ГЛАВА 12

С сожалением приходится признавать, что годы идут, и с еще большим сожалением то, что идут они стремительно и незаметно… Встретив случайно на улице, я, может быть, и не узнал бы отставных капитанов спецназа ГРУ Ангелова с Пулатовым. Но они, как оказалось, узнали меня сразу. Скорее всего просто потому, что меня спутать здесь, в квартире, можно было только с моей дочерью, поскольку группа Согрина работает вместе с капитанами, и их знакомить было не надо. А с дочерью спутать не может даже слепой… Хотя бы по голосу… Руководитель же антитеррористического подсектора Интерпола в Москве Басаргин оказался единственным, с кем мне пришлось познакомиться. Он отличался от остальных в первую очередь возрастом – был значительно моложе. Но я уже знал, что возраст и российские воинские звания мало значат в Интерполе. Александр Игоревич же считался в международной полиции лучшим аналитиком, и только для того, чтобы сделать вывод на основании многочисленных документов и фактов при отсутствии улик и подозреваемых, его неоднократно вызывали даже в штаб-квартиру Интерпола в Лионе. И он, как говорят, оправдывал доверие всегда.

Впрочем, в нашем текущем деле аналитические способности Александра Игоревича оставались мало востребованными, и здесь большее значение имело умение действовать так, как это может спецназ. По крайней мере в предполагаемой операции требовалось именно умение хитро планировать и еще хитрее действовать, поскольку основные выводы уже были сделаны.

– Генерал Астахов не пожелал приехать? – поинтересовался полковник Согрин.

– Ему не совсем к лицу встречаться с Иваном Сергеевичем, – уклончиво ответил Басаргин, – поскольку Иван Сергеевич официально числится человеком в розыске. Даже не по подозрению в убийстве бывшей жены… – Александр Игоревич извиняющимся взглядом посмотрел на Ольгу, – но и из-за побега из-под стражи с нанесением увечий средней тяжести конвойным. Уголовное дело возбудили сегодня… Из-за подобной встречи на генерала могут косо посмотреть сверху… Но, можно сказать, он выписал мне доверенность – уполномочил меня планировать действия сотрудников «Альфы», прибывших в город вместе с нами. Если понадобится корректировка планов, ее можно будет внести чуть позже и согласовать… Итак, перед началом планирования у меня сразу возник вопрос, который и в Москве мы разрешить не успели – кто сообщил Ханкалзорову о появлении подполковника Русинова на строительстве загородного дома Брызгалова? Без решения этого первоначального вопроса мы не можем довериться никому из местных силовых структур. Пока это самый серьезный разрыв в цепочке всех событий. Не определив «стукача», мы каждый раз рискуем нарваться на неприятность и даже вступить в перестрелку с правоохранительными органами, которым мы пока не имеем возможности официально представиться.

Как и полагается руководителю, Александр Игоревич сразу взял бразды правления в свои руки, в отличие от того же полковника Согрина, который не спешил мною командовать. Впрочем, Согрин знал, должно быть, о предполагаемом приезде Басаргина и понимал, что командовать будет именно он, а мы все будем на равных условиях подчиняться ему.

У меня подозрения по заданному вопросу были устоявшиеся и небезосновательные.

– Я все же думаю, что это через брата сделал Максим Юрьевич Шторм… Это полностью вписывается во всю модель его поведения, если исходить из тех переговоров, которые мы смогли записать.

– Старший следователь уверяет, что он предупредил только ментов, – не согласился со мной полковник Согрин. – Позвонил дежурному, тот сообщил ему, что капитан Югов находится в кабинете, и Шторм связался непосредственно с Юговым как с опером, ведущим это дело. Югов выслал группу захвата… У меня нет оснований не верить Максиму Юрьевичу, поскольку он приперт к стенке основательно, и сотрудничать с нами будет откровенно и…

– С большим чувством… – добавил подполковник Сохно.

– Примерно так… – подтвердил Согрин.

