предательством.

Так и сумели договориться, но не в кабинетах внутри лаборатории, а на прогулке в соседних горах, чтобы избежать подслушивания. Полковнику Лоренцу пришлось при этом сказать, что Зурабов сам не пожелал посетить лабораторию, стараясь не попадать в поле зрения камер видеонаблюдения американской разведки. Лоренц это понимал – как же, представитель мусульманского мира, мира воюющего; может быть, и не связанный напрямую с «Аль-Каидой», тем не менее имеющий по крайней мере моральную поддержку с той стороны. Но пусть этот эмиссар и будет агентом «Аль– Каиды»! Это не имело значения, поскольку в данном конкретном случае он должен работать на интересы Соединенных Штатов.

Такая предосторожность со стороны грузинского подполковника лишней не была. Элизабар прекрасно знал, что Лоренц не доверяет никому и всех одинаково презирает, кроме своих соотечественников, и сам в ответ относился к американскому полковнику адекватно. Но при этом на обострение отношений не шел, поскольку другой случай так основательно заработать в жизни едва ли представится, и упускать его из-за каких-то там амбиций ни в коем случае нельзя. При этом подполковник Мелашвили не видел в своем поведении ничего предосудительного, поскольку был продуктом своего времени и действовал так же, как все вокруг него, стараясь не упустить момент, если такой подвернется. А задача, которую поставил перед участниками операции «Хиросима» полковник Лоренц – наводнить Россию предельно дешевыми наркотиками, – касалась самого полковника и волновать должна была именно его. Если взялся проводить такую операцию, сначала узнал бы о порядках, существующих на постсоветском пространстве, о системе посредников, каждый из которых «нагревает» руки с тем, чтобы довести конечный продукт до максимальной стоимости. Так во всем. И в торговле наркотиками тоже. И даже тогда, был уверен Элизабар Мелашвили, когда заработает вторая часть операции и недоучившиеся химики начнут делать фенциклидин на кухнях в массовом порядке, наркотик будет стоить столько же. Посредники просто не допустят снижения цены. Иначе им не на чем будет зарабатывать.

Так, при всем своем желании нанести вред северному соседу, как требовало того руководство страны, подполковник грузинской разведки, участвуя в операции напрямую, был уверен в ее конечной бесполезности.

Когда-то Элизабар Мелашвили мечтал стать футболистом и, как все начинающие и еще не познавшие себя, непременно знаменитым. Еще мальчишкой он тренировался с невероятным упорством, пытаясь характером подменить отсутствие футбольного таланта, но сам быстро почувствовал, что на одном характере долго продержаться невозможно. Главное, чего ему не хватало, – это умения видеть поле, а без этого, как ни старайся, как ни заставляй себя работать с мячом, когда ноги уже от усталости заплетаются, ничего хорошего добиться не сможешь, потому что футбол – игра коллективная, и одиночка там в состоянии проявить себя только тогда, когда команда будет играть на него. Но подобное случалось только с очень яркими талантами. Элизабар же не претендовал даже на талант заурядный. И футболистом не стал.

От спорта ему достались в наследство многочисленные травмы ног, которые даже не всегда позволяли ему полноценно заниматься специальной боевой подготовкой, когда Элизабар начал служить сначала в генеральном штабе, а потом и в разведке. В разведке занятиям по боевой подготовке уделялось гораздо больше внимания, чем в генштабе. Конечно, никто не требовал от него, офицера-разведчика, боевых навыков спецназовца; тем не менее в данной дисциплине даже среди себе подобных Элизабар отставал, с трудом осваивая умение бить руками и ногами и точно стрелять из любого положения, хотя никто не мог сравниться с ним в выносливости и быстроте бега. Это тоже было наследством футбола и самозабвенных тренировок.

И потому, собираясь выйти вместе с боевиками в маршрут, грузинский подполковник не сомневался, что выносливость его не подведет и с прохождением маршрута он справится. А если и будет трудно, то опять придется проявлять характер – тот самый, что когда-то заставлял его тренироваться даже тогда, когда другие, более способные, лишались сил. В глубине души надеясь, что за время похода стрелять и принимать участие в рукопашном бою не придется, Мелашвили все же готовился к делу всерьез и вооружился по полной программе. Но, как разведчик, он не желал привлекать внимания, и все оружие было арабского производства, в том числе и «американская» винтовка «М-16».

Полковник Лоренц одобрил рвение грузинского подполковника и нашел его вполне уместным, поскольку уже неоднократно подумывал о засылке своего специалиста на российские неспокойные окраины; но всегда находился кто-то из руководства, кто считал такой шаг слишком рискованным для современной обстановки и предлагал потерпеть, пока новый президент не притрется к механизмам большой политики. Хотя, как слышал Лоренц, притираться ему и надобности не было, поскольку он давно уже в ней трется. Тем не менее разрешения пока не давали. А вот запретить подобные действия грузинскому подполковнику Лоренц не имел ни права, ни желания. Более того, он даже воспринял инициативу, как будто им самим задуманную, и принял горячее участие в обсуждении планов грузинского разведчика.