– Группа захвата, если она выехала сразу, должно быть, не забыла по пути позавтракать перед серьезным мероприятием… – возразил я. – Менты попались мне навстречу только около самого города… По крайней мере они выехали с опозданием минут в десять-пятнадцать… Я, кстати, спрашивал и Югова, и капитана Тропилина. Оба объясняют задержку тем, что все наличные силы были разбросаны по городу. Меня искали… Пока подъехали «собровцы», пока им поставили задачу, пока узнали, как найти нужный дом… В принципе, получается… Но только в академическом раскладе… Если же действовать оперативно, как велела обстановка, то выехать в Полетаево-3 могли бы ближайшие к месту события группы…

– Опережения на десять-пятнадцать минут оказалось достаточно, чтобы ликвидировать двух важных свидетелей… – продолжил Басаргин. – Это вполне вписывается в психоробот Ханкалзорова, составленный на показании захваченных боевиков его банды. Он всегда безжалостно избавлялся от ближайших помощников, если им грозил провал. Это уже далеко не первый случай. Но если раньше это происходило на территории Чечни в условиях, приближенных к боевым или даже в боевых, где такие действия вполне вписываются в общепринятую норму поведения полевых командиров, то сейчас Бислан эту тактику перенес на российские города, где такое количество трупов вызывает переполох. Он этого, к счастью, не понимает, и только потому «засветился»… Но в состоянии мы определить хотя бы круг лиц, имеющих возможность предупредить Ханкалзорова?

– Точно сделать это практически невозможно, – я покачал в сомнении головой. – Начиная со Шторма, Югова, Тропилина и дежурного по городскому управлению и кончая каждым сотрудником группы захвата, каждым ментом, что оказался в то утро в управлении… Любой мог услышать… А проводить проверку – это, значит, уже показать направление поиска. Следовательно, сам поиск провалить еще до достижения первого результата.

– Печально, – отметил Басаргин. – Но это вынуждает нас работать только имеющимися силами, плюс шесть офицеров «Альфы». Генерал Астахов, естественно, не в счет… И группу захвата местного ФСБ привлечь мы возможности не имеем, поскольку там какую-то странную политику ведет капитан Поваляев, и у нас есть данные, что ведет он ее под прямую диктовку из Москвы. Полковник Мочилов предполагает, чем это вызвано, но это дело отвлеченное, и не нам в него вмешиваться… Антитеррористическое управление «Альфа» к мероприятиям другого управления отношения не имеет, и то слава богу… Но провокаций со стороны Поваляева мы вправе ожидать, и потому не будем афишировать свою деятельность.

– Командир, извини за человеческое любопытство… – сказал Ангел. – Но мы все здесь собравшиеся, кроме тебя и дочери Ивана, бывшие сотрудники спецназа ГРУ. И нас очень даже волнует вопрос – за что наш спецназ попал в такую немилость… Может, прояснишь в двух словах?

– Я прояснить не могу за недостаточностью информации… Я могу только передать мнение полковника Мочилова. Короче… В очередной раз на верхах поднимается вопрос о создании отдельного рода войск специального назначения. У американцев такой род войск есть, а у нас куча разных спецназов, обучающихся по собственной базе и на собственных ошибках… Когда вопрос поднимался до этого, люди, его поднимавшие, попадали под гонения, и я не знаю, кому эти гонения были нужны… Мочилов уверен, что арест полковника Квачкова и обвинение его в подготовке покушения на Чубайса – только звено в этой цепи. Квачков опубликовал несколько статей по поводу необходимости создания единого спецназа в масштабах страны. Кому-то, должно быть, очень не хочется, чтобы такой спецназ существовал. Тому, кто не хочет видеть Россию сильной… Сейчас вопрос опять поднялся, говорят, на высшем уровне. Туда гонения достать не могут… Но одновременно вынужден еще один вопрос возникнуть – на базе какого спецназа можно и нужно проводить объединение. Спецназ ГРУ всегда стоял и стоит особняком в общем ряду. Но кто-то желает его скомпрометировать. Наиболее уязвимы для компромата, естественно, отставные офицеры. И потому начинаются «подставы», чтобы в прессе как можно чаще в негативной окраске были представлены офицеры спецназа ГРУ. Это, повторяю, мнение полковника Мочилова… Но давайте не будем отвлекаться от наших насущных дел. Карта «разработана»?

– До мелочей… – доложил полковник Согрин.

– Новое оружие опробовано?

– В лес специально ездили…

– Не видел никто?

– Стреляли с глушителями…

– И как мнение?

– Самое подходящее оружие для ментов… – сказал я.

– А для спецназа? – пожелал уточнить Басаргин.

– Кучность хорошая… – вяло дал собственную характеристику Кордебалет. – Ударная мощь хорошая… Бронежилет, наверное, пробивает, хотя мы для пробы нашли только стальные листы… Пробивало…

– Скорострельность маловата… – сказал Сохно. – На засаду с таким «стволом» нарвешься, тебя изрешетят из «калашей», прежде чем ответить успеешь…

– Зато коллиматорный прицел… – Кордебалет все же решил и похвалить новое оружие. – Для боя на короткой дистанции это необходимо. Глушитель хороший. И не поймешь, что стреляют… В городе это вообще, наверное, оружие прекрасное… Хотя бы знаешь, куда пуля летит и в кого попадет…

– Я понял… – засмеялся Басаргин. – Спецназ больше привык работать в полевых условиях. «ПП-2000» создавался специально для города и для боя на короткой дистанции. То есть для того, что нам предстоит вести, предположительно, завтра. Но давай все же попробуем «в завтра» заглянуть… Сколько людей у Ханкалзорова? Хотя бы предположительно.

– Равные силы… Если к нам присоединить «альфовцев», плюс полковник Огнев, который в курсе вопроса, силы будут равными, – сказал Сохно. – Примерно два бандита на одного нашего, чуть побольше, чем два… Ну, может быть, у нас только небольшое преимущество…

– Сколько точно, не знаете?

– Двадцать девять человек… – сказал Согрин. – Это вместе с водителями грузовиков. Мы не знаем, какова подготовка водителей и были ли они когда-то боевиками, но предпочитаем считать их таковыми, чтобы потом не ошибиться… Лучше переоценить, чем получить неожиданный удар…

– Да, почти равные силы… – с осуждением покачал головой Басаргин. – Надеюсь, что они не соберутся все вместе и сразу. И – придется постепенно сокращать количество… При каждом удобном моменте… Начиная с кладбища… Ангел с Пулатом займутся этим персонально… Они умеют быть незаметными…

– Мы постараемся, – скромно принял команду Пулат. Виталий роста небольшого, и его обычно не считают за достойного противника. Он, как мне уже объяснил Согрин, умело этим пользуется.

– Привлекать полковника Огнева было обязательно? – спросил Басаргин.

– Обязательно, – подтвердил я. – Полковник поможет нам по профилю своей нынешней работы. Он обеспечит легальное присутствие на месте событий «альфовцев». Действия полковника мы уточним во время обсуждения плана…

– Хорошо, пусть так… Рекогносцировку провели? – Александр Игоревич все в карту смотрел, словно хотел там что-то увидеть. Увидеть там было что, но для этого надо было знать расклад сил.

– Проехали несколько раз по окружности, посмотрели со стороны… Наметили пути… – коротко доложил Согрин. – Самим ближе соваться было рискованно. Могли внимание обратить… Подполковник Русинов подключил своих друзей детства. Местные мужики, не всегда с законом ладящие. Они чеченами сильно недовольны, те ведут себя в поселке хозяевами. Разложили нам все по полочкам, показали, что и как там устроено. Чечены купили шесть частных домов. Все в разных местах поселка, но достаточно недалеко один от другого. Чтобы собраться всем вместе, им от силы требуется десять минут. Может быть, семь или восемь, если поторопятся. В каком доме конкретно в определенный момент находится Бислан Ханкалзоров, установить трудно – в этом основная сложность. Район немноголюдный. Каждого постороннего человека видно издалека. Проследить возможности нет. Хотя там есть один дом, где живет знакомый Ивана Сергеевича. И одну короткую улицу мы можем контролировать. Из окон видны ворота двух домов, занятых чеченами. Хозяин будет готов к наблюдению. Ему оставили трубку сотового телефона. Все остальные подходы бесконтрольны. Но есть там еще один дом у чеченов, который привлек наше внимание, – самый большой, и двор большой, и сараев много, – полковник показал пальцем на крупной карте. – Он удобен для того, чтобы там собраться всем чеченам, и они, согласно рассказам осведомителей из местных жителей, часто там собираются. Если Бислан затеет какую-то серьезную акцию, он, естественно, соберет всех. Из размеров дома и двора мы исходим в предположительном выборе места сбора… И именно с этого дома начинаем работать… Уже сегодня ночью…