Планы были простые и обширные, которые невозможно было локализовать и проработать детально в каждом конкретном случае. Несколько имен, названных Джогиргом Зурабовым, самому подполковнику Мелашвили говорили слишком мало, а уж полковнику Лоренцу они сообщали еще меньше. Правда, двое из названных людей проходили по картотеке ЦРУ как агенты «Аль-Каиды», но это ничего не решало. Один, чиновник администрации президента Чечни, тоже проходил по картотеке, но как лицо, замешанное в отмывании нелегальных финансовых потоков, которому был запрещен въезд на территорию США. Другие имена не знал даже центральный компьютер ЦРУ. Тем не менее Лоренц прочитал целую лекцию о том, как следует себя вести с боевиками и на чем можно сыграть, чтобы превратить из врагов в друзей. Метод был известен на протяжении всех веков существования человечества: враг моего врага мне друг, и любая разведка мира этим методом всегда не без успеха пользовалась.

Принцип доверия, провозглашенный некогда полковником Лоренцом, пришелся бы по душе всем боевикам и «ворам в законе», а среди них всегда было много таких, что отдавать долги забывали или просто не успевали по вполне понятным причинам. Полковник такое тоже предвидел, но для него было гораздо важнее просто отправить товар в Россию, чем заработать на этом. Лоренц изначально собирался выдавать препарат раньше, чем получит деньги, и думал этим подкупить своих распространителей, настроить их на желание продуктивно работать. Вообще-то здесь сказывалась не особая доверчивость полковника, а его расчет на скорейшее достижение цели. Даже если кто-то не заплатит, наркотик все равно уйдет к потребителю. А это для американского разведчика было главным. Наверное, многим этот принцип пришелся бы по душе. Но подполковник Мелашвили не зря не пожелал сводить полковника с Джогиргом Зурабовым. Элизабар знал, что Зурабов прибыл с деньгами, и потребовал расчета. Сам он деньги пока полковнику не передал, оставив их в своем сейфе двумя отдельными равными кучками – часть Лоренцу, часть себе. Иначе и работать не стоило бы. Пусть полковник считает, что он потом вернется с деньгами.

И только после этого Мелашвили вывез с территории лаборатории груз, упакованный для маскировки в пачки лекарственных препаратов. Упаковка почти фабричная, в домашних условиях такую не сделать. Не зря в лабораторию поставили упаковочное оборудование. Секретность соблюдалась во всем, поскольку сам полковник Лоренц был слегка помешан на секретности и других заразил своей страстью. И, соблюдая стиль игры, грузинский подполковник даже водителю, американскому сержанту, носящему грузинскую военную форму, не пожелал показать людей, с которыми работает. Сержант высадил Элизабара на дороге, развернулся и вернулся в лабораторию; только после этого, как и было договорено, из-за скал вышли пятеро чеченцев – Джогирг и его бойцы. Торопливо, чтобы избежать случайного взгляда со стороны, разобрав груз по рюкзакам, группа двинулась через неровные и непрямые проходы в скалах к границе. Местами приходилось протискиваться между камнями, местами проползать через норы, но главное направление было известно и вело к цели, к реке. Причем в таком месте, где противоположный берег был очень сложным для прохождения, а смотрелся вообще непроходимым, и даже пограничники появлялись там нечасто, а если и появлялись, то только в стороне, чтобы повертеть биноклем перед глазами и лишний раз убедиться, что умный в этом месте переправляться не надумает. Тем более есть другие места – там не только переправляться было удобнее, там и ловить переправившихся можно было почти с комфортом, и потому пограничники предпочитали ставить засады именно там. Однако те, кто пересекал здесь границу регулярно, знали, что видимость обманчива и проходы на противоположном, российском, берегу существуют. Сложные, конечно, проходы – тем не менее именно из-за своей сложности и наиболее безопасные.