– Давайте вместе просчитывать все варианты вашего плана… – Басаргин упер руки в край стола, приняв позу классического главнокомандующего…

Басаргин с Ангелом и Пулатом уезжали уже вечером, в темноте. И я отвез их, город не знающих, до гостиницы ФСБ.

– Похороны в два часа дня… – предупредил я. – В час машина отправляется в морг за телом. Тогда же уедет Ольга.

– За нами приезжайте часам к девяти, – распорядился Басаргин. – ФСБ нам выделила старенькую машину, вообще, кажется, кто-то свою личную выделил, но мы можем поплутать в городе. Лучше будет, если вы нас сопроводите…

– Я дорогу помню… – сказал Ангел.

– И я провалами памяти не страдаю, – добавил Пулат.

– Ладно, – согласился Александр Игоревич. – А я все же предпочел бы по отдельности локализовать каждый дом, где чеченцы собираются, и одновременно начать захват… Так мне мой опыт подсказывает. Я не думал, что мой опыт так отличается от опыта спецназа… Не знаю еще, как отреагирует на этот план генерал Астахов…

– В любом случае что-то кардинально менять уже поздно. Даже если генералу и захочется это сделать.

– Да, я понимаю… – согласился Басаргин. – И я, как командир таких рисковых подчиненных, буду отстаивать перед генералом вашу точку зрения. Тем не менее душа не на месте…

– Вы же сами говорили, что мы не можем привлекать посторонние силы, поскольку не знаем, где сидит «крот», и даже не знаем, на каком должностном уровне… Это во-первых… Во-вторых, у нас нет уверенности, что в одном из этих домов будет находиться Бислан Ханкалзоров… Трубка может находиться, а его может не быть… Во время общего сбора его присутствие более вероятно…

– Еще я хотел бы посмотреть на мотоциклистов… Доверять чужим собственную дочь… Все спецназовцы люди рисковые, а вы рисковый человек втройне, Иван Сергеевич…

– Это она доверяет им… Мотоциклисты прибудут к одиннадцати… Я уточнил – восемь человек. Из них трое – бывшие десантники. Один служил в спецназе внутренних войск. Остальные просто спортивные ребята… На всякий случай они вооружатся цепями… Цепи на мотоциклистах не привлекут чьего-то постороннего внимания. Рокеры есть рокеры… Или, как их там зовут… Байкеры, что ли… Но им в перестрелку не вступать… Они только со стороны будут отслеживать движение машин… А дочь я в большей степени доверяю Согрину и Сохно. Это даже большая защита, чем я…

Басаргин вздохнул…

– Они защитят… – тихо сказал Пулат. – И план правильный… В любом другом случае мы не сможем предъявить бандитам и половины обвинений, которые им можно предъявить, когда они начнут действовать.

– Главное, вовремя вмешаться, – добавил Ангел. – Мы очень постараемся не опоздать…

Я и ночью не плакала. Мы в одной комнате с папой устроились. Он на полу, я на диване. Во второй комнате спецназовцы. Но я не плакала. И не потому, что боялась папу расстроить. Просто… Сама… Зубы сжала, и не хотела себя беспомощной чувствовать… Намеренно закипала, злость в себе будила, возмущение… Чтобы не плакать… Вот так и получилось, что бессильные истеричные переживания мои оборвались резко и бесповоротно, словно я другим человеком стала. Захотела и стала… Эти переживания – конечно, мамино наследство в моей крови. Она тоже могла бесконечно долго переживать и полностью отключаться при этом от всей окружающей жизни. Сама себя день изо дня все больше доводила и изводила, и кончалось это всегда не скоро, только когда все силы у нее уже были на минимуме. Хорошо, что подобное нечасто случалось. Но случалось, и я несколько случаев хорошо помню… Когда бабушка умерла… Когда папу из командировки привезли, и сразу в госпиталь, и не думали, что он выживет… Потом, когда с папой разругались, мама требовала, чтобы он или ушел из семьи, или службу оставил, и папа ушел… Совсем ушел… Тогда мамино состояние тоже долго длилось… Я во многом такая же… Я зануда вообще-то… Однако тоже не всегда… Мне через гены досталось еще и папино наследство – умение взять себя в руки, сконцентрироваться и делать то, что делать следует, когда силы, казалось, полностью кончились. Я про психические силы говорю… Они отдельно от физических существуют… В этом я убедилась… Да и физическими силами можно так же управлять…

Говорят, это чисто мужская черта характера – так брать себя при необходимости в руки. Но она, эта черта, во мне есть, и это, конечно же, хорошо, это порой выручает… Еще когда я спортом занималась, прыжками в воду, я всегда перед прыжком могла сосредоточиться, все силы собрать и выполнить сложный каскад переворотов. Те, кто талантливее меня был, кто на тренировках работал больше и лучше прыгал, так собраться не могли и хуже меня на соревнованиях выступали. А для меня критический момент всегда существовал. Момент концентрации… И сейчас так же – сконцентрировалась и не позволила себе расслабляться, не позволила нервам гулять на просторе. Так другим человеком и стала… Осознанно…

И ночью не плакала… Совсем… Ни одной слезинки не уронила…

Нет, я вовсе не забыла про маму, не забыла про ее такую страшную и неожиданную смерть, но перестала постоянно представлять эту смерть перед собой, потому что жизнь, несмотря ни на что, продолжалась, и мне требовалось защитить себя и помочь папе защититься. Даже больше – папе помочь защититься, чем себя защитить. Он сам так попросил. Конечно, я понимала, что эта его просьба отчасти вызвана желанием меня к жизни вернуть от слез и боли. Мне ведь там, сразу после взрыва, все равно было, жива я или нет… И потом было так же все равно… И надо было найти очень сильную и значимую причину, чтобы меня к жизни вернуть. Причина нашлась очень даже весомая – я не хотела, чтобы и с папой повторилось то, что с мамой случилось… И так уж сложились обстоятельства, что невозможность защититься одному из нас автоматически превращалась в невозможность защититься и другому. И мы с папой и с его помощниками тщательно все спланировали… Казалось, каждый шаг предусмотрели и продумали, хотя все равно это было для меня авантюрой, потому что я не спецназовец, а взялась выполнять работу спецназовца… Но настоящие спецназовцы, как папа сказал, лучшие спецы, меня подстрахуют. Одного из них, самого смешного и самого страшного на лицо, дядю Толю Сохно, папа вообще назвал ходячей легендой, с которым генералы считают для себя за честь за руку поздороваться. Конечно, и для меня это честь, когда тебя такая ходячая легенда охраняет. На него посмотришь, испугаться можно, а как улыбаться начнет, видно, что добрый. Но, наверное, только со своими добрый. Иначе, как я своим непросвещенным умом думаю, в спецназе легендой не станешь… Там со всеми добрым быть нельзя… Если уж и в жизни простой, обыденной, без убийств и спецназа, такого не получается, что же о войне говорить…

Уснуть я никак не могла… Конечно, я думала о том, что будет завтра и как все пройдет… Волновалась… И от страха тоже волновалась… Страшно было… Еще бы, самой себе выбрать роль приманки… Саму себя обречь на такие испытания… Это не папа предложил, это я предложила, и папа согласился, потому что другого пути не виделось… Но опасения оставались… А вдруг что-то сорвется, вдруг что-то не так пойдет? Что тогда со мной будет? Я читала пожелания Аркадия Ильича, высказанные этому Бислану… Представить страшно, если я одна, без поддержки, у них в грязных лапах останусь… Но иначе ничего не получится, иначе их всех не собрать вместе, иначе угроза и для меня, и для папы останется и станет постоянной…

Лучше один раз перетерпеть этот страх, побороть его силой воли, концентрацией, чем долго потом переживать и ожидать самого худшего… Нет, лучше сразу…