Схема переправы через реку, как рассказал Зурабов загодя, была давно отработана, и каждый год в одну и в другую сторону по ней проходило несколько джамаатов. Правда, реку переходили обычно в более теплое время года, но большой разницы в этом не было, потому что вода в реке и зимой, и летом была ледяной. А какой она еще может быть в реке, берущей начало от ледника! Но опытные боевики, зная, что им предстоит, имели на берегу несколько тайников с болотными сапогами. Если сапог на всех не хватало, переправляться приходилось несколькими партиями. Но так делали и по другим причинам – из осторожности. Если грузинские пограничники в район переправы вообще никогда не совались, то российские на другой стороне, имея бинокли, могли нечаянно поймать момент, устроить в стороне засаду и встретить автоматными очередями. Российский берег не мог спрятать сразу много людей. Там передвигаться следовало по одному и из-за сложности профиля вынужденно медленно. Потому Зурабов принял решение идти тройками. И не только через реку, но и весь маршрут. Переходит реку одна тройка, ей дается время на преодоление самых сложных участков – это чуть больше получаса; после этого идет вторая группа. Благо, кроме подполковника Мелашвили, все в группе дорогу знали прекрасно и много лет ею пользовались. Заблудиться не могли. А сапог в тайнике хватило на всех.

Джогирг, чувствуя на себе ответственность за подполковника грузинской разведки, оставил Элизабара в своей тройке. И рюкзак, точно такой же, как у других, подполковнику тоже пришлось нести. Правда, груз его был еще не оплачен и предназначался не для Амади Дидигова, а для людей, с которыми Элизабара обещал свести Зурабов. Кроме того, тот был заинтересован в том, чтобы Элизабар связался только с теми людьми, которых Джогирг ему представит. Это гарантировало Зурабову получение своей доли. Следовательно, отпускать подполковника от себя далеко не следовало.

Первая тройка ушла. Элизабар вместе с Зурабовым и с Абдулмуслимом, бойцом их тройки, наблюдали, устроившись между скал, как осторожно проходит по камням первая тройка, стараясь не споткнуться и не окунуться в реку с таким быстрым течением, что с ним приходится постоянно бороться и искать под ногой крепкую опору. Вода медленно поднималась и скоро почти достигла колен, хотя пересечь предстояло еще две трети русла.

– Вода сейчас не сильно высокая? – поинтересовался Элизабар, поежившись от одной мысли о том, как вода затечет в сапоги.

– Здесь высокая вода только по весне. Иногда даже ждать приходится, когда спадет, – сказал Абдулмуслим.

– Сейчас сапогами черпать начнут… – предрек грузинский подполковник.

– Нет. Дальше – мельче. Эта сторона самая глубокая, – объяснил Джогирг.

Оказалось, он умеет не только деньги считать, и две трети брода бойцы первой тройки преодолели быстрее, чем первую треть. Там и дно, видимо, было совсем другим, камнями не изобиловало. Но вот на береговую скалу бойцы взбирались с трудом. Сначала один подсадил другого на плечи. Тот, оказавшись наверху, протянул руку и втащил двоих своих товарищей. А дальше все нырнули в какую-то щель и пропали из поля зрения.

Элизабар встал.

– Наша очередь?

– Подожди… Я же говорил, они там больше получаса выбираться будут. Потом присмотрятся – пограничники, случается, мимо шастают. А потом уже пойдут.

– Нас ждать не будут?

– Зачем? Дорогу все знают. В любом случае, идти малыми группами безопаснее. Не так заметно, и следов меньше. Хотя потом мы все равно на одну тропу выйдем.

– Идти долго? – поинтересовался грузинский подполковник еще раз, хотя уже спрашивал об этом же.

– Остаток сегодняшнего дня, ночью час на привал, потом всю ночь идти, утром еще час на привал, потом больше половины следующего дня. А там уже отоспимся…

– Трудный маршрут, – оценил Мелашвили.

– Обычный, – отмахнулся Зурабов. – Чем быстрее идешь, тем меньше вероятности на кого-то нарваться.

Реку миновали без проблем. Трудно было выбраться из скал на российском берегу, но и с этим справились. Элизабару помогали чеченцы – сразу определили, что он больше привык ходить по асфальту, чем ползать по скалам. Но он все же прополз – упорный характер помог. А потом, когда пошли маршрутом, Мелашвили трудностей уже не испытывал. Дыхание у него, человека никогда в своей жизни не курившего, было отличным, ноги, хотя и многократно травмированные за время занятий футболом, выносливости не потеряли, и путь давался Элизабару без труда. И даже высокий темп хода он почти не заметил, хотя видел, как посматривают на него Джогирг с Абдулмуслимом. Испытывали, насколько грузинский подполковник способен к дальним переходам и не станет ли им обузой. Он мог бы и им самим, опытным ходокам, показать, что такое высокий темп и хорошее дыхание. Трудности возникли только тогда, когда пришлось подниматься после короткого привала. Впечатление складывалось такое, что Элизабар только-только успел закрыть глаза, а его уже будить начали. Но его организм всеми силами боролся с любыми посторонними попытками помешать сну. Мелашвили сон всегда уважал и обязательно отдавал ему полагающиеся часы. А тут сном приходилось жертвовать. Непривычному к такому режиму организму это не нравилось, следовательно, не нравилось и самому Элизабару. Тем не менее пришлось вставать, и очень трудным было втягивание в ночной маршрут. Но за полчаса он втянулся и опять пошел уверенно.