С этим я и уснула…

Несмотря на то что вечером легла поздно и не могла уснуть, утром проснулась рано, вместе с папой, сама – никто не будил меня. Вообще-то я соня непробудная по природе и люблю поваляться в постели. Чтобы выгнать меня оттуда, надо слегка попинать… В этот раз, однако, позволить себе такого не могла. Более того, ходить по квартире хотелось. Бесконечно долго и быстро ходить от стены к стене, от стены к стене, и рукой при этом размахивать, воздух рубить… Странное желание, но так хотелось… Это нервы стали пошаливать в ожидании начала. Но я хорошо знала, что, когда все начнется, нервы придут в порядок, я заставлю их в порядок прийти… Так всегда перед соревнованиями бывало… Сначала волнуешься, а когда себя в руки возьмешь, чувствуешь себя уже нормально…

– Выспалась? – спросил папа.

– Почти и не спала… – Я говорила, как думала, правду, потому что сон мой был беспокойным, и просыпалась я без конца. – Больше ворочалась с боку на бок…

Папа рассмеялся. Оказалось, что я спала так крепко, что не слышала даже, как ушли дядя Толя Сохно и Игорь Алексеевич. Только дядя Саша Кордебалет с папой остался… Я знала, что они должны уйти – план на сегодня обсуждали при мне и вместе со мной, но самого момента их ухода я не слышала, и поняла это только тогда, когда папа рассмеялся.

– Значит, нервы у тебя крепкие… – решил он.

Эх, были бы они в самом деле такими…

Андрей позвонил в десять часов. Поторопился… Папа так ему и сказал. Встреча-то была на одиннадцать назначена, и папа просил подождать, потому что он сейчас другим занят. Они как раз с Александром Игоревичем с «альфовцами» по спутниковому телефону общались и вносили поправки в подготовленный план. А к одиннадцати и мы на эту встречу пошли. Дядя Саша Кордебалет вышел, как он сказал, на подстраховку. В квартире еще трое остались, что только вчера вечером прилетели из Москвы – Александр Игоревич, дядя Виталий Пулатов и дядя Леха Ангелов…

Папа долго инструктировал мотоциклистов, усевшись на сиденье самой лучшей машины. Самая лучшая, естественно, у Андрея. Даже в нашем большом городе это единственный такой мотоцикл. И Андрей это говорил, и я сама на мотоциклы на улицах посматриваю – нет таких… Папа, как он сам сказал, «ставил задачу»… Карту показал, каждому отвел место. С Андреем говорил особо, потому что у него задача была совсем сложная. По крайней мере сложнее, чем у других… Папа пообещал, если что с мотоциклом случится, новый купить… Я тоже слушала, чтобы знать, что и как будет происходить.

На инструктаж ушло минут сорок…

Потом папа ко мне подошел, руки на плечи положил:

– Ну, дочка, с богом…

Я комок в горле проглотила, потому что интонация папина была очень чувствительная. Но ответить словами все равно не смогла. Только кивнула и села на мотоцикл к Андрею. Пора было домой, пора было снова вернуться в позавчерашний день и стать для других такой, какой я была. Мы поехали, а папа остался… Я обернулась на повороте. Он вслед смотрел и что-то рукой делал… Крестил, что ли…

– Совсем ты меня бросила… – Голос у Аркадия Ильича стал слабым. В другое время я подумала бы, что он тоже плакал, как недавно плакала я. Но теперь я уже знала, что голосом он владеет в зависимости от обстоятельств, и интонации варьирует ловко. – Я же без тебя не справлялся… Ладно хоть, с работы помогли…

Это был укор… Объяснение мне моей вины за то, что я не желала сидеть сложа руки и ждать, когда со мной по приказу Аркадия Ильича расправятся. И мне трудно было сдержаться, чтобы не сказать какую-то грубость. Особенно трудно было взгляд сдерживать… И потому я глаза в пол опустила и молча прошла к себе в комнату, шаркая ногами, словно старуха. Так свою полную обессиленность показывая. Вообще слегка помешанно себя вела… И, чтобы себя не выдать в общении – не уверена была, что сумею в одночасье стать хорошей актрисой, дверь за собой на замок закрыла.

Слышала, как Аркадий Ильич за дверью остановился, прислушивается. Я громко всхлипнула, хотя слез и не было. Это для него… Он услышал, конечно, и отошел… Понял, что сейчас со мной разговаривать невозможно…

Там уже, в комнате, я еще раз проанализировала свое состояние и возможности, и решила переменить поведение. Я не должна уже быть той робкой, той испуганной и несчастной… Несчастной еще пусть, потому что счастья во мне нет. Но не испуганной… Лучше мрачной и даже слегка озлобленной. Такой Аркадий Ильич меня еще не видел и не сумеет понять разницу между мной настоящей и той, что я изображаю. Ему просто сравнивать не с чем будет, и потому он не поймет, что я не просто пришла, я пришла – чтобы сопротивляться и победить. Иначе быть не может, другого не дано…

Я слышала, как хлопали двери. Люди приходили и уходили, о чем-то разговаривали и даже спорили. Они были чужие и могли спорить, потому что их происходящее не касалось… Принесли венки, долго разбирали надписи на лентах, требовали какую-то ленту выпрямить, чтобы надпись было хорошо видно. Потом кто-то из соседей про табуретки заговорил. Я слышала, как стучали табуретками на кухне, но решили, что наши слишком слабые, тонкие. Соседи принесли другие. Я не сразу поняла для чего, но когда стали говорить про длину полотенец, поняла, что табуретки для гроба. А скоро и гроб принесли. И только тогда, когда люди застучали ногами в коридоре, что-то говоря, что-то советуя, чтобы протиснуться в узкую дверь, я вышла… Не совсем вышла, но из дверей наблюдала с ужасом, как гроб с мамой мимо меня проносят, а она лежит там совсем не такая, как в жизни была, вся какая-то заострившаяся, белая, чуть не восковая… И даже подумалось вдруг, что это не мама в гробу… Подумалось, что мама жива, и прячется она где-то от Аркадия Ильича, потому что давно уже знала, какой он… И придет, чтобы меня спасти…

Но родинка рядом с губой была мамина… Такая чуть выпуклая родинка с неровным краем поверху… Конечно же, это была мама, и не надо было себе в голову какие-то бредовые мысли вбивать, чтобы не расслабляться, чтобы контроль за собой не потерять… Нельзя мне контроль терять, иначе скоро и папу я смогу увидеть точно так же… Нельзя…

Я сжала губы, наверное, до посинения…

Гроб поставили в большой комнате на тех самых соседских табуретках. Какая-то незнакомая молодая женщина принесла иконку и положила маме на грудь. Я на эту иконку смотрела, на руки мамины смотрела, связанные тонким бинтом, и опять во мне ожило страшное слово «никогда»… Никогда уже эти руки не обнимут меня… Никогда уже эти закрытые глаза не откроются и никогда не посмотрят на меня или с любовью, или сердито… Никогда…

Я села рядом с головой мамы и безотрывно смотрела ей в лицо. Не поняла, кто подошел ко мне, не услышала, что сказали… Потом, видя, что я не шевелюсь, чьи-то руки повязали мне на голову черный платок…

Рядом какие-то мужчины стояли. От них противно и дико пахло водкой, и хорошо, что они отошли вовремя… Я вспомнила, как Аркадий Ильич просил привезти ему два ящика «паленой» водки… Эту, наверное, и пили… Мерзкую отраву пили за упокой души моей матери… Даже на водку Аркадий Ильич денег пожалел…

Я могла бы сорваться… Я уже готова была к тому, чтобы сорваться и выкрикнуть что-то… Всем им, кто маму свою не потерял… Я готова была уже сейчас Аркадия Ильича обвинить… И хорошо, что мужчины с таким противным запахом вовремя отошли… Наверное, это меня спасло… Я опять себя в руки взяла…

– Выносить в половине второго будем… – сказал кто-то.

Я невольно на настенные часы глянула… Меньше двух часов осталось маме пробыть дома… Меньше двух часов, и больше она не попадет сюда никогда…