Точно такие же ощущения были и после второго привала. Хотя в этот раз в маршрут он смог включиться почти сразу. Впереди оставался последний переход, самый длинный, но и наименее сложный по профилю. По крайней мере теперь уже, как предупредил Зурабов, идти следовало по тропе, а не ползать по скалам, не перепрыгивать с камня на камень. Темп задавал Абдулмуслим, как самый молодой в тройке. Здоровья у него хватало, и он мог идти быстро достаточно долго. Грузинский подполковник все ждал, когда боевик выдохнется и шаги его станут медленнее. Но тот, казалось, не понимал, что такое усталость. Элизабар и сам, по большому счету, не утомился. Ну, естественная усталость, конечно, присутствовала, без этого не бывает. Но состояние было вовсе не такое, при котором после финиша ложишься и не можешь встать, потому что выдавил из себя все силы вместе с потом. Здесь прохождение маршрута рассматривалось только как начало большой и длительной работы, и потому, наверное, морально Мелашвили настроился правильно.

– Через час доберемся, – сказал Зурабов, – и я сразу спать завалюсь. Сутки просплю. Наши уже к месту подходят…

Оказывается, сон требовался не только Элизабару. Для подполковника грузинской разведки это прозвучало, как заявление об открытии Америки; он очень обрадовался и даже прилив сил почувствовал – не его одного в сон клонит так, что глаза сами собой закрываются, на ходу. Кроме того, после долгого пути оставшийся час казался настолько мизерной величиной, что хотелось уже сейчас потянуться перед сном, словно уже подошло время искать место, где можно с удобствами устроиться.

Но дойти до места они не успели. Сначала дрогнула под ногами земля. Элизабар хорошо знал, что такое землетрясение, и потому сразу бросил взгляд на склон, отлично понимая, что оно часто вызывает оползни и камнепады, от которых спастись невозможно. Но место, где они шли, ничем не угрожало. А тут, вслед за вздрагиванием земли, пришел и звук, показывающий, что произошло нечто иное. Грохот шел из соседней долины, как раз оттуда, куда направлялась группа. И был он такой силы, что по ущелью пролетел ветер взрывной волны, хотя расстояние, согласно подсчетам Элизабара, было еще немалым.

Джогирг остановился и угрюмо обернулся на спутников.

– Что это? – спросил подполковник. – Что случилось?

– Случилось… – соображая и прикидывая варианты, сказал Зурабов. – Это наши. Первая тройка… Как же это они.

– Что случилось? – повторил Мелашвили свой вопрос.

– Первая тройка… Как же это они… – в свою очередь повторил Джогирг, вглядываясь и вслушиваясь в то, что произошло впереди, но, естественно, ни увидеть, ни услышать ничего не сумев.

– Что они сделали?

– Они должны были рюкзаки оставить в схроне. Схрон заминирован. Но они знали, они сами минировали. Там тротила много было. Сдетонировало… Все взорвалось!

– А они? – спросил Элизабар глупость.

– Кто после такого взрыва в живых останется? Впрочем, идем. Может…

Не договорив, Зурабов двинулся вперед быстрым шагом.

И уже на выходе из ущелья им снова пришлось остановиться. Откуда-то оттуда, со стороны, в которую двигалась группа, слышалась активная стрельба.

– Назад! – решил Зурабов. – Там неприятности. Явные неприятности…

– Там бой, – сказал Абдулмуслим, вроде бы собираясь устремиться вперед и помочь своим. – Там наши!

– Где ты бой услышал? – поморщился Джогирг. – Бой – это когда в ответ кто-то стреляет. А там стреляет только одна сторона. Уже отстреляла… Наши уничтожены.

– А может…

– Не может. Пора научиться по звуку отличать «семьдесят четвертый» от «сорок седьмого». У наших только «сорок седьмые»… Уходим. Там нас только расстреляют.

– Куда? – спросил грузинский подполковник. – Назад?

– Не затем шли, чтобы назад возвращаться… Просто уходим от смерти. Стараемся следов не оставлять. Отсидимся на метеостанции. Там никого нет, но есть где спрятаться. И оборону держать удобно – все подступы просматриваются. Куда дальше идти, решим потом. Сначала с тропы свернем. Здесь есть путь через скалы, его мало кто знает. Уходим в темпе!

Минут пятнадцать шли очень быстро. Даже Элизабар почувствовал, как сбивается дыхание. А потом впереди залаяла собака…

– Это-то чудо откуда? – сердито воскликнул Джогирг.

Элизабар опасливо поднял автомат. Как всякий горец, он понимал, какие неприятности может принести встреча с кавказской овчаркой